Аттила России.
Часть пятая. В вихре придворных интриг.
Глава VI

VI

Бибиков не ошибался: императрица Екатерина серьезно думала выйти замуж за своего Антиноя. Все видели, каким безумием была эта затея, но кто же мог взять на себя смелость обратиться к императрице с уговорами, раз она не спрашивала ничьего совета?

И все-таки нашелся человек, которому уже нечего было терять. Граф Никита Иванович Панин, почувствовав приближение смерти, дал знать государыне, что умирает и о многом хотел бы переговорить с ней напоследок. Императрица сейчас же приехала к почтенному старцу, и, говоря о разных государственных делах, которые следовало разрешить после него, он коснулся между прочим и проекта ее брака с Ланским.

Государыня грозно сдвинула брови.

-- Я умираю, царица! - просто сказал Панин и продолжал говорить об этом щекотливом вопросе.

Он представил императрице все безумие затеянного ею шага; он говорил так ясно, так разумно, так беззлобно, в нем так ярко чувствовался готовый воспарить к горним высотам дух, что на Екатерину II это произвело огромное впечатление. Прощаясь с графом, она дала ему слово, что откажется от своего намерения, и когда на другой день она узнала о смерти старика, она мысленно повторила, что сдержит данное ему слово.

Ланской был вне себя, когда узнал, что его пятидесятидвухлетняя "Зоренька" раздумала. Жизнь при дворе, полном интриг, разврата и лжи, уже затронула его душу, и он был далеко не так нечувствителен к суетному тщеславию, как прежде. И, считая, что виной всего этого является Потемкин, он принялся на каждом шагу, чем мог, досаждать ему.

-- Знаешь что, Кукареку, - сказал однажды светлейший своему врачу, вернувшись из дворца, - мальчишка бесится с каждым днем все больше и больше. Я терпел, терпел, но теперь он начинает мне надоедать.

-- Иначе говоря, он все более становится опасным, - невозмутимо комментировал Бауэрхан.

-- Ты ужасно любишь ставить точки над "i", Кукареку! Ну, допустим, что так: да, он все более и более опасен! Ты только подумай, что бы вышло, если бы императрица привела в исполнение свой безумный проект?

-- Да не беспокойтесь, она еще приведет!

-- Следовательно, теперь самая пора...

-- Отделаться...

-- От этого мальчишки.

-- Но как?

-- Ну, милый мой! На этот вопрос не я тебе, а ты мне должен ответить! Ты у меня - химик...

-- Химия - прекрасная наука, ваша светлость, но в ней заключаются также большие неудобства. Так, например, для врагов вашей светлости оказалось страшно неудобным, что существует отличное противоядие против мышьяка!

-- Да, в этом ты прав. Но мышьяк - это старо. Ты недавно рассказывал, что тебе удалось добыть что-то новое?

-- Ах, табачный яд? Да.

-- Что за прелесть?

-- Это прозрачная, бесцветная, маслоподобная жидкость, которая пахнет табаком, так как составляет его ядовитую сущность. Жидкость легко воспламеняется, горит ярким, спокойным огнем, растворяется в воде механически, а химически - растворяется в алкоголе, эфире...

-- Брось, братец, науку. Переходи к сути!

-- Ну, и представляет собой один из самых сильных ядов. Он не оставляет никаких следов отравления, но действие его быстро и разрушительно.

-- Это открытие делает тебе честь!

-- Только в том случае, ваша светлость, если оно может принести какую-нибудь пользу!

-- Мы с тобой всегда до чего-нибудь договоримся! А нельзя ли мне получить немножко этой жидкости?

-- Я случайно захватил флакон с собой! Вот он, ваша светлость!

-- Давай, Кукареку, давай! Спасибо тебе, старый друг.

Через неделю Ланской заболел. Государыня ухаживала за ним с нежной, самоотверженной заботливостью, не отходя от больного ни днем ни ночью. Она обещала врачам все блага мира, если только им удастся спасти Ланского. Но врачи кивали головой и молча отходили в сторону. Только Роджерсон осмелился сказать:

-- Ваше величество, больной, очевидно, отравлен. Спасение невозможно!

-- Отравлен! - в ужасе вскрикнула императрица. - Но чем?

-- Неизвестным мне ядом, поэтому и нельзя спасти больного: неизвестен яд, неизвестно и противоядие!

Императрица упала в глубокий обморок. Когда она очнулась, то увидела, что ее горячо любимый фаворит навсегда сомкнул свои глаза. Князь Александр Дмитриевич Ланской умер, не достигнув и двадцати пяти лет.

где сидела вдвоем с Боденой, оплакивая дорогого покойника... Бодена серьезно опасалась за жизнь и рассудок своей высокой покровительницы...

В день похорон Ланского Потемкину было предписано уехать в Херсон. Императрица не могла ни в чем обвинить его: ведь кроме Потемкина было много лиц, которым могла быть на руку смерть юного фаворита, но она инстинктивно не могла видеть светлейшего, особенно пока ее горе было настолько свежо и остро.

-- Это было легко заработано! - сказал Бауэрхан.