В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
II. Ночное свидание.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). II. Ночное свидание.

II.
Ночное свиданiе.

Еслибы графъ Гедеонъ, уезжая изъ Монтестрюка, вместо того чтобъ ехать въ Лектуръ, поехалъ по дороге, которая огибала замокъ, онъ бы заметилъ, что светъ отъ месяца, какъ уверялъ Францъ, на стекле въ комнате графини, не исчезалъ и даже не слабелъ, когда месяцъ скрывался за тучей. Этотъ огонь дрожалъ на окне башни, стена которой была выведена на отвесной скале; внизу этой башни не заметно было никакого отверстiя. Въ этой стороне замка, слывшей неприступною, никто даже и не подумалъ вырыть ровъ.

Въ то время какъ графъ пускалъ своего коня въ галопъ по дороге въ Лектуръ, еслибы стоялъ часовой на вышке, прилепленной, будто каменное гнездо, къ одному изъ угловъ башни, онъ бы непременно заметилъ неясную фигуру человека, вышедшаго изъ чащи деревьевъ, шагахъ во сто отъ замка, и пробиравшагося потихоньку къ башне, по скатамъ и по кустарникамъ.

Подойдя къ подошве скалы, надъ которой высилась башня съ огонькомъ на верху, незнакомецъ вынулъ изъ кармана свистокъ и взялъ три жалобныя и тихiя ноты, раздавшiяся въ ночной тишине, подобно крику птицы. Въ туже минуту светъ исчезъ, и скоро къ самой подошве скалы спустился конецъ длинной шелковой веревки съ узлами, брошенный внизъ женскою рукою. Незнакомецъ схватилъ его и сталъ подниматься на рукахъ и на ногахъ вверхъ по скале и по каменной стене. Сильные порывы ветра качали его въ пустомъ пространстве, но онъ все лезъ выше и выше, съ помощью сильной воли и упругихъ мускуловъ.

Въ несколько минутъ онъ добрался до окна; две руки обхватили его со всей силой страсти, и онъ очутился въ комнате графини, у ногъ ея. Она вся дрожала и упала въ кресло. Руки ея, минуту назадъ такiя крепкiя, а теперь безсильныя, сжимали голову молодаго человека; онъ схватилъ ихъ и покрывалъ поцелуями.

- Ахъ! какъ вы рискуете! прошептала она... Подъ ногами - пропасть, кругомъ - пустота; когда-нибудь быть беде, а я не переживу васъ!

- Чего мне бояться, когда вы ждете меня, когда я люблю васъ! вскричалъ онъ въ порыве любви, которая веритъ чудесамъ и можетъ сама ихъ делать. Разве я не знаю, что вы тамъ? разве не къ вамъ ведетъ меня эта шелковая веревка, по которой я взбираюсь? Мне тогда чудится, что я возношусь къ небесамъ, что у меня крылья... Ахъ! Луиза, какъ я люблю васъ!

Луиза обняла шею молодаго человека и, склонясь къ нему въ упоенiи, смотрела на него. Грудь ея поднималась, слезы показались на глазахъ.

- А я, разве я не люблю васъ?.. Ахъ! для васъ я все забыла, все, даже то, что мне дороже жизни! и однакожъ, даже при васъ, я все боюсь, что когда-нибудь меня постигнетъ наказанiе...

Она вздрогнула. Молодой человекъ селъ рядомъ съ нею и привлекъ ее къ себе. Она склонилась, какъ тростникъ, и опустила голову къ нему на плечо.

- Я видела грустный сонъ, другъ мой; вы только-что ушли отъ. меня, и черныя предчувствiя преследовали меня целый день... Ахъ! зачемъ вы сюда прiехали? зачемъ я васъ здесь встретила? Я не рождена для зла, я не изъ техъ, кто можетъ легко притворяться... Пока я васъ не узнала, я жила въ одиночестве, я не была счастлива, я была покинута, но я не страдала...

- Луиза, ты плачешь... а я готовъ отдать за тебя всю кровь свою!...

Она страстно прижала его къ сердцу и продолжала:

- И однакожъ, милый, обожаемый другъ, я ни о чемъ не жалею... Что значатъ мои слезы, если черезъ меня ты узналъ счастье! Да! бываютъ часы, после которыхъ все остальное ничего незначиъ. Моя-ли вина, что съ перваго же дня, какъ я тебя увидела, я полюбила тебя?... Я пошла къ тебе, какъ будто невидимая рука вела меня и, отдавшись тебе, я какъ будто исполняла волю судьбы.

Вдругъ раздался крикъ филина, летавшаго вокругъ замка. Графиня вздрогнула и, бледная, посмотрела кругомъ.

- Ахъ! этотъ зловещiй крикъ!... Быть беде въ эту ночь.

- Беде! оттого, что ночная птица кричитъ, отъискивая себе добычи?

- Сегодня мне всюду чудятся дурныя предзнаменованiя. Вотъ сегодня утромъ, выходя изъ церкви, я наткнулась на гробъ, который несли туда... А вечеромъ, когда я возвращалась въ замокъ, у меня лопнулъ шнурокъ на четкахъ и черныя и белыя косточки все разсыпались. Беда грозитъ мне со всехъ сторонъ!

- Что за мрачныя мысли! Оне приходятъ вамъ просто отъ вашей замкнутой, монастырской жизни въ этихъ старыхъ стенахъ. Въ ваши лета и при вашей красоте, эта жизнь васъ истощаетъ, делаетъ васъ больною. Вамъ нуженъ воздухъ Двора, воздухъ Парижа и Сен-Жермена, воздухъ праздниковъ, на которыхъ расцветаетъ молодость. Вотъ где ваше место!

- Съ вами, не такъ-ли?

- А почему жь нетъ? Хотите вверить мне свою судьбу? Я сделаю васъ счастливою. Рука и шпага - ваши, сердце - тоже. Имя Колиньи довольно знатное: ему всюду будетъ блестящее и завидное место. Куда бы ни пошелъ я, всюду меня примутъ, въ Испанiи и въ Италiи, а Европе грозитъ столько войнъ теперь, что дворянинъ хорошаго рода легко можетъ составить себе состоянiе, особенно когда онъ уже показать себя и когда его зовутъ графомъ Жакомъ де Колиньи.

- А мой сынъ?

- Я приму его, какъ своего собственнаго.

- Вы добры и великодушны, сказала она, пожимая руку Колиньи, но меня приковалъ здесь долгъ, а я не изменю ему, что бы ни случилось. Чемъ сильней вопiетъ моя совесть, темъ больше я должна посвятить себя своему ребенку! А кто знаетъ! быть можетъ, когда-нибудь я одна у него и останусь. И притомъ, еслибъ меня и не держало въ стенахъ этого замка самое сильное, самое святое чувство матери, никогда я не решусь - знайте это - взвалить на вашу молодость такое тяжелое бремя! Женщина, которая не будетъ носить вашего имени, къ которой ваша честность прикуетъ васъ железными узами, которая всегда и повсюду будетъ для васъ помехой и стесненiемъ!... нетъ, никогда! ни за что!... Одна мысль, что когда-нибудь я увижу на вашемъ лице хоть самую легкую тень сожаленiя, заставляетъ меня дрожать... Ахъ, лучше тысячу мукъ, чемъ это страданiе! Даже разлуку, неизвестность легче перенести, чемъ такое горе!...

Вдругъ она прiостановилась.

- Что я говорю о разлуке!... Ахъ, несчастная! разве вашъ отъездъ и такъ не близокъ? разве это не скоро?... завтра, быть можетъ?

Луиза страшно побледнела и вперила безпокойный взоръ въ глаза графа де Колиньи.

- Да говорите же, умоляю васъ! сказала она; да, я теперь помню... Ведь вы мне говорили, что васъ скоро призовутъ опять ко Двору, что король возвращаетъ вамъ свое благоволенiе, что друзья убеждаютъ васъ поскорей прiехать, и что даже было приказанiе...

Она не въ силахъ была продолжать; у ней во рту пересохло, она не могла выговорить ни слова.

- Луиза, ради Бога...

- Нетъ, сказала она съ усилiемъ, я хочу все знать... ваше молчанiе мне больней, чемъ правда... чего мне надо бояться, скажите... Это приказанiе, которое грозило мне... Правда-ли? оно пришло?

- Да; я получилъ его вчера, и вчера у меня не хватило духу сказать вамъ объ этомъ,

- Значитъ, вы уедете?

- Я ношу шпагу: мой долгъ повиноваться...

- Когда же? спросила она въ раздумьи.

- Ахъ! вы слишкомъ рано объ этомъ узнаете!

- Когда? повторила она съ усилiемъ.

Онъ все еще молчалъ.

- Завтра, можетъ быть?

- Да, завтра...

Луиза вскричала. Онъ схватилъ ее на руки.

- А! вотъ онъ, страшный часъ, прошепталъ онъ.

- Ахъ! можете-ли вы это думать?...

- И чемъ же я буду для васъ, если не воспоминанiемъ, сначала, быть можетъ, живымъ, потому что вы меня любите, потомъ - отдаленнымъ и, наконецъ, оно неизбежно совсемъ исчезнетъ? Не говорите - нетъ! Разве вы знаете, что когда-нибудь возвратитесь сюда? Какъ далеко отъ Парижа наша провинцiя и какъ счастливы те, кто живетъ подле Компьеня или Фонтенебло! Они могутъ видеться съ темъ, кого любятъ... Простая хижина тамъ, въ лесу была-бы мне милее, чемъ этотъ большой замокъ, въ которомъ я задыхаюсь.

Рыданiя душили графиню. Колиньи упалъ къ ногамъ ея.

- Что же прикажете мне делать?.. Я принадлежу вамъ... прикажите... остаться мне?..

- Вы сделали-бы это для меня, скажите?

- Да, клянусь вамъ.

Графиня страстно поцеловала его въ лобъ.

- Еслибъ ты зналъ, какъ я обожаю тебя! сказала она. Потомъ, отстраняя его:

- Нетъ! ваша честь - дороже спокойствiя моей жизни... уезжайте... но, прошу васъ, не завтра... О! нетъ, не завтра!.. еще одинъ день... я не думала, что страшная истина такъ близка... она разбила мне сердце... Дайте мне одинъ день, чтобъ я могла привыкнуть къ мысли разстаться съ вами... дайте мне время осушить свои слезы.

И, силясь улыбнуться, она прибавила:

- Я не хочу, чтобъ вы во сне видели меня такою дурною, какъ теперь!

И опять раздались рыданiя.

- Ахъ! какъ тяжела бываетъ иногда жизнь... Одинъ день еще, одинъ только день!

- Хочешь, я останусь?

Луиза печально покачала головой.

- Нетъ, нетъ! сказала она, это невозможно! Завтра я буду храбрее.

- Что ты захочешь, Луиза, то я и сделаю. Завтра я прiйду опять и на коленяхъ поклянусь тебе въ вечной любви!

Онъ привлекъ ее къ себе; она раскрыла объятiя и ихъ отчаянiе погасло въ поцелуе.

На разсвете, когда день начинается, разгоняя сумракъ ночи, человекъ повисъ на тонкой, едва заметной веревке, спустившейся съ вершины замка до подошвы замка Монтестрюка. Графиня смотрела влажными глазами на своего дорогаго Колиньи, спускавшагося этимъ опаснымъ путемъ; веревка качалась подъ тяжестью его тела. Крепкая шпага его царапала по стене, и когда одна изъ его рукъ выпускала шелковый узелъ, онъ посылалъ ею поцелуй нежной и грустной своей Луизе, склонившейся подъ окномъ. Слезы ея падали капля за каплей на милаго Жана.

Скоро онъ коснулся ногами земли, бросился въ мягкую траву, покрывавшую откосъ у подошвы скалы, и, снявъ шляпу, опустилъ ее низко, такъ что перо коснулось травы, поклонился и побежалъ къ леску, где въ густой чаще стояла его лошадь.

Когда онъ совсемъ исчезъ изъ глазъ графини въ чаще деревьевъ, она упала на колени и, сложивъ руки, сказала:

- Господи Боже! сжалься надо мной!

ступенямъ. Когда онъ проходилъ пустымъ дворомъ, отбросивъ на плечо полу плаща, хорошенькая блондинка, которая ночью сидела подле него, какъ ангелъ-хранитель, а была его злымъ генiемъ, нагнулась на подоконникъ и сказала, глядя на него:

- А какой онъ еще молодецъ!

Брюнетка протянула шею возле нея и, следя за нимъ глазами, прибавила:

- И не смотря на лета, какая статная фигура! Многiе изъ молодыхъ будутъ похуже!

Потомъ она обратилась къ блондинке, опустившей свой розовый подбородокъ на маленькую ручку:

- А сколько ты выиграла отъ этого крушенiя? спросила она.

Блондинка поискала кончиками пальцевъ у себя въ кармане.

- Пистолей тридцать всего-на-всего. Плохое угощенье!

- А я - сорокъ. Когда графъ умретъ, я закажу панихиду по его душе.

- Тогда пополамъ, возразила блондинка и пошла къ капитану съ рубцомъ на лице.

Графъ вошелъ въ сарай, где его ожидали Францъ и Джузеппе, лежа на соломе. Оба спали, сжавши кулаки. У трехъ лошадей было подстилки по самое брюхо.

- По крайней мере, эти не забываютъ о своихъ товарищахъ, сказалъ графъ.

Онъ толкнулъ Франца концомъ шпаги, а Францъ, открывъ глаза, толкнулъ Джузеппе концомъ ножа, который онъ держалъ на голо въ руке. Оба вскочили на ноги въ одну минуту.

Джузеппе, потягиваясь, посмотрелъ на графа и, не видя у него въ рукахъ ни одного изъ трехъ мешковъ, сказалъ себе:

- Ну! мои приметы не обманули!

- Ребята, пора ехать. Мне тутъ делать нечего; выпейте-ка на дорогу, а мне ни есть, ни пить не хочется... и потомъ въ путь.

Францъ побежалъ на кухню гостинницы, а Итальянецъ засыпалъ двойную дачу овса лошадямъ.

- Значитъ, ничего не осталось? спросилъ онъ, взглянулъ искоса на господина.

- Ничего, отвечалъ графъ, обмахивая лицо широкими полями шляпы. Чортъ знаетъ, куда мне теперь ехать!

- А когда такъ, графъ, то надо прежде закусить и выпить; ехать-то, можетъ быть, прiйдется далеко, а пустой желудокъ - всегда плохой советникъ.

Францъ вернулся, неся въ рукахъ пузатый жбанъ съ виномъ, подъ мышкой - большой окорокъ ветчины, а на плече - круглый хлебъ, на которомъ лежалъ кусокъ сыру.

И, увидевъ кусокъ холста, висевшiй на веревке, прибавилъ:

- Накрыть скатерть?

- Нетъ, можно и такъ поесть.

Францъ проворно разложилъ провизiю на лавке и самъ съ Джузеппе селъ по обеимъ концамъ ея.

Графъ, стоя, отломилъ кусокъ хлеба, положилъ на него ломоть ветчины и выпилъ. стаканъ вина.

- Вотъ эта предосторожность будетъ не лишняя вашей милости, заметилъ Джузеппе: онъ давно служилъ у графа де Монтестрюка и позволялъ себе кое-какiя фамильярности.

У Франца ротъ былъ полонъ, и онъ не жалелъ вина; онъ только кивалъ головой въ знакъ согласiя, не говоря ни слова.

Между темъ графъ ходилъ взадъ и впередъ, и только каблуки его крепко стучали по земле. Проиграть шестьдесятъ тысячъ ливровъ въ какихъ-нибудь два часа! а чтобъ достать ихъ, въ недобрый часъ онъ заложилъ землю, леса, все, что у него оставалось. Раззоренье! Конечное раззоренье! А у него жена и сынъ! что теперь делать? Тысяча черныхъ мыслей проносились у него въ уме, какъ стаи вороновъ по осеннему небу.

Кончивши скромный завтракъ, Джузеппе и Францъ стали подтягивать подпруги и зануздывать лошадей, и скоро вывели ихъ изъ конюшни. Прибежалъ слуга; графъ высыпалъ ему въ руку кошелекъ съ дюжиной серебряной мелочи, между которой блестелъ новенькiй золотой.

- Золотой - хозяину; сказалъ онъ, слегка ударивъ его по плечамъ хлыстикомъ; а картечь - тебе, и ступай теперь выпить!

Черезъ минуту, графъ спускался по той самой узкой улице, по которой поднимался ночью. Зеленоватый светъ скользилъ по краямъ крышъ; кое-какiя хозяйки прiотворили свои двери. Три лошади шли ровнымъ шагомъ. Графъ держалъ голову прямо, но брови были насуплены, а губы сжаты. По временамъ онъ гладилъ, рукой свою седую бороду.

- Бедная Луиза! прошепталъ онъ. Есть еще мальчикъ, да у этого всегда будетъ шпага на боку!

Нужно было однакожъ на что нибудь решиться. На что же? Взорвать себе черепъ изъ пистолета, кстати онъ былъ подъ рукой? Какъ можно? Неприлично ни дворянину, ни христiанину! А онъ графъ Гедеонъ-Поль де Монтестрюкъ, графъ Шаржполь, - былъ и хорошаго рода, и хорошiй католикъ.

Поискать счастья на чужой стороне? это годится для молодежи, которой и государи и женщины сладко улыбаются, но бородачей такъ любезно не встречаютъ! Просить места при дворе или губернаторскаго въ провинцiи? Ему, въ пятьдесятъ летъ, попрошайничать, какъ монаху! Разве для этого отецъ его, графъ Илья, передалъ ему родовой гербъ съ чернымъ скачущимъ конемъ на золотомъ поле и съ зеленой головой подъ шлемомъ, а надъ нимъ серебряной шпагой? Полно! разве это возможно?

Было ясно однакожь, что, продолжая такъ-же, онъ плохо кончитъ, а не для того же онъ родился на светъ отъ благочестивой матери. Хотя бы у него осталось только одно имя, и его надо передать чистымъ сыну и даже, если можно, покрыть его новымъ блескомъ, какъ умирающее пламя вдругъ вспыхиваетъ новымъ светомъ... Хорошо бы совершить какой-нибудь славный подвигъ, подвигъ, который бы принесъ кому нибудь пользу и который пришлось бы оросить своей кровью... Вотъ это было бы кстати и честному человеку, и воину...

Проезжая мимо фонтана, сооруженнаго въ Лектуре еще римлянами и сохранившаго названiе фонтана Дiаны, онъ вздумалъ обмыть руки и лицо холодной и чистой водой, наполнявшею широкiй бассейнъ. Это умыванье, можетъ быть, успокоитъ пожирающую его лихорадку.

Онъ взошелъ подъ сводъ и погрузилъ голову и крепкiе кулаки въ ледяную воду.

Графъ селъ опять на коня и поехалъ по дороге вдоль вала къ воротамъ, черезъ которыя онъ въехаль ночью. Заря начинала разгонять ночныя тени, которыя сливались къ западу, какъ черная драпировка. Равнина вдали тянулась къ горизонту, окрашенному опаловымъ светомъ съ розовыми облаками. Вдоль извилистаго русла Жера тянулся рядъ тополей, стремившихся острыми вершинами къ небу, а луга по обоимъ берегамъ прятались въ беломъ тумане.

Натуры сильныя и деятельныя редко поддаются впечатленiю пробуждающейся тихо и спокойно природы; но въ это утро графъ Гедеонъ былъ въ особенномъ расположенiи духа, внушавшемъ ему новыя мысли. Онъ окинулъ взоромъ эти широкiя поля, пространный горизонтъ, долины, леса, между которыми онъ такъ давно гонялся за призраками, и, поддаваясь грустному чувству, спросилъ себя, сделалъ-ли онъ хорошее употребленiе изъ отсчитанныхъ ему судьбою дней? Болезненный вздохъ вырвался изъ его груди и послужилъ ему ответомъ.

Вдругъ ему что-то вспомнилось и онъ ударилъ себя по лбу.

- Да, именно такъ! сказалъ онъ себе.

- Не знаетъ-ли который изъ васъ, что, старый герцогъ де Мирпуа у себя въ замке, возле Флеранса, или въ своемъ отеле въ Лектуре?

- Мне говорили въ гостиннице, где мы провели ночь, сказалъ Джузеппе, что старый герцогъ возвратился вчера изъ Тулузы, и наверно, такъ рано онъ еще не уехалъ изъ города.

- Ну, такъ къ нему въ отель, и поскорей!

поднялъ железный молотокъ и ударилъ имъ въ дверь, которая тотчасъ же отворилась.

- Скажи своему господину, сказалъ онъ появившемуся слуге, что графъ де Монтестрюкъ желаетъ поговорить съ нимъ по делу, нетерпящему отлагательства.

Минуты черезъ три тотъ же слуга вошелъ въ залу, куда ввели графа, и доложилъ ему, что герцогъ де Мирпуа его ожидаетъ.