Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая.
XXI. Предатель.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая. XXI. Предатель. (старая орфография)

XXI.
Предатель.

Освобождение Манлио и набег на палаццо Корсини не на шутку испугали папское правительство. Кардиналу Прокопио и товарищам его судьбы приготовлялись великолепные похороны. Все войска, какие только нашлись в Риме, местные и иноземные, были приведены на военное положение. Полиция и её ищейки совсем потеряли голову. Жителей арестовали без числа, по малейшему подозрению, не разбирая, к какому бы классу они ни принадлежали. Тюрьмы буквально ломились от массы арестантов.

Патеры съумели найти себе переметчика даже в самой среде трехсот. С счастию, этот предатель не был в числе ни тех десяти, которые освободили Манлио, ни в числе тех двадцати, которые участвовали в деле палаццо Корсини. Он знал однакоже о сходке, назначенной на 15-е февраля в термах, и поспешил предуведомить о ней полицию.

Итальянцы, как люди привычные к заговорам, знают, что такое значит контр-полиция. Для незнающих я объясню. Это собственно полиция самих заговорщиков, обязанность которой следить за общей полицией и знать все, что она предпринимает.

Предводителем контр-полиции был избран Муцио. Ремесло нищого доставляло ему значительные удобства для этого рода деятельности. Между просящими милостыню в Риме весьма не мало доносчиков, подкупленных духовными. Муцио имел также своих эмисаров, и обладая здравым умом, он мог весьма удобно через этих эмисаров вызнавать от нищих-шпионов своевременно многое из того, что ему было нужно.

Когда последние из заговорщиков, подобно теням, исчезли во входе подземелья, Аттилио сделал оклик и опрос часовым. Когда все они оказались на своих местах, стали добывать огонь, но едва пламя успело озарить строгия лица юношей-заговорщиков, как по подземелью раздался сильный свист, подобный змеиному, отдавшийся раскатом под древними сводами подземелья.

Этот свист был именно - знаком об опасности, который подавал нищий.

Он сам показался на пороге пещеры, и произнес впопыхах:

- Спасайтесь, не теряя времени! Мы окружены полицией и войском, и не только со стороны этого входа, но и у северного выхода из подземелья!

Неизбежная опасность, вместо того, чтобы испугать заговорщиков, доставила им, напротив, как бы нежданную радость. Эта радость озарила мужественные лица. Такова обыкновенно бывает истинная храбрость, особливо если дело идет о свободе и отечестве. Аттилио довольным взглядом оглядел товарищей, и приказал Сильвио с двумя другими лицами отправиться к северному выходу и дать знать, что там происходит.

От входа подошел часовой, и подтвердил все сказанное Муцио, но от северного входа часовые не подходили, что заставляло подозревать, что они сняты и арестованы.

Едва Сильвио стал подходить к северной оконечности подземелья, как несколько выстрелов, послышавшихся извне, показали ему, что войско близко. В это время и четверо часовых, делавшие рекогносцировку, вошли и объявили, что приближаются значительные войска... Сильвио возвратился и тотчас же сообщил обо всем этом Аттилио.

Тогда Аттилио сделал следующия распоряжения. Муцио с его сотней он велел находиться в авангарде, сам с другою сотнею расположился посередине, а Сильвио с остальными приказал составлять авангард.

- Братья! - сказал он - люди, подобные вам, не нуждаются в поддержке и одобрении. Скажу только одно: как бы не велика была масса войска, идущого на нас, мы должны через нее пробиться при помощи наших кинжалов. Пусть передние двадцать человек твоей сотни, Муцио, идут тихо и в разсыпную, до тех пор, пока не встретят врага. Встретив же, пусть с криком прямо бросаются на него и очистят себе путь к проходу. Я со своими тотчас же явлюсь за тобой.

Муцио тотчас же расположил свою сотню, отделил двадцать человек, взял в правую руку кинжал, и со словами: "следуйте за мной" отправился в выходу подземелья.

Мрачно глядел выход из пещеры. В темноте, молчании и ощупью шли потомки Фабия, готовые к нападению на сателитов деспотизма.

Первые встречные солдаты едва успели ухватиться за ружья, как в одно мгновение они были сбиты сотнями храбрецов и обращены в бегство. Страшный крик: "вперед!", вылетевший разом из груди трехсот сильных людей, мог бы нагнать смертельную боязнь и не на таких солдат, как римское разношерстное войско.

Во время кратчайшее, чем это необходимо для словесной передачи, Кампо Вакчино и римския дороги превратились как бы в движущияся реки беглецов. Каски, сабли, ружья, валялись на дороге, и большинство раненых, были ранены именно этим падавшим оружием, а не от рук сотен. Многие, споткнувшись, падали, и, в свою очередь, служили причиною падения других, так что в разных местах образовывались целые груды упавших. Одни роптали, другие кричали от страха: "не убивайте меня Бога-ради, господа либералы, я помимо воли попал в этот просак!"

Во время этой суматохи храбрые триста, заставив бежать папских наемщиков, спокойно разделились на небольшие группы, и пошли по своим домам.

в бегство в паническом страхе не только от одного человека, но даже когда никого не было - от призрака, от воображаемой опасности. Простого крика: "спасайся кто может!", "кавалерия!", "неприятель!" в ночное время, а иногда даже и дым при нескольких выстрелах, или даже и без них бывает достаточно, чтобы обратить в бегство целый корпус такого войска, которое в другое время будет сражаться, или уже сражалось несколько раз с величайшею храбростью. Недаром панику называют постыдной; разсуждая о ней спокойно, видишь, что в ней есть что-то унизительное. Я бы дорого дал, чтобы никогда не видеть итальянцев, под влиянием панического страха. Между тем, кажется, что народи южные и самые развитые, как французы, итальянцы и испанцы гораздо более подвержены панике, чем спокойные и положительные народы севера.

Между храбрыми тремя стами на этот раз почти не было раненых, как это почти всегда бывает при отваге; между продажными же папскими войсками не только многие съумели, по большей части, сами себя изранить, но между ними оказались даже и убитые!

предатель.

Паоло, так звали этого несчастного, имел несчастие полюбить дочь одного патера. Новая Далила, по наущению отца, съумела от него выведать, что он принадлежал к заговорщикам. За первой ошибкой Паоло наделал много других, и кончил тем, что вполне отдался презренному ремеслу доносчика.