В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
VII. Гостинница Красной Лисицы.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). VII. Гостинница Красной Лисицы.

VII.
Гостинница Красной Лисицы.

Во время прогулокъ молодой графъ почти никогда не разставался съ отъисканнымъ имъ въ деревне мальчикомъ-сиротою. У бедняка не было ни родни, ни пристанища и Гуго, прiютивъ его, нашелъ себе не только преданнаго слугу, но и друга. Звали его Коклико за красный цветъ волосъ.

Малый былъ вообще очень некрасивъ и неуклюжъ: большая голова на узкихъ плечахъ, длинныя руки, худыя ноги, все тело будто развинченное, пресмешной носъ, маленькiе глазки на кругломъ какъ вишня лице; но за доброту и за услужливость все забывали о его безобразiи. Передъ Гуго Коклико благоговелъ; Гуго былъ для него больше, чемъ идолъ, онъ былъ - великiй человекъ.

Дружба ихъ началась какъ-то разъ въ зимнiй вечеръ: въ углу подъ заборомъ маленькiй Гуго - ему было тогда летъ десять - нашелъ полузамерзшаго Коклико, лежащаго рядомъ съ большой связкой хворосту, слишкомъ тяжелой для его слабыхъ плечъ. Ноги у него были голыя, въ разбитыхъ деревянныхъ башмакахъ, руки посинели. Сердце, у Гуго сжалось отъ состраданiя; ни просьбами, ни убежденiями онъ ничего не могъ добиться отъ беднаго мальчика; взвалилъ его къ себе на плечи, кое-какъ дотащилъ до Тестеры и положилъ къ себе на кровать. Тепло оживило бедняжку, и какъ только онъ открылъ глаза, прежде всего увиделъ возле себя чашку горячаго супу.

- А, ну-ка, поешь, сказалъ ему Гуго.

Мальчикъ взялъ, какъ сонный, деревянную ложку и съелъ супъ, не говоря ни слова, но когда онъ понялъ наконецъ, что еще живъ, глаза его наполнились слезами и, сложивши руки, онъ сказалъ:

- Какъ же это? на васъ такое славное платье, а вы приняли участiе въ такомъ оборванце, какъ я!

Платье на Гуго было далеко не славное, а изъ толстаго сукна, но на немъ не было ни дыръ, ни пятенъ, и оно показалось великолепнымъ безпрiютному мальчику.

Эти слова тронули Гуго и онъ понялъ, до какой нищеты дошелъ этотъ сиротка.

- Подожди, сказалъ онъ ему: ты бросишь эти лохмотья, а матушка дастъ тебе хорошее платье, въ которомъ тебе будетъ тоже тепло.

Графиня де Монтестрюкъ тотчасъ же исполнила желанiе сына, Коклико одели съ головы до ногъ. Потомъ она отвела Гуго въ сторону и сказала ему:

- Ты спасъ ближняго, а теперь, дитя мое, на тебе лежитъ забота объ его душе.

- Какъ это?

- Ты долженъ заботиться объ этомъ несчастномъ, который порученъ тебе Провиденiемъ, и не допускать, чтобъ онъ бродилъ безпрiютнымъ и безпомощнымъ.

- Что же мне делать?

- Подумай самъ и после скажи мне, что придумаешь.

Гуго потеръ себе лобъ и сталъ думать, а вечеромъ за обедомъ сказалъ матери:

- Кажется, я нашелъ средство.

- Посмотримъ, какое?

- Дурачокъ, который живетъ у насъ изъ милости, не въ силахъ справиться со всеми работами по дому: надо и дровъ нарубить, и воды накачать, и за припасами сходить, и въ саду работать, и трехъ коровъ гонять въ поле, и фрукты уложить, и хворосту принести, да мало-ли еще что! Коклико прiймется за все: у него доброе сердце и отъ работы онъ сторониться не станетъ. Такимъ образомъ онъ будетъ заработывать себе хлебъ и не будетъ жить милостыней, которая еще, можетъ статься, не привела бы его къ добру. А я стану его учить читать;

Коклико, не чувствуя больше ни голода, ни холода, вообразилъ, что онъ въ раю.

Когда ребенокъ перенесъ столько лишенiй, сколько ихъ выпало на долю Коклико, и не умеръ, - значитъ, у него железное здоровье и онъ силенъ, какъ жеребенокъ, выросшiй на воле, на лугу. Коклико работалъ въ Тестере за большаго человека. Онъ также охотно пользовался и уроками, которые Гуго давалъ ему съ большимъ усердiемъ и съ аккуратностью стараго учителя. Но забивать себе въ голову буквы и учиться читать по книге, проведя столько летъ на вольномъ воздухе, не очень-то легко. Коклико билъ себя кулаками по голове и приходилъ въ отчаянiе передъ этими таинственными знаками, изображавшими звуки и понятiя.

- Ничего не понимаю! говорилъ онъ со слезами: такой ужъ болванъ!

Эти четыре слова засели у него въ голове и онъ почти всегда начиналъ ими фразу:

- Я такой ужъ болванъ!...

А между темъ, онъ только казался добрякомъ и дурачкомъ: въ сущности онъ былъ хитеръ - какъ лисица, ловокъ - какъ обезьяна и проворенъ - какъ белка. Не нужно было повторять ему два раза одно и тоже. Онъ все понималъ съ полуслова и все замечалъ отлично.

Скоро онъ и доказалъ это.

Разъ случилось, что Гуго, который ничего не боялся, вздумалъ перейти выступившую изъ береговъ речку, чтобъ достать въ яме карповъ; вдругъ онъ потерялъ дно и хотя умелъ плавать какъ рыба, но его унесло теченьемъ, онъ запутался въ траве и едва не утонулъ совсемъ.

Коклико, увидевъ беду, бросилъ лодку, поплылъ и вытащилъ изъ воды Гуго уже безъ чувствъ. Вблизи были мельники; они бросились на помощь и окружили Гуго, котораго Коклико положилъ на берегу. Советы посыпались со всехъ сторонъ. Наиболее сообразительные хотели уже повесить его за ноги, головой внизъ, чтобъ изъ него вылилась вода, которой онъ наглотался. Коклико протестовалъ.

- Хорошо лекарство! и здороваго-то оно убьетъ, а больному какая можетъ быть отъ него польза? вскричалъ онъ.

- Такъ что же съ нимъ делать!

- Я такой ужъ болванъ, а вотъ что мне кажется... тутъ не въ воде дело, что онъ проглотилъ...и вы сами не стали бы пить, еслибъ васъ окунуть съ головой въ реку - ему просто не достаетъ воздуху. Надо, значитъ, чтобъ онъ вздохнулъ, да чтобъ онъ согрелся, а то онъ совсемъ холодный.

И не теряя ни минуты, Коклико унесъ Гуго, разделъ его и положилъ у огня такъ, чтобъ голова была повыше.

- А теперь, дайте-ка поскорей водки!

Его слушали, сами не зная, почему. Наливши водки на шерстяную тряпку, онъ принялся изо всехъ силъ растирать утопленника. Мельники взялись тоже, кто за ногу, а кто за руку. Коклико раскрылъ все окна, чтобъ было побольше воздуха. Наконецъ, грудь Гуго поднялась, и онъ раскрылъ глаза. Первымъ движеньемъ Коклико было броситься ему на шею.

- Вотъ какъ, сказалъ онъ, надо спасать утопленника; хоть я и болванъ, а добрался до этого самъ собой.

Гуго подросталъ и становился совсемъ ужъ большимъ. Герцогъ де Мирпуа, навещавшiй ихъ отъ времени до времени въ Тестере, далъ ему позволенiе охотиться за кроликами въ его лесахъ, и Гуго пользовался этимъ позволеньемъ, какъ хотелъ: то ставилъ силки въ кустахъ, то сторожилъ кроликовъ съ лукомъ и стрелой.. Эта охота была для него любимымъ отдыхомъ отъ занятiй; Коклико всегда былъ при немъ.

Разъ, какъ-то вечеромъ, они стояли на опушке леса и мимо ихъ проехалъ верхомъ господинъ съ большой свитой. Это былъ человекъ большаго роста и важнаго вида, летъ тридцати; все знали, что у него горячая голова и что онъ скоръ на руку; гордъ онъ былъ, какъ эрцгерцогъ, и никемъ не стеснялся. Звали его маркизъ де сен-Эллисъ; онъ то именно купилъ у жидовъ-барышниковъ замокъ Монтестрюкъ, заложенный имъ графомъ Гедеономъ. Гуго, въ самую минуту ихъ встречи, опускалъ въ сумку штукъ пять убитыхъ имъ кроликовъ.

Маркизъ остановился и крикнулъ, важно подбоченясь:

- А сколько тутъ кроликовъ накрадено?

- Я уже такой болванъ, не ответилъ бы ни слова, проворчалъ Коклико.

- Это герцогъ де Мирпуа позволилъ тебе бродяжничать по своей земле? продолжалъ маркизъ, между темъ какъ Гуго закрывалъ сумку.

- Онъ самый, и я не понимаю, зачемъ вы мешаетесь не въ свое дело?

- Э! да собачонка, кажется, лаетъ! А после еще и кусаться станетъ! сказалъ маркизъ презрительно. Ну, не стыдно-ли пускать на свою землю такого негодяя, какъ ты?

- Стыдно тому, кто, сидя на лошади, оскорбляетъ пешаго, да еще когда ихъ десять противъ одного.

- Ахъ, ты дерзкiй! вскричалъ маркизъ и, обратясь къ одному изъ окружавшихъ его людей, сказалъ:

- Пойди-ка, нарви уши этому мальчишке!

- Вотъ этого-то я и боялся! прошепталъ Коклико и прибавилъ тихо товарищу:

- Бегите же теперь скорей.

Но Гуго уперся покрепче на ногахъ и поджидалъ посланнаго человека; онъ подпустилъ его къ себе и въ ту минуту, какъ тотъ поднималъ уже руку, чтобъ схватить его, Гуго отскочилъ въ сторону, подставилъ ему ногу и сильнымъ ударомъ кулака прямо въ грудь - сбросилъ его кувыркомъ въ ровъ.

- Что вы на это скажете, маркизъ? спросилъ онъ. У мальчишки есть и зубы!

- А вотъ я ему ихъ выбью! проревелъ маркизъ въ бешенстве и, выхвативъ пистолетъ изъ кубура, выстрелилъ; но Гуго успелъ отскочить во время.

- Не попали! вскричалъ онъ, смеясь - Вотъ я когда стреляю, такъ всегда попадаю.

И прежде, чемъ маркизъ могъ догадаться, что онъ хочетъ делать, Гуго вскочилъ на бугоръ и положилъ стрелу на лукъ:

- Берегите шапку, маркизъ; я не убиваю, а только заставляю невежъ мне кланяться.

Стрела просвистела и, какъ стрела Вильгельма Телля сняла когда-то яблоко съ головы сына, такъ и стрела Гуго свалила на землю алую шапку съ меховой опушкой, бывшую на голове у маркиза.

Маркизъ испустилъ яростный крикъ и, давъ шпоры коню, хотелъ броситься на Гуго, но этотъ не зевалъ: однимъ скачкомъ онъ бросился въ лесъ, который по густоте своей былъ недоступенъ лошадямъ. Прежде, чемъ маркизъ взобрался на бугоръ, бывшiй между ними, Гуго уже скрылся и догналъ Коклико, который бежалъ раньше, захвативши и сумку съ кроликами. Ветеръ сильно раскачивалъ деревья и кустарникъ, и оба товарища исчезли, какъ волчата, не оставивъ за собой никакихъ следовъ.

Маркизъ тщетно искалъ на опушке леса хотя бы малейшую тропинку, чтобы броситься въ погоню за беглецами; ветки били его по лицу, густая листва слепила глаза, острые шипы кололи со всехъ сторонъ.

- Мы еще увидимся! крикнулъ онъ наконецъ громовымъ голосомъ.

- Надеюсь! отвечалъ ему голосъ издали, донесясь по ветру черезъ волны качающихся ветокъ.

Гуго и маркизъ должны были, въ самомъ деле, встретиться.

Въ Иль-ан-Ноэ была въ то время гоcтинница, куда собирался народъ во дни ярмарки; она соперничала въ славе съ Золотымъ Карпомъ въ Сен-Жанъ-ла-Контале. Гуго выбралъ разъ какъ то эту самую гостниницу Красной Лисицы, чтобы погулять въ ней съ друзьями, и заказалъ хорошiй обедъ, ударивъ съ гордостью по карману, въ которомъ звенели деньги, положенныя Агриппой. Пока ставили кострюли на огонь и накрывали столъ, онъ побежалъ по деревне собирать лучшiй виноградъ и самые спелые фрукты на шпалерахъ.

Между темъ подъехалъ маркизъ де Сент-Эллисъ съ собаками и съ охотниками; съ нимъ было двое или трое друзей и все они сильна шумели. Смуглый красавецъ-конюшiй, съ грустнымъ и гордымъ лицомъ, закутанный въ белый шерстяной плащъ, соскочелъ съ лошади, взявъ за узду лошадь маркиза, помогъ ему сойти.

Войдя въ гостинницу съ друзьями и съ конюшимъ, маркизъ закричалъ, стуча ручкой хлыста по столу.

- Ну, вы тамъ! обедать! да поскорей! А ты, Кадуръ, забудь законы своего пророка противъ вина, ступай въ погребъ и принеси намъ по больше старыхъ бутылокъ изъ техъ, что хозяинъ, какъ хорошiй знатокъ, прячетъ за связками хвороста.

Арабъ, не отвечая ни слова, медленно вышелъ.

Маркизъ въ эту минуту увиделъ накрытый скатертью столъ и разставленныя тарелки. Девушка съ голыми руками принесла суповую чашу, изъ которой выходилъ аппетитный паръ.

- Чортъ возьми! сказалъ маркизъ, это просто волшебство какое-то, намъ и ждать было некогда.

И онъ храбро селъ за столъ и протянулъ стаканъ, чтобъ ему налили пить.

Служанка немного было-замялась, но, получивъ поцелуй въ щеку и деньги въ руку, ушла улыбаясь.

- А мне что за дело? сказала она; пусть сами разбираются, какъ знаютъ!

Когда Гуго возвратился и увиделъ, что за его столомъ сидятъ уже другiе, онъ очень вежливо заявилъ свои права.

- Идите своей дорогой, любезный! отвечалъ, несмотря на него, маркизъ съ набитымъ ртомъ.

- Господи! маркизъ! сказалъ Коклика, узнавши съ трепетомъ его голосъ.

Но Гуго повторилъ свои слова настоятельней: онъ заказалъ обедъ, онъ заилатилъ за него; обедъ принадлежитъ ему. Маркизъ обернулся и узналъ его.

- Э! сказалъ онъ, меряя его глазами, да это - охотникъ за кроликами:

- Пропали мы! прошепталъ Коклико.

- Ну, счастливъ твой Богъ, что ты являешься въ такую минуту, когдая вкусно емъ и не хочу сердиться! Обедъ очень не дуренъ... И за это славное вино я, такъ и быть, прощаю тебе обиду тамъ, на опушке леса... Бери же себе кусокъ хлеба и убирайся!

Кадуръ вошелъ въ эту минуту и, проходя мимо Гуго, сказалъ ему тихо, не смотря на него:

- Ты слабей, чемъ онъ, смолчи... молчанье - золото.

Но Гуго не хотелъ молчать; онъ начиналъ уже горячиться. Коклико тащилъ его за рукавъ, но онъ пошелъ прямо къ столу, и, ударивъ рукой по скатерти, сказалъ:

- Все, что есть на ней, принадлежитъ мне; я своего не уступлю!

- Я такой ужъ болванъ, когда сила не на моей стороне, я ухожу потихоньку, шепталъ Коклико... Черномазый-то конюшiй - истинный мудрецъ!

На этотъ разъ и маркизъ разразился гневомъ. Онъ тоже ударилъ кулакомъ по столу, да такъ сильно, что стаканы и тарелки зазвенели, и крикнулъ, вставая:

- А! ты хочешь, чтобъ я вспомнилъ старое?... Ну, хорошо же! Заплатишь ты мне разомъ я за то, и за это!

- Ну, теперь надо смотреть въ оба! проворчалъ Коклико, засучивая рукава на всякiй случай.

Маркизъ сделалъ знакъ двумъ слугамъ, которые бросились на Гуго; но онъ былъ сильней, чемъ думали, и однимъ ударомъ свалилъ обоихъ на-полъ.

Кадуръ подошелъ скорымъ шагомъ къ маркизу и сказалъ:

- Не позволитъ-ли мне господинъ поговорить съ этимъ человекомъ? Онъ молодъ, какъ и я, и можетъ быть...

Но маркизъ оттолкнулъ его съ бешенствомъ и крикнулъ:

- Ты! убирайся, а не то я пришибу и тебя, неверная собака!

И обращаясь къ слугамъ:

- Схватить его, живаго или мертваго!

Охотники бросились на Гуго; Коклико и несколько товарищей кинулись къ нему на помощъ; слуги друзей маркиза вмешались тоже въ общую свалку. Одинъ Кадуръ, сжавъ кулаки, держался въ стороне. Посредине залы, между опрокинутыми стульями, удары сыпались градомъ. Сидевшiе за столомъ громко смеялись. Товарищи Гуго были и ростомъ меньше его, и гораздо слабей; некоторые бросились вонъ; другiе, избитые, спрятались по угламъ; Коклико лежалъ ужъ безъ чувствъ наполу. Гуго долженъ былъ уступить силе и тоже упалъ. Все платье на немъ было въ клочкахъ; его связали веревками и положили на скамье.

- А теперь - моя очередь, сказалъ маркизъ; такой скверный негодяй, какъ ты, стоитъ хорошаго наказанья... Вотъ тебя сейчасъ выпорютъ, какъ собаку.

- Меня! крикнулъ Гуго и сделалъ отчаянное усилiе разорвать давившiя его^ веревки.

- Ничего не сделаешь, возразилъ маркизъ: веревки вопьются тебе въ тело прежде, чемъ лопнутъ.

И въ самомъ деле, вокругъ кистей его рукъ показались красныя полосы, а самыя руки посинели.

Одинъ изъ охотниковъ взялъ въ руки длинный и гибкiй ивовый прутъ и несколько разъ свистнулъ имъ по воздуху.

- Бей! крикнулъ маркизъ.

Глухой стонъ, вырванный скорей бешенствомъ, чемъ болью, раздался за первымъ ударомъ. За третьимъ - Гуго лишился чувствъ.

- Довольно! сказалъ маркизъ и велелъ развязать ремень и веревки и прыснуть ему въ лицо водой, чтобъ принести въ чувство.

- Вотъ какъ наказываютъ школьниковъ, прибавилъ онъ.

- Маркизъ, сказалъ Гуго, устремивъ на него глаза, налитые кровью, напрасно вы меня не убили: я отмщу вамъ.

- Попробуй! отвечалъ маркизъ съ презреньемъ и селъ снова за столъ.

Гуго возвращался въ Тестеру, какъ помешанный. Жилы у него надулись, виски бились, въ голове раздавался звонъ. Онъ спрашивалъ себя, неужели все это было съ нимъ въ самомъ деле: эта встреча, брань, борьба, розги?... Онъ весь вздрагивалъ и крики бешенства вырывались у него изъ груди. Коклико тащился кое-какъ, вследъ за нимъ.

Когда Гуго прошелъ уже мимо последнихъ домовъ деревни, онъ услышалъ за собою шаги бежавшаго человека. Онъ обернулся и узналъ араба; белый бурнусъ его развевался по ветру; онъ скоро догналъ Гуго и, положивъ руку ему на плечо, сказалъ ему:

- Ты былъ храбръ, будь теперь и терпеливъ. Терпенье - это червь, подтачивающiй корни дуба, это капля воды, пробивающая скалу.

Онъ снялъ свою руку съ плеча Гуго и бросился назадъ, завернувшись въ широкiя складки своего бурнуса.

Агриппа первый увиделъ Гуго и былъ испуганъ выраженiемъ отчаянiя на его лице; прежде, чемъ онъ раскрылъ ротъ, Гуго сказалъ ему:

- Оставь меня, я прежде хочу говорить съ матушкой.

Онъ побежалъ къ ней въ комнату. Графиня ахнула, взглянувъ на него: предъ ней стоялъ графъ Гедеонъ, какимъ онъ бывалъ въ минуты сильнаго гнева. Гуго бросился къ ней и хриплымъ голосомъ, безъ слезъ, съ глухимъ бешенствомъ разсказалъ ей все, что случилось въ гостиннице Красной Лисицы, споръ, борьбу, удары и обморокъ свой, заключившiй сеченье.

Графиня де Монтестрюкъ страшно побледнела. Она схватила сына за руку и спросила:

- Ты отмстишь за себя?

- О! да, клянусь вамъ!

- Не клянись! я это вижу по твоимъ глазамъ... но - подожди!...

Это слово, напомнившее ему слово Кадура, заставило Гуго подскочить на местъ.

- Подожди, говорю я тебе: месть - такое кушанье, которое надо есть холоднымъ.

Графиня положила руку на голову сына, подумала съ минуту и продолжала:

этотъ маркизъ? онъ взялъ бы у меня еще сына после замка!! нетъ!... нетъ!... Но еслибы и ты всадилъ ему шпагу въ грудь, и этого было бы еще мало!... Где же было бы страданье, где-жъ было бы униженье?... Что ты самъ перенесъ, надо, чтобъ и онъ перенесъ это же самое и такимъ же точно образомъ.

- Но какъ же это сделать?

- Случай хоть и хромаетъ, но все-таки приходитъ!... Когда человекъ съ твоимъ именемъ получаетъ благодеянiе, онъ воздаетъ за него сторицей; когда онъ получаетъ оскорбленiе, онъ возвращаетъ его вчетверо!... Несколько месяцевъ позднее или раньше, что-жъ это значитъ? Карауль, ищи; своимъ терпеньемъ ты еще докажешь, что у тебя воля и долгая, и упорная... Готовься... не отдавай ничего случаю... думай только о томъ, какъ бы победить... И знаешь-ли, почему я говорю тебе съ такой суровостью, сынъ мой? Потому, что ты носишь имя, у котораго нетъ другаго представителя и защитника, кроме тебя, и ты одинъ отвечаешь за это имя; потому, что твой долгъ - передать его безъ пятна темъ, кто родится отъ тебя, такимъ точно, какимъ ты получилъ его отъ своего отца, умершаго со шпагой въ руке, потому, что ты только еще вступаешь въ жизнь и дурно бы вступилъ въ нее, еслибъ не отмстилъ тому, кто нанесъ тебе смертельное оскорбленiе... Надо, чтобы по первому же твоему удару все узнали, отъ какой крови ты происходишь... Да! моимъ голосомъ говоритъ тебе духъ отца твоего... Повинуйся ему... Маркизъ этотъ, говорятъ, опасный человекъ... надо, значитъ, чтобы рука твоя прiучилась еще лучше владеть шпагой, надо изучить все уловки... Ищи средствъ, составляй планъ; а когда прiйдетъ часъ, когда ты будешь уверенъ, что онъ у тебя въ рукахъ, - тогда вскочи и порази!

Изъ всего страшнаго отчаянья, подавлявшаго Гуго еще за минуту, на лице у него осталась только синеватая бледность, да сверкающая молнiя въ глазахъ. Волненiе улеглось въ немъ окончательно.