Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая.
XVII. Правосудие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая. XVII. Правосудие. (старая орфография)

XVII.
Правосудие.

Правосудие - великое слово, но как оно поругано, как осмеяно на земле сильными мира! Христос был распят на кресте во имя человеческого правосудия. Галилея в видах правосудия подвергали пытке. А те порядки и законы, которыми управляются еще столько стран! - современного Вавилона - цивилизованной Европы, разве они не составляют олицетворения правосудия?

Европа! Страна, где работающий голоден и рискует погибнуть голодной смертью, где тунеядцы благоденствуют, утопая в пороках и роскоши, где только немногия семьи участвуют в управлении нациями, где поддерживаются постоянные войны и раздоры под прикрытием безпрестанно произносимых громких слов: патриотизм, законность, честь знамени, военная слава, где половина населения составляет рабов, а другая половина исправляет правосудие, наказывая и истязая рабов, если они осмеливаются заявлять свое недовольство жалобами!..

Однообразный ход законного правосудия нарушает только изредка какой-нибудь частный случай, когда кинжал или карабин самовольно берут на себя роль капризных исполнителей правосудия. И тогда повсюду поднимается шум и гвалт, какому-нибудь Орсини тотчас же отрубают голову, а Наполеон III, за то, конечно, что он во всю свою жизнь не пролил ни капли человеческой крови (ни в Париже, ни в Риме, ни в Мексике!), повсюду превозносится и прославляется за свое великодушие.

Но... пробьет и для Франции час настоящого правосудия. Тогда встрепенутся все те шакалы, которые живут достоянием бедняков, и те, которые способствуют развращению нации из двадцати-пяти миллионов людей.

Прокопио и Игнацио, преступные действия которых нам уже известны, также были близки от исполнения над ними правосудия. В то время, когда они приготовлялись к новому преступлению, в палаццо Корсини, подле этого дворца уже имелись наготове Аттилио, Муцио, Сильвио и человек двадцать их товарищей из трехсот, чтобы сделаться исполнителями правосудия, хотя и разбойническим способом.

Это гордые сыны Рима понимали и чувствовали, что для раба не существует нигде опасности, что всякое предприятие для него удобоисполнимо, так-как все, что он может при этом потерять - только жизнь; на жизнь же смотрит он, как на предмет, не имеющий никакой цены. Такою сделали ему жизнь тираны!

Поэтому три наши героя совершенно спокойны, как бы в ожидании праздника. Дыхание их ровно; если сердце их и бьется ускоренно, то только от надежды, что скоро должна наступить минута отмщенья. В ожидании, когда пробьет десять часов, они прохаживаются по Лонгаре, но прохаживаются не вместе, а в разброд, так-как папским правительством строго запрещены на улицах всякия сборища.

За то они соединятся... за делом.

В палаццо все устроилось по мысли Прокопио. Под предлогом допроса - три женщины разлучены. Клелия - одна. Клелия безпокойна... она предчувствует что-то недоброе... и вот она выйимает из своей косы небольшой кинжал, какой обыкновенно носят при себе римлянки, осматривает его, пробует его острие и как верного друга прячет к себе на грудь под складки своего платья.

После девяти часов, прелат надевает свои лучшия, и, по его мнению, наиболее украшающия его одежды и собирается на "осаду крепости", как он обыкновенно называет свои нечистые и насильственные интриги. Он тихо открывает дверь комнаты, где находится Клелия, и мягким, сладеньким голосом говорит ей: "добрый вечер".

Клелия чуть не с презрением отдает ему такое же приветствие.

- Вы меня извините, обращается он в ней с ласковым полушопотом: - что вас так долго продержали в этой комнате, но это произошло оттого, продолжает он уже совсем медовым голосом: - что я сам хотел видеть вас перед вашим уходом и сообщить вам, что я нашел возможным закрыть глаза на преступное бегство отца вашего и оставить его без преследования. Кроме того я хотел бы, продолжает волк: - чтобы вы узнали, что я вижу вас уже не в первый раз, и что с тех пор, как я вас увидел, я сгараю к вам самою чистою, пламенною любовью...

Говоря это, лукавый прелат, производя легкий шум своею шелковою сутаной, шаг за шагом приближается в Клелии, но в девушке уже промелькнула мысль о необходимости своей защиты, и вот она ловким прыжком становится за большой стол, загораживается им от прелата и делается для него совершенно недоступною, даже еслибы он мог быть на столько же легок и ловок, как она.

Тогда прелат обращается к мольбам и лести, на какую он только способен; он просит и умоляет девушку не препятствовать его страсти и разделить с ним его чувство. Но девушка с каждым его словом отвечает ему все с большею и большею гордостью. Тогда он начинает сердиться, и выходит из себя от мысли, что ему приходится терять столько времени понапрасну. Гнев его все растет, и вот он, послушный уже одному голосу страсти, делает условный знак, и на помогу к нему являются дон-Игнацио и Джиани.

Испуганная необходимостью борьбы против трех, Клелия с решительностью вынимает кинжал: "Подступитесь только", говорить она с твердостью, "и я вонжу кинжал этот в свое сердце!" Но, девушке вряд ли удастся исполнить эту свою угрозу. Старик, ограбивший Муцио в младенчестве, уже успел подкрасться в ней и схватить своею костлявой рукой ее за правую руку, сжав ее как бы железными клещами. Джиани точно также подступился с левой стороны. Им нужно укротить девушку, обезоружив ее.

Но это дело нелегкое. Клелия отбивается с такою силою гнева, что оба злодея изнемогают. Руки их переранены и из них льется кровь. Тогда массивный Прокопио видит, что без его личного вмешательства они ни до чего не достигнут. Он приближается, и они втроем успевают победить свою жертву. Обезсиленная борьбой, с разметавшимися волосами, она почти без чувств. Трое достойных бойцов берут ее на руки и относят в альков, примыкающий в комнате. Альков этот - заповедная арена великих подвигов прелата.

Читавшие историю пап, конечно, не станут удивляться только-что описанной мною сцене. Чего нельзя ожидать от патеров после классической проделки одного из Фарнезе - сына папы, с епископом финским? Почему подчиненные дон-Прокопио отказались бы ему помогать в истязаниях несчастной девушки, если это могло доставить ему удовольствие? Их повиновение не останавливается ни перед какими щекотливыми соображениями.

В эту самую минуту, однакожь, когда девушку несли, извне послышался необычайный шум. Дверь в соседнюю комнату отворилась с громовым звуком и посреди комнаты внезапно появились два человека, отчаянный вид которых мог бы привесть в содрогание самого сатану. Это были наши друзья - Аттилио и Муцио. Но как они изменились от негодования! Черты лица их были искажены, и под влиянием энтузиазма, создающого героев, который одушевлял их, они казались даже выше своего роста.

взором один только Муцио, еслибы Сильвио не успел тотчас же явиться к нему на выручку. При входе его Муцио указал ему на дверь с грозными словами: "Присмотри, чтобы никто отсюда не вышел".

Тогда Муцио, вынув из кармана пистолет, приказал, под опасением смерти, всем троим соумышленникам не двигаться и перевязал их с руками назад, поочередно, крепкою веревкою. Честь быть связанным после всех выпала на долю монсиньора, и связан он был так крепко, что кости его захрустели. При этом звуке злая улыбка осенила красивое лицо нищого.

Дон-Игнацио охал и ахал, пока его связывали. "Что же ты не охал", насмешливо спрашивал его Муцио, "в ту ночь, когда грабил сироту-ребенка? Почему не охал, сводничая молодых девушек своему развратному кардиналу?"

были слишком кровными обидами; Клелия, Камилла, Манлио - три их жертвы требовали за себя отмщения. Казнить их было необходимо во имя будущей свободы Рима.

И вот они все трое - с связанными руками, были повешены один вслед за другим за окном, на высоте третьяго этажа.

"Так им и надобно", слышалось там и сям. "Эти висельники из той породы, которая вот уже пятнадцать столетий сряду, помощью лжи, развращения, обмана, плутовства, превратила Рим, некогда великую метрополию мира - в грязную и вонючую клоаку всяческих преступлений и нечистот".