| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1818 |
| Категория: | Поэма |
| Входит в сборник: | Произведения Байрона в переводе П. А. Козлова |
| Связанные авторы: | Коган П. С. (Автор предисловия/комментариев), Козлов П. А. (Переводчик текста) |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Беппо
Дж. Г. Байронъ
Беппо.
Переводъ Павла Козлова съ предисл. П. С. Когана
Байронъ. Библiотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905
"Беппо", небольшая, шаловливо-грацiозная поэма, которой самъ поэтъ не придавалъ серьезнаго значенiя, занимаетъ темъ не менее почетное место въ исторiи байроновскаго творчества.
Эта поэма была поворотнымъ пунктомъ къ тому направленiю, которое Эльце окрестилъ названiемъ "сатирико-нигилистическаго". Когда 28 февраля 1818 года {Letters and Journals Vol. IV, стр. 173, прим. 2. Lond. 1900.} "венецiанская повесть", написанная еще въ октябре 1817 г. (12 октября 1817 года Байронъ упоминаетъ {То John Murrey 12 okt. 1817. Lettors and Journals. Vol. IV. Lond. 1900, стр 173.} о написанной имъ юмористической поэме изъ 84 стансовъ, очевидно остальныя 15 строфъ были прибавлены позднее {Въ письме отъ 23 окт. 1817 г. Байронъ уже говоритъ о Беппо, какъ о "story in 89 stanzas" Let. and Jour. Vol. IV. стр. 176.}) появилась въ печати, для всехъ, кто внимательно следилъ за развитiемъ поэта, стало ясно, что "мiровая скорбь", необузданная романтическая фантазiя восточныхъ поэмъ и таинственный "демонизмъ" далеко не исчерпываютъ со-держанiя байроновской поэзiи. Замечательно, что "Беппо" былъ написанъ между "Манфредомъ" и IV песнью Чайльдъ-Гарольда: среди стиховъ, звучавшихъ похоронной песнью земнымъ радостямъ и тревогамъ, писались строфы, полныя смеха и заразительнаго веселья, среди героевъ, звавшихъ къ отреченiю отъ земли, тоскующихъ и грезящихъ о несбыточныхъ идеалахъ, появились причудливыя фигуры въ "маскахъ клоуновъ и арлекиновъ", въ нарядахъ "всехъ временъ и народовъ", кружащiяся подъ веселые звуки гитары, этой традицiонной спутницы венецiанскаго карнавала! Одинъ немецкiй критикъ (К. Bleibtreu: "Byron der Uebermench") назвалъ "Беппо" подготовкой къ "Донъ-Жуану" и заметилъ, что каждое произведенiе Байрона какъ-бы выростало изъ предыдущаго съ удивительной последовательностью. И действительно, въ то время какъ въ "Манфреде" и въ заключительной песне "Чайльдъ-Гарольда" грустные мотивы, звучавшiе тихо въ восточныхъ поэмахъ, слились въ могучую скорбную мелодiю, - въ это время "Беппо" отразилъ въ себе проблески новыхъ интересовъ и стремленiй поэта, нашедшихъ вскоре такое полное и генiальное выраженiе въ "Донъ-Жуане".
Нетъ сомненiя, что Байронъ, такъ легко проникавшiйся каждымъ творенiемъ поэтическаго генiя и съ такимъ интересомъ изучавшiй итальянскую литературу, въ ея богатой комической поэзiи нашелъ краски и образы для своего перваго крупнаго юмористическаго произведенiя. Изъ итальянскихъ писателей наибольшее влiянiе на Байрона оказалъ, вероятно, Пульчи; какъ известно, Байронъ даже перевелъ часть его Morgante Maggiore. Даже y себя на родине Байронъ не былъ первымъ творцомъ того комическаго жанра, образцомъ котораго является "Беппо". Въ коварныхъ проделкахъ, жертвой которыхъ становится Фальстафъ, или въ шуткахъ, которыя устраиваютъ слуги Оливiи надъ одураченнымъ гордецомъ Мальволiо, можно усмотреть отраженiе того же своеобразнаго легкомыслiя,той же скрытой ненависти къ лицемерному англiйскому пуризму, которыя водили и перомъ автора "Беппо". Поэтъ чувствовалъ эту связь, соединявшую его первое произведенiе въ новомъ жанре съ бытовыми, сатирическими и комически-любовными сценами шекспировскихъ комедiй, и эпиграфомъ къ "Беппо" выбралъ слова изъ комедiи "As you like it". Приступая къ изображенiю Лауры, Байронъ вспоминаетъ, что Шекспиръ уже нарисовалъ подобный типъ въ Дездемоне. Наконецъ, Байронъ самъ назвалъ одинъ изъ литературныхъ источниковъ, который вдохновилъ его при созданiи поэмы. Его соотечественникъ Джонъ Фриръ (John Hookham Frеre) подъ псевдонимомъ Whistlecraft'a напечаталъ остроумную пародiю на легенды о короле Артуре {Prospectus and Specimrn of an intended National Work, by W. and. R. W., of Stomarkot, in Suffolk, Harness and Dollar Makers. Canto I and II, Lon., 1817. III and IV 1818. Cp. Lord Byron von Richard Ackermann, стр. 106.}. Она появилась не задолго до "Беппо" и такъ понравилась Байрону, что онъ взялъ ее за образецъ {"У мистера Уистлькрафта нетъ более ревностнаго поклонника. чемъ я". То John Murray. Venic. October 23. 1817.}.
Великiе подражатели всегда затмевали оригиналы, которыми они пользовались.Трагедiи Шекспира стали достоянiемъ всего мiра; хроники, изъ которыхъ онъ черпалъ сюжеты, известны только спецiалистамъ. Имя Уистлькрафта давно забыто, "Беппо" переведенъ на все языки. Несомненно, что литературные источники не могли послужить единственнымъ матерiаломъ для этой драгоценной безделки. Жизнь, живая действительность была главнымъ источникомъ поэта. Известно, что Италiя расширила кругозоръ поэта. Здесь его опьяненiе радостями и наслажденiями жизни достигло апогея, но здесь же началось и серьезное увлеченiе поэта политическими и соцiальными вопросами, здесь онъ вступилъ въ сношенiя съ карбонарiями. - "Венецiя и я подошли другъ къ другу какъ нельзя лучше", пишетъ Байронъ {To John Murrev. Jan. 2. 1817.} вскоре по прiезде въ этотъ городъ, пребыванiе въ которомъ ненавистники Байрона считаютъ особенно печальнымъ перiодомъ въ жизни его: перiодомъ распущенности и нравственнаго паденiя" поэта. Какiе нравы нашелъ Байронъ въ Венецiи, видно изъ следующихъ строкъ: "женщина, по здешнимъ правиламъ, считается добродетельной, если y нея кроме мужа только одинъ любовникъ; если ихъ два, три и больше, то женщину находятъ немного своевольной (a little wild) {Letters and Jour. Vol. IV, стр. 40.}.
Поэтъ отдался венецiанскому веселью со всемъ свойственнымъ ему увлеченiемъ. Но стоитъ внимательно перечесть письма, относящiяся къ венецiанскому перiоду, и не трудно убедиться, что среди кутежей, которые принято изображать въ преувеличенно мрачномъ свете, Байронъ не переставалъ быть тонкимъ наблюдателемъ и оригинальнымъ мыслителемъ. Никогда онъ не работалъ и не думалъ такъ много. Его письма къ издателю (1816--1818 гг.) {Lett. and Journals. Vol. IV. стр. 42. 52, 53, 85 и т. д.} наполнены сообщенiями о новыхъ литературныхъ планахъ и замыслахъ, объ оканчиваемыхъ работахъ, о сомненiяхъ поэта по поводу законченныхъ произведенiй.
"Беппо" самый характерный продуктъ венецiанскаго перiода жизни поэта. И неподдельное увлеченiе жизнью, и более глубокiй интересъ къ ней, начало вдумчиваго отношенiя къ вопросамъ, занимавшимъ передовое общество Европы, словомъ, все,что дала поэту Италiя, нашло здесь свое отраженiе.
Самъ Байронъ, какъ мы уже заметили, не придавалъ особенно серьезнаго значенiя своему произведенiю. Однако, посылая поэму своему издателю и уведомляя его, что эта юмористическая повесть основана на венецiанскомъ анекдоте, онъ заметилъ,что въ ней есть "политика и драма". И въ этихъ двухъ словахъ поэтъ прекрасно определилъ отличительныя черты своей поэмы. Она полна драматическаго движенiя; въ ней бьется пульсъ современной жизни и среди шутокъ не разъ слышенъ голосъ серьезной соцiальной и политической сатиры.
Сюжетъ поэмы чрезвычайно несложенъ. Купецъ Джузеппе, или просто Беппо, ведшiй морскую торговлю, часто отлучался изъ дому и однажды совсемъ исчезъ; долго горевала его одинокая жена и наконецъ решила прибегнуть къ помощи "вице-мужа" (vice-husband), котораго завела "главнымъ образомъ для защиты". Лаура и графъ, щедрый кутила и изящный законодатель модъ, прожили много летъ, счастливые и довольные другъ другомъ. Но вотъ во время блестящаго карнавала, где появленiе красивой и нарядной Лауры было встречено восторженнымъ шопотомъ мужчинъ и завистливыми взглядами женщинъ, графъ и его возлюбленная обратили вниманiе на незнакомца, одетаго туркомъ и не спускавшаго глазъ съ Лауры. Незнакомецъ оказывается мужемъ Лауры. Онъ попалъ въ пленъ къ туркамъ, затемъ сталъ пиратомъ, разбогателъ и вернулся домой. Въ Венецiи, стране счастья и веселья, въ стране легкихъ нравовъ и чудной природы, нетъ места трагедiи и кровавой развязке. Изменница-жена встречаетъ мужа какъ ни въ чемъ не бывало, разспрашиваетъ его о приключенiяхъ; графъ ссужаетъ его на первое время своимъ платьемъ, такъ какъ не удобно же ему появляться въ костюме турка; графъ и Беппо становятся навсегда друзьями, и въ доме водворяется миръ и согласiе.
На этой простой канве генiй поэта вышилъ роскошные, причудливо-яркiе узоры.
Реализмъ и протестъ противъ соцiальной и нравственной неправды шли въ начале XIX века часто рука объ руку. Переходя отъ романтическихъ грезъ и разочарованiя къ изображенiю действительности, литература серьезнее всматривалась въ жизнь, и правдивое изображенiе последней стало могучимъ орудiемъ бичеванiя соцiальныхъ непорядковъ и политическаго гнета. Реализмъ и сатира - главныя достоинства "Беппо".
Вспомнимъ Чайльдъ-Гарольда или Лару. Это - романтическiе герои; они вне времени и пространства; ихъ прошлое окутано мракомъ; они почти не соприкасаются съ действительностью; прикосновенiе жизни уничтожило бы ихъ обаянiе, величiе ихъ демоническихъ образовъ, свело бы ихъ съ пьедесталовъ; они возвышаются надъ пошлостью житейской прозы, надъ людскими дрязгами; мы не видимъ ихъ въ семье, среди близкихъ, среди обыденныхъ заботъ. Взгляните теперь на героевъ венецiанской повести. Они прикреплены къ месту и времени; они являются передъ нами не на снежныхъ вершинахъ Альпъ, какъ Манфредъ, не на безконечной глади океана, какъ Чайльдъ-Гарольдъ. Мы видимъ Беппо скучающимъ въ карантине, где возвращающихся издалека моряковъ держатъ по сорока дней; авторъ сообщаетъ даже названiе города, съ которымъ велъ торговлю Беппо. Вместо таинственнаго Чайльдъ-Гарольда, о которомъ известно только, что онъ принадлежалъ къ знатному роду, предъ нами въ лице любовника Лауры, этого vice-husband'a Беппо, типичная и яркая фигура великосветскаго франта. Онъ прекрасно говоритъ по-французски и тоскански; онъ завсегдатай театровъ; къ его мненiю прислушиваются; фальшивая нота не могла ускользнуть отъ его слуха; сердце примадонны трепетало отъ страха, когда она замечала неодобренiе на его лице. Его образованiе было светскимъ и дилетантскимъ. Трудно, взирая на портретъ графа, не вспомнить безсмертный перечень познанiй Онегина:
Могъ изъясняться и писалъ,
Легко мазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно...
Имелъ онъ счастливый талантъ
Безъ принужденья въ разговоре
Коснуться до всего слегка,
Съ ученымъ видомъ знатока
Хранить молчанье въ важномъ споре.
И возбуждать улыбку дамъ
Огнемъ нежданныхъ эпиграммъ.
Разве не его прототипъ воскресаетъ передъ нами въ строфахъ XXXI--XXXIII?
Пространство, отделяющее Венецiю отъ Петербурга, не мешало светскому обществу той и другого выработать почти тождественную образовательную программу для модныхъ франтовъ. Объ Онегине и "светъ решилъ, что онъ уменъ и очень милъ". Графъ тоже считался въ своемъ кругу "perfect cavaliero".
Лаура по яркости одинъ изъ очаровательнейшихъ женскихъ образовъ, созданныхъ Байрономъ. Туманный образъ Астарты, контуры котораго едва выступали изъ окутывавшей его романтической дымки, героини восточныхъ поэмъ, обаятельныя, но далекiя и чуждыя европейскому обществу, даже Гаиде и Мирра, обрисованныя более реальными, но все же неожиданными красками, - какой контрастъ представляютъ оне съ Лаурой, чувства которой такъ просты и понятны. Это - истая итальянка, отдающаяся во власть настроенiй, быстро переходящая отъ впечатленiя къ впечатленiю. Грустная, томимая тревожными предчувствiями, разстается она съ мужемъ; но ея сердце не выноситъ одиночества и ожиданiя, и она со всей страстью отдается новому возлюбленному. Она не молода, но время щадитъ ее и ея красота остается все такой же привлекательной; она умеетъ вознаграждать недостатокъ юности: какъ эффектно ея появленiе на карнавале, какъ умеетъ она разливать счастье вокругъ одной своей сiяющей улыбкой, сколько вкуса въ ея наряде, сколько чарующей силы въ нежныхъ лукавыхъ взглядахъ, сколько презренiя въ ея взоре, когда она замечаетъ безвкусное платье какой-нибудь дамы! Она владеетъ собою и умеетъ быть коварной, какъ истинная куртизанка.
Смущенiе овладеваетъ ею при виде вернувшагося мужа; но мгновенье - и она уже овладела собою, и слышится такой естественный, такой милый наивный лепетъ:
Въ чужой стране ты не женился ль снова?
Ужель тамъ дамы пальцами едятъ?
Какъ шаль твоя красива! мне обновой
Ты дай ее. Вамъ правда ль не велятъ
Свинины есть? Съ страной сроднившись новой,
Ахъ, какъ ты желтъ! Болезни ль это следъ?
Сбрей бороду (мне этого подарка
Не откажи). Тебе она нейдетъ,
Къ чему она? y насъ ведь климатъ жаркiй...
Какъ вынесла я времени полетъ и т. д
Говоря о Пушкине, какъ о подражателе Байрона, мы всегда имеемъ въ виду, главнымъ образомъ, раннiя поэмы нашего поэта. Но разве добродушныя насмешки надъ женской добродетелью въ "Нулине" не напоминаютъ разсужденiя о венецiанскихъ дамахъ въ "Беппо"? Разве Нулинъ съ "запасомъ фраковъ и жилетовъ", завсегдатай театровъ, знатокъ дамскихъ модъ и модныхъ поэтовъ, не двойникъ возлюбленнаго Лауры? Разве смехъ Лидина и дружба Беппо съ графомъ не представляютъ собою однород-ной развязки? Разве остроумная болтовня отъ лица поэта въ отступленiяхъ "Евгенiя Онегина" и "Домика въ Коломне" не походятъ по тону и настроенiю на таковую же въ "Беппо" и "Донъ-Жуане" и разве въ этихъ отступленiяхъ y обоихъ поэтовъ не скрыты за легкомысленной формой самыя серьезныя и глубокiя мысли?
Эти последнiя составляютъ вторую важную черту интересующаго насъ произведенiя. Байронъ не только превращался изъ романтика въ реалиста по форме; и по содержанiю его поэзiя начинала принимать другое направленiе; Байронъ спускался съ неба на землю; вместо неопределенной титанической скорби о мiре и мiровомъ непорядке, - онъ ищетъ въ жизни и бичуетъ те темныя ея стороны, которыя прикрываютъ гнетъ и несправедливость. Его поэма полна сатирическихъ выходокъ: здесь мы встретимъ едкiя насмешки надъ корыстолюбiемъ духовенства, злую каррикатуру на лицемерный англiйскiй пуризмъ, нападки на злоупотребленiе парламентской свободой, на тяжесть налоговъ. Изображая пестрые костюмы карнавала, поэтъ не забываетъ прибавить, что лишь одинъ костюмъ, костюмъ капуцина не допускался сюда подъ страхомъ адскаго огня, отъ котораго ничто не можетъ спасти, кроме внушительнаго денежнаго взноса. Рисуя въ грацiозныхъ стихахъ красоту итальянокъ, свободу венецiанскихъ нравовъ, искренность и увлекательность южнаго веселья, онъ пользуется случаемъ, чтобы противопоставить этой простоте и искренности чопорность англiйскихъ миссъ, не смеющихъ говорить и чувствовать безъ разрешенiя мамашъ. Закатъ южнаго солнца заставляетъ его вспомнить о жалкомъ вечернемъ освещенiи Лондона, музыкальный итальянскiй языкъ - о свистящихъ, шипящихъ и плюющихся во время разговора англичанахъ. Онъ любитъ англiйское "правительство (когда оно действительно правительство), свободу печати и пасквилей, Habeas Corpus (когда мы не лишены его), парламентскiя пренiя, когда они не затягиваются слишкомъ поздно, налоги, когда они не слишкомъ тяжелы" и т. д. Трудно, конечно, искать въ Беппо следовъ положительнаго политическаго или соцiальнаго мiросозерцанiя поэта. Но несомненно, что все оскорбленiя и обиды, накипевшiя въ душе Байрона и выбросившiя его навсегда за пределы неблагодарной родины, школьная рутина, печатные пасквили, клеветы и обвиненiя въ разврате, картины нищеты и эксплоатацiи, противъ которой онъ выступилъ еще въ палате лордовъ въ своихъ речахъ, - все это постепенно выступало въ более ясныхъ очертанiяхъ изъ хаоса фантазiи и "мiровой скорби", и въ Байроне вырабатывался общественный реформаторъ. "Беппо" - одинъ изъ первыхъ симптомовъ этого новаго направленiя байроновской поэзiи. Старая тема венецiанскаго карнавала, которую Байронъ, какъ второй Паганини, поднялъ, по выраженiю Брандеса, "концомъ своего божественнаго смычка, разукрасилъ безчисленнымъ множествомъ смелыхъ и генiальныхъ варiацiй, осыпалъ жемчугомъ и расшилъ золотыми арабесками", этотъ "венецiанскiй анекдотъ" останется навсегда свидетельствомъ разнообразiя байроновскаго генiя, воплотившаго не только мечты и скорбныя думы своего века, но и съумевшаго подслушать бiенiе новаго времени, подойти къ новымъ жизненнымъ и соцiальнымъ проблемамъ, выдвинутымъ эпохой.
П. Коганъ.
БЕППО.
Розалинда. Прощайте, господинъ путешественникъ! Старайтесь картавить и носите странное платье, браните все хорошее въ вашемъ отечестве, проклинайте ваше рожденiе и чуть чуть не упрекайте Бога за то, что онъ создалъ васъ не съ какимъ-нибудь другимъ лицомъ. Иначе я съ трудомъ поверю, что вы плавали въ Гондолахъ.
Какъ вамъ это понравится. Действiе IV, сц. 1.
Венецiя, которую въ то время очень много посещала знатная англiйская молодежь, была тогда темъ-же, чемъ въ настоящее время является Парижъ - сосредоточiемъ распущенности всяческаго рода.
I.
Католики, свои усилья множа,
Чтобъ искупить грехи, передъ постомъ
Скажите мне, не ведаетъ о томъ?
Готовясь къ покаянью, и вельможа,
И нищiй темъ же следуетъ путемъ.
Веселiю все предаваться рады;
II.
Нисходитъ ночь, и чемъ она темней,
Темъ для влюбленныхъ более отрады,
Хоть мракъ густой опасенъ для мужей.
Разгулъ царитъ; притворство безъ цепей;
Любовники ликуютъ; серенады,
Романсы, песни, страстный шопотъ паръ
Волшебно вторятъ рокоту гитаръ.
Средь оживленья праздничной картины
Костюмы всехъ временъ и странъ блестятъ;
Здесь видны янки, буффы, арлекины,
Тамъ римляне и греки тешатъ взглядъ,
Не встретится монашескiй нарядъ.
Глумленья надъ монахами опасны...
О, вольнодумцы, будьте жъ здесь безгласны!
IV.
Чемъ инокомъ одеться. Безъ сомненья
За это попадаетъ грешникъ въ адъ,
Где ждутъ его тяжелыя мученья.
Кипящаго котла не охладятъ
Въ такой беде спасется только тотъ,
Кто за молитвы кушъ двойной внесетъ.
V.
За исключенiемъ рясы, вы свободны
Такъ, въ Лондоне на ярмарке народной
Наемныхъ одеянiй целый рядъ;
Такихъ здесь лавокъ сколько вамъ угодно,
Но только благозвучней речи складъ:
"Piazza" слово безъ значенья...
(Одно я знаю только исключенье).--
VI.
Коль слово "Карнавалъ" перевести,
Услышите въ немъ съ пищею мясною
Действительно, лишь рыбою одною
Постомъ живетъ народъ. За что жъ въ чести
Веселье передъ трапезой такою?
То для меня, сознаюся, темно;
VII.
Простяся съ мясомъ, рыбу разварную
Едятъ, поста не прерывая нить;
Приправъ здесь вовсе нетъ. Еду такую
(Но повторять не следъ мне ругань злую).
Возможно ль эту пищу выносить,
Когда о сое даже нетъ помину,
A мы едимъ лишь съ нею лососину.
Поэтому советъ я дать могу:
Запасъ приправъ различныхъ брать съ собою.
Готовясь быть на чуждомъ берегу,
Съ багажемъ захватить недурно сою;
Не покидаютъ васъ, - a то, не скрою,
Что умереть въ теченiе поста
Отъ голода - не праздная мечта.
IX.
Коль вы католикъ и хотите жить,
Обычай чтя, какъ римляне средь Рима;
Не всемъ же надо постниками быть:
Пусть протестантъ, больной, что едетъ мимо,
Отъ нихъ нельзя, что ждетъ ихъ, какъ награда,
За этотъ грехъ тяжелый - пекло ада.
X.
Венецiи роскошный карнавалъ
Все прочiе собою затмевалъ;
Но прелести его раскрыть предъ вами
Не въ силахъ я; кого онъ не пленялъ?
Венецiя, рожденная волнами,
Когда мой начинается разсказъ.
XI.
Красивы и стройны венецiанки!
Когда судить по копiямъ плохимъ
Давно минувшихъ дней присущи имъ;
Венеры Тицiана по осанке
И грацiи - оне лицомъ своимъ
Напоминаютъ, стоя на балконе,
XII.
Его картины дышатъ красотой
И грацiей. Одно его творенье
Блеститъ въ дворце Манфрини: нетъ такой
Я не боюсь встречать его хвалой:
Уверенъ я, что вы того же мненья.
Въ картине, где съ женою виденъ онъ,
Земной любви имъ образъ воплощенъ.
Предъ вами не созданiе поэта,
Не идеальный плодъ его мечты,
A вдохновенный образъ, полный света
Земной любви и женской красоты;
Вамъ кажется, что дивныя черты
Встречали вы и знали ихъ когда-то;
Но встречи ихъ напрасно ждать возврата.
XIV.
Витаютъ мимолетныя виденья...
Отъ нихъ не остается и следа,
Но ихъ красу и лицъ ихъ выраженья
Мы позабыть не въ силахъ никогда.
Такъ навсегда скрываются отъ насъ
Плеяды те, которыхъ светъ угасъ.
XV.
Когда венецiанка на балконе
Картины, что писалъ Джiорджiоне.
(Издалека она еще милей).
Ей любо героинею Гольдони
Сердца сжигать огнемъ своихъ очей.
И любятъ, чтобъ заметить ихъ могли вы.
XVI.
Отъ взгляда вздохъ, рождаяся, ведетъ
Къ словамъ любви; письмо за ними следомъ
(Ведь честный трудъ бездельнику неведомъ);
Затемъ любовь въ сердца отравы льетъ;
Нетъ перечня рожденнымъ ею бедамъ;
Она плодитъ развратъ и сеетъ грехъ;
XVII.
Невинна Дездемона! къ сожаленью,
Спастися не могла отъ злыхъ клеветъ;
Здесь и доныне (дать ли ходъ сомненью?)
Способнаго убить по подозренью
Красивую жену во цвете летъ,
За то, что увлеченъ ея красою,
Поклонникъ къ ней относится съ хвалою.
Коль здесь мужья ревнивы, ревность ихъ
Довольно мирныхъ свойствъ и знаетъ меру.
Они въ перинахъ бедныхъ женъ своихъ
Душить не станутъ, следуя примеру
Въ законную жену утративъ веру,
Онъ съ женщиною сходится другой,
Пленяясь иногда чужой женой!
XIX.
(Такихъ здесь масса целая видна)
Съ резной кормой, навесомъ и решеткой.
Легка на видъ гондола, но прочна.
Два гондольера правятъ ею. Ходко,
Вся траурною краскою покрыта.
Отъ глазъ толпы, что въ ней творится, скрыто.
XX.
Гондолы вдоль Рiальто все снуютъ
Оне найма вокругъ театра ждутъ;
Ихъ мрачный видъ сродняетъ васъ съ тоскою,
Оне жъ утехъ таинственный прiютъ
И лишь веселью служатъ. Такъ порою
Звучитъ веселый смехъ - не скорбный стонъ.
XXI.
Мне бъ за разсказъ приняться не мешало!
Тому назадъ летъ тридцать (можетъ быть
Когда народъ веселью радъ служить,
Взглянуть на балъ роскошный пожелала
Одна изъ дамъ Венецiи. Открыть
Ея не могъ я имени. Съ цезурой
XXII.
Синьора та была "известныхъ летъ",
Не молода и не стара. Что значитъ
Определенье это? Средства нетъ
На тотъ вопросъ уклончивый ответъ.
Пускай мужчина сердится иль плачетъ,
Все жгучей тайны не узнаетъ онъ,
Хоть, сознаюсь, такой прiемъ смешонъ.
Блескъ юности Лаура сохранила.
Ее не тяготило бремя летъ
И время красоту ея щадило,
Къ лицу ей шелъ богатый туалетъ.
Восторга полнъ предъ ней склонялся светъ;
За то, что все кадить ей были рады,
Весь родъ людской ея ласкали взгляды.
XXIV.
Мы, христiане, обращаемъ мало
Вниманья, но безжалостны къ грешкамъ
Девицъ. Для прекращенiя скандала
Бракъ во-время необходимъ иль срамъ
Чтобъ жертвами не быть своей вины,
Скрывать концы оне уметь должны.
XXV.
Лауры мужъ нередко на чужбине
Сиделъ въ сорокадневномъ карантине.
(Ведь карантинъ спасаетъ отъ заразъ).
Въ те дни, на вышке стоя, въ злой кручине,
Лаура не спускала съ моря глазъ.
Джузеппе назывался или Беппо.
XXVI.
Онъ смуглъ былъ, какъ испанецъ; не сходилъ
Съ его лица загаръ природы юга;
Храбрецъ гляделъ на море, какъ на друга,
И полонъ былъ энергiи и силъ.
Хотя его красивая супруга
Святошей не казалась, но она
XXVII.
Они давно другъ друга не видали;
Иные говорили, что въ волнахъ
Погибъ морякъ; другiе - что едва ли
Вернется онъ иль нетъ - пари держали.
Побиться объ закладъ во всехъ странахъ
Охотниковъ всегда найдется масса;
Той страсти лучшiй врачъ пустая касса.
Томило ихъ въ разлуки горькiй часъ
Предчувствiе, подъ тяжкимъ гнетомъ горя,
Что видятся они въ последнiй разъ.
(Предчувствiе порой, страданью вторя,
Въ слезахъ, на берегу родного моря
Стояла Арiадна нашихъ дней,
Когда, въ уныньи, мужъ разстался съ ней.
XXIX.
Себя Лаура въ трауръ облекла
И аппетитъ, горюя, потеряла;
Безъ мужа спать къ тому же не могла:
То чудился ей воръ, то спать мешало
Что нуженъ ей вицъ-мужъ, по той причине,
Что даме безопасней при мужчине.
XXX.
Надежный другъ (всегда пленяетъ тотъ,
Лаурою былъ избранъ; мужъ прерветъ,
Вернувшись, эту связь; за нимъ лишь дело...
Богатый графъ, красивый фатъ и мотъ,
Ей близокъ сталъ, отдавшись ей всецело...
Хоть дорого порою стоитъ имъ.
XXXI.
Графъ не однимъ былъ наделенъ талантомъ:
Прекрасно по-тоскански говорилъ,
Французскiй зналъ языкъ; къ тому же былъ
Во всемъ значеньи слова музыкантомъ.
За критика серьезнаго онъ слылъ;
Успеха не имела партитура,
"seccatura";
XXXII.
Онъ крикомъ: bravo! пьесъ судьбу решалъ:
Уверенность терялъ оркестръ смущенный,
Когда являлся графъ; его похвалъ
Весь театральный мiръ предъ нимъ дрожалъ
И не одинъ певецъ, имъ уязвленный,
Жалелъ, что подъ Рiальто онъ въ волнахъ
Не утонулъ: такой внушалъ онъ страхъ.
Онъ былъ импровизаторовъ опора;
Писалъ стихи; пелъ песни и блестелъ
Въ салонахъ остроумьемъ разговора;
Картины продавалъ; ему въ уделъ
(Затмить его французъ бы лишь съумелъ).
Въ такой онъ моде былъ, того не скроемъ,
Что и слуге казаться могъ героемъ.
XXXIV.
И перечень его греховъ былъ кратокъ;
Его любили дамы; онъ похвалъ
Не мало получалъ отъ нихъ въ придатокъ,
Какъ воскъ, онъ впечатленье принималъ,
Чемъ больше остывалъ въ немъ страсти пылъ,
Темъ постоянству онъ верней служилъ.
XXXV.
Такимъ героемъ можно было слепо
A все домой не возвращался Беппо
И не писалъ. Давать терпенью ходъ,
Прождавъ такъ долго, было бы нелепо.
Коль о себе известiй мужъ не шлетъ,
Считаться долженъ всеми жертвой смерти.
XXXVI.
Въ Италiи иметь разрешено
И по два мужа женамъ. (Безъ сомненья,
Кто въ моду ввелъ такое навожденье
Сказать я не могу, но ужъ давно
Cavalier servente здесь явленье
Обычное вполне. Миряся съ нимъ,
первый бракъ вторымъ.
XXXVII.
Въ былыя времена, но терминъ тотъ
Такъ грубъ, что въ ходъ пускать его не смеемъ.
Кортехо и въ Испанiи почетъ.
Обычай тотъ везде прiютъ найдетъ.
Коль Англiя сроднится съ странной модой,
Чемъ заменить и пени, и разводы?
XXXVIII.
Но дамамъ отдаю я предпочтенье.
Какъ въ обществе отрадно видеть ихъ
Иль съ глаза на глазъ! (Тщетно въ этомъ мненье
Вы будете искать намековъ злыхъ;
Держать себя приноситъ въ даръ успехъ;
Изящество манеръ пленяетъ всехъ.
XXXIX.
Что наши миссъ цветущи и красивы,
Но какъ оне неловки и стыдливы!
Во всемъ имъ нуженъ маменьки советъ.
Оне привыкли сдерживать порывы,
Чтобъ благосклонно къ нимъ отнесся светъ.
Тартинокъ съ масломъ обданы букетомъ.
XL.
Cavalier servente верный другъ
Сошедшейся съ нимъ дамы; онъ обязанъ
Законами ея онъ только связанъ.
Понятно, не великъ его досугъ;
Всегда ему зараней путь указанъ...
Перчатки, вееръ, шаль нося за ней,
XLI.
A все же грешный край, сознаться надо,
Отъ всей души люблю я; солнца светъ
Мне ежедневно созерцать отрада;
Люблю глядеть на гроздья винограда...
(Съ пришпиленной лозой въ немъ сходства нетъ;
Лозы оранжерейной видъ печальный
Пригоденъ лишь для залы театральной).
Люблю кататься осенью верхомъ,
Не поручая груму брать съ собою
Мой плащъ, чтобъ не промокнуть подъ дождемъ.
Обозъ, что виноградъ везетъ порою,
Когда плетется пыльною тропою
Въ моей стране родной тяжелый возъ -
Наверно въ немъ илъ пиво, илъ навозъ.
XLIII.
Блеснетъ, люблю глядеть я на закатъ;
Лучи денные завтра съ силой новой
Своимъ сiяньемъ вновь насъ озарятъ
И солнца взглядъ, весь мiръ ласкать готовый,
Иль тусклый светъ, что въ Лондоне туманномъ
Мерцаетъ въ полумраке постоянномъ.
XLIV.
Я итальянской речью вдохновленъ;
Что женскими устами подаренъ,
Звучитъ; его я чарами волнуемъ;
Благословеннымъ югомъ дышетъ онъ...
Красою жъ речи северъ не балуемъ;
Свистать, шипеть, плеваться мы должны.
XLV.
Люблю я также женщинъ и пощады
Прошу за эту слабость. Мне милы
Ихъ лица - бронза, такъ оне смуглы.
Люблю и знатныхъ дамъ; грустней их взгляды,
Но какъ оне правдивы и светлы.
При виде ихъ чье сердце не трепещетъ?
XLVI.
Ты - Ева той страны, где рай земной,
О, красота! Ты съ силой вдохновенья
Сроднила Рафаэля; онъ тобой
Безсмертны: въ нихъ небесъ огонь живой.
Воспроизвесть безсильны песнопенья
Твой чудный блескъ. Пусть молкнутъ звуки лиръ,
Когда резцомъ дивитъ Канова мiръ.
"Люблю свой край, хоть онъ и грешенъ много",
Сказалъ я разъ и это не забылъ;
Къ правительству я отношусь не строго;
Мне безконтрольной прессы голосъ милъ,
Лишь только бы свободе онъ служилъ;
Люблю я и парламентскiя пренья,
Когда не безконечно ихъ теченье.
XLVIII.
Камина светъ, коль дешево топливо;
Когда не слышно капель дождевыхъ,
Люблю я климатъ Англiи счастливой.
(Но много ль насчитаемъ дней такихъ?)
Чтобъ доказать, что всехъ и все люблю,
Я Регента и Церковь похвалю!
XLIX.
Люблю войска, что въ бой идти готовы;
Я радъ, когда срывать съ себя оковы
Готовъ свободу любящiй народъ.
Могу забыть, что климатъ данъ суровый
Моей стране; что наши дамы - ледъ;
Что ихъ не мы, a тори одержали.
L.
Грешно все прерывать разсказа нить...
Коль мне замашка эта надоела,
До нуждъ певца ему какое дело?
Онъ можетъ всю поэму похулить,
Найдя, что авторъ пишетъ неумело.
Очутится тогда, сомненья нетъ,
LI.
О, еслибы легко умелъ писать я,
То взобрался бы тотчасъ на Парнасъ;
Тамъ музы мне открыли бы объятья,
Создать (венчаетъ славой то занятье)
Сирiйскiй или греческiй разсказъ,
Где Запада герой сантиментальный,
Пленяя всехъ, въ стране бъ скитался дальной.
Но не такой певецъ я и порой
Подыскиваю рифмы въ лексиконе;
Коль сносной нетъ, довольствуюсь плохой,
Не думая о томъ, что въ фельетоне
Я даже къ прозе льнулъ, о Геликоне
Забывъ; но такъ какъ спросъ на песни есть,
Стихи мне надо прозе предпочесть.
LIII.
Почти безъ бурь. Шесть летъ прошло съ техъ поръ,
Какъ ихъ судьба нежданно сочетала.
Нельзя жъ весь векъ прожить безъ мелкихъ ссоръ
Изъ ревности; те ссоры длятся мало;
Въ отрадную минуту примиренья;
Безъ ссоръ возможны ль эти отношенья?
LIV.
Коль счастьемъ дышитъ грехъ, моя чета
A ей въ уделъ досталась красота.
Хоть брачныхъ узъ ихъ бремя не тягчило,
Въ салонахъ связь не осуждалась та.
Вражда однихъ ханжей ей адъ сулила;
Ведь часто вводитъ въ грехъ дурной примеръ.
LV.
При красоте имъ улыбалась младость;
Что безъ нея любовь и что любовь
И, грезы намъ даря, волнуетъ кровь.
Съ теченьемъ летъ, свою теряя сладость,
Любовь встречаетъ опытъ, хмуря бровь;
Ей юность лишь мила; не отъ того ли
LVI.
Строфъ тридцать шесть назадъ я ужъ сказалъ,
Что посреди роскошной обстановки
Венецiанскiй длился карнавалъ:
Поехать собиралася на балъ.
(Нельзя жъ являться въ светъ безъ подготовки!)
Не больше ночи длится маскарадъ
Въ другихъ странахъ; здесь - шесть недель подъ рядъ.
Всехъ восхищалъ красивый видъ Лауры;
Къ лицу ей шелъ изысканный нарядъ;
Свежа, въ роскошномъ платье, какъ Амуры,
Что иногда на вывескахъ торчатъ,
Напоминать картинокъ модныхъ рядъ.
Обложками, которыхъ смыслъ понятенъ,
Предохраняютъ те листки отъ пятенъ.
LVIII.
Направились они. (Напрасно баломъ
Я назвалъ тотъ народный маскарадъ).
Ридотто сходно съ Лондонскимъ вокзаломъ,
Хоть менее его; но дождь и градъ
Какъ общество тамъ смешано подчасъ!
(То означаетъ: недостойно васъ).
Мы называемъ смешаннымъ собранье,
Где въ меньшинстве находится нашъ кругъ,
Кто намъ или знакомый, или другъ.
Все жъ прочiе не стоятъ описанья;
Къ нимъ относясь презрительно, мы вслухъ
Лишь называемъ лицъ большого света;
LX.
Въ те дни царили Дэнди. Можетъ-быть,
Узнавъ судьбы тяжелыя невзгоды,
Другимъ пришлось имъ место уступить...
Непрочно въ мiре все; за то винить
Мы можемъ смело страсти, войны, годы...
Порой и отъ морозовъ даже светъ
Переносилъ не мало тяжкихъ бедъ.
Такъ Бонапарта стужа погубила;
Не могъ онъ съ грознымъ Торомъ вынесть бой.
Стихiйныхъ бурь неотразима сила.
Онъ палъ, сраженъ неровною борьбой;
Съ почтеньемъ отношусь къ богине той;
Я не могу въ ней видеть лишь химеру
И въ власть ея едва ль утрачу веру.
LXII.
Она удачу. Смертный съ нею связанъ
Въ прошедшемъ и грядущемъ. Рядъ невзгодъ
Я испыталъ и мало ей обязанъ,
Но съ ней пока я не окончилъ счетъ.
Подачекъ щедрыхъ жду я и о ней
Не буду говорить до лучшихъ дней.
LXIII.
Отъ рукъ разсказъ отбился. То и дело
Не хочетъ онъ впередъ нестися смело;
На мой разсказъ кладетъ свою печать
Размеръ, что муза выбрать захотела;
Капризенъ онъ; съ нимъ трудно совладать;
Меня тягчить его не будетъ бремя.
LXIV.
Направили они въ Ридотто путь.
(Туда пойду я завтра же; мне надо
Быть-можетъ, оживленье маскарада
Мне средство дастъ душою отдохнуть
Хотя на полчаса, - и то отрада,
Когда душа гнетущею тоской
LXV.
По заламъ, где толпа необозрима,
Лаура ходитъ; этимъ шлетъ поклонъ;
Киваетъ темъ, когда проходитъ мимо;
Когда жъ отъ духоты невыносимо,
Пьетъ лимонадъ, что графомъ принесенъ;
Прiятельницъ окидывая взглядомъ,
Лаура недовольна ихъ нарядомъ.
Намазана одна; парикъ y той;
Тюрбанъ на третьей будитъ смехъ невольно;
Четвертая - что призракъ гробовой;
Глядеть на платье пятой просто больно;
Восьмая... но глядеть на нихъ довольно;
Ихъ всехъ не перечесть; конца имъ нетъ,
Какъ призракамъ, что вызывалъ Макбетъ.
LXVII.
Съ нея иные не спускали глазъ;
Когда былъ слышенъ шопотъ одобренья,
Она ему, уйти не торопясь,
Внимала; приводили въ изступленье
Оне твердили: вкусъ мужчинъ развратенъ;
Успехъ въ года Лауры непонятенъ!
LXVIII.
Нельзя не осуждать развратный вкусъ.
Я отъ нея со страхомъ сторонюсь.
Проповедей я написалъ бы много,
Коль заключилъ бы съ церковью союзъ;
Въ своихъ речахъ я грехъ каралъ бы строго;
Нашли бъ наверно нравственныхъ цитатъ.
LXIX.
Въ то время, какъ Лаура въ вихре бала,
Поклонниковъ толпой окружена,
И, сладостью победъ упоена,
Красою горделивою блистала
(Чемъ гневала прiятельницъ она) -
За ней следилъ съ пытливостью ревнивой
LXX.
Въ костюме турка, съ бронзовымъ лицомъ.
Она была нежданной встрече рада,
Опору многоженства видя въ немъ,
Всехъ женъ своихъ онъ держитъ подъ замкомъ
И рабства цепь носить имъ вечно надо;
Къ тому же четырехъ имея женъ,
Наложницъ сколько хочетъ держитъ онъ.
Турчанки взаперти; мужского пола
Оне не видятъ даже и родныхъ;
На севере судьба съ средой веселой
Сродняетъ дамъ; a эти, никакихъ
Безделiя и рабства губитъ ихъ.
Кормить детей, купаться, тело холя,
Рядиться, мужа тешить - вотъ ихъ доля!
LXXII.
Безцветныхъ не строчатъ стихотворенiй;
Остроты недоступны ихъ уму;
Нетъ книгъ y нихъ, журналовъ, обозренiй;
Какую подняла бы кутерьму
Но, къ счастью, патентованныхъ певцовъ
Въ гаремахъ нетъ и синихъ нетъ чулковъ.
LXXIII.
Тамъ не блистаетъ, смыслъ утративъ здравый,
Что съ удочкой весь векъ гнался за славой,
Ловя, при счастье, только пискарей;
Несносенъ председатель величавый
Мельчайшихъ сошекъ, другъ пустыхъ идей;
Лишь отзвукъ эха - словомъ, нищiй духомъ.
LXXIV.
Тамъ не царитъ любитель звонкихъ фразъ,
Котораго безъ веса одобренья;
Хвалою же выводитъ изъ терпенья;
Поэтовъ онъ переводилъ не разъ,
Не понимая ихъ; его творенья
Такъ жалки, что слабее будь они,
LXXV.
О, какъ невыносимы те поэты,
Что въ свете только заняты собой;
Увы! въ плащи шутовъ они одеты;
Бытъ-можетъ, парой вескихъ плюхъ согреты,
Они задоръ бы охладили свой.
Пустейшiй фатъ мне более прiятенъ,
Чемъ шутъ, хранящiй следъ чернильныхъ пятенъ.
Понятно, что нельзя причислить къ нимъ
Людей, которыхъ чтитъ литература;
Какъ далеко бездарностямъ такимъ
До Вальтеръ-Скотта, Роджерса и Мура!
Пускай же, на талантъ взирая хмуро,
Бездарный бардъ царитъ въ кружке своемъ:
Обресть успехъ онъ можетъ только въ немъ.
LXXVII.
Какъ неизвестенъ звонъ колоколовъ
Ходящимъ для моленiя въ мечети;
Я новый предложить проектъ готовъ
(Хотя, порой, и лучшiе на свете
Послать въ гаремы авторовъ бездарныхъ
Для пропаганды фразъ высокопарныхъ.
LXXVIII.
Гаремнымъ дамамъ авторъ ни одинъ
Ихъ химiей не мучатъ безъ причинъ,
Щадятъ ихъ метафизики уроки;
Неведомы имъ выставки картинъ;
Оне не изучаютъ мiръ далекiй
Благодаренье Богу! - чуждъ совсемъ.
LXXIX.
Но почему благодарилъ я Бога?
На тотъ вопросъ позднее дамъ ответъ;
Со временемъ о томъ узнаетъ светъ;
Открою тайну я въ сатире строгой:
Намъ смехъ милей, чемъ гневъ, съ теченьемъ летъ
Хоть онъ не веселитъ; такого смеха
LXXX.
Прошли те дни, когда мы съ молокомъ,
Разбавленнымъ водою, были дружны;
Въ нашъ черствый векъ, порабощенный зломъ,
Я отъ души жалею о быломъ;
Увы! въ борьбе со зломъ мы безоружны!
Но я, любя промчавшiеся дни,
Пью водку, чтобъ вернулися они.
Преследуя Лауру, сынъ Ислама
Упорно не спускалъ съ синьоры глазъ;
Казалось, взоръ его твердилъ упрямо:
"Побудьте здесь, пока гляжу на васъ!"
Ее бъ онъ победилъ; но, не смутясь,
Она тотъ взглядъ выдерживала смело
(Ведь жгли ее глазами то и дело).
LXXXII.
Я дамамъ дать: пока не засверкала
Румяная заря, оне домой,
Не мешкая, должны уехать съ бала.
Когда погаснутъ лампы, светъ денной
Сiянiемъ зари освещены,
Какъ дамы после пиршества бледны!
LXXXIII.
На бале оставаясь до разсвета
Я наблюдалъ (скажите, грехъ ли это?),
Какъ блекнутъ лица дамъ при блеске дня,
По окончаньи танцевъ; въ вихре света
Красивыхъ женъ не мало виделъ я.
Не только при свечахъ, но утромъ рано.
LXXXIV.
По имени назвать Аврору ту
Я не хочу, хоть повредить едва ли
Ценилъ я; мы другъ друга знали;
Все жъ пищу дать молве за грехъ сочту.
Коль даму ту вы встретите на бале,
Ее узнать не трудно будетъ вамъ:
LXXXV.
Лаура, понимавшая прекрасно,
Что после бальной ночи ей съ зарей,
Блеснуть готовой, встретиться опасно,--
Съ ней вместе вышелъ графъ, на все согласный,
Неся за нею шаль. Они домой
Готовы плыть; но (не досадно ль это?)
Гондола ихъ тогда застряла где то.
Съ извозчиками нашими сходны
Здесь гондольеры; въ тесный кругъ сомкнуты,
Они бранятся, ярости полны;
Безъ стычекъ не проходитъ ни минуты;
Имъ не до насъ. Отъявленные плуты
Такую сквернословью платятъ дань,
Что передать ихъ невозможно брань.
LXXXVII.
Съ Лаурой графъ поехалъ. Болтовни
И розсказней насталъ чередъ веселый;
О бале говоря, они въ тени
Злословья не оставили уколы.
Невольное смущенье ихъ объяло:
Предъ ними очутился турокъ бала.
LXXXVIII.
Нахмуря брови, графъ сказалъ ему:
"Чемъ извините ваше появленье?
Какъ вы сюда попали, не пойму?
Быть можетъ, это случай безъ значенья;
Когда причинъ понятныхъ нетъ тому,
Потребую отъ васъ я объясненья!"
- Нечаянности въ этой встрече нетъ!
LXXXIX.
Я здесь съ своей женой! - Была не мало
Поражена Лаура вестью той,
Дочь юга можетъ справиться съ собой;
Она къ своимъ святымъ въ моментъ скандала
Съ горячей обращается мольбой,
И рвать шнурки корсета, оттиранья
ХС.
Она молчитъ, и кто бъ не замолчалъ?
Но иностранца графъ просилъ любезно
Войти въ ихъ домъ; онъ такъ ему сказалъ:
"Намъ ссориться публично безполезно;
Къ чему послужитъ уличный скандалъ?
По городу пойдетъ лишь сплетенъ бездна;
Не лучше ль потому, чуждаясь драмъ,
Келейно весть переговоры намъ?"
Они вошли; имъ кофе предложили
(У христiанъ и турокъ онъ въ чести,
Хоть разно пьютъ его); не безъ усилiй
Придя въ себя, съ нимъ стала речь вести
"Какъ тебя тамъ окрестили?
Ну, далъ же бороде ты отрасти!
Твоихъ скитанiй безконечна повесть.
Ужель за нихъ тебя не мучитъ совесть?
ХСІІ.
Въ чужой стране ты не женился ль снова?
Ужель тамъ дамы пальцами едятъ?
Какъ шаль твоя красива! мне обновой
Ты дай ее. Вамъ, правда ль, не велятъ
Какъ могъ ты пропадать въ ней столько летъ?
Ахъ, какъ ты желтъ! Болезни ль это следъ?
ХСІІІ.
Сбрей бороду - (мне этого подарка
Къ чему она? y насъ ведь климатъ жаркiй...
Какъ вынесла я времени полетъ?
Прошу, костюмъ не надевать твой яркiй,
A то, поверь, насъ рядъ насмешекъ ждетъ.
Ахъ, Боже, какъ ты седъ; къ тому жъ обстриженъ".
ХСІѴ.
Что молвилъ онъ? - не ведаю о томъ;
Но вотъ, что мне известно: онъ близъ Трои,
И получалъ за трудъ одни побои
И черствый хлебъ; затемъ, бежавъ тайкомъ,
Къ пиратамъ онъ присталъ и сталъ разбои
Производить съ ихъ шайкой, какъ собратъ;
ХСѴ.
Разбогатевъ, онъ возымелъ желанье
Свой край родной увидеть; утомленъ,
Решился бросить онъ свои скитанья;
Корабль, что плылъ въ Корфу, его вниманье
Привлекъ. Съ табачнымъ грузомъ нанялъ онъ
Испанскiй бригъ и въ путь пошелъ опасный,
Желая край родной увидеть страстно.
ѴІ.
Сокровища свои, за нихъ боясь
(Темно ведь было ихъ происхожденье),
Онъ перенесъ на судно въ добрый часъ;
"Меня спасло отъ смерти Провиденье",
Но я его не разделяю мненья.
Корабль въ Корфу домчался безъ препонъ;
Задержанъ былъ лишь въ Бонне штилемъ онъ.
ХСѴІІ.
Сейчасъ въ другое место перенесъ
И туркомъ сталъ, что ездятъ на базары;
Когда бы скрыть концовъ не удалось,
Онъ за грехи не избежалъ бы кары,
Понесся Беппо къ городу родному,
Стремясь къ жене, друзьямъ, отчизне, дому.
.
XCVIII.
Онъ принятъ былъ женой и окрещенъ
Былъ ренегатомъ церкви поднесенъ).
Съ него доспехи турка были сняты,
И день ходилъ въ одежде графа онъ.
Для пиршествъ онъ открылъ свои палаты,
(Но какъ, порой, бываетъ живъ разсказъ!)
ХСІХ.
Въ дни юности боролся онъ съ врагами,
Но зажилъ безъ тревогъ на склоне летъ;
Они остались съ графомъ. Места нетъ:
Оконченъ листъ, и я прощаюсь съ вами;
Давно пора ужъ кончить, но поэтъ,
Начавъ повествованiе, порою,
Павелъ Козловъ.
БЕППО.
Стр. 89. У насъ "Piazza" - с
Одно я знаю только исключенье,
Въ старину Ковентъ-Гарденская площадь въ Лондоне называлась "Piazza".
Стр. 90. Венеры Тицiана по осанке.
"Во Фюренцiи я остался только на одинъ день потому что торопился въ Римъ", писалъ Байронъ въ 1817 г. "Все-таки, я успелъ осмотреть две галлереи, изъ которыхъ вернулся, опьяненный красотой. Более всего поразили меня: портретъ любовницы Рафаэля, портретъ любовницы Тицiана, Венера Тицiана въ галлерее Модичи; знаменитая Венера, Венера Кановы и пр.".
Напоминаютъ, стоя на балконе,
Красу Мадоннъ картинъ Джiорджiоне.
"Я мало понимаю въ живописи я мало ею интересуюсь; но для меня нетъ картинъ лучше венецiанскихъ, и особенно - Джiорджiоне. Я хорошо помню его Соломоновъ судъ въ галлерее Марискальки въ Болонье. Настоящая мать - прекрасна, удивительно прекрасна". ("Письма" 1820 г.).
Одно его mвopeнie
Блеститъ во дворце Манфрини.
"Я побывалъ также во дворце Манфрини, знаменитомъ своими картинами. Въ числе ихъ портретъ Арiосто, писанный Тицiаномъ, превзошелъ все мои представленiя о силе экспрессiи въ живописи: это - портретная поэзiя или поэтическiй портретъ. Тамъ есть также портретъ какой-то ученой дамы, жавшей за много столетiй тому назадъ; я забылъ ея имя, но всегда буду помнить черты ея лица. Я никогда не виделъ такой красоты, грацiи и ума; это лицо можетъ свести съ ума, - зачемъ оно не выходитъ изъ рамы... Но что всего больше поразило меня во всей этой коллекцiи, - это чрезвычайное сходство общаго типа женскихъ лицъ на множестве портретовъ особъ, жившихъ много столетiй и много поколенiй тому назадъ, съ лицами, которыя каждый день встречаются среди нынешнихъ итальянокъ. Королева Кипрская и жена Джiорджiоне, особенно последняя - чистейшiя венецiанки, которыхъ я словно только вчера виделъ: те же глаза, то же выраженiе лица, красивее котораго, по моему мненiю, нетъ на свете". (Письмо къ Муррею 14 апр. 1817).
Картина, такъ поразившая Байрона, - т. наз. "Семейство Джiорджiоне". Она находится теперь въ палаццо Джiованелли и представляетъ почти совсемъ обнаженную женщину, вероятно - цыганку, которая сидитъ, держа на коленяхъ ребенка; на все, стоя, смотритъ воинъ. Пейзажъ изображаетъ бурю. По сообщенiямъ Вазари и другихъ бiографовъ, Джiорджiоне (Джорджiо Басбарелли, 1178--1511) никогда не былъ женатъ. Картина приложена къ настоящему тому.
"Quae sentent dicщ sex tamen esse solent."
(Ovid.). (Прим. Байропа).
Невинна Дездемона! Къ сожаленью,
Спастися не могла отъ злыхъ клеветъ.
"Шекспиръ, въ лице Дездемоны, изобразилъ венецiавокъ прекрасными, но не свободными отъ подозренiя". Въ примечанiи Байровъ сделалъ ссылку на "Отелло, д. III, сц. 3 (см. изд. подъ ред. С. А. Венгерова, III, 325):
Мне знакомы
Характеры венецiанскихъ женъ:
Те открывать проделки, о которыхъ
Мужьямъ своимъ не смеютъ разсказать,
И совесть ихъ - не въ томъ, чтобъ воздержаться,
A въ томъ одномъ, чтобъ скрыть свои дела.
Онъ съ женщиною сходится другой,
Пленяясь иногда чужой женой.
"Ревность теперь не въ обычае въ Венецiи, и кинжалы вышли изъ моды, а дуэли изъ-за любовныхъ приключенiй совсемъ неведомы, - по крайней мере мужьямъ". (Письма Байрона).
"Рiальто - названiе не моста, а острова, на который ведетъ мостъ; венецiанцы говорятъ: il ponte di Rialto. На острове находится биржа. Я часто прогуливался тамъ, на классической почве. Савсовино писалъ въ 1580 г., что "въ аркадахъ ежедневно собираются купцы флорентинскiе, генуэзскiе, миланскiе, испанскiе, турецкiе и другихъ многоразличныхъ нацiональностей, и сходятся тамъ въ такомъ множестве, что эта площадь считается одною изъ первыхъ во всемъ свете". Здесь христiане вели свои диспуты съ евреями; объ этой площади говоритъ Шейлокъ:
Синьоръ Антонiо, припомните, какъ часто
Въ Рiальто вы ругались надо мной...
"Пойдемъ на Рiальто", "часъ Рiальто" - обычныя выраженiя венецiанцевъ и въ наше время, какъ мы видимъ изъ комедiй Гольдони". (Роджерсъ).
Стр. 92. Хотя его красивая супруга
Святошей не казалась, но она
"Общiя условiя нравственности здесь, по большей части, такiя же, какъ и во времена дожей; по общепринятому кодексу, добродетельною признается та женщина, которая довольствуется своимъ мужемъ и однимъ любовникомъ; те, у которыхъ есть два, три или больше любовниковъ, считаются уже немножко "дикими"; но только те, которыя уже слишкомъ неразборчивы и заводятъ связи съ людьми низшаго происхожденiя (вроде нашей принцессы Уэльской, которая живетъ съ курьеромъ), считаются нарушающими супружескiя приличiя... Здесь женщина вполне убеждена въ томъ, что она не совершаетъ ни малейшаго отступленiя отъ пути добродетели, если у вся есть одинъ любовникъ; грехомъ считается это скрывать, или иметь больше одного - за исключенiемъ, впрочемъ, техъ случаевъ, когда это делается съ ведома и согласiя перваго любовника". (Письмо къ Муррею отъ 2 янв. 1817).
Успеха не имела партитура,
"seccatura".
Seccatura - скука. "Чертовски хорошее слово!" какъ говоритъ Байронъ въ письме къ Муру отъ 6 ноября 1816 г.
Стр. 93. Что и слуге казаться могъ героемъ.
Известная фраза: "Нетъ героя для своего лакея" приписывается маршалу Катина
Стр. 94. Другъ дома назывался чичисбеемъ.
Кортехо и въ Испанiи почетъ.
Происхожденiе слова "чичисбей" не выяснено. По словарю флорентинской академiи, cicisbeo - перестановка словъ: bel cece "красивый горошекъ". Согласно съ этимъ, и Пасквалино, цитируемый Дицемъ, сближаетъ это слово съ французскимъ chiche beau.
"Словомъ кортехо обозначается положенiе, для котораго въ англiйскомъ языке въ настоящее время еще не существуетъ особаго наименованiя, хотя на практике оно встречается въ Англiи не реже, чемъ въ любой заальпiйской стране". (Прим. Байрона).
Я итальянской речью вдохновленъ.
"Чайльдъ-Гарольда", п. IV, строфа 58 (наст. изд. I, 140):
Кто создалъ речь тосканскую, въ устахъ
Звучащую, какъ пенiе сирены,
Люблю я также женщинъ, и пр.
"Въ этой строфе авторъ отступаетъ отъ обычнаго въ данномъ сочиненiи тона и предается своего рода восторженному и глубокому чувству, которое близко къ общему светлому и фантастическому стилю его поэзiи. Этотъ неожиданный переходъ достигаетъ высшей силы въ следующей строфе. Надо, впрочемъ, прибавить, что эти строфы единственныя во всей поэме, въ которыхъ авторъ обнаруживаетъ тайну своего генiя и свою внутреннюю близость къ поэтамъ высшей категорiи, нежели те, которыхъ ему угодно было здесь взять себе въ образецъ". (Джеффри).
О, красота! Ты съ силой вдохновенья
Погубленъ былъ.
"О причинахъ смерти Рафаэля см. въ его бiографiяхъ". (Прим. Байрона).
По словамъ старинныхъ бiографовъ Рафаэль, живя большею частью въ Риме, "утешался мимолетными связями и отъ одной изъ нихъ получилъ болезнь, отъ которой и умеръ" (6 апр. 1520); новейшiе бiографы считаютъ причивою его смерти "деликатное сложенiе, переутомленiе и малярiйную лихорадку, которой онъ заразился среди развалинъ древняго Рима".
Объ этой строфе Байронъ сделалъ выноску:
Здесь авторъ, разсуждая спецiально
О женщинахъ, былъ долженъ пояснить,
Онъ судитъ ихъ, стараясь скромнымъ быть;
Притомъ, конечно, и принципiально
Ихъ, какъ поэтъ, боится оскорбить:
Известно, что поэзiя безъ дамъ
(Примечанiе наборщика).
*) Переведено для наст. изданiя П. О. Морозовымъ.
Стр. 96.
Намекъ на "Ильдеримъ", сирiйскую сказку Галли Найта.
Стр. 98. Въ Ридотто, где танцуютъ и кутятъ.
Ridotto - отъ латинскаго reductus, собств. "убежище", место встречъ, где собирается публика для развлеченiя; залъ для концертовъ и маскарадовъ
"Выраженiя: синiй чулокъ и дэнди могутъ когда-нибудь послужить предметомъ ученаго изследованiя; въ настоящее же время они понятны для каждаго англiйскаго читателя. Наши нынешнiе дэнди - родные братья старинныхъ "макарони". Первое изъ приведенныхъ выраженiй сделалось классическимъ. благодаря поэме миссисъ Ганны Моръ: "Bas-Bleu", а второе благодаря тому, что его употребилъ, въ одной изъ своихъ поэмъ лордъ Байронъ".
"Я люблю дэнди, говоритъ Байронъ въ своемъ Дневнике: - они всегда были со мной очень любезны, хотя вообще они не долюбливаютъ литераторовъ... Правда, въ ранней юности я и самъ увлекался дэндизмомъ, и хотя рано бросилъ его, но вероятно, во мне еще осталось его настолько, что его великiе представители могутъ со мною мириться".
И въ власть ея едва ль утрачу веру.
"Подобно Сулле, я всегда верилъ, что все зависитъ отъ Фортуны и ничего отъ насъ самихъ. Я не знаю ни одной мысли, ни одного поступка, которые заслуживали бы названiе хорошихъ для меня или для другихъ и не могли бы быть приписаны влiянiю доброй богини - Фортуны!" (Дневникъ Байрона, 1821 г.)
Туда пойду я завтра же.
Здесь на поляхъ рукописи Байронъ отметилъ: "Января 19-го, 1818. Завтра будетъ воскресенье, и ридотто полно".
Обресть успехъ онъ можетъ только въ немъ.
"Я не знаю ничего удачнее этой язвительной небольшой дiатрибы, такъ кстати включенной въ разсказъ о жизни турецкихъ дамъ въ ихъ гаремахъ". (Джеффри).
.......
Благодаренье Богу! - чуждъ совсемъ.
Лэди Байронъ, какъ известно, увлекалась изученiемъ математики.