Сон
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1816
Категория:Поэма
Входит в сборник:Стихотворения Байрона в переводе Н. М. Минского
Связанные авторы:Минский Н. М. (Переводчик текста)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Сон

Дж. Г. Байронъ

Сонъ

(The Dream).

Переводъ Н. Минскаго.

Байронъ. Библiотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905

Сон

                              I.

          Жизнь наша двойственна. Есть мiръ особый сна,

          На рубеже двухъ тайнъ, что мы неверно

          Зовемъ существованiемъ и смертью.

          Есть мiръ, принадлежащiй сну, есть царство

          Безбрежное действительности дикой;

          И сновиденья, въ немъ рождаясь, дышутъ,

          Скорбятъ, льютъ слезы, радости не чужды.

          Они надъ нашей мыслью тяготеютъ

          И наяву; они-жъ по пробужденьи

          Дневныхъ заботъ намъ облегчаютъ тяжесть.

          Они двоятъ все наше существо,

          То близки намъ и нашему мгновенью,

          То на герольдовъ вечности похожи.

          Они скользятъ, какъ духи дней былыхъ,

          Вещаютъ, какъ Сибиллы, о грядущемъ.

          

          Они, своей лишь прихоти послушны,

          Насъ делаютъ иными, чемъ мы были,

          То потрясая образомъ мелькнувшимъ,

          То тенью насъ исчезнувшей пугая.

          Ужели и они лишь только тени?

          Не все-ль былое тень? Такъ кто-жъ они?

          Не дети-ли мечты? Мечта лишь въ силахъ

          Сама собой действительность творить

          И населять планеты существами

          Прекраснее когда-либо рожденныхъ,

          И жизнь вдыхать въ безплотныя черты,

          Отныне долговечней всякой плоти.--

          Хочу поведать объ одномъ виденьи,

          Что созерцалъ, быть можетъ, въ краткомъ сне,

          Но грезы сна способны къ долгой жизни,

          Въ единый часъ вмещая много летъ.

                              II.

          Я виделъ на холме стоявшихъ рядомъ

          Два существа во цвете юныхъ дней.

          То былъ зеленый холмъ въ уступахъ мягкихъ,

          

          Хотя не омывался y подножья

          Морской волной. Кругомъ сверкала жизнь

          Леса и нивы съ хлебомъ волновались,

          Кой-где средь нихъ дома людей виднелись

          И дымъ, вiясь, вставалъ отъ сельскихъ крышъ.

          Былъ холмъ увенчанъ круглой дiадемой

          Деревьевъ, такъ взрощенныхъ не игрой

          Природы, a рукою человека.

          Те двое - дева съ юношей--глядели,

          Она - на мiръ, простертый передъ нею,

          Цветущiй, какъ она сама, a онъ -

          Лишь на нее. И оба были юны,

          Она - ктому-жъ прекрасна. Оба юны,

          Но въ юности различны межъ собой.

          Какъ нежная луна на крае неба,

          Сiяла дева на заре созревшей

          Въ ней женственности. Юноша годами

          Моложе былъ, но страсть переросла

          Въ немъ возрастъ, и глазамъ его казалось

          На всей земле одно лицо желаннымъ,--

          

          Ея черты онъ созерцалъ такъ долго,

          Что больше не былъ въ силахъ ихъ забыть.

          Лишь ей одною жилъ онъ и дышалъ

          И словно говорилъ ея устами.

          Немея передъ ней, онъ трепеталъ

          При каждомъ слове, ей произносимомъ.

          Ея глазами онъ гляделъ на мiръ,

          Окрашенный въ ихъ цветъ. Онъ пересталъ

          Жить самъ въ себе. Въ ней былъ источникъ жизни

          И океанъ, куда неслись потоки

          Всехъ чувствъ его, чтобъ слиться тамъ навекъ.

          Ея прикосновенье, звукъ единый,--

          И кровь его то приливала къ сердцу,

          То бурно отливала вновь къ лицу,--

          Хоть сердце и не ведало причины

          Своихъ страданiй. Въ этихъ страстныхъ чувствахъ.

          Участiя не принимала дева.

          Она вздыхала - только не о немъ.

          Онъ для нея былъ братомъ и не больше,

          Хоть это было многимъ. Славныхъ предковъ

          

          Она въ прiязни детской имя брата

          Давала лишь ему. Онъ это имя

          Любилъ и ненавиделъ. Почему?

          На то ответъ глубокiй дало время,

          Когда она другого полюбила.

          И вотъ теперь она другого любитъ

          И, стоя на вершине, смотритъ вдаль,

          Не мчится-ль конь съ возлюбленнымъ, летитъ-ли

          Онъ такъ же пламенно, какъ ждетъ она?

Сон

                              III.

          Мой сонъ исчезъ и заменился новымъ.

          Я виделъ старый замокъ. У крыльца

          Оседланный богато конь стоялъ.

          A юноша, кого я виделъ раньше,

          Въ старинной ждалъ часовне одиноко.

          Печальный, бледный, онъ шагалъ въ раздумьи,

          Вдругъ селъ, схватилъ перо, и начерталъ

          Слова, которыхъ разобрать не могъ я,

          Поникъ челомъ на руки, весь затрясся,

          Какъ-бы въ припадке судорогъ, вскочилъ

          

          Исписанный листокъ, - но слезъ не пролилъ.

          Онъ вскоре превозмогъ свое волненье,

          И принялъ видъ спокойный. Въ этотъ мигъ

          Владычица души его вошла,

          Светла, съ улыбкой на устахъ, хоть знала -

          Такое знанье возникаетъ быстро,--

          Что любитъ онъ ее, что сердце въ немъ

          Она своею тенью омрачила.

          Она видала, что теперь онъ страждетъ,

          Но видела не все. Онъ всталъ, ей руку

          Пожалъ пожатьемъ, легкимъ и холоднымъ.

          Одно мгновенье на его лице

          Чувствъ несказанныхъ отразилась повесть

          И вмигъ исчезла, какъ возникла вмигъ.

          Онъ руку отпустилъ и не спеша,

          Съ ней будто не прощаясь, удалился.

          Съ улыбкой оба тихо разошлись.

          Онъ вышелъ изъ воротъ тяжелыхъ замка,

          Селъ на коня и въ дальнiй путь поехалъ,

          И больше за порогъ старинный этотъ

          

                              IV.

          Мой сонъ исчезъ и заменился новымъ.

          Тотъ юноша сталъ мужемъ. Онъ жилищемъ

          Избралъ себе пустыни знойныхъ странъ,

          Где духъ свой услаждалъ лучами солнца.

          Живя средь зрелищъ странныхъ и суровыхъ,

          Онъ сделался и самъ не темъ, чемъ былъ.

          Скитальцемъ сталъ онъ суши и морей.

          Какъ волны, предо мной чередовались

          Картины странъ различныхъ - и повсюду

          Я различалъ его. И наконецъ

          Я виделъ: отъ полуденнаго зноя

          Онъ отдыхалъ среди колоннъ упавшихъ,

          

          Названья техъ, кто древле ихъ воздвигъ.

          Кругомъ паслись верблюды и стояли

          У водоема спутанные кони.

          Въ одеждахъ развевающихся мужъ

          

          Дремали люди племени его.

          

          Столь чистыхъ, столь безоблачно-прозрачныхъ,

          Что въ глубине ихъ видно только Бога.

                              

          Мой сонъ исчезъ и заменился новымъ.

          Царицу думъ его взялъ въ жены некто,

          Ее любившiй менее, чемъ онъ.

          Въ своемъ дому - за много тысячъ миль -

          

          Окружена цветущею весною

          Прекрасныхъ дочерей и сыновей.

          Но посмотри! Легла печать страданiй

          На ликъ ея и тень борьбы сокрытой.

          

          Какъ будто-бы непролитыя слезы

          Отяготили вежды ихъ. О чемъ

          Ея печаль? Кто ей любимъ, тотъ съ нею.

          A тотъ, кто самъ любилъ ее, далеко,

          

          Надеждой низкой, иль желаньемъ грешнымъ,

          Иль плохо скрытой горестью. О чемъ-же

          

          Она его не обольщала лживой

          

          Что угнетаетъ духъ ея, не можетъ

          Онъ быть причастнымъ - бледный призракъ детства.

                              VI.

          Мой сонъ исчезъ и заменился новымъ.

          

          Его предъ алтаремъ, съ невестой рядомъ.

          Ея лицо пленяло красотой,

          Но не было лицомъ, что возсiяло

          Надъ юностью его звездой лучистой.

          

          Вдругъ вспыхнули темъ страннымъ выраженьемъ,

          И грудь его стеснилась той-же дрожью,

          Какъ некогда въ часовне одинокой.

          Теперь, какъ и тогда въ тотъ часъ прощальный,

          

          Чувствъ несказанныхъ повесть отразилась

          И вмигъ исчезла, какъ возникла вмигъ.

          Спокойный онъ стоялъ, произнося

          

          

          И виделъ онъ не то, что видеть могъ бы,

          A старый замокъ, памятныя сени,

          Знакомые покои. Те места,

          Тотъ день и часъ, светъ дня, теней узоры,

          

          И съ той, кто стала рокомъ для него,--

          Все образы минувшаго вернулись

          И стали между нимъ и светомъ солнца.

          Къ чему? Что нужно имъ въ подобный часъ?

                              

          Мой сонъ исчезъ и заменился новымъ.

          Владычицу души его - увы -

          Глубоко изменилъ недугъ душевный.

          Ея разсудокъ навсегда покинулъ

          

          Лишившись блеска жизни, созерцали

          Предметы не земные, точно стала

          Она царицей призрачнаго царства.

          Ея мечты казались сочетаньемъ

          

          Ничьимъ глазамъ незримыя отъ века,

          Безплотныя, съ ея сдружились взоромъ.

          Безумьемъ называютъ это люди,

          Но мудрость смотритъ глубже. Для нея

          

          Какъ будто-бы подзорная труба

          Для истины. Оно пространства мiра

          Отъ призрачныхъ виденiй обнажаетъ,

          Являя жизнь въ последней наготе,

          

          Намъ слишкомъ близкой и неодолимой.

                              VIII.

          Исчезъ мой сонъ и заменился новымъ.

          Скиталецъ сталъ какъ прежде одинокъ.

          

          Иль враждовали съ нимъ. Въ душе носилъ онъ

          Отчаянья и увяданья знакъ

          И окруженъ былъ ненавистью общей

          И клеветой. Страданья отравляли

          

          

          Онъ въ пищу сталъ употреблять отравы,

          Всю силу потерявшiя надъ нимъ.

          Онъ жилъ лишь темъ, что смертью угрожаетъ.

          

          Съ звездами, съ вольнымъ генiемъ вселенной

          Онъ велъ беседы. И они учили

          Его волшебству чаръ своихъ. Широко

          Предъ нимъ была раскрыта книга ночи.

          

          О чудесахъ и тайнахъ. - Такъ да будетъ!--

                              IX.

          Растаялъ сонъ и новымъ не сменился.

          Такъ предо мной, какъ будто на яву,

          

          Двухъ любящихъ существъ, и завершился,

          Безумьемъ одного, страданьями обоихъ.

ПРИМЕЧАНІЕ

Эта небольшая поэма, написанная въ вилле Дiодати, близъ Женевы, въ конце iюля 1816 г., имеетъ серьезное автобiографическое значенiе. Она состоитъ изъ вступленiя, въ которомъ говорится вообще о психологическомъ характере сновиденiй, и ряда отдельныхъ эпизодовъ, какъ бы туманныхъ картинъ, изъ собственной жизни поэта, изображаемаго здесь подъ видомъ "юноши". Второй и третiй отделы поэмы посвящены описанiю парка и замка Аннесли и изображенiю двухъ событiй изъ исторiи юношеской страсти Байрона къ его соседке и дальней родственнице, миссъ Мери-Анне Чэворсъ. Первое изъ этихъ событiй происходитъ на вершине "холма дiадемы", находящагося зъ разстоянiи около полумили къ юго-востоку отъ замка. Время действiя - конецъ лета или начало осени 1803 г. Лицо любимой девушки еще сiяетъ передъ юношей, но онъ уже начинаетъ убеждаться, что ея вздохи относятся не къ нему и что она для него - только недостижимая мечта. Второе событiе относится къ следующему, 1804 году; местомъ действiя здесь является "старинная часовня", небольшая комната надъ главными воротами замка. Это последнее свиданiе Байрона съ предметомъ своей любви. Бедный "юноша" уже знаетъ свой безповоротный приговоръ. Первымъ его движенiемъ было - набросать несколько страстныхъ словъ прощанiя и упрека... Но, увидевъ "владычицу своей души" съ светлой улыбкой на устахъ, онъ овладеваетъ собою - и прощаегся съ нею также съ улыбкой на устахъ, хотя и съ отчаянiемъ въ сердце.

Пятый отделъ опять посвященъ судьбе Мери-Анны: она вышла замужъ за молодого красавца Мостерса, но въ этомъ браке не нашла счастья; избранннкъ ея сердца оказался недостойнымъ ея; онъ искалъ только приданаго, чтобы расплатиться со своими долгами, и на семейную жизнь любимой поэтомъ женщины легла тяжелая печаль, приведшая ее, въ конце концовъ, къ потере разсудка.

будущемъ, проносится передь его внутреннимъ взоромъ въ торжественную минуту венчанiя и заслоняетъ отъ него светъ солнца. По авторитетному свидетельству Мура, описанiе этой сцены вполне совпадаеть съ собственными признанiями Байрона, a Джеффресонъ, въ своей книге: "The Real Lord Byron" (L. 1883, I, 136), высказываетъ даже мненiе, что решенiе поэта напечатать свой "Сонъ" было внушено желанiемъ отомстить покивувшей его жене, уязвить ея самолюбiе: "Читатель долженъ иметь въ виду, что эта поэма была написана въ Женеве какъ разъ полтора года спустя после свадьбы Байрона и около полугода после того, какъ лэди Байронъ навсегда разсталась съ своимъ супругомъ. Она писаласъ въ такую пору, когда поэтъ желалъ убедить самъ собя, что онъ никогда но чувствовалъ особенной привязанности къ этой женщине, такъ безцеремонно его оттолкнувшей; въ такомъ настроенiи онъ могъ бросить ей въ лицо стихи, въ которыхъ онъ открыто заявлялъ и ей и всему мiру, что за много летъ передъ темъ и въ самый моментъ свадьбы и во все время супружества его сердце принадлежало другой женщине. "Сонъ" - несравненное художественное произведенiе; сочиненiе этой поэмы было деломъ искусства, но ея напечатанiе было деломъ мести... И эта месть пала на голову самого мстителя: Байронъ всехъ уверилъ въ томъ, что онъ никогда не любилъ своей жены и, такимъ образомъ, подтвердилъ общее мненiе объ его дурномъ обращенiи съ нею".

Въ седьмомъ отделе поэмы говорится о душевной болезни миссисъ Мостерсъ, постигшей еe вскоре после развода съ мужемъ. Ея безумiю поэтъ противопоставляетъ, въ восьмомъ отделе, собственную тяжелую тоску. Онъ ищетъ исцеленiя отъ ранъ, нанесенныхъ ему безжалостнымъ светомъ, въ обращенiи къ прпроде, въ общенiи съ "вольнымъ генiемъ вселенной", уединяясь, подобно своему Манфреду, на недоступныя людямъ горныя вершины. Но и это средство оказывается не всегда действительныыъ. Въ конце своего швейцарскаго дневника Байронъ говоритъ: "Я люблю прнроду, я поклонникъ красоты. Я въ состоянiи выносить усталость и мириться съ лишенiями, лишь бы видеть прекраснейшiя картины мiрозданiя. Но и среди этой природы я находился подъ гнетомъ горькихъ воспоминавiй, особенно - воспоминанiй о недавнихъ и домашнихъ горестяхъ, которыя всю жизнь неразлучны будутъ со мною; и ни музыка альпiйскихъ пастуховъ, ни паденiе лавинъ, ни водопады, ни горы, ни ледники, ни леса, ни тучи ни на минуту не облегчили тяжести, которая лежитъ y меня на сердце, и не заставили меня забыть мою жалкую личность передъ зрелищемъ того величiя, могущества и славы, которыя я созерцалъ вокругъ себя, надъ собою и подъ собою". Оттого-то его сонъ и "не сменился новымъ"...

Муръ, называя эту поэму Байрона "столь же мрачной, какъ и живописной исторiей страннической жизни", - исторiей, "вылившейся изъ сердца", прибавляетъ, что она стоила поэту "много слезъ".

Славныхъ предковъ

Последнiй отпрыскъ, выросшiй безъ братьевъ.

Миссъ Чавортъ, какъ единственная наследница, имела право на титулъ лордовъ Аннесли.

И больше за порогъ старинный этотъ

Фактически это неверно, такъ какъ Байровъ еще разъ былъ въ замке Аннесли, по приглашенiю г. Мостерса, осенью 1808 г. Къ этому посещенiю относятся стихотворенiя: "Ты счастлива" и "Къ одной даме".

Онъ сделался и самъ не темъ, чемъ былъ.

"Самыя раннiя мои мечты отличались, какъ и y большинства мальчиковъ, воинственнымъ характеромъ", - говоритъ Байронъ въ "Отрывкахъ мыслей", - "но вследъ затемъ все оне обратились къ любви и уединенiю, съ техъ поръ, какъ, въ раннiе годы второго десятка моей жизни, возникла и стала продолжаться заботливо скрываемая безнадежная привязанность моя къ Мери Чавортъ, н еще некоторое время после. Это опять выбросило меня одинокимъ въ широкое, широкое море..."

Стр. 22. ...

Онъ отдыхаль среди кблопнъ упавшихъ, и пр.

"Все это вполне выдержаво - и переднiй планъ этой прекрасной восточной картины, и перспектива, и небо, и ни одна подробность не выдвинута настолько, чтобы заслонять собою главную фигуру. Рука художника часто даетъ себя знать подобными мелкими, чуть заметными чертами; часто одна искра его фантазiи оставляетъ долгiй и яркiй следъ въ воображенiи читателя". (Вальтеръ Скоттъ)

                              И я виделъ

и пр.

"Эта трогательная картина во многомъ близко совпадаетъ съ собственнымъ разсказомъ Байрона, въ его "Воспоминанiяхъ" о своей свадъбе: онъ говоритъ, что въ этотъ день онъ проснулся въ самомъ печальномъ душевномъ настроенiи и, взглянувъ на лежавшее передъ нимъ свадебное платье, предался самымъ грустнымъ размышленiямъ. Съ такими же мыслями онъ вышелъ въ поле и гулялъ одинъ до техъ поръ, пока его не позвали на церемонiю. Онъ встретилъ свою невесту и ея родныхъ, становился на колени, повторялъ слова священника... но передъ глазами y него былъ туманъ, его мысли были далеко, и онъ пришелъ въ себя только тогда, когда поздравленiя присутствующихъ показали, что онъ - уже женатъ". (Муръ).

какъ древнiй царь Понтiйскiй,

Понтiйскiй царь Митридатъ Эвпаторъ (120--63 до Р. Хр.) вступилъ на престолъ всего 11-ти летъ отъ роду и, чтобы обезопасить себя отъ вражескихъ покушенiй, постоянно принималъ противоядiя. Къ старости онъ до такой степени прiучилъ къ нимъ свой организмъ, что когда, наконецъ, самъ захотелъ отравиться, то не въ состоявiи былъ это сделать, ибо никакой ядъ на него уже не действовалъ.

Со звездами, съ волънымъ генiемъ вселенной

Онъ велъ беседу...

Ср. "Манфредъ", д. I, сц. 1 (стр. 49):

                    

Вы, духи безграничности вселенной!

Я васъ искалъ...

д. II, сц. 2 (стр. 57):

                              Я прiучилъ

д. III, сц. 1 (стр. 63):

Молва идетъ, что ты вступилъ въ сношенья

Съ таинственнымъ и запрещеннымъ мiромъ

И съ обитателями темной бездны...

                              Власть свою я прiобрелъ

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Смелостью, наукой, покаяньемъ,

П. О. Морозова и С. А. Венгерова