| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1821 |
| Категория: | Сценка |
| Связанные авторы: | Вейнберг П. И. (Переводчик текста) |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Из мистерии Байрона: "Небо и земля"
ИЗЪ МИСТЕРІИ БАЙРОНА: "НЕБО И ЗЕМЛЯ".
I.
(Лесистая и гористая местность подле горы Арарата. Полночь. Входятъ Ана и Аголибама 1).
1 Девушки изъ племени Каина, любящiя небесныхъ духовъ: Азазiила и Самьяса.
Ана.
Отецъ нашъ спитъ. Вотъ часъ, въ который те,
Висящiя надъ Араратомъ... Ахъ,
Какъ у меня забилось сердце!
Аголибама.
Время
Ана.
Но не видать еще
На небе звездъ. Я вся дрожу.
Аголибама.
Я тоже.
Что милые промедлятъ...
Ана.
Ахъ, сестра,
Хоть я люблю Азазiила больше,
Чемъ даже... о, гораздо больше... Что
Моя душа?
Аголибама.
Какое же нечестье -
Небесное созданiе любить?
Ана.
Меня, сестра, я нашего Творца
Не такъ люблю, какъ прежде; это дурно,
Неправда ли? И я хоть не совсемъ
Убеждена, что дурно поступаю,
Аголибама.
Ну, такъ возьми любого сына праха
Въ мужья себе, - работай и пряди...
Вотъ Іафетъ, - тебя онъ любитъ сильно
И размножай такой же прахъ!
Ана.
Не меньше
Любила-бъ я Азазiила, будь
Онъ смертный; но тому, что онъ не смертный,
Я не могла-бъ. И каждый разъ, при мысли,
Что на своихъ блестящихъ крыльяхъ онъ
Когда-нибудь парить надъ гробомъ будетъ
Несчастнаго дитяти праха, - той,
Какъ онъ Творца, - мне меньше смерть страшна.
Но все-таки мне жаль его: онъ будетъ
Страдать века; по крайней мере, я
а страдала-бъ, будь онъ смертный,
Я - серафимъ.
Аголибама.
Скажи верней, что онъ
И, какъ любилъ когда-то Ану, станетъ
Ее любить.
Ана.
Коль это суждено
И новая его полюбитъ, - лучше,
Оплакивать.
Аголибама.
Когда-бъ ждала того же
Я отъ любви Самьяса, - будь сто разъ
Съ презреньемъ я... Но часъ насталъ, - начнемъ!
Ана.
О, серафимъ!
Какую-бъ изъ звездъ ни наполнилъ въ сей мигъ ты сiяньемъ своимъ,
Въ бездонной ли, вечной небесъ глубине
Среди ли пространствъ безпредельныхъ, седыхъ
Мiры подвигаются мимо блистающихъ крыльевъ твоихъ,--
Въ какой бы теперь ни носился дали -
Внемли!
Что если она для тебя и ничто,
Ты - все для нея.
Тебе неизвестны - (и пусть только я
Такiя ужасныя муки несу, коль угодно судьбе) -
Ты вечность въ своихъ заключаешь годахъ,
Красу безъ рожденья и смерти - въ глазахъ;
Ни въ чемъ ты не родствененъ съ сердцемъ моимъ,
Любви исключая, - но тутъ, серафимъ,
Что более любящiй прахъ никогда
Не плакалъ подъ сводомъ небеснымъ!
По многимъ мiрамъ ты проходишь чудеснымъ,
Твой взоръ наслаждается ликомъ
Какъ сделалъ меня Онъ последней изъ техъ,
Что рая лишились за грехъ...
Но все-жь, о, возлюбленный мой серафимъ,
Внемли призываньямъ моимъ!
И мне-бъ не хотелось, чтобъ я умерла,
Пока не узнаю того, что узнать
Мне значило-бъ - жизнь потерять:
Что въ вечномъ твоемъ бытiи
Чьи чувства и помыслы чьи
Изъ самой могилы
Желать не устанутъ тебя одного -
Безсмертное ты существо!
И страхомъ, - и слышу я, въ сердце моемъ
Ведутъ недостойную битву они...
О, мой серафимъ, милосердно взгляни
На дочерь Адама за мысли такiя!
Блаженство - Эдемъ, недоступный для глазъ,
Но въ грезахъ душевныхъ светящiй не разъ.
Близка ужъ минута, сказавшая мне,
Что кинуты мы не вполне...
Возлюбленный мой,
Светить предоставивъ планетамъ
Ихъ собственнымъ светомъ!
Аголибама.
Где-бъ въ небе ни былъ ты владыкой въ этотъ часъ,--
Сражаешься ли съ духами, въ гордыне
Хотящими власть у Того отнять,
Кто создалъ власти все, - стараешься-ль призвать
Звезду, блуждающую въ ней,
И коей жители, предъ смертiю своей,
Грозящей имъ съ паденьемъ ихъ вселенной.
Постигнуты печальною судьбой
Иль, гордо не кичась собой,
Ты къ младшимъ ангеламъ сошелъ и вторишь гимнамъ,
Звучащимъ въ хоре херувимномъ,--
Везде, везде тебя, Самьясъ,
Пусть многiя изъ насъ
Тебя боготворятъ, но я, нетъ, не хочу я
Склоняться предъ тобой. Когда
Твой духъ тебя ко мне влечетъ, - сойди сюда
Какъ равный съ равнымъ, раздели!
Хоть создана я изъ земли,
Твое же существо - сiянье,
Лучи котораго светлее блеска дня
Безсмертья твоего - въ награду для меня
Найти такое пламя страсти,
Которое бы жгло сильней моей любви!..
Есть знойный лучъ въ моей крови,
Но онъ, я чувствую, зажженъ
О божье и твое сiянье,
И долго, долго можетъ онъ
Остаться скрытымъ. Смерть и тленье
Я въ сердце къ нимъ ношу презренье:
Пускай земная жизнь моя
Должна окончиться, - такъ что же?
Намъ изъ-за этого разрознить бытiе?
Я чувствую, безсмертiе мое,
Какъ пыль, сметаетъ все сомненья,
И слезы все, и все мученья,
И, точно вечный громъ въ подземной глубине,
"Ты будешь вечно жить!" Но къ радости ли это,--
Есть тайна и ее я не хочу узнать;
То знаетъ рокъ, владыка света,
Которому угодно застилать
Густыми тучами; но не имеетъ власти
Онъ насъ обоихъ истребить.
Онъ можетъ насъ преобразить,
Но не лишить существованья:
Безсмертныя, и еслибъ онъ хотелъ
Бороться съ нами, мы борьбою
Должны ответствовать; съ тобою
Могу перенести я всяческiй уделъ,--
Со мною жизнь решился разделить,
А мне трусливо отступить
Предъ вечностью твоей?.. О, нетъ! Пускай мне тело
Пронзитъ насквозь змея, пусть самъ ты будешь змей,--
И я съ улыбкою приму твои объятья,
И не услышишь ты проклятья,
И я прижмусь къ тебе такъ горячо, что ты...
Спустись, спустись же съ высоты
Безсмертнымъ смертныя!.. Но если въ небе есть
Восторговъ более, чемъ можешь ты принесть
И ощутить, - тогда ты долженъ тамъ остаться!..
Ана.
Сестра, сестра! Я вижу, какъ
Они съ небесъ, сквозь ночи мракъ,
Ужь пробиваютъ понемногу
Аголибама.
И тучи, видя ихъ, бегутъ,
Съ собой лучъ завтрашняго света.
Ана.
Но ежели блистанье это
Отецъ заметитъ?
Аголибама.
Его за месяцъ, раньше часомъ
Приманенный на небосклонъ
Какой-нибудь колдуньи гласомъ.
Ана.
Сестра, сестра! ты слышишь... Вотъ
Онъ идетъ -
Азазiилъ мой!
Аголибама.
Поспешимъ
О, въ этотъ мигъ бы крылья мне,
Чтобъ, между темъ, какъ въ вышине
Они парятъ, мой духъ вспорхнуть
Могъ на возлюбленную грудь!
Ана.
Они зажгли, какъ будто здесь
Вторичный солнечный закатъ!
Смотри! Давно ли Араратъ
Былъ скрытъ во тьме ночной, и вдругъ
Играя тысячью цветовъ -
Следъ лучезарныхъ ихъ шаговъ -
На немъ блеснулъ!.. Но видишь, мракъ
Вновь скрылъ горы вершину... Такъ,
Оставитъ домъ подводный свой
И, всплывъ на лоно тихихъ водъ,
Резво плескаться въ немъ начнетъ,--
Заблещетъ пеною оно...
Туда, туда, где почиваетъ
Водъ океана ключъ, - и пена исчезаетъ!
Аголибама.
Они земли коснулись... Часъ пробилъ!
Ана.
Азазiилъ!
(Уходятъ).
II.
(Между приведенною сценою и тою, которая предлагается ниже (и которою оканчивается мистерiя), происходитъ следующее: Іафетъ, сынъ Ноя, безнадежно влюбленный въ Ану, уходитъ въ одну изъ пещеръ въ кавказскихъ горахъ, чтобы "скорбнымъ мракомъ" этого места лечить свой "скорбный духъ". Тутъ являются ему духи и предсказываютъ приближающiйся потопъ. Затемъ приходятъ сюда же Самьясъ, Азазiилъ, Ана и Аголибама; после сцены между ними и Іафетомъ, прилетаетъ архангелъ Рафаилъ, приказывающiй двумъ духамъ оставить дочерей земли и возвратиться въ небо; те отказываются; Рафаилъ проклинаетъ ихъ, какъ изгнанниковъ изъ небеснаго царства. Между темъ, начинается потопъ).
Аголибама.
На все возстала, что живетъ...
Борьба неравная идетъ
Межъ силой вечною и нами!
Самьясъ.
Мы унесемъ далёко васъ, укроемъ
Въ какой-нибудь звезде, блистающей покоемъ,
Где вы разделите нашъ жребiй неземной!
И если тамъ не вспомнишь со слезами
То въ нашей памяти исчезнутъ безъ следа
И небеса, утраченныя нами!
Ана.
О, шатры дорогiе отцовъ, о, святая отчизна моя!
Вы, поля и леса, и холмы, если съ вами разстануся я,
Азазiилъ.
Духъ, твой властитель.
Не горюй: мы небесъ лишены, но остались другiе края,
Изъ которыхъ не вытеснить насъ никому, о подруга моя!
.
Мятежный духъ! Слова твои преступны,
Какъ действiя твои отъ этихъ поръ
Становятся безсильны. Мечъ, изгнавшiй
Изъ райскаго селенья первородныхъ,
У ангела.
Азазiилъ.
Онъ насъ не устрашаетъ
И не убьетъ. Пугайте смертью прахъ
Пролиться кровь. Но что они для насъ,
Для нашихъ глазъ, исполненныхъ безсмертья?
Рафаилъ.
Близка пора, когда ты испытаешь
Поймешь тщету борьбы съ веленьемъ Бога:
Ты мощенъ былъ лишь верою своей!
(Толпа смертныхъ бежитъ, отыскивая убежища).
Хоръ Смертныхъ.
Господи, что же
Сделали мы? Пощади, не казни!
Слышишь, и звери лесные завыли: то молятъ они
Тоже пощады...
Въ ужасе выползъ и ищетъ, безвредный, защиты людей...
Птицы по воздуху мчатся съ предсмертною песнью своей...
Богъ Іегова! Отведи безпощадно-разящую руку!
Сжалься! Не люди одни, - вся природа съ мольбой
Падаетъ ницъ предъ Тобой!
Рафаилъ.
Прощай, земля! Прощайте, дети праха
Вамъ помогать. Свершился приговоръ!
(Уходитъ).
Іафетъ.
Громада тучъ! Одне летятъ, какъ коршунъ
Недвижными утесами стоятъ
И знака ждутъ, чтобъ гневно опрокинуть
На бедный мiръ свои сосуды... Ахъ,
Ужъ небесамъ не одеваться больше
Блестящими звездами! Вместо солнца
Возстала смерть; могильный, бледный светъ
Обвилъ кругомъ кончающiйся воздухъ!
Азазiилъ
Пора, дитя! Умчимся изъ тюрьмы,
Родившейся изъ хаоса и снова
Стихiями влекомой въ хаосъ свой!
Я крыльями моими такъ съумею
Своихъ орлятъ. Пускай себе стихiи
Неистово бушуютъ! Что тебе
До злобы ихъ? Въ мiръ чище и светлее,
Где будешь ты дышать эфирной жизнью,
Не только здесь, въ суровыхъ этихъ тучахъ!
(Азазiилъ и Самтясъ улетаютъ съ Аной и Аголибамой).
Іафетъ.
Все кончено! Исчезнули среди
И никогда - останутся-ль въ живыхъ,
Иль близкую всего земнаго гибель
Печально съ нимъ разделятъ - никогда
Моимъ глазамъ уже не видеть Аны!
.
О, сынъ Ноя, сжалься! Гибнетъ братъ твой человекъ!
Какъ! ты насъ покинуть хочешь? Кинуть всехъ, навекъ?
Твой ковчегъ богохранимый дастъ тебе прiютъ?
Мать (подавая Іафету дитя).
О, унеси ребенка моего!
Его въ мученьяхъ я родила,
Что у груди своей увижу я его!
О, для чего же онъ родился?
Чемъ провиниться могъ,
Чтобъ гневный Богъ
Что въ молоке моемъ такого, для того,
Чтобъ смерть и небеса, и землю возмутила
На сына моего
На кроткое дыханiе его?
Спаси дитя, ты, Сифа семя!
Иначе проклятъ будь и самъ,
И все твое родное племя,
Іафетъ.
Молчите! Часъ не для проклятiй -
Часъ для молитвы наступилъ!
Хоръ Смертныхъ.
Куда-жь возноситься
Мольбамъ,
Когда надвигаются грозно чреватыя тучи къ горамъ,
И, грозно преграды свои разрушая,
Пока, наконецъ, и пустыня сухая
Забудетъ о жажде своей!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смотрите! Чудовища - воды,
Все ближе и ближе, - и дикiй ихъ ревъ
Смертеленъ для слуха природы...
Лесныя деревья (ровесники днямъ,
Въ которые рай насадился, и тамъ
Иль первая рабская песнь на устахъ у него не звучала),
Громадные старцы, но въ вечно зеленыхъ листахъ,
Уже исчезаютъ въ волнахъ,
И цветъ ихъ весеннiй размётанъ потокомъ ревущимъ,
Напрасно мы смотримъ на небо: оно
Ужь къ морю совсемъ склонено
Сокрыло сурово...
Усядься удобно въ надводной палатке своей
Тела бездыханныя мiра, где прожилъ ты юные годы,
Къ Судящему насъ въ небеси
Блаженно успенiе техъ,
Что въ Господе Боге почили!
Хотя бы возставшiя воды вселенную всю затопили,
Онъ такъ судилъ, - и роптанiе - грехъ.
Жизнь Имъ мне дана; отымая ее,
Беретъ Онъ назадъ лишь дыханье свое!
Ужъ больше никогда мольбы не вознесутся -
Благословенъ да будетъ Онъ!
Все отъ начала до конца,
Все - достоянiе Творца!
Обилье ведомаго намъ,
Неведомаго безконечность -
Мне проклинать, роптать!.. О, нетъ!
Я такъ умру, какъ жилъ, исполненъ упованья,
Не воздрогнувши, хотя-бъ распался съ трескомъ светъ!
.
Куда же укрыться?
Высокiя горы - неверный прiютъ:
Съ удвоеннымъ ревомъ ихъ воды бегутъ
Срываетъ и топитъ холмы по дороге,
И самой глубокой подземной берлоге
Къ кому же взывать о защите?
Женщина.
Отъ нашей долины ужь нетъ и следа...
Отецъ мой, отцева палатка,
Семья укрывалась въ полуденный зной,
А вечеромъ птичекъ неслись переливы,
Журчанье воды ключевой,
Все сгибло! Сегодня, еще на заре,
Когда я взбиралась по нашей горе,
Приветъ посылая въ родной уголочекъ,
Зачемъ я родилась на светъ!..
Іафетъ.
Но лучше ужъ уделъ такой,
Могилу всей природы
Все гибнетъ... Отчего жъ я только долженъ жить?..
(Вода подымается; люди бегутъ во всехъ направленiяхъ; многiе погибаютъ въ волнахъ. Хоръ смертныхъ разбегается по горамъ, ища спасенiя; Іафетъ остается на утесе, между темъ, какъ издалека направляется къ нему ковчегъ).
"Отечественныя Записки", No 3, 1875