| Автор: | Эттингер Э. М., год: 1872 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
II
Как только Державин доложил о себе, его сейчас же ввели в кабинет императрицы.
-- Добро пожаловать, Гавриил Романович, - с ласковой улыбкой обратилась к нему Екатерина II. - Ну что, как мои калужские герои? Небось, все хороши? Присаживайся и рассказывай!
Державин подал императрице заготовленный доклад о результатах ревизии и приступил к словесному пояснению отдельных статей. Но он выказал при этом такую рассеянность, его сбивчивые, скомканные разъяснения настолько противоречили обстоятельной ясности доклада, что императрица, которая уже неоднократно с удивлением поглядывала на докладчика, наконец не выдержала и сказала:
-- Да что с тобой, Гавриил Романович? Рассеян как влюбленный! Или случился такой грех, часом, а она, жестокая, все не хочет выслушать тебя и увенчать твой пламень? Эк, какая она нехорошая! Такого пиита мучает! Кто она, если не секрет?
-- Простите мою преступную рассеянность, ваше величество, - скорбно ответил Державин, - но не стрелы шаловливого Амура поразили мое сердце, а тяжелое, страшное несчастье!
-- Несчастье? Но что именно?
-- Моя двоюродная сестра бесследно исчезла!
-- Исчезла? Что за чудеса такие! Да как это случилось?
Державин рассказал историю исчезновения Бодены.
-- И ты не имеешь ни малейшего представления о том, куда она могла исчезнуть? - спросила государыня.
-- Нет, ваше величество, не имею. Одно могу сказать - на такой поступок могла решиться только особа, облеченная большой властью или стоящая на большой высоте.
-- Гм... Я, конечно, сделаю все, что могу. Сегодня же я прикажу объявить, что всякий, знающий что-либо о судьбе, постигшей твою кузину, и могущий указать, если она жива, куда ее спрятали, получит награду в десять тысяч рублей. Как ты думаешь, довольно этого?
-- О, разумеется, ваше величество, на такую сумму польстятся не только подлого звания люди... но...
-- Постой! Тут надо выяснить еще одно обстоятельство. Правда ли, что твоя кузина была одно время на службе у великого князя в качестве пажа?
-- Да, ваше величество, к сожалению, это правда.
-- Но как же ты мог допустить до этого?
-- Это было еще до того, как мы узнали, что в таком близком родстве друг с другом.
-- Хорошо, но, как уверяют злые языки, их близость не прекратилась и после того, как она поселилась в твоем доме!
-- Это и правда, и неправда, ваше величество. Люди злы; они склонны во всем видеть низменные побуждения. Близость бывает духовная и физическая. Что касается последней, то я категорически отрицаю существование ее между его высочеством и моей двоюродной сестрой Марией Девятовой...
-- Ты, может быть, станешь уверять, что паж Осип "духовно" спал в одной комнате с великим князем?
Марией Девятовой, но не отрицал таковой между ним и цыганкой Боденой. В тот самый момент, когда заблудшая, развратная цыганка узнала о своей принадлежности к незапятнанной семье Девятовых, она поклялась стать достойной своего обретенного имени. Всеми силами боролась она со своим чувством к его высочеству - чувством, всю преступность которого я ей постоянно внушал, и нарочно уехала в Москву на время моей калужской ревизии, чтобы не впасть в соблазн в мое отсутствие. Между его высочеством и моей сестрой была только духовная близость...
-- Неужели ты думаешь, что меня могут интересовать шашни моего сына? Если я заговорила с тобой об этом, то совершенно по особенным причинам. Если его высочество нарушает свой супружеский долг, если он считает себя вправе изменять такой дивной, ангельски красивой жене, то это только не делает чести его же вкусу и благородству. И пока его интрижки не афишируются, пока они не разрастаются в скандал, я и не вправе вмешиваться в его дела, как и в дела всякого другого из моих подданных. Если я наказала Нелидову, то за ее строптивость, за дерзость оказать неповиновение приказанию государыни, но никак не за то, что она оказалась счастливее покойного ангела Наташи. И поверь, я не подумала бы тратить с тобой время для выяснения, как именно проводят платонические любовники свое время, если бы не имела в виду опасений чисто государственного свойства. Гавриил Романович! - голос императрицы стал зловеще-грозным. - Я предпочла бы, чтобы между твоей кузиной и моим сыном была физическая, а не духовная близость!
-- Ваше величество, но почему?
-- Потому что при этих обстоятельствах боюсь, как бы тебе окончательно не потерять кузины, даже если на этот раз она и найдется!
-- Я подавлен немилостью вашего величества, тем более что не могу понять, чем я мог вызвать гнев вашего величества!
-- Ах, да тут совсем не в тебе дело! Я тебя очень уважаю и ценю. Я знаю, что сам ты не способен на что-нибудь скверное: автор оды "Бог" - слишком возвышенный человек, именно "слишком", а потому ты часто не видишь того, что делается у земли... Вот в двух словах как складывается положение: с некоторого времени за великим князем стали замечать нечто большее, чем простая строптивость; в нем ясно сказывается чье-то сильное влияние; около него стоит его жена, от которой, кроме хорошего, ждать нечего, и, как ты сам признался, - твоя кузина, которую с ним связывает какая-то "духовная" близость. У твоей кузины имеются старые счеты с князем Потемкиным, и ненависть против него лично легко могла превратиться в ненависть к его политике, которая, однако, является на самом деле моей политикой... Берегись, Гавриил Романович, это может кончиться очень печально!
-- Ваше величество, я совершенно не представляю себе, как могла бы Мария оказывать дурное влияние на его высочество! Это так не вяжется с ее характером...
-- Когда против предположений выставляются факты, то первенство всегда остается за последними - запомни это себе. Словом, как государыня и мать, я не желаю продолжения этой "духовной" близости. Если твоя кузина найдется, можешь ты мне поручиться, что она порвет всякие отношения с его высочеством?
-- Я не могу ручаться за другого человека, ваше величество, но, насколько я знаю характер Марии, она могла бы это сделать только добровольно. А при таких обстоятельствах...
-- Она не захочет, думаешь ты? Остается еще одно средство: согласен ли ты сейчас же по нахождении своей кузины взять ее и уехать с ней за границу года на два, на три?
-- Ваше величество, вы высылаете нас?
-- Нет, я обращаюсь к твоему уму и предлагаю сделать это добровольно.
-- В таком случае - нет, ваше величество, я не согласен на это!
-- Почему?
-- Потому что - положа руку на сердце - я не могу считать свою сестру виновной в том, в чем обвиняют ее. Я не могу верить, что ее хорошие чувства к его высочеству служили источником государственного зла. Мы с ней не виноваты ни в чем. А терпеть неудобства, бросать родину и жить скитальцами только потому, что так удобнее сильным мира сего, - нет, ваше величество, это не вяжется с моими воззрениями на достоинство свободной человеческой личности!
Екатерина II усмехнулась криво и недовольно.
-- Права свободной личности! - небрежно бросила она. - Какие громкие слова! Милый мой, это хорошо в философских рассуждениях. Я сама с большой охотой дискутировала об этом с Дидро и Вольтером, но теория - одно, а государственная необходимость - другое.
Запомни себе, милейший, что для русского верноподданного эта теория вредна и опасна. Ну, да довольно ненужных слов! Итак, ты отказываешься подчиниться моему требованию?
-- Ваше величество, вы изволили сказать, что от меня требуется добровольное согласие!
Прямо от императрицы Державин бросился в Павловск к великому князю, но не застал его там: Павел Петрович уехал на охоту. Державин переговорил с Салтыковым, попросил его передать великому князю все, происшедшее с Марией, и вернулся обратно в Петербург.
В тот же день к нему явился полицмейстер.
-- Я должен узнать, - сказал он, - когда ваше превосходительство собирается уехать из Петербурга?
-- Я не собираюсь уезжать, пока мои поиски пропавшей сестры не увенчаются успехом.
-- Так-с... А все-таки лучше было бы вам уехать! - сказал полицмейстер.
-- Я сам знаю, что мне лучше или хуже делать, и ни у кого не прошу советов.
-- Осмелюсь заметить вашему превосходительству, что там, где правит самодержавная монархиня, неуместно говорить о своей воле...
-- Вы хотите намекнуть, что ее величество желает моего отъезда?
-- Вы сказали правильно.
-- В таком случае у вас должен быть высочайший указ!
-- Он у меня имеется.
-- Где же он?
-- Благоволите выглянуть в окно.
Державин посмотрел в окно и увидел там поданный к его крыльцу дорожный экипаж, эскортируемый лейб-казаками.
-- Разве я преступник, что меня удаляют под конвоем?
-- Всякий, кто противится воле самодержавного монарха, является преступником. Итак, когда вашему превосходительству угодно будет отправиться в Москву?
-- Я не двинусь с места без предъявления мне высочайшего указа!
-- Слушаю-с! - полицмейстер подошел к двери и крикнул стоявшему там унтеру: - Послать сюда четырех казаков!
Сейчас же в комнату вошли рослые бородатые лейб-казаки.
-- Сабли наголо! Окружить арестованного! - скомандовал полицмейстер.
-- Ну-с, - не меняя почтительного тона, сказал полицмейстер, - угодно будет вашему превосходительству проследовать в экипаж?
-- Осмелюсь заметить вашему превосходительству, - сказал полицмейстер, подобострастно поддерживая Державина под локоть, - что тут явное недоразумение: свободных граждан в России не имеется и в полицейских списках не значится. А и те граждане, что были, уже давно не свободны. Вот, например, господин Радищев, господин Новиков и другие... Оно, конечно, господа поэты в высших сферах летать изволят - где им знать, что на земле делается! - а только из сего весьма неприятные для них недоразумения происходят...
Когда императрица узнала из доклада полицмейстера об обстоятельствах, сопровождавших отъезд Державина, она сказала себе:
-- Потемкин опять оказался прав. Державин и Девятова слишком опасны, и их необходимо держать в стороне да покрепче. Она - опасная интриганка, он - опасный мечтатель. Кто из них хуже, право, не знаю; думаю, пожалуй, что он. С ней можно будет столковаться, и, как истинная интриганка, она скорее поймет, в чем ее выгода. А он... Удивительно, как быстро перебросились в Россию эти зловредные идеи! Ну, нет-с! Того, что теперь происходит во Франции, у себя я не допущу...