Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая.
XV. Кайроли и его семьдесят товарищей. Кукки и друзья его.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая. XV. Кайроли и его семьдесят товарищей. Кукки и друзья его. (старая орфография)

XV.
Кайроли и его семьдесят товарищей. Кукки и друзья его.

Народы довольные и хорошо управляемые никогда не возмущаются. Бунты, возмущения, революции - последнее прибежище угнетенных и рабов. Вызываются они тираннией.

Бывают, конечно, исключения, когда происхождение возмущений нельзя объяснять прямо тираннией, но косвенным образом причины, вызывающия их, все-таки результат нравственной или материальной тираннии.

В Швейцарии, в Англии, в Соединенных Штатах случались, и может быть еще будут повторяться возмущения, хотя эти страны и хорошо, относительно, управляются.

Но Зондербунд в Швейцарии, и движение фениев в Англии - результат нравственной тираннии патеров на невежественные классы населения.

Недавняя страшная революция в. Соединенных Штатах была следствием той материальной тираннии, которою отличались южные плантаторы в отношении к своим черным рабам и которою они хотели заразить и другие штаты Союза.

Таким образом одна тиранния, так или иначе, всегда бывает причиною возмущений.

Что Рим страдает и от нравственной и от материальной тираннии - это едва-ли кто станет отрицать. Я же полагаю, что тиранния духовного господства, готового каждую минуту продавать римлян чужеземцам, - самая тяжелая, позорная, невыносимая тиранния, какая когда-либо существовала.

* * *

Была бурная, темная, холодная и дождливая октябрская ночь. Волнение на Тибре было необычайное; пристать в берегу, покрытому скользкою и вязкою грязью и водяною пеною, было почти невозможно. Семьдесят человек людей, одежда которых не могла предохранить их от ночного холода, носились по Тибру в нескольких барках, тщетно отыскивая место, где бы можно было безопасно пристать. Все они были вооружены револьверами и кинжалами и у них было даже несколько, хотя и плохих, ружей.

В эту ночь было назначено возстание в Риме.

В город успело пробраться множество инсургентов из всех итальянских провинций. Аттилио, Муцио, Орацио и т. д. уже были на своих местах и распоряжались приготовлением к делу своих товарищей.

Напрасно папская полиция употребляла всевозможные мери для открытия заговорщиков, и арестовывала направо и налево, без счета, - людей, решившихся пожертвовать своею жизнью, сошлось в Рим столько, что со всеми ей невозможно было справиться.

Семьдесят человек, плывших по Тибру, торопились на подмогу своим товарищам. Баркам их удалось, наконец, пристать у горы св. Джулиано в полночь с 22-го на 23-е октября 1867 года.

- В четыре часа вечера мы должны идти на Рим, сказал храбрый Энрико Кайроли, обращаясь к своим друзьям. - До тех пор мы можем отдохнуть в этом казино, ожидая известий от наших из Рима, а в назначенный час - в поход.

- Я считаю, однакож, долгом своим предупредить вас, продолжал он после некоторого молчания: - что дело, предстоящее нам, будет трудное. Поэтому, если кто-нибудь из вас чувствует себя больным, или усталым, то пусть лучше он останется. Сердиться на него никто из нас не станет и, дружески прощаясь, мы скажем ему: до свидания в Риме.

- Никто из нас не отстанет! Мы все идем, остановить нас может разве только одна смерть! ответили в один голос прибывшие.

- Однако, странно, что я не вижу ни проводника, который по условию должен вести нас к Риму, ни посланного, который должен бы был принести нам известия о ходе возстания в городе, обратился Джиованни Кайроли к своему брату, возвратясь с осмотра местности: - а между тем мы просто в волчьей яме, окружены аванпостами папских войск и на нас могут каждую минуту напасть.

- Будем ждать, что бы ни случилось, отвечал Энрико. - Мы пришли драться, и никакая опасность не должна страшить нас при исполнении того, что было условлено.

В полдень только явился из Рима посланный, которого ждал Кайроли. Он объявил, что так-как вечернее движение не дало никаких определенных результатов, то Кайроли должно будет дожидаться новых распоряжений.

Посланный тотчас же был отправлен назад сказать, что Кайроли с товарищами готов и ждет только новых известий и распоряжений.

Никаких новых распоряжений, однако, Кайроли не получал до пяти часов, а в это время его присутствие было замечено двумя папскими полками, и волей-неволей пришлось готовиться в схватке.

Первым подвергся нападению Джиованни, который с двадцатью-четырьмя товарищами составлял авангард, поместившись в сторожке одной виллы. Он, несмотря на многочисленность папского войска, смело выдержал его натиск. Опасаясь, однако, дурного исхода дела, Энрико еще с двадцатью-пятью юношами поспешил ему в подкрепление. Братьям, при соединении их, удалось разбить и прогнать войско, обратившееся в бегство. Но в это самое время новые неприятельския войска явились на помощь бежавшим и, заняв позицию позади высот горы св. Джулиано, открыли безпощадный огонь по нашим героям.

Тогда Кайроли с своими бросился в штыки на войско и снова обратил в бегство папистов, оставивших на поле сражения множество убитых и раненых. Но и защитники свободы понесли не мало урона. Оба брата Кайроли были убиты... Только наступившая ночь прекратила это геройское дело.

В то же самое время, в стенах Рима происходила другая сцена, участниками которой был Кукки и множество римских и провинциальных патриотов, собравшихся на призыв освободить Рим или умереть.

Кукки, уроженец Бергама, был одною из самых симпатичных личностей, какие только выставила последняя итальянская революция. Молодой, изящный, красивый, богатый, он происходил от одной из первых ломбардских фамилий. Он съумел подобрать себе таких товарищей, как Гверцони, Босси, Адамоли и множество других смелых людей, которые, пренебрегая ужасами пытки и всякими бедствиями, которые могли им угрожать, под его главным начальством, заведывали всем делом римской инсуррекции.

Бедный римский народ с радостью подчинялся их распоряжениям и просил только одного... оружия! Оружия этого посылалось ему заранее достаточно, со всех сторон Италии, но лицемерное, флорентинское правительство, изворотливое и ловкое, съумело своевременно перехватить большую его часть.

на воздух, чтобы его войска двинулись также на Рим, то они легко поймут, как низко были обмануты защитники Рима! Выстрелы были однако сделаны, и бедным римлянам пришлось почти безоружным бороться на улицах с массами хорошо вооруженного войска и со множеством монастырской сволочи; им удалось-таки подорвать миною казарму зуавов и с одними ножами побивать наемщиков, сильно вооруженных.

В Трастеверии находились все наши старые знакомые: Аттилио, Муцио, Орацио, Сильвио и Гаспаро. С ними были и уцелевшие из трехсот, успевших избегнуть преследователей папской полиции {Всех арестованных в Риме за эти дня насчитывают до 10 тысяч.}.

Народ отыскал людей, способных им управлять, и самоотверженно исполнял свой долг!

Все оружие из замка Орацио пошло в ход и послужило значительной помогою трастеверинцам.

Жандармы, карабинеры, зуавы, драгуны, согнанные в одну кучу, принуждены были бежать от ножей народа и выстрелов небольшого числа ружей, по Лонгаро к мосту Св. Ангела. Народ гнал их до самого моста, но самый мост был укреплен: на нем стоял целый полк зуавов и артиллерия! Когда войско нестройною кучей вместе с гнавшим его народом взошло на мост, то начальник зуавов, распоряжавшийся защитою моста, не разбирая, что большинство вошедших на него принадлежало в папалинам, приказал открыть по ним огонь... Что значило исполнителю папских велений истреблять своих? Он знал, что за золото, в изобилии притекавшее в сокровищницу св. Петра, можно немедленно накупить новых негодяев в двойном количестве против истребленных. Главное дело было - истребить как можно более инсургентов. И многие инсургенты заплатили своею жизнию за попытку взойдти на этот пагубный мост, тем более, что народ, одушевленный необычайным энтузиазмом, возобновлял это три раза с ряду и каждый раз ружейные залпы и град картечи, заставлял его отступать. Во главе народа, стремившагося на мост, были наши друзья; когда у них не достало снарядов, они разбили свои ружья в осколки о головы наемщиков и, вооружившись снова оружием, валявшимся подле убитых, возбуждали энергию и героизм в народе.

Первым из них, павшим от пули, был старик Гаспаро; он пал, сохраняя тоже хладнокровие, каким отличался во время всей своей жизни. Лицо трупа сохраняло улыбку: казалось, умирая, Гаспаро считал себя счастливым, что может пожертвовать жизнью для блага человечества. Пуля поразила его в сердце и смерть произошла мгновенно и без страданий.

Сильвио пал подле Гаспаро; ядром ему перебило оба бедра. В то же самое время осколком гранаты у Орацио оторвало левое ухо, а другим задело правую лопатку.

Муцио пуля попала в грудь, и конечно убила бы его, еслибы не стукнулась о тяжелый английский хронометр, подаренный ему Джулией. Часы разбились в дребезги, но Муцио спасся от смерти и отделался только сильной контузией.

Аттилио был ранен в правую ногу, в левую щеку и контужен в голову.

Раненых и убитых с той и другой стороны было без числа; народный гнев вышел из всяких границ, но после троекратной попытки народ должен был уступить превосходству силы наемщиков.

Орацио понес на своих плечах труп Сильвио, в ближайший от моста дом, но встретившиеся солдаты успели отнять у него этот труп и тело героя было разрублено на куски.

Солдаты не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков, попадавшихся в их руки, и даже над самыми трупами выказывали свое зверство.

На Лунгаро существует здание, занятое шерстяною фабрикою; на этой фабрике трудится множество работников. Насколько инстинкты рабочих чисты и возвышенны, ясно выказывается при торжественном свете революции. Работник обыкновенно является в это время другом всех угнетенных; он спасает вещи, попадающияся в его руки, без всякой мысли, что он может ими воспользоваться; он спасает жизнь ослабевших и угнетенных; он призревает раненых, и если ему самому приходится драться, то выступает смело один против десяти.

Работники с фабрики, о которой я говорю, видя перевес папских войск, давно уже смешались с сражающимися и многие из них успели уже заплатить жизнию за свою отвагу. На фабрике оставались одни только старики. Когда оставшиеся на фабрике увидали, что инсургентам приходится плохо, они незамедлили отворить ворота своего дома, чтобы дать в нем приют преследуемым или, по крайней мере, значительной их части. Когда в ворота вошло достаточное количество спасавшихся, они их снова затворили и отдали вошедшим все топоры, шкворни и всякие железные и деревянные инструменты, могшие служить в их защите, - и в то же время изо всех окон стали кидать в войско утварью и мебелью. У ворот фабрики завязалась страшная схватка, в которой народ действовал ножами против войска. Видя, что на фабрику укрылось много народу, зуавы повели против здания, в котором она помещалась, правильную осаду, для чего набились в дома, находившиеся напротив и около. Защитники Рима возвели в воротах здания и в окрестностях его - баррикады, и благодаря тому, что у них еще оставалось несколько оружия, могли с переменным счастием продолжать еще некоторое время борьбу с осаждавшими.

подкрепление из свежого войска.

Наступившия сумерки однакоже как бы покровительствовали инсургентам, которые, несмотря на то, что число их постоянно уменьшалось, а снаряды все более и более истощались - продолжали устойчиво сопротивляться. Было семь часов вечера, когда колонна неприятеля, заметив, что выстрелы осажденных стали все больше редеть и редеть, предприняла атаку против здания, направясь против главных ворот, в которых была воздвигнута баррикада, но которые не были заперты.

Орацио и Муцио - за этой баррикадой, вооруженные топорами и окруженные справа и слева храбрейшими из своих товарищей для защиты ворот, были в готовности дать отчаянный отпор атакующим и дорого продать им свою жизнь.

Аттилио в то же время разставлял людей во внутренних входах здания, тоже забарикадированных. У всех окон второго этажа было им собрано возможно большее число работников, на обязанности которых было бросать в атакующих тяжелые предметы, какие только попадутся под руку. Окончив эти приготовления и вооруженный одною только саблею, отнятою им от убитого им же жандарма, он поспешил к Аттилио, чтобы находиться с ним рядом на самом опасному месте.

Внутренность фабрики представляла зрелище неутешительное. Множество трупов убитых горожан были свалены в кучу - в отдаленном углу двора. Множество раненых лежали там и сям по двору и в комнатах нижняго этажа, но они старались не издавать ни малейшого стона, чтобы не смущать им еще действовавших своих товарищей.

для перевязки раненых. Бутылки, фляги с примочками и фляги с вином тоже находились на столе в изобилии. Подле стола стоял огромный чан с водою - как для утоления жажды раненых, так и для обмывания и перевязывания их ран.

Множество женщин, которые все действовали в попытке овладеть мостом, ухаживали за ранеными и услуживали им. Клелия, Джулия и Ирена - были между ними. Камилла, от горя о смерти Сильвия, снова как бы потерявшая разсудок, машинально делала то же, что и другия.

- Да, говорил Аттилио Орацио: - много я видел сражений, но ничего подобного сегодняшней свалке не помню. Утешительно только одно, что римляне ведут себя достойно своих предков. Все спокойны и веселы, как будто ничего особенного не происходит, а между тем нам придется выдержать натиск такой массы войска, что едва-ли кто из нас уцелеет...

- Да, но прежде чем они ворвутся сюда - многих своих и они не досчитаются.

Тех, это сопротивлялся, убивали, поэтому в оружии недостатка не было. Взрыв, впрочем, произвел много шуму, а причинил мало вреда, вероятно, потому, что порох был отсыревший или его было недостаточно. По крайней мере клерикальные и правительственные газеты на следующее утро уверяли, что на воздух взлетели одни музыканты, все итальянцы, иноземцы же все остались здравы и невредимы. Дело в том, что убитых между зуавами оказалось действительно много, а все уцелевшие выскочили на улицу, построилась в боевой порядок и открыли жестокий огонь по народу.

Отряд Кукки завязал с этим войском схватку; схватка была ужасная по сравнению численности отряда Кукки с массами войска, но защитники Рима - поддерживали ее с энергией почти невероятной...

В то же время, когда завязалась эта отчаянная схватка у казарм зуавов, Гверцони и Кастеляци, развевая знамя освобождения, осадили с некоторым числом молодежи ворота св. Павла, так-как они знали, что за ними находился значительный склад оружия. Для этого перебив всех гвардейцев, стороживших ворота, они набросились на склад. Оружия там оказалось действительно много, но там же ждала их засада многочисленного войска, так что и им пришлось выдержать жестокую борьбу с неравными силами и ничего не достигнуть.