В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
III. Стычка в чистом поле.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). III. Стычка в чистом поле. (старая орфография)

III.
Стычка в чистом поле.

Граф Гедеон поднялся по великоленной каменной лестнице с железными перилами превосходной работы, прошел длинную анфиладу комнат и в большом парадном салоне нашел герцога де Мирпуа, который встретил его без шляпы.

- Граф, сказал он вежливо, такой ранний визит доказывает, что у вас есть ко мне важное дело. Я желал бы иметь возможность и удовольствие оказать вам в чем-нибудь услугу.

- Благодарю вас за любезность, герцог, отвечал граф де Монтестрюк; дело идет обо мне, но об вас еще больше.

- Обо мне?

- Вы сейчас это узнаете. Простите мне прежде всего, что я вызову у вас тяжелое воспоминание: у вас была дочь, герцог?

Герцог де Мирпуа побледнел и, опершись на спинку кресла, отвечал:

- Её уж нет больше, граф; она не умерла, а посвятила себя Богу, и каждый день я ее оплакиваю, потому что каждый день я знаю, что она жива и что уж я никогда больше её не увижу.

- Я знаю, какой удар обрушился на ваш дом... я знаю имя мерзавца, который совершил преступление! Меня удивляет одно только - что он еще жив.

- У меня нет сына... я гнался за человеком, о котором вы говорите, догнал его! Рука моя его вызвала... Вы знаете историю дон-Диего, граф; со мною было тоже... Он сломал мою шпагу и оставил мне жизнь, а у меня нет Сида, чтоб отмстить за меня.

- Ну, а еслиб кто-нибудь вам сказал: я убью барона де-Саккаро или сам погибну, чтобы вы ему дали?

- Что сам бы он захотел... Этот дом, мои замки, мои имения... все, все! С меня довольно было-бы угла, где бы я мог умереть.

- Всего этого слишком много. Оставьте себе имения и замки, оставьте себе этот дом и ваши дома в Оше и в Ковдоме. Я берусь убить барона де-Саккаро, немножко за себя, больше за вас, но мне не нужно ничего из всех ваших богатств... я прошу только вашего покровительства для женщины и для ребенка.

- Мой дом им будет открыт, даю вам в том слово. А как зовут эту женщину?

- Графиня де Монтестрюк, которая сегодня же вечером, может быть, овдовеет и приведет к вам моего сына.

Герцог с удивлением взглянул на графа и спросил его:

- Значит, все, что рассказывают, правда?

- Да, герцог, я раззорился; мои последния деньги исчезли сегодня ночью в игорном притоне... Мне стыдно и страшно подумать об этом, но именно потому, что я так дурно жил, я хочу хорошо умереть... Кровь, говорят, омывает всякую грязь, а моя кровь прольется сегодня наверное до последней капли.

Герцог де Мирпуа сделал движение; граф остановил его жестом.

- Я твердо решился... вы мне дали слово.... Остальное касается только одного меня...

- Я, знаю, покрайней мере, как напасть на его следы... и стану его искать, как ищейка следит за диким кабаном... раньше вечера я наверное настигну его... клянусь вам... А если я вернусь... тогда посмотрим!..

Герцог де Мирпуа открыл ему объятия; граф бросился ему на грудь. Через минуту граф де Монтестрюк пошел к двери, с высоко поднятой головой.

- Да сохранит вас Бог! воскликнул герцог. Очутившись снова на улице и сев на коня, граф де Монтестрюк вздохнул полной грудью: совесть говорила ему, что он поступил благородно. Проезжая мимо собора, на верху которого блестел крест в лучах утренняго солнца, он сошел с коня и, бросив поводья Францу, вошел на паперть и преклонил колена. Джузеппе вошел вслед за мим и сделал тоже.

- Барон де Саккаро - человек суровый, сказал себе граф Гедеон; если он убьет меня, я хочу, насколько возможно, спасти душу свою от когтей дьявола.

Помолившись, он встал. Джузеппе вышел за ним, опустил пальцы в кропильницу со святой водой и перекрестился

- Нельзя знать, что случится, сказал он, в свою очередь, а все-таки это пойдет в зачет за добрые дела и повредить не может.

Выехав за ворота Лектура, три всадника очутились в поле и пустились рысью по дороге. Они ехали в ту сторону, где видели накануне зарево от пожара. Путь им лежал мимо Монтестрюка, башни которого виднелись за деревьями, на верху холма. Граф замедлил шаг лошади и долго всматривался в эти башни, в холм, по которому тянулся тяжелый пояс стен, в большие деревья кругом, в долину, которая отлого спускалась к Жеру, в эти места, где он впервые увидел свет, в это голубое небо, улыбавшееся ему с детства, во все эти окрестности, полные воспоминаний, в эти леса, бывшие свидетелями его первых охот, в лугах, где он скакал на молодых лошадях, в реку, обсаженную вербами, где он удил рыбу, в этот золотистый горизонт, где он так легко мог-бы найдти свое счастье, если б его не толкал демон. Неодолимое волненье пробиралось в его твердую душу. Удивленный сим непривычным ощущением, он провел рукой по глазам. Слеза повисла у него на ресницах.

- Да ведь у меня есть жена! сказал он себе: есть ребенок!.. Кровь моя течет в его жилах!

Не поддаваясь осаждавшим его мыслям, он пришпорил коня, который уж собирался свернуть в Монтестрюк, и пустил его в галоп к Ошу.

- Ты знаешь, куда господин едет с нами? спросил Франц потихоньку у Джузеппе.

- Нет, но наверное на какую-нибудь чертовщину.

Встречая но дороге крестьян, ускорявших шаги, граф де Монтестрюк спрашивал у них, не знают-ли они, где можно встретить барона де Саккарро? При этом страшном имени, некоторые бледнели. Его видели в окрестностях Сент-Кристи, где он для забавы сжег прошлой ночью четыре или пять домов.

- Правда, сказала одна старуха, что один тележник чуть не убил его молотком за то, что он обижал его дочь.

- А что-ж сделал барон?

- Он бросил его в ров, раскроив ему голову, а дочку увел с собой.

- Все тот-же! проворчал граф.

В Сент-Кристи он увидел еще тлеющия развалины четырех или пяти домиков, вокруг которых горевали и плакали бедные женщины с маленькими детьми. Ни приюта, ни одежды, ни хлеба; а зима приближается

- А я проиграл в эту ночь шесть тысяч пистолей! сказал он с негодованием на самого себя; потом, успокоив свою совесть мыслью о том, что он затеял, он крикнул им:

- У меня нет для вас денег, но если только это может вас утешить, я клянусь вам, что проклятый барон не будет уже больше делать вам зла! А пока, ступайте к герцогу де Мирпуа, в его дом в Лектуре, и он, наверное, поможет вам в память обо мне.

Сказав это, граф Гедеон пустился к Рамбер Преньену. Толпа цыган, тащивших за собой вереницу растрепанных лошадей и облезлых ослов с десятком полунагих ребятишек, шлепавших по грязи, сказала ему, что барон со своей шайкой поехал в Сен-Жан - ле-Конталю, где он хотел провести день в трактире, хозяин которого славится уменьем жарить гусей.

- Да он сам. Я ему ворожила.

- А что жь ты ему предсказала?

- Что он проживет до ста лет, если только дотянет до конца недели.

- А какой день сегодня?

- Суббота.

- Ну, ну! может статься, что он долго и не протянет! А что он дал тебе?

- Два раза стегнул кнутом. За то я ж ему плюнула вслед, да еще перекрестилась левой рукой.

Граф уж было - отъехал, но вернулся и спросил еще:

- А сколько мошенников у него в шайке?

- Да человек двадцать и все вооружены с ног до головы.

- Э! а нас всего только трое! сказал граф.

Потом, выпрямляясь на седле, прибавил:

- Да, трое; но один пойдет за четверых, вот ужь двенадцать, а двенадцать душ со мною пойдут и за двадцать; выходит счет ровный.

Он снял с шеи золотую цепь и отдал цыганке:

- Карман пуст, но все-таки бери, и спасибо за известия.

Цыганка протянула руку к графу, который уже поскакал дальше, и крикнула ему вслед:

- Пошли тебе, Господи, удачу!

Услышав это, граф снова остановился и, повернув к ней, сказал:

- Чорг возьми! да кто-ж лучше тебя может это знать? Вот моя рука, посмотри.

Цыганка схватила руку графа и внимательно на нее посмотрела. На лице её, под смуглой кожей, показалась дрожь. Франц смотрел на нее с презреньем, Джузеппе - со страхом.

- А что они предвещают?

- Что ты проживешь долго, если доживешь до завтра.

- Значит, всего один день пережить, только один?

- Да, но ведь довольно одной минуты, чтобы молния сразила дуб.

- Воля Божья!

Граф кивнул цыганке и, не дрогнув ни одним мускулом, поехал дальше.

Уже собор Ошский показался на горе с двумя своими квадратными башнями, как граф Гедеон подозвал знаком обоих товарищей. В одну минуту они подъехали к нему, Франц слева, а Джузеппе справа.

- А что, молодцы, очень вы оба дорожите жизнью? спросил граф.

Франц пожал плечами и отвечал:

- В пятьдесят-то лет! а мне они стукнули два года с месяцем тому назад! Есть чем дорожить! С трудом могу я одолеть пять или шесть кружек... я совсем разрушаюсь... Съем трех каплунов - и совсем отяжелею, а если не просплю потом часов восемь или десять, то голова после трещит... Надоело!

- А ты, Джузеппе?

- О! я, сказал итальянец, да также, как и он! К чему жить в мои года? Вот недавно проскакал одним духом тридцать миль - и схватил лихорадку... Правда, что лошадь совсем пала; но ведь то - животное неразумное, оно и понятно... Вот на ночлеге хорошенькая девочка наливала мне стакан... Она улыбнулась; зубки у ней блестели, как у котенка. Покойной ночи! я заснул, положив локти на стол... Совсем не стало во мне человека!

- Значит, вам все равно - отправиться в путь, откуда не возвращаются назад?

- Вот еще! когда вы едете, то и мы не отстанем. Правда, Франц?

- Еще бы!

- Когда так, то будьте готовы оба. Когда граф де Монтестрюк указывает на такое место, где умирают, то он скачет всегда впереди.

- Значит, мы едем?... спросил Джузеппе.

- Захватить барона де Саккаро в трактире, где он пирует с своими разбойниками.

- Их двадцать, кажется, а с ним, выходит, двадцать один, сказал Франц.

- Что-жь, разве боишься?

- Нет, я только подвожу итог.

- А что я тебе говорил? проворчал Джузеппе на ухо товарищу.

Три всадника, оставив Ош направо, въехали в долину, которая ведет в Сен-Жан-ле-Конталь, когда граф де Монтестрюк, остановясь у группы полуобнаженных деревьев, вынул шпагу и, согнув ее на луке седла, сказал:

- Теперь, товарищи, осмотрим наше оружие! Не следует, чтобы проклятый барон захватил нас в расплох!

Все трое вынули свои шпаги и кинжалы из ножен, чтоб увериться, что они свободно входят и выходят, что концы у них остры и лезвия отточены. Осмотрели заряды в пистолетах, переменили затравку и, успокоившись на этот счет, пустились дальше.

- Видите, молодцы, сказал граф, шесть зарядов - это шесть убитых. Останется четырнадцать, пустяки для нас с вами... Притом же цыгане вечно прибавляют. Однакож, нужно держать ухо востро и не тратить пороху по воробьям.

Скоро они доехали до того места долины, где начинались дома Сен-Жан-ле-Конталя. Женщины и девушки с криком бежали во все стороны по полям; дети плакали, догоняя их и падая на каждом шагу. Сильный шум раздавался из деревни.

- Вот лучшее доказательство, что тот, кого мы ищем, еще не убрался отсюда! сказал граф Гедеон.

Он остановил за руку женщину, бежавшую с узлом платья на голове. Та упала на колена, думая, что пришла её смерть.

- Встань и разскажи, что там такое?

- Ах, мой Боже! сам дьявол напал на нашу сторону!

- Да, дьявол или барон - это одно и тоже. Что же он там делает?

- А все, что не позволено делать, добрый господин. Сначала еще шло порядочно; вся ватага казалась усталою и толковала, что пора спать; начальник велел приготовить обед, когда они проснутся. Трактирщик поставил кастрюли на огонь, а на дворе накрыли большой стол. Но как только они открыли глаза и выпили несколько бутылок, то стали прямыми язычниками.

- Совсем пьяные, значит?

- Совершенно!

- Ну, тем лучше!

- Что вы говорите? Они собираются разграбить деревню для забавы. Я, пришла-было с другими, посмотреть и едва унесла ноги. Послушайте-ка!

В самом деле, слышался сильный шум и выстрелы. Перепуганный скот бежал из деревни с отчаянным ревом. Старуха бросилась тоже бежать. Граф поехал к деревне.

- Берегитесь, детки, пляска начинается! Смотрите, руку на пистолет и, как-только я подам сигнал, - не зевать!

- А какой же будет сигнал?

- Чорт возьми! шпага на-голо! Как только я ее выну - стреляй в разбойников и руби их!

до трактира Золотого Карпа, надо было только идти на встречу бегущим. Адский шум выходил оттуда.

Через растворенную дверь виден был барон верхом, со шляпой на бровях; он осушил целый жбан и смеялся во все горло, Кругом него - самый шумный безпорядок. Ломали мебель, бросали посуду за окошко. Несколько разбойников гонялись за служанками, которые не знали, куда спрятаться; стол был опрокинут, несколько бочек разстреляно из пистолетов и вино лилось ручьями на красный пол. Негодяи, припав на колена, так и пили прямо с полу. В углу плакала девушка с обнаженными плечами. Там и сям солдаты торопливо совали в мешки и чемоданы награбленные вещи. Другие стреляли в кур и уток и вешали убитых за ноги к седлам.

- Ату его! ату его! кричал барон, забавлявшийся, как король.

Труба протрубила поход: кто держался еще кое-как на ногах, сели на коней и выровнялись подле барона де Саккаро, красного, как пион. Другие пошли, качаясь, на конюшни и вышли оттуда, таща лошадей за поводья.

- Все крепки и славно вооружены, сказал Франц, и не двадцать их, а тридцать!

- Ну, тем будет забавнее. На бале, ты сам знаешь, чем больше танцующих, тем веселей, отвечал Джузеппе.

- Можно мне выбрать, себе одного? Вот тот в красном плаще мне нравится.

- А меня особенно соблазняет толстяк, с зеленым пером на шляпе.

- Выстрелим-ка разом, будет пара.

Выстроив кое-как свою банду, барон огрел хлыстом отсталых и, выпрямившись на стременах, крикнул:

- Теперь, мои барашки, на охоту за хорошенькими девочками и за прекрасными денежками! Кто меня любит - за мной!

В ответ раздалось "ура", и в ту минуту, как отряд двигался с места, на дворе появился впереди Франца и Джузеппе граф Гедеон в шляпе, надвинутой на самые брови, крепко сидя в седле и с откинутым на плеча плащем. Барон уже ехавший к воротам, увидел его.

- А! граф де Монтестрюк! вскричал он.

- Он самый!

- Тысяча чертей! помоги-же моей памяти!... Ведь это тебя я бросил на земь как-то вечером, на дороге в Миркиду, в прошлом году?

- Да, напавши на меня сзади и неожиданно.

- Военная хитрость, мой друг, военная хитрость! А! да славно-же ты и упал тогда!... Какими судьбами ты гуляешь теперь по моей дороге?

- Гуляю потому, что ищу тебя.

- Ну! вот теперь ты нашел меня; чего-же ты от меня хочешь?

Шпага графа блеснула в правой руке, и в тоже мгновенье он выстрелил левою из пистолета в бандита, стоявшого у него на дороге.

В ту же минуту раздались еще два выстрела, а за ними, с быстротою молнии, - еще три. Шесть человек упало, и в числе их человек в красном плаще и другой - с зеленым пером.

И вдруг с криком: бей! руби! старинным военным криком своего рода, граф де Монтестрюк бросился прямо на барона.

В то же время, со шпагами на-голо_: Франц и Джузеппе кинулись на прочих бандитов.

Удар был страшный. Ошеломленные стремительной аттакой, разстроенные внезапным радением шестерых товарищей, всадники барона дали прорвать ряды свои, и еще двое свалились с коней от первых же ударов. Но как только они увидели, что против них всего трое человек, они сомкнули ряды и кинулись вперед в свою очередь. Тут произошла страшная свалка, раздались крики, стоны, проклятия, бешеные удары шпаг и глухой шум тяжелого паденья тел на землю. Дым от выстрелов облек всю схватку.

Граф Гедеон перескочил через солдата, которого свалил первым выстрелом, и схватился с бароном де-Саккаро. Это был крепкий рубака, владевший отлично и шпагой, и кинжалом; не легко было одолеть его; но он ослабел от попойки, рука его потеряла и гибкость, и твердость; кроме того, у графа было еще и то преимущество, что он готов был уыереть, лишь бы только убить врага.

Два тигра не бросаются друг на друга с такой яростью, когда схватываются из-за добычи; удар сыпался за ударом; уже кровь лилась ручьями с обоих, но потому уже, как граф вертелся около барона, грозя ему и рукой, и шпагой, и кинжалом, быстро нападая и так же быстро отражая удары, - можно было отгадать заранее, на какой стороне окажется победа. Она пришла бы еще скорей, еслибы по временам один из людей барона не отделялся от общей схватки, в которой бились Франц и Джузеппе, как два диких кабана, преследуемые стаей собак, - чтобы броситься на графа, которому приходилось еще и от него защищаться, а между тем барон мог хоть немного вздохнуть; но силы его заметно истощались вместе с кровью, лившеюся из ран, и шпага уже плохо действовала в его руках.

Пришла наконец минута, когда усталая рука не выдержала тяжести шпаги, опустилась и открыла задыхающуюся грудь. Быстрей молнии, рука графа Гедеона вытянулась, и барон повалился на грудь своей лошади. Ударом кинжала граф распорол ему горло, приколол еще раз и бросил окровавленного на-земь.

- Мертв! крикнул он.

Видя смерть начальника, еще кое-как державшиеся люди барона ударились в бегство и, прискакавши разом целой толпой к воротам, валились друг на друга.

при каждом ударе столько же вина, как и крови. Но оба они так упорно и слепо продолжали биться, что в числе ударов, направленных против них на удачу полупьяными разбойниками, некоторые все-таки попади ловко. Окруженные мертвыми и умирающими, Франц и Джузеине и сами казались не лучше их. Они протянули друг другу руку.

- Ну, каково тебе, брат? спросил Франц у Джузеппе.

- Да нехорошо, брат! а тебе?

- Еще немножко хуже, если возможно.... Мне кажется, что стены этого двора пляшут сарабанду.

Граф подъехал к ним, едва держа в руке мокрую и красную шпагу, вдруг побледнел и на минуту закрыл глаза. Он открыл их и, сделав последнее усилие, чтоб не упасть, сказал:

Франц и Джузеипе соскочили с седел, не думая о своих ранах, и сняли с коня графа, который уж не мог держаться на ногах; они положили его на солому, покрытую собранными на-скоро плащами. Несколько жителей, увидев, что побитые разбойники скачут сломя голову из деревни, подошли к трактиру. Кто был посмелей, вошли во двор, смотрели на раненых, считали мертвых, перескакивая через целые лужи крови. Двое или трое бродили вокруг барона, удивляясь его огромному росту и еще пугаясь его свирепого лица, которое так у него и замерло. Они показывали друг другу страшную рану у него на шее. Некоторые окружили тех, кто их избавил от этих разбойников, а один из них, еще не совсем оправившийся от страха, спросил, указывая пальцем на тело барона де-Саккаро:

- Мертвый, как и я сам сейчас же буду, отвечал граф Гедеон.

Маленький человечек в черном плаще, вышедший из погреба, подошел ближе, согнув спину.

чтоб сохранить от ран такую личность, помощь которой может быть многим полезна...

Джузеппе толкнул его к графу.

- Вынимай инструмент, да только поскорей, сказал ему граф.