В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
XIII. Поцелуй в темноте.
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). XIII. Поцелуй в темноте.

XIII.
Поцелуй въ темноте.

Между темъ Гуго хотелъ сдержать данное себе слово, а стычка съ графомъ де Шиври еще более побуждала его сдержать это обещанiе, во что бы то ни стало. А разъ решившись, зачемъ же откладывать? Къ несчастью, весь день проходилъ въ удовольствiяхъ и ни разу не удалось ему встретить Орфизу де Монлюсонъ съ глазу на глазъ.

- Ну, сказалъ онъ себе, наедине или при всехъ, а до завтрашняго солнечнаго восхода она узнаетъ мои мысли.

После этого решенiя онъ впалъ въ какое-то особенное расположенiе духа. Воспитанный вдали отъ городскаго шума, на деревенской свободе, онъ сохранилъ привычку къ мечтательности и къ уединенiю, хоть этого и трудно ожидать отъ человека, готоваго броситься на самыя опасныя приключенiя. Подъ вечеръ, когда все общество разсыпалось по саду, онъ ушелъ въ отдаленный уголъ замка, где среди окруженнаго высокими стенами двора возвышалась часовня; ветеръ шелестелъ листьями росшихъ вокругъ нея деревьевъ.

Двери были отворены; онъ вышелъ.

Въ часовне никого не было. Несколько свечей горело светлыми звездочками, шумъ его шаговъ глухо отдавался подъ сводами. Большiя росписныя окна на хорахъ блестели яркимъ светомъ и обливали золотомъ, пурпуромъ и лазурью толстые столбы и паперть. Въ лучахъ виднелись беломраморныя колено-преклоненныя фигуры на гробницахъ. Торжественное молчанiе царствовало въ храме. Гуго селъ въ темномъ углу.

Онъ чувствовалъ, какое важное дело предстоитъ ему. Насталь-ли въ самомъ деле часъ наложить эту цепь на свое сердце? Одна-ли истина руководитъ имъ? Вполне-ли искренная любовь, въ которой онъ намеренъ признаться?

Онъ спрашивалъ себя, какъ будто бы сама мать его была тутъ съ нимъ; онъ испытывалъ и совесть свою, и сердце. Въ совести онъ нашелъ твердую, непоколебимую решимость вести дело до конца, а въ сердце - сiяющiй въ лучахъ образъ Орфизы де-Монлюсонъ.

Поднявъ глаза, онъ увиделъ на окне въ золотомъ сiянiи лучезарную фигуру, напоминавшую какимъ-то смутнымъ сходствомъ ту, кто наполнялъ собой все его мысли. Въ яркихъ лучахъ заходящаго солнца она простирала къ нему руки.

Онъ всталъ и, не сводя глазъ съ образа, вскричалъ въ порыве восторга:

- Да! я отдаю тебе любовь мою и клянусь посвятить тебе всю жизнь!

Когда онъ вышелъ изъ часовни, былъ уже вечеръ. Светъ въ окне погасъ, въ сумеркахъ виднелись одни смутныя очертанiя ангеловъ и святыхъ. Гуго пошелъ подъ мрачными арками, тянувшимися вокругъ двора и вступилъ въ темную галлерею, которая вела въ замокъ.

Онъ шелъ медленно въ темноте, какъ вдругъ заметилъ двигавшуюся вблизи неясную фигуру, внезапно появившуюся будто сквозь стену. Въ ушахъ его смутно отдавался шелестъ шелковаго платья; онъ остановился, шелестъ приближался и вдругъ горячее дыханье обдало лицо его и губъ его коснулся жгучiй поцелуй. У него захватило духъ, онъ протянулъ руки, но призракъ уже исчезъ и только въ конце галлереи отворилась дверь изъ освещенной комнаты и въ ней отразился на одно мгновенiе силуэтъ женщины. Дверь тотчасъ же затворилась и густой мракъ снова окружилъ его.

Гуго бросился впередъ; но руки его наткнулись на шероховатую каменную стену. Долго онъ ощупывалъ ее; ни малейшаго признака двери не попалось ему подъ руки. Наконецъ онъ ощупалъ пуговку и подавилъ ее. Передъ нимъ открылась большая пустая комната, полуосвещенная четырьмя узкими и глубокими окнами.

Преследовать дальше было бы безполезно. Гуго еще чувствовалъ на губахъ следы горячаго поцелуя и спрашивалъ себя, не виденiе-ли это было, но ему отвечало сильно бьющееся сердце. Кто же былъ этотъ мимолетный призракъ? Зачемъ онъ появился? Зачемъ исчезъ? Где найти эту женщину и какъ узнать ее?

Когда волненье его немного утихло и сердце успокоилась, Гуго пошелъ отъискивать все общество. Слуга указалъ ему на большое строенье, назначенное для игры въ мячъ и въ кольцо.

Когда онъ вошелъ, все обитатели замка были въ сборе. Зала была ярко освещена и огни отражались на бархате и атласе платьевъ. Лошади въ щегольской сбруе нетерпеливо ржали на арене и кольца были уже развешаны на тонкихъ прутьяхъ по столбамъ.

Ослепленный внезапнымъ переходомъ изъ темной галлереи въ ярко освещенную залу, Гуго увиделъ однакожь съ перваго взгляда герцогиню де-Авраншъ и рядомъ съ ней принцессу Мамiани.

- Да идите-жь скорей, крикнула ему принцесса своимъ музыкальнымъ голосомъ, васъ только и ждали!

- Ужь не заблудились-ли вы, преследуя какую-нибудь злую фею? спросила его Орфиза, обмахиваясъ кокетливо вееромъ.

- Нетъ! нетъ! ея лицо не знаетъ лжи! это не она; но кто же? сказалъ себе Монтестрюкъ.

Принцесса улыбалась кавалеру де-Лудеаку и ощипывала лепестки розъ въ своемъ букете.

Графъ де-Шиври подошелъ къ Гуго, между темъ какъ оканчивались приготовленiя къ игре въ кольцо.

- А что, знаютъ эту игру въ вашей стороне? спросилъ онъ.

- Нетъ, но мне кажется, что это очень не трудно.

- Хотите попробовать?

- Очень радъ.

Гуго велелъ принести Овсяную-Соломенку, и десятокъ всадниковъ собрались на конце галлереи и бросились снимать кольцо другъ за другомъ.

Каждый разъ, какъ кольцо попадало на копье, герцогиня д'Авраншъ громко апплодировала.

- Я хочу, господа, дать отъ себя призъ первому изъ васъ, кто положитъ къ моимъ ногамъ десять колецъ.

- Чортъ возьми! сказалъ себе Гуго, вполне уже овладевшiй собой; вотъ и желаемый случай... лучшаго никогда не встретится.

И онъ поскакалъ во весь опоръ и сталъ нанизывать на тонкое копье одно кольцо за другимъ.

Черезъ четверть часа десять колецъ было взято.

- Вотъ видите, сказалъ онъ графу де Шиври, у котораго на копье было всего восемь колецъ; дело-то въ самомъ деле не очень трудное.

И, соскочивъ съ коня, онъ пошелъ прямо къ герцогине, преклонилъ колено и положилъ у ногъ ея свои десять колецъ.

Маркиза д'Юрсель, очень высоко ценившая ловкость, поздравила Гуго съ победой и сказала:

- Мне кажется, графъ, что самъ его величество король, ловкости котораго я не разъ имела счастье удивляться въ каруселяхъ, не сделалъ бы лучше вашего. Вотъ вы теперь склонились передъ моей племянницей, какъ некогда склонялись рыцари передъ дамой сердца, когда подходили получать награду за свои подвиги.

- А какой же награды вы желаете отъ меня, графъ? спросила Орфиза кокетливо.

- Права посвятить вамъ, герцогиня, мою жизнь, мою кровь и мою любовь.

Голосъ, жестъ, выраженiе, взглядъ придавали этимъ словамъ такую цену, которая спасала ихъ отъ свойственной обыкновеннымъ любезностямъ приторности; ошибиться было невозможно. Орфиза де Монлюсонъ покраснела; принцесса побледнела; кругомъ послышался легкiй шопотъ.

- Я изъ такого рода, который привыкъ говорить прямо и открыто, что думаетъ, и потому-то я считалъ своимъ долгомъ сказать вамъ, что сейчасъ высказалъ, герцогиня. Позволю себе только прибавить, что любовь эта родилась во мне въ ту минуту, какъ я васъ увиделъ.

- Значитъ, дня два или три тому назадъ? спросилъ Шиври.

- Да, точно, два или три дня, герцогиня, какъ говоритъ графъ де Шиври, вашъ кузенъ; но она останется неизменной до моего последняго вздоха.

Потомъ, обратясь къ своему сопернику и не теряя хладнокровiя, онъ продолжалъ:

- Не ужели вы находите, что нужно много времени, чтобы любовъ родилась отъ удивленiя, какое внушаетъ герцогиня д'Авраншъ, и неужели вы считаете, графъ, что жизни человеческой слишкомъ много, чтобъ доказать ей эту любовь?

Графъ де Шиври начиналъ терять терпенье, но все еще сдерживая себя, вскричалъ, обращаясь къ окружавшему обществу:

- Что вы скажете, господа, объ этихъ словахъ? неправда-ли, такъ и видно, что графъ де Монтестрюкъ прiехалъ издалека?

На этотъ разъ Гуго переменилъ тонъ и, возвысивъ голось, отвечалъ, бросая огненные взгляды:

- Эти слова, графъ, вполне достойны хорошаго дворянина и дворянинъ этотъ, откуда бы онъ не прiехалъ, готовъ предложить бой, пешкомъ или на коне, съ кинжаломъ или со шпагой, каждому, кто бы ни сталъ ему поперегъ дороги.

Де Шиври сделалъ шагъ впередъ; Орфиза де Монлюсонъ остановила его жестомъ и сказала:

- Я дала слово графу де Шаржполь и сдержу его.

Она окинула взглядомъ все общество и спросила съ кокетствомъ и вместе съ достоинствомъ:

- Вы требуете себе; графъ, права посвятить мне вашу жизнь и доказать мне вашу любовь преданностью?

- Да, герцогиня, и если мне не удастся, ценой самыхъ постоянныхъ, самыхъ упорныхъ усилiй, назвать васъ графиней де Монтестрюкъ, женой моей, то я отдамъ за это всю свою кровь до последней капли.

Пока онъ говорилъ, принцесса дрожащей рукой рвала цветы своего букета и бросала по полу. Де Шиври побледнелъ страшно. Его удивляло, какъ это человекъ, позволившiй себе при немъ такую дерзость, еще стоитъ на ногахъ; онъ совсемъ ужь готовъ былъ разразиться гневомъ, но кавалеръ де Лудеакъ пробрался къ нему сзади и прошепталъ ему на ухо:

- Если не уступишь, берегись: она совсемъ готова на полный разрывъ.

Эти слова произвели въ уме графа де Шиври внезапный переворотъ, онъ вдругъ изменилъ позу и тонъ и воскликнулъ весело:

- Кажется, вы говорили сейчасъ, любезный графъ, о кинжале и шпаге? э! Боже милостивый, что вы это?... Эти страсти давно ужь вышли изъ моды! Неужели тамъ у васъ, въ Арманьяке, этого не знаютъ? Но, уверяю васъ честью, никто уже при дворе не выходитъ теперь на дуэль, какъ случалось прежде. Каждый векъ имеетъ свои обычаи и мне кажется, что наши права не хуже прежнихъ... Вместо того, чтобъ ломать копья или рубить другъ друга секирами и подвергать царицу турнира непрiятности отдавать свою руку калеке, теперь сражаются умомъ, хорошими манерами и предупредительностью. Теперь ужь не хватаются за оружiе при каждомъ случае - это прилично только людямъ грубымъ, а люди со вкусомъ доказываютъ свою любовь вежливостью, деликатными поступками, благородной внимательностью, уваженiемъ, постоянствомъ. И настаетъ день, когда тронутая наконецъ дама венчаетъ любовь того, кто умелъ ей понравиться... Не такъ-ли, милая кузина?

что вотъ-вотъ последуетъ вызовъ и разговоръ совсемъ оборвется. Она хорошо знала, какъ онъ страшенъ со шпагой въ руке и, сама не сознаваясь себе, можетъ быть даже, и совсемъ не зная того, боялась за жизнь графа де Монтестрюка. Когда де Шиври обратился прямо къ ней, она весело наклонила голову и отвечала:

- Согласна-ли я съ вашимъ мненiемъ, любезный кузенъ? совершенно!... И чтобъ доказать это на деле, такъ какъ вы оба, господа, - вы, графъ де Шиври, ужъ целый годъ, а вы, графъ де Монтестрюкъ, всего только двое сутокъ, - делаете мне честь вашимъ вниманiемъ, то я даю вамъ обоимъ три года сроку: мне теперь осьмнадцать летъ, а когда исполнится двадцать одинъ, вы оба возвратитесь сюда и если сочтете себя въ праве просить руки моей - а я ценю себя очень высоко - ну, господа, тогда посмотримъ!

Если бъ у ногъ графа де Шиври разразился ударъ молнiи, то едва-ли и онъ произвелъ бы на него такое ужасное действiе, какъ эти слова герцогини. Высказанныя при маркизе де Юрсель, которая пользовалась почти правами опекунши, такъ какъ одна представляла всю родню, да еще при двадцати свидетеляхъ, - они получали цену настоящаго обязательства. Кроме того, графъ хорошо зналъ упорный характеръ своей кузины. Онъ думалъ, что какъ только онъ повернулъ разговоръ на шуточный тонъ, то герцогиня, благосклонно принимавшая до сихъ поръ его поклоненiя, воспользуется тотчасъ же случаемъ, чтобъ окончательно обратить и дело въ шутку, и графъ де Монтестрюкъ такъ и останется ни причемъ. Но нетъ! По какой-то странной фантазiи, герцогиня обращала въ серьезное дело такой эпизодъ, который, по его понятiямъ, былъ просто мимолетнымъ капризомъ! И какой же горькою и глубокою ненавистью наполнялось теперь его сердце къ тому, кто былъ причиной такого оскорбленiя!

- Вы согласны? вдругъ спросила Орфиза, взглянувъ на Гуго.

- Согласенъ, отвечалъ Гуго серьезно.

Все взоры обратились на графа де Шиври. Онъ позеленелъ, какъ мертвецъ. Онъ хорошо понималъ, какой страшный ударъ ему наносится: отсрочка на три года, ему, который не дальше какъ накануне еще былъ такъ уверенъ въ успехе, и для когоже? для едва знакомой личности! Но если съ перваго же дня ему встречаются такiя препятствiя, то что же будетъ черезъ месяцъ, черезъ годъ? Стиснутыми пальцами онъ сжималъ эфесъ шпаги, кусая себе губы. Самое молчанiе его служило уже знакомъ, какъ важна настоящая минута. Все окружающiе сдерживали дыханье.

- Вы заставляете меня ждать, кажется? сказала Орфиза звонкимъ голосомъ.

Де Шиври вздрогнулъ. Надо было решиться, и решиться немедленно. Мрачный взоръ его встретилъ взглядъ Лудеака, красноречивый взглядъ просьбы и предостереженiя. Бледная улыбка скользнула у него на губахъ и, почтительно поклонившись, онъ выговорилъ наконецъ съ усилiемъ:

- Я тоже согласенъ, герцогиня.

Вздохъ облегченiя вырвался изъ груди Орфизы, а маркиза де Юрсель, питавшаяся всегда одними рыцарскими романами, высказала свое одобренiе графу де Шиври.

- Самъ Амадисъ Гальскiй не поступилъ бы лучше, сказала она Цезарю, который ее не слушалъ, а смотрелъ, какъ кузина уходила изъ залы подъ руку съ его соперникомъ.

Оставшись вдвоемъ съ Лудеакомъ, вне себе отъ бешенства, съ пеной на губахъ, совсемъ зеленый, графъ де-Шиври топнулъ ногой и разразился наконецъ гневомъ:

- Слышалъ? крикнулъ онъ. И какъ гордо она это сказала! можно было подумать, право, что вовсе не обо мне идетъ тутъ дело... Понимаешь ли ты, скажи мне? Я, я самъ попалъ въ западню, какъ школьникъ, я осмеянъ, позорно осмеянъ... и кемъ-же?.. ничтожнымъ проходимцемъ изъ Гасконьи!

- Не говорилъ я тебе, что онъ опасней, чемъ ты предполагаешь? сказалъ Лудеакъ.

- Да ведь и ты виноватъ тоже!.. Не шепни ты мне на ухо, не взгляни на меня, я бы прижалъ его къ стене... и сегодня же вечеромъ онъ былъ бы убитъ!..

- Что кто-нибудь изъ васъ былъ бы убитъ, я въ этомъ уверенъ. Но только еще вопросъ, кто именно, онъ или ты?

- Не выходи изъ себя! До меня дошелъ слухъ объ одной исторiи, случившейся какъ-то въ Арманьяке, и я начинаю думать, что графъ де-Монтестрюкъ въ; состоянiи померяться силами съ самыми искусными бойцами... Впрочемъ, ты можешь самъ справиться, и если меня обманули, то всегда можешь поднять снова дело. Онъ не изъ такихъ, что отступаютъ, поверь мне!

Лудеакъ взялъ графа де-Шиври подъ руку и сказалъ ему вкрадчивымъ голосомъ:

- Мой другъ, не поддавайся советамъ гнева: онъ редко даетъ хорошiе. У тебя много прекрасныхъ качествъ, которыя могутъ повести тебя далеко; но ты ихъ портишь своей живостью, которую надо предоставить мелкоте. У тебя умъ тонкiй, изворотливый, ты схватываешь быстро, решаешь тоже. Тебе смело можно поручить всякое щекотливое дело, где требуется разомъ и ловкость, и твердость; я тебя виделъ на деле. Ты знаешь, куда надо метить и бьешь верно, только иногда ты слишкомъ горячишься. Ты честолюбивъ, другъ Цезарь, и ты разсуждалъ правильно, что рука такой наследницы, какъ Орфиза де-Монлюсонъ, которая принесла бы тебе въ приданое огромныя именья и герцогскую корону, откроетъ тебе все поприща... Это очень умно, но не ставь же, ради Бога, все свои шансы на одну карту... Хорошо ли будетъ, если ты получишь въ тело вершка три железа, которое уложитъ тебя въ постель месяцевъ на пять, на шесть, а то и совсемъ отправитъ на тотъ светъ разсуждать о непостоянстве и непрочности всего въ этомъ мiре? Учись прибегать къ открытой силе, чтобы отделаться отъ врага, только тогда, когда истощились уже все средства, какiя можетъ доставить тебе хитрость... Подвергай себя опасности только въ крайнемъ случае, но за то ужь и действуй тогда решительно и бросайся на противника, какъ тигръ на добычу.

- Э! съ этой-то самой минуты я и получилъ о тебе лучшее мненiе, Цезарь! Я вовсе не забылъ о твоей ненависти, и именно для того, чтобы получше услужить ей, я и говорю-то съ тобою такъ... У меня на сердце тоже ненависть не хуже твоей... Я ничего не пропустилъ изъ всей сцены, въ которой рядомъ съ тобой и съ нимъ, и другiе тоже играли роль... Твое дело я сделалъ и своимъ; прiйдетъ когда нибудь часъ, но подожди, Шиври, подожди... и не забывай никогда, что царь итакскiй, самый лукавый изъ смертныхъ, всегда побеждалъ Аякса, самаго храбраго изъ нихъ!

- Ну, такъ и быть! возразилъ Цезарь, поднимая омраченное злобой чело, я забуду на время, что Александръ разрубилъ мечомъ Гордiевъ узелъ, и оставлю свою шпагу ножнахъ; но такъ же верно, какъ-то, что меня зовутъ графъ де Шиври, я убью графа де-Монтестрюка или онъ убьетъ меня.