Враги Джобсона.
Часть третья. Пробуждение надежды.
IV. Том Скирро.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Враги Джобсона. Часть третья. Пробуждение надежды. IV. Том Скирро. (старая орфография)

IV.
Том Скирро.

Среди общого волнения, овладевшого городом Корнвалем, неожиданно сосредоточила на себе внимание всех столь незначительная и неинтересная личность, как Том Скирро. Этот молодой джентльмэн, с низким лбом, большой головой, плоским носом, толстыми губами и уродливым лицом, напоминавшем его отца, отличался особыми талантами. Находясь дома между двумя жерновами и часто напрягая все свои силы, чтоб не быть стертым в прах, юный Том с ранних лет развил в себе талант к интриге. Он натравливал своих родителей друг на друга с искуством настоящого дипломата и с полным пренебрежением ко всем правилам чести и правды. В его глазах успех был главное, и он предпочитал достигать его ловким обманом, а не усидчивым трудом. В подобных натурах есть что-то дьявольское и их существование доказывает, конечно, что дьяволх не миф, и что где-нибудь в преисподней существует прототип хитрых дипломатов, в роде Талейрана. Молодой Скирро в иной сфере, с его ловким умом и отсутствием всякой совести, быть может, поднялся бы очень высоко, но в узких пределах Корнвальского общества его таланты, к счастью для человечества, были значительно сдержаны и ограничены.

Доктор Скирро и его жена имели привычку свободно говорить при этом юном Мефистофеле о всех злобах дня. Перед ним доктор разсуждал о своих пациентах и денежных делах. Таким образом, с ранняго возраста Том имел уже запас знания, далеко не возвышенного и не цивилизующого характера. Мысли и предметы, неведомые большинству детей, были ему хорошо известны и он уже был компетентным судьею человеческих пороков в таких годах, когда дети обыкновенно не имеют о них никакого понятия. Однако, она, наиболее выказывал свою сметливость именно тем, что скрывал плоды древа познания добра и зла, не делясь ими ни с кем из своих товарищей. Он почерпал еще большую силу в сознании, что из всех сверстников он один мог понимать и ценить всю сладость скандалов, приводивших в волнение Корнвальское общество. Том Скирро был прямой противоположностью Тадди. Он был скрытный, молчаливый, хитрый, не веселый и, главное, подлый мальчишка, а Тадди, хотя гораздо способнее Скирро, был открытый, смелый до безумия, болтливый, вечно смеющийся, благородный и симпатичный юноша.

Том Скирро первый в школе узнал о случившемся в Корнвале, после отъезда майора Гренвиля, объявлении воины между Спригсом и доктором Джобсоном. Он слышал, как разсуждали в гостинной его отца обо всех этих событиях и повременам незаметно пробирался в буфет Спригса, где на украденную медную монету выпивал рюмку водки и выкуривал сигару, незамеченный в толпе. Если же кто и обращал на него внимание, то лишь смеялся, как над диковинным чертенком. Возбужденный всем, что он слышал о приготовлениях к борьбе партий, Том решился принять деятельное в ней участие, открыто приняв сторону Спригса и организовав спригситскую партию в школе.

Скирро приступил к делу с похвальной быстротою и начал с того, что, подобно знаменитому премьеру, занялся обучением своей партии. Он сделал своими адъютантами молодого Флетчера и юного Магвайера, ирландского мальчика, нос которого так безжалостно сплющил Тадди. Он воровал яблоки и раздавал их товарищам, выпрашивал пенсы и менял их на хлебные зерна, которыми подкупал менее корыстных мальчиков. Тадди, отличавшийся более светлым умом, чем Скирро, хотя далеко не столь хитрый, вскоре понял, в чем дело. Магвайер резал его на словах, Флетчер отказывался играть с ним и некоторые другие мальчики, бывшие с ним на дружеской ноге, стали избегать его или смеяться над ним. Наконец, Тадди заметил, что в латинском классе, где он был самым опасным соперником Скирро, товарищи составили против него целый заговор и подсказывали уроки Тому. Однако, все это было устроено так хитро, что Дэвид Роджер, несмотря на свою сметливость, ничего не замечал. Конечно, Тадди мог бы все привести в порядок в пять минут. Дэвид Роджер три раза в неделю обучал его математике на дому, где мистрис Джобсон, для поощрения сына, принимала участие в уроках, и не было ничего легче для Тадди, как в один из этих вечеров предупредить Роджера о совершающемся в школе. На другой день поражение Скирро было бы полное, но он был слишком горд для подобной закулисной интриги. Всякие задние ходы претили его честной натуре. Несмотря на его юные годы, гордая натура мистрис Джобсон, её смелость, прямота и вечные возгласи о благородстве, высших принципах, врожденном аристократизме и т. д., внушили Тадди такия чувства, которых были чужды его менее бойкие братья и сестры.

Однако, наш герой не имел недостатка в друзьях. Вилли Мастерман, самый большой и сильный мальчик во всей школе, был на его стороне, а также брат Мастермана и несколько других учеников, пострадавших от грубых, заносчивых манер Скирро. Действительно, школа почти по-ровну делилась на две партии - на джобсонитов и скирроитов, изображавших те более могучие лагери, на которые дробилось все общество Корнваля. Внутри школы проявления этой вражды были, как всегда, очень комичны. Магвайер и Мастерман сидели в классе рядом и не говорили друг с другом. Если одному из них надо было что-нибудь, находившееся в руках другого, или учитель приказывал им передать друг другу книгу, то они обменивались знаками или один как бы нечаянно ронял книгу, а другой ее поднимал. Удивительно, как долго подобная тайная вражда может продолжаться в школе, прежде чем учитель ее заметит. Занятый совершенно иными мыслями, Роджер заботился только о том, чтоб внушить своим ученикам хорошие принципы и основательные знания, а потому не замечал происходившого перед его глазами.

Так обстояли дела, когда разнеслась по городу весть о предстоящих выборах и кандидатуре мистера Спригса. На всех улицах были приклеены на стенах его прокламации. Скирроиты ликовали и однажды Роджер, подняв голову, заметил с удивлением, что у некоторых мальчиков в петлицах торчали желтые ленточки, словно они были кавалерами нового ордена.

- Что это? спросил он с улыбкой: - к чему у вас эти ленты? Скирро, что это значит?

- Ничего, сэр, отвечал Том.

- Это ложь, мистер Скирро, и вы за это пересядете на последнее место в классе. Магвайер, у вас также ленточка, скажите, зачем вы ее надели?

- О, для шутки, сэр, отвечал Магвайер, сверкая своими живыми глазами.

- Но это что-нибудь да значит, говорите правду!

Вся школа притаила дыхание, но ответ Магвайера долго заставлял себя ждать. Вдруг с задней скамейки раздался пискливый голосок.

- Я знаю, сэр, что это значит. Они носят цвета мистера Спригса, кандидата на выборах.

Маленький девятилетний Траутбек, произнесший эти слова, еще не успел узнать цену молчания. Скирро бросил на него знаменательный взгляд из под своих густых бровей, что не избегло внимания зоркого Тадди.

- Ну, господа, сказал добродушно Роджер: - очень хорошо принимать живое участие в выборах, но я не могу дозволить, чтобы в школу вносили политику. Здесь ей делать нечего. Снимите ленточки и чтоб я их никогда более не видал.

Ленточки исчезли в одно мгновение. Скирроиты были смущены, а джобсониты не скрывали своей радости.

Перед самым концом классов Тадди получил от Мастермана записку следующого содержания:

"Следи зорко за Джэни Траутбеком. Скирроиты готовят ему потасовку".

заявил об этом громко, но без всяких неприятных коментариев.

Как только классы кончились, стало очевидным, что подготовляется какое-то важное событие. Скирроиты поспешно выбежали на улицу и устремились к дому Флетчера, где назначен был сборный пункт. Каждый из них вынул из кармана и сунул в петлицу запрещенную ленточку. Голоса их раздавались громко и воинственно. Скирро энергично делал приготовления к бою. Его сторонники набивали себе карманы каменьями, а он сам показал им маленькую бронзовую пушку, которая, по его словам, была заряжена. Радостные крики приветствовали эту выходку.

Тадди и Мастерман остались на школьном дворе и осмотрели свои силы. Они решились проводить до дома маленького Траутбека, и для рекогносцировки послали Флешкера, но он тотчас вернулся, преследуемый казаками скирроитской армии с каменьями почти до самых ворот школы. Молодой Джобсон, избранный в предводители, благодаря его светлому уму, хотя он не был ни самый старший, ни самый сильный в своей партии, противился в принципе всякой уличной драке, и, быть может, боялся обратить на нее внимание Роджера. Поэтому, он предложил отправиться в противоположную сторону от той, где их ждали Скирроиты, именно в открытое поле к шлюзам, где если на них и нападут враги, то постороннее вмешательство было невероятно; к тому же там было много каменьев.

В ту самую минуту, как этот план был принят, Дэвид Роджер вышел из школы и запер её дверь. Мгновенно джобсониты пустились бегом из ворот в поле. Скирроиты, заметив их тактику, хотели начать преследование, как увидали Роджера, выходившого из ворот. Скирро скомандовал поверпуть фронт и направиться на место боя по другой улице. Таким образом, Роджер пошел на почту, не подозревая, как вокруг него бушевали страсти.

Тадди и его друзья быстро добежали до шалаша на полудороге к шлюзам и тут решено было ожидать врагов. Младшие ученики были очень бледны, и перепуганы, а старшие признавали себя героями. Вскоре показался и неприятель в разсыпную, едва переводя дыхание от усталости.

силами джобсонитов под начальством Тадди и Мастермана. Руководимый скорее ненавистью, чем тактикой, Скирро набросился со всей своей армией на пень, защищаемый Джобсоном. В воздухе засвистели камни; одному маленькому мальчику, стоявшему рядом с Тадди, камень разрезал скулу до крови, но он мужественно отвечал такой же картечью. Однако, полдюжину защитников аванпоста вскоре побороли и прежде, чем Тадди успел отступить, его окружили. Сторонники его, боясь попасть каменьями в своих, ударили на неприятеля и началась рукапашная.

Некоторые из джобсонитов грохнулись на землю под ударами довольно сильного и вооруженного камнем кулака Скирро. Наконец, он встретился лицом к лицу с Джобсоном, бросился на него и ударил так сильно по уху, что тои упал. Но Мастерман подоспел на помощь к своему другу и не дал Скирро доканать лежачого. Он, в свою очередь, повалил Скирро и поспешно поднял Тадди, который, сжав кулаки, ждал нового нападения со стороны врага. Мастерман, с чисто английской заботой о честности боя, удерживал толпу в почтительном разстоянии от бойцев.

Не успел Скирро подняться на ноги, как, побагровев от злобы, кинулся на Джобсона. Наш герой, вспомнив наставления майора Гренвиля, спокойно подпустил его к себе и потом быстро нанес ему один удар с низу в нос, а другой по зубам. Тот снова грохнулся на землю.

- Ура! Джобсон, валяй его! воскликнул Мастерман.

Скирро вторично поднялся и дико набросился на своего противника, ударяя его обеими кулаками на отмашь. Тадди продолжал придерживаться той же строго научной системы. Оба они напрягали все свои силы. Бой был ужасный и остальные мальчики смотрели на них бледные, испуганные. Два раза Тадди получил очень серьёзные ушибы, а Скирро уже пять или шесть раз клевал носом землю, как вдруг последний отскочил на несколько шагов, вынул что-то из кармана, зажег спичку и поднес ее к маленькому предмету в своей руке. Раздался выстрел и мальчик, стоявший за Тадди, упал на землю с пронзительным криком. Толпа остолбенела от ужаса. В эту минуту на театре военных действий появился Роджер, который, положив письмо на почту, отправлялся гулять.

схватив за шиворот негодяя, так крепко сжал его, что он стал кричать во все горло от боли и страха. Не выпуская его из рук, Роджер осмотрел раненного мальчика. Дело оказалось пустое. Дробинки только оцарапали в кровь его лицо.

под арестом по обвинению в нанесении раны выстрелом младшему Мастерману и что отец его, доктор Скирро, бушевал как сумасшедший у мэра.

Несмотря на все недостатки Скирро, товарищи сожалели об нем, и даже Тадди, по дороге в полицию, просил своего друга учителя отпустить Тома и никому не говорить о происшедшем. Но Роджер хотел хорошенько напугать юного негодяя и в этом вполне успел. Впрочем, когда мистрис Скирро произвела в полиции скандал, едва не подравшись с сторожами и ее отнесли домой без чувств, так что пришлось послать за доктором Джобсоном, мистер Мастерман, отец раненного мальчика, просил выпустить Тома из тюрьмы. Через несколько времени он действительно был возвращен в лоно своего семейства. Что там произошло с этим юным джентльмэном, осталось навеки тайной, только соседи слышали раздирающие вопли в доме доктора Скирро и потом в продолжении нескольких дней его сын не показывался в публике.

Между тем попечители школы собрались и исключили Тома Скирро, а доктор, убедившись в общей ненависти к своему сыну, отправил его в Монреаль. Что же касается самого мальчика, то горе и позор, причиненные им своей семье, казались ему ничтожными в сравнении с приобретенной славой и внутренним сознанием, что ни один юноша в Корнвале не посмел сделать такого подвига, как он, и вынести его последствия с таким философским равнодушием.

Освобожденный от этого миниатюрного безпокойства, Корнваль по прежнему предался борьбе партий на большой ноге.