Комментарии к "Гяуру"

Заявление о нарушении
авторских прав
Год:1904
Категория:Критика литературная
Связанные авторы:Байрон Д. Г. (О ком идёт речь)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Комментарии к "Гяуру" (старая орфография)

ГЯУР.

Источник: Байрон. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1904.

Стр. 224.

Там, где над грозною скалою

Афин прекрасных.

"Гробница на выдающейся в море скале, некоторыми принимаемая за могилу Фемистокла". (Прим. Байрона).

Кумберланд приводит несколько стихов из Платона о могиле Фемистокла: "На морском берегу, над волнами, должна стоять твоя гробница, о Фемистокл; пусть она указывает купцу путь в твою родную землю. А когда нашим судам придется идти в бой, - Афины должны победить, взирая на твою могилу".

Весна природе ласку шлет.

"Гяур представляет один из замечательнейших примеров блестящого расцвета фантазия Байрона", говорит Мур. Эта поэма постепенно разросталась под его рукою и в последовательно дополняемых изданиях, от 400 стихов, из которых состоял первоначальный текст, достигла 1400. Принятый им план - дать ряд отрывков, ряд наудачу подобранных восточных перлов", - давал ему полную свободу включать в это произведение самые разнообразные картины, какие только рисовало ему воображение. Как мало стеснялся поэт относительно расположения и взаимной связи этих добавлений, - видно из одной его заметки к настоящему отрывку, в которой он говорит: "Я еще не решил, куда вставить прилагаемые стихи; решу, когда увижусь с вами: у меня не осталось списка". В первом издании поэмы - этого отрывка (от ст.: "О дивный край"... до ст.: "Ложатся тени скал густые", стр. 227) не было.

Цветет там роза - королева

Сладкоголосых соловьев.

(В подлиннике: "Султанша соловья"), "Любовь соловья к розе - известная персидская басня. Если не ошибаюсь, - "Бульбуль с тысячью песен" -- одно из названий соловья"

О влюбленном соловье Байрон упоминает во многих стихотворениях. Так, в "Абидосской Невесте":

Любовник розы, соловей

Прислал тебе цветок свой милый.

Любовь соловья и розы - один из очень распространенных мотивов восточной поэзии. один из древнейших персидских поэтов Фирдуси (XI в.) говорит, что розы вздохами отвечают на пение соловьев. Джелаледдин Руми (XIII в.) писал, что лилии рассказывают кипарисам о тайнах соловья и розы. Гафиз (ХГѴ в.) просит розу, султаншу по красоте, упоенную счастьем, не удаляться гордо от бедных соловьев. Турецкий поэт XVI в. Фазли написал большую поэму: "Роза и Соловей" и т. д.

"Бахчисарайском Фовтане" (1822):

Одни фонтаны сладкозвучны

Из мраморной темницы бьют,

И с милой розой неразлучны

Во мраке соловьи поют.

О, дева-роза, я в оковах,

Но не стыжусь твоих оков:

Так соловей в кустах лавровых,

Пернатый царь лесных певцов,

В неволе сладостной живет

И нежны песни ей поет

Во мраке ночи сладострастной.

3) в стихотворении 1827 г.:

Поет над розою восточный соловей;

Но роза милая не чувствует, не внемлет,

И под влюбленный гимн колебется и дремлет...

Стр. 223.

          издалека

Заслышит лютню моряка.

(В подлиннике: "гитару"). "Греческие матросы по ночам постоянно играют на гитаре. При легком попутном ветре или во время штиля музыка эта всегда сопровождается пением, а иногда и пляской". (Прим. Байрона).

Кто над умершим наклонился...

"Когда поэт приобретает известность в обществе, тогда его дарования и сила ума. проявляющияся в его ежедневных отношениях к людям, так или иначе отражаются и на его произведениях, усиливая впечатление, получаемое от них публикою. Этим отчасти объясняется сильное впечатление, произведенное Гяуром. Отрывок, начинающийся словами: "Кто над умершим наклонился", так прекрасен, так оригинален и так возвышается над уровнем обыкновенной поэзии, что одного этого отрывка, при объясненных условиях, было бы достаточно для того, чтобы прославить всю поэму".

Стр. 225.

Таков спокойной и прекрасной

Она является средь нас,

Когда пробьет кончины час.

"Я думаю, что лишь немногие из моих читателей имели случай видеть то, что я здесь попытался описать; но у тех, кто это видел, вероятно, сохранилось скорбное воспоминание о той своеобразной красоте, какая проявляется, за немногими исключениями, в лице мертвеца, через несколько часов после того, как "отлетит душа", и всего на несколько часов. Замечательно, что в случаях насильственной смерти от огнестрельных ран черты лица всегда имеют болезненное выражение, какою бы природною энергиею ни отличался умерший, а в случае смерти от холодного оружия лицо сохраняет выражение жестокости, как влияние последней мысли". (Прим. Байрона).

Стр. 225.

Таков Эллады край чудесный,

Уже умершей, но прелестной.

"В книге Даллоуэя "Константинополь"", которую Байрон, но всей вероятности, читал, я нашел одну цитату из "Истории Греции" Джилли, в которой, может-быть, заключается первое зерно мысли, так превосходно развитой поэтическим гением: "Современное состояние Греции", в сравнении с древним, это немой мрак могилы в сравнении с живым блеском деятельной жизни". (Мур).

Стр. 225.

Её лучи еще блестят,

Но землю все ж не оживят.

"В этом замечательном отрывке заключается бесконечная красота, которая производит сильное, хотя скорбное и, можно сказать, угнетающее впечатление. Здесь автор дает прекрасную, по молчаливую и грустную картину некогда оживленных и славных берегов Греции, - картину, более правдивую, более мрачную и более совершенную, нежели какая-либо из существующих в нашей поэзии". (Джеффри).

Стр. 225.

О, край героев вдохновенных!

Начиная с этого стиха и до конца отрывка рукопись писана торопливо и очень неразборчиво, как будто бы эти блестящие стихи вылились сразу в порыве поэтического вдохновения, и рука поэта не поспевала за быстрым полетом его фантазии.

Они ничтожными рабами

Раба презренного живут.

"Афины отданы в собственность кизляр-аге, - гаремному рабу, стерегущему женщин, который назначает местного воеводу. Сводник и евнух (выражения не изысканные, но верные) управляет правителем Афин!" (Прим. Байрона).

"Разсказ ведется от лица турецкого рыбака, который целый день работал в Эгинском заливе, а к вечеру, опасаясь майнотских пиратов, которыми кишат берега Аттики, пристал с своей лодкой в гавани Порто-Леоне, древняго Пирея. Он становится очевидцем почти всех рассказанных в повести событий, а в одном из них играет главную роль. Его чувствам, и в особенности - его религиозным предразсудкам мы обязаны некоторыми из самых сильных и блестящих мест поэмы". (Джордж Эллис).

Стр. 228.

Пальбы ружейной огоньки.

"Наступление Байрама возвещается пушечным выстрелом при закате солнца; в течение ночи все мечети иллюминуются, и праздник возвещается выстрелами из всякого рода мелкого оружия, заряжаемого пулями". (Прим. Байрона).

Стр. 228.

И легкий конь вперед летит.

Как ловко брошенный джирит.

"Джирит" или "джеррид" тупой турецкий дротик, который бросают с лошади с большою силою и меткостью. Это - любимое упражнение мусульман; но я не знаю, можно ли его назвать "мужественным", так как в нем больше всех отличаются черные евнухи в Константинополе. После них, из всех, мною виденных, самым ловким был один мамелюк в Смирне. (Прим. Байрона).

Стр. 228.

                    ...В его глазах

Но вскоре дикий гнев родился...

"Каждое движение этого бурного всадника полно безпокойства и страсти. На середине своего пути, на виду у изумленного зрителя, он внезапно сдерживает своего скакуна и, приподнявшись на стременах, с нетерпеливою тоскою смотрит на далекий город, иллюминованный по случаю праздника Байрама; затем, побледнев от гнева, поднимает руку, как бы с угрозою повидимому врагу; но, очнувшись от своего страстного самозабвения при звуке своей сабли, снова бросается вперед - и исчезает.." (Джордж Эллис).

Стр. 228.

...

Все в прах печальный обратится.

"Вихрь в пустыне, гибельный для всякого живого существа и часто упоминаемый в восточной поэзии" (Прим. Байрона).

Стр. 229.

Сквозь окна в комнаты пустые.

"Эта часть рассказа не только заключает в себе блестящия и верные картины, но и вообще составлена с большим вкусом. Рыбак сообщал до сих пор только о необыкновенном, явлений, возбудившем его любопытство, и желал объяснить слушателям его причину; но вместо этого объяснения он останавливается на проклятиях Гяуру, на описании заброшенного. некогда роскошного дворца Гассана и на жалобах на безвременную гибель последняго, а также и Леилы, и на то, что теперь уже прекратилось то гостеприимство, какое там всегда оказывалось. Как бы невольно и безсознательно оп открывает нам катастрофу своего рассказа - и таким образом подготовляет обращение к сочувствию слушателей, все еще оставляя их в недоумении". (Джордж Эллис).

Стр. 230.

С любовью их не угостят,

В подлиннике: "И не остановится там утомленный путник, чтобы поблагодарить за святую хлеб-соль".

Разделить трапезу, "поесть хлеба-соли" с хозяином значит для гостя - обезпечить свою безопасность; даже если он - враг, его особа становится священною. (Прим. Байрона).

"Едва ли нужно объяснять, что милосердие и гостеприимство - первые обязанности, которым учит Магомет, и, сказать по правде, широко практикуются его учениками. Лучшая похвала вождю - прославление его доброты, а затем уже - храбрости". (Прим. Байрона).

Стр. 230.

          ...

Их ятаганов дорогих.

"Ятаган - длинный кинжал, который носят за поясом. в металлических, обыкновенно - серебряных ножнах, а у более богатых людей в позолоченных или золотых". (Прим. Байрона).

В зеленом платье пред отрядом

"Зеленый цвет составляет привилегию многочисленных претендентов на происхождение от Пророка, у которых, как предполагается, вера как родовая принадлежность) исключает необходимость добрых дел. Эти люди - самые дурные представители всего этого индифферентного племени". (Прим. Байрона).

С тобой да будет мир.

"Салам алейкум!" - "Алейкум салам!" Мир с тобою! - И с тобою мир! - приветствие правоверных; к христианину обращаются со словами: "Урларула" - добрый день, или: "Сабан хиресем?, "сабан серула", - доброе утро, добрый вечер; а иногда: "Да будет счастлив твой конец!" Таковы обычные приветствия"

Стр. 280.

Как королева мотыльков.

"Синекрылая кашмирская бабочка, самая редкая и красивая". (Прим. Байрона).

Но скорпион его вдруг сам

В себя с отчаяньем вонзает.

"Говорится о сомнительном самоубийстве скорпиона, над которым любезные философы производят опыты. Некоторые говорят, что его хвост обращается к голове только в предсмертной конвульсии; другие действительно видят в этом движении самоубийство. Скорпионы, наверное, очень заинтересованы в скорейшем разрешении этого вопроса, так как, если будет доказано, что они представляют собою Катонов среди насекомых, то им, вероятно, дозволено будет жить до тех пор, пока они заблагоразсудят, не подвергаясь мучениям из-за гипотезы". (Прим. Байрона).

Когда ночная скрыла тень

Последний Рамазана ден.

"Конец Рамазана возвещается пушечным выстрелом при закате солнца". (Прим. Байрона).

Они как редкостный рубин.

(В подлиннике: "Как драгоценный камень Джамшида"), - знаменитый баснословный рубин султана Джамшида, украсившого Истахар. Этот камень назывался Шебджераг или "факел ночи, также - "чаша солнца" и пр. В первом издании имя "Джиамшид" было трехсложное: так пишет его д'Эрбело; но потом мне сказали, что у Ричардсона оно пишется и произносится, как двухсложное: "Джамшид". Я принял это последнее произношение". (Прим. Байрона).

"В первом издании Байрон написал: Bright as the gem ruby of Giamshid; тогда я опять написал ему, что сравнение глаз героини с рубином может подать повод к замечанию, что у нея были красные глаза, - и он исправил стих окончательно. Bright as the jewel of Giamshid". (Мур.)

Хотя б над огненным потоком

На эль-Сирате я стоял.

"Эль-Сират - "мост широты", уже паутины голодного паука и острее лезвия меча. По этому мосту мусульмане должны бежать в рай, куда нет иного входа. Но это еще не самое худшее: под этим мостом течет огненная река, представляющая, как и следует ожидать, "facilis descensus Аverni" для неловких и слабых на ноги, что не особенно приятно для следующого путника. Это - самая короткая дорога в ад для евреев и христиан" (Прим. Байрона).

"Распространенная ошибка: Коран отводит по крайней мере третью часть рая добродетельным женщинам; но огромное большинство мусульман толкует этот текст по-своему, исключая своих половин из небесного чертога. Будучи противниками платонизма, они не видят "ничего пригодного в женских душах и предпочитают им гурий, - райских дев. общество которых, по учению Магомета, составляет главное блаженство правоверных. Оне не созданы из праха, подобно смертным женщинам, и потому обладают неувядающими прелестями и вечной юностью". (Прим. Байрона).

Ланит её румянец ясный

С цветком гранаты спорит мог.

"Восточное сравнение, которое, хотя и заимствовано, может показаться, пожалуй, "plus arabe qu'en Arabie". (Прим. Байрона).

Стр. 232.

О, Фратестана цвет чудесный!

"Франгестан - земля черкесов".

Байрон ошибся: "Франгистан". т. е. страна Франков, означает христианскую Европу.

Стр. 233.

Вот лес пред ними, "Бисмиллах"!

Теперь откинуть можно страх.

"Бисмиллах" - "Во имя Бога": так начинаются все главы корана, кроме одной а также - молитвы и благодарения". (Прим. Байрона).

Стр. 234.

          И, потрясая бородой,

От гнева к верху поднятой.

"Явление довольно обычное у разгневанного мусульманина. В 1809 г., на одной дипломатической аудиенции, усы Капитана-паши задвигались от негодования не менее яростно, чем у тигра, к ужасу всех драгоманов; эти зловещие усы то скручивались, то сами собою выпрямлялись, и можно было каждую минуту ожидать, что они изменят свой цвет; но, наконец, они соблаговолили опуститься, чем, вероятно, спасено было больше голов, нежели в них было волос. (Прим. Байрона).

И "Амаун" - призыв к пощаде.

"Амаун" (собств. "аман") - милость, прощение.

Стр. 236.

Негромкий звон колокольцов.

Этот отрывок впервые явился в пятом издании поэмы. "Посылаю вам еще корректуры", писал Байрон Меррею 10 августа 1813 г. "Я, кажется, никогда не кончу этой проклятой истории. Ecce signum - вставлено тридцать три новых стиха, - к величайшему неудовольствию наборщика и, боюсь, не к выгоде вашей".

Комментарии к Гяуру

Чалма из камня...

"Тюрбан или чалма на столбе, с написанным на нем стихом из корана - вот украшение могилы правоверного, все равно - на кладбище или в пустыне. В горах вы часто наталкиваетесь на подобные памятники, и на ваши вопросы отвечают, что здесь лежат жертвы возмущения, разбоя или мести." (Прим. Байрона).

Лишь "Алла-Гу!" призыв святой.

"Алла-Гу"! - заключительные слова призыва муэззина к молитве с самой высокой галлереи минарета. В тихий вечер и когда у муэззина хороший голос, что бывает нередко, - это производит впечатление более торжественное и прекрасное, чем все христианские колокола. Минареть был впервые поставлен Валидом, сыном Абдалмалека, у большой мечети в Дамаске, для того, чтобы муэззин или глашатай мог оттуда возвещать час молитвы. С тех пор это обыкновение и удержалось до настоящого времени". (Прим. Байрона).

Стр. 236.

Но там, на небе, девы рая

Его нетерпеливо ждут...

"Это - отрывок из боевой песни турок; её вижу, я вижу черноокую деву рая, - и она машет платком, зеленым платком, и громко восклицает: Приди. целуй меня, - я люблю тебя", и пр. (Прим. Байрона).

Тебя Монкир своей косой

Изрежет...

"Монкир и Некир - судьи мертвых, подготовляющие их к вечной муке. Если на их вопросы подсудимый отвечает неудовлетворительно, его режут косой и бьют раскаленной булавой до тех пор, пока он не будет надлежащим образом отделан; к этому присоединяются еще и другия подобные же испытания. Обязанности этих ангелов - не шуточные: их только двое, а так как количество скончавшихся правоверных гораздо больше, то у них полны руки дела"

Стр. 236.

... вечно должен ты вокруг

Престола Эблиса кружиться.

"Эблис - восточный князь тьмы. Д'Эрбело предполагает, что это есть искажение греческого Διαβολός. По арабской мифологии, Эблис был разжалован из своего первоначального звания за то, что отказался исполнить высшее повеление и поклониться Адаму. Он оправдывался тем, что он сам создан из эфирного пламени, между тем, как Адам - только из праха.

И как чудовищный вампир

Подь кровлю приходит родную.

"Вера в вампиров распространена повсюду на Востоке. Честный Турнефор рассказывает об этих "вруколохах" (так он их называет) целую длинную историю, цитируемую Соути в примечаниях к "Талабе". По новогречески они называются "вардулахами". Я знал целую семью, которая пришла в ужас от криков ребенка, приписывая их посещению такого непрошенного гостя. Греки никогда не произносят этого названия без ужаса. Я полагаю, что подлинное старое греческое название вампира - "бруколока": по крайней мере, так называли Арсения, который, по греческому преданию, был после своей смерти оживлен дьяволом. Впрочем, современные греки yпотребляют название, мною приведенное". (Прим. Байрона).

Когда с кровавыми устами..,

"Свежий цвет лица и губы, запачканные кровью, составляют несомненные признаки вампира. В Венгрии и Греции об этих существах рассказываются самые странные истории, из которых многия удостоверяются самыми чудовищными росказнями". (Прим. Байрона).

Ты духов ада оттолкнешь.

"Мы можем предполагать, что рассказчик закончил свою повесть, отрывки которой передаются Байроном, смертью Гассана, или его погребением на том месте, где он пал, или несколькими нравоучительными размышлениями об его судьбе. Но мы уверены, что каждый читатель согласится с нами, что интерес, возбуждаемый этой катастрофой, значительно усиливается в поэме и что заклинания турка против "проклятого" гяура введены очень удачно и в значительной степени содействуют драматическому впечатлению рассказа. Остальную часть поэмы, по нашему мнению, следовало бы выделить, как вторую часть, так как полная перемена места действия и промежуток между событиями не менее, чем в шесть лет, могут вызвать у читателя некоторое недоразумение". (Джорж Эллис).

Стр. 238.

Надвинув темный капюшон,

На мир угрюмо смотрит он.

Стр. 240.

Иль панцырь он, иль острый меч.

"Я прочел "Британское Обозрение", и думаю, что автор статьи во многих отношениях совершенно прав. Меня огорчает только обвинение в подражании. Я никогда не видал этого места у Крабба, а В. Скотту следовал только в лирическом размере, который настолько же принадлежит и Грею, и Мильтону, и всякому, кто захочет им воспользоваться. Гяур, конечно, - характер дурной, по не опасный, и я не думаю, чтобы его чувства и его судьба нашли много подражателей". Дело идет о следующем месте у Крабба: "Они как воск: растопи их на огне - и они примут ту форму, какую ты желаешь; они легко поддаются изменениям и принимают какой угодно отпечаток, подобно расплавленному железу, которое также может принимать любую форму".

Так страждет бедный пеликан.

"Пеликан - очень известная птица, о которой говорят, что она кормит своих птенцов собственною кровью". (Прим. Байрона).

Конец его неотвратимый

Тагир, предчувствием томимый,

"Эту веру в "предслышание" (настоящого "предвидения" я никогда не встречал на Востоке) мне самому пришлось однажды наблюдать. Во время моей третьей поездки к мысу Колонна, в начале 1811 г., когда мы проезжали черен ущелье, ведущее из одной деревушки между Кератией и Колонной, я заметил, что Дервиш Тагири вдруг съехал с прямой дороги и опустил голову на руку, словно в каком-то горе. Я подъехал к нему и спросил, в чем дело. "Нам грозит опасность", отвечал он. - "Что за опасность? Ведь мы не в Албании и не в проходах Эфеса, Месолонги или Лепанто; нас много, мы хорошо вооружены, а у хорватов не хватит смелости для разбоя". - "Это все правда, эффенди; а все-таки в моих ушах звучит выстрел". "Выстрел? Да с самого утра никто не выстрелил даже из пистолета". - "А я все-таки его слышу, - бом, бом, так же отчетливо, как слышу ваш голос". - "Ну, вот!" - Как вам угодно, эффенди; что написано, то и сбудется". - Я оставил этого фаталиста, одаренного таким острым слухом, и обратился к его товарищу, христианину Василию, у которого уши хотя и не были пророческими, но не утратили способности восприятия. Мы все прибыли в Колонну, провели там несколько часов и возвращались спокойно, обмениваясь между собою множеством остроумных слов, на множестве языков, напоминавшем вавилонское столпотворение, по поводу ошибки нашего прорицателя. Мы смеялись над несчастным мусульманином по-ромейски, по-арнаутски, по-турецки, по-итальянски и по-английски. В то время, как мы любовались прекрасным пейзажем, Дервиш внимательно осматривал колонны. Я подумал, что он обратился в антиквария, и спросил его. не сделался ли он "человеком Палэокастро?" - "Нет", отвечал он, - "но эти столбы могут пригодиться при остановке" и сделал еще несколько замечаний, из которых было ясно, что он сам верил в свою способность предслышания". По возвращении в Афины, Леоне (арестант, высаженный на берег несколько дней спустя после нашей поездки) рассказал вам о предполагавшемся нападении майнотов, о котором, а также и о причинах, почему оно не состоялось, упоминается в примечаниях к II-й песне Чайльд-Гарольда. Мы начали разспрашивать его о подробностях, и он с такою точностью описал одежды, вооружение и все приметы лошадей нашего отряда, что - в связи с другими обстоятельствами - у нас не осталось ни малейшого сомнения в том, что он сам участвовал в шайке и что мы находились в дурном соседстве. С тех пор Дервиш на всю жизнь стал предсказателем, и я могу сказать, что теперь он слышит гораздо больше выстрелов, чем когда-либо, к великому удовольствию бератских арнаутов и жителей его родных гор. Укажу еще на одну особенность этого своеобразного племени. В марте 1811 г. один замечательно упрямый и деятельный арнаут (кажется, это был уже пятидесятый) пришел ко мне с предложением своих услуг. Предложение было отклонено. "Ну, хорошо, эффенди", сказал он. "Будьте здоровы. А я бы вам пригодился. Завтра я уйду из города в горы, а на зиму опять вернусь; может быть, тогда вы меня и возьмете". Присутствовавший при этом Дервиш заметил, словно о самом обыкновенном деле: "А на это время он пойдет к клефтам" (разбойникам) и это оказалось совершенно верным. Если этих людей не перережут, они на зиму возвращаются и преспокойно живут в том самом городе, где часто хорошо известны их разбойничьи подвиги".

Стр. 243.

Когда б у ней была могила,

То с ней бы ложе разделила

"Это, по нашему мнению, лучшия места поэмы; некоторые из них полны такой красоты, которой едва ли найдется что-нибудь равное на нашем языке". (Джеффри).

Любовь на небе рождена.

"Ах, нет, отец, - то не был бред" (стр. 216), впервые явились только в 5-м издании поэмы. Возвращая Моррею корректуру, Байрон писал: "хотя и не без некоторых затруднений, я ничего не прибавил к этой змее-поэме, которая с каждым месяцем становится все длиннее и длиннее. Теперь она уже страшно длинна - больше, чем полторы песни Чайльд-Гаролъда. жестокость нашего неверного и заставил его много наговорить о себе, для умирающого этого много"...

Стр. 244.

"Речь монаха опущена. По-видимому, она так мало подействовала на страдальца, что едва ли может подействовать на читателя Достаточно сказать, что она была обычной длины (как можно заметить и по тому, что нетерпеливый слушатель не раз ее прерывал) и была произнесена в обычном тоне всех православных пропопедников" (Прим. Байрона).

Пришельца взор не привлекает.

"Обстоятельства, о которых говорится в этой повести, не представляют в Турции чего-либо необыкновенного. Несколько лет тому назад жена Мухтара-паши пожаловалась его отцу на предполагаемую неверность его сына; отец спросил, с кем он ей изменяет, - и она имела жестокость дать ему список двенадцати красивейших женщин в Янине. В ту же ночь все оне были схвачены, зашиты в мешки и брошены в озеро. Один из стражей, присутствовавших при этом, передавал мне, что ни одна из этих жертв не издала ни крика и не выказала никаких признаков ужаса при столь внезапной разлуке "со всем, что знаем, что мы любим". Судьба Фрозины, красивейшей из этих жертв, послужила предметом многих ромейских и арнаутских песен. Сюжетом настоящей повести послужила история одной молодой венецианки, случившаяся много лет тому назад и теперь почти уже забытая. Я случайно услыхал этот рассказ от одного из сказочников, которых всегда много в восточных кофейнях, где они повествуют или распевают свои истории. Собственные прибавки и вставки передающого этот рассказ легко отличаются от основного текста отсутствием восточной фантазии. Я жалею, что моя память сохранила так мало отрывков оригинала. Содержанием некоторых примечаний я обязан отчасти Д'Эрбело, отчасти - истинно восточной и, как справедливо назвал ее г. Вебер, "высокой" повести "Ватек". Я не знаю, из какого источника автор этой замечательной книги почерпнул свои материалы; некоторые из её подробностей можно найти в "Bibliotheque Orientale"; но по верности в изображении нравов, по красоте описаний и по силе воображения она далеко оставляет за собою все европейския подражания и отличается такою оригинальностью, что те, кто бывал на Востоке, с трудом поверят, что это - не перевод" (Прим. Байрона). "Ватеке" см.выше стр. 471.

Стр. 246. Поведал нам о нежной деве

И о враге, сраженном в гневе.

"В этой поэме, изданной вслед за двумя первыми песнями Байрон начал выказывать свои силы. Теперь он уже получил такое поощрение, которое развязало его смелые руки и придало его ударам их естественную силу. Здесь мы впервые находим отдельные места, отличающияся оригинальным тоном Байрона; но это произведение, все-таки, не однородно: поэт часто возвращается к прежнему своему положению и напоминает манеру некоторых любимых своих предшественников: иногда у него звучат мотивы Вальтер Скотта. Но внутренняя буря, глубокая страсть, то скрытая, то внезапно прорывающаяся наружу от какого-нибудь случайного толчка, и та мучительная напряженность мысли, которая всегда будет отличать Байрона от других писателей, - уже ясно сказываются здесь" (Бриджес).