Комментарии к "Оде к Наполеону Бонапарту"

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Комментарии к "Оде к Наполеону Бонапарту" (старая орфография)

Источник: Байрон. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1904.

После издания Корсара, в январе 1814 г., Байрон, повидимому, вполне серьезно заговорил о своем решении оставить поэзию - покрайней мере на несколько лет. Это решение, высказанное в предисловии к Корсару, неоднократно повторяется в февральских и мартовских письмах поэта (1814 г.). Утром 8 апреля он писал: "Для меня - или, лучше сказать, от меня нет более рифмы. Я распростился с этой сценой и впредь уже не появлюсь на ней". Вечером того же дня газеты выпустили чрезвычайное приложение с известием об отречении Наполеона в Фонтенебло, - и поэт нарушил свое утреннее обещание и написал эту оду, которая тотчас же была и напечатана, - впрочем, без имени автора. В своем дневнике, под 10 апреля, он записал: "Сегодня боксировал час. Написал оду к Наполеону Бонапарту. Переписал ее. Съел шесть бисквитов. Выпил четыре бутылки содовой воды. Остальное время читал". В тот же день он сообщил Меррею: "Я написал оду на падение Наполеона, которую, если угодно, перепишу и подарю вам. Г. Меривиль видел часть её, и она ему понравилась. Можете показать ее г. Джиффорду и затем печатать или нет, - как вам будет угодно: это не важно. В ней нет ничего в его пользу, а также - никаких намеков ни на наше правительство, ни на Бурбонов". На другой день он опять писал Меррею: "Лучше не ставить моего имени на нашей Оде; но вы можете сколько угодно открыто говорить, что она моя, а я могу посвятить ее г. Гобгоузу - от автора, и это будет достаточным указанием. После моего решения ничего не печатать, - хотя эта вещь и небольшой длины и еще меньшей важности, все-таки, лучше было бы выпустить со анонимно; и затем мы включим ее в свой первый том, когда у вас явится время или охота издать его".

В первом издании Оды, вышедшем 16 апреля, она состояла из 15-ти строф, напечатанных на 14 страницах. Так как издания объемом меньше печатного листа подлежали установленному для газет штемпельному сбору, то Байрон, по просьбе Меррея, прибавил еще одну строфу пятую и таким образом в следующих изданиях текст был разогнан на 17 страниц. Заключительные три строфы при жизни Байрона не печатались: они появились только в изд. 1831 г.

Критика, встретившая Оду похвалами, тотчас же разоблачила аноним Байрона. Мур написал ему шутливое письмо, начинавшееся словами: "Видели ли вы оду к Наполеону Болапарту? Я подозреваю, что ее сочинил или Фицджеральд, или Роза-Матильда. Эти сильные и мастерския изображения всех предшествовавших Наполеону тиранов заставляют меня признать автором Розу-Матильду; а с другой стороны - это мощное разумение истории", и т. д. "Мне хотелось бы знать, что вы думаете об этом произведении", продолжал Мур. "Некоторые из моих друзей настойчиво уверяют, что это сочинение автора Чайльд-Гарольда; но они меньше меня начитаны в творениях Фицджеральда и Розы-Матильды; а кроме того, они, видимо, забыли, что вы месяца два тому назад обещали несколько лет ничего не писать".

"В моем обещании", отвечал Байрон, "заключалась мысленная оговорка относительно анонимных сочинений; но даже если бы её и не было, искушение было так сильно, что я физически не мог пройти молчанием эту проклятую эпоху торжествующого ничтожества. Это было неизбежно. Впрочем, я буду держаться высокого мнения о стихах и разсудке, о очень низкого о нашем героическом народе, до тех пор, пока Эльба не обратится в вулкан и не выбросит Бонапарта обратно. Я не могу согласиться, что все уже покончено".

Предсказание поэта, как известно, оправдалось: Наполеон прибыл на Эльбу 4 мая 1814 г., а 26 февраля 1815 г. уже бежал оттуда.

Стр. 345. Эпиграф из Ювенала.

"Не знаю, делалось ли что-либо подобное в древности, - по крайней мере, в отношении Аннибала; но в статистическом обзоре Шотландии я нашел, что сэр Джон Патерсон имел любопытство собрать и взвесить прах одного человека, найденный несколько лет тому назад в церкви в Экклесе; это ему удалось сделать очень легко, потому что "внутренность гроба была полирована, и все тело видно". Замечательно, что вес всех останков не превышал полутора унций. И это - все! Увы! Даже "много ли фунтов" оказывается сатирическим преувеличением..." (Джиффорд).

Эпиграф из Гиббона.

"Посылаю вам добавочный эпиграф из Гиббона, который вы найдете замечательно подходящим", писал Байрон Меррею 12 апр. 1814.

Стр. 315. Так низко пасть - и быть в живых!

"Не знаю", - писал Байрон в своем дневнике, 9 апр. 1814 г.--"подумаю, что я, даже я (насекомое в сравнении с ним) поставил бы свою жизнь на карту за одну миллионную часть жизни этого человека. Но, должно быть, корона не стоит того, чтобы из-за нея умирать. Как! Ради этого пережить Лоди! О, если бы Ювенал или Джонсон могли встать из мертвых! "Expende Hannibalem: quot libras in duce suniuio invenies?" Я знал, что полководцы не много весят на весах смерти; но я думал, все-таки, что в их живом духе было больше "каратов". Увы! Этот императорский алмаз оказался с трещиной, и теперь едва ли годится даже для того, чтобы служить резцом стекольщику; перо историка, пожалуй, не оценит его и в дукат... Ну, "об этом слишком много". Но мне не хочется покидать его даже и теперь, хотя все его поклонники уже отпали от него, как таны от Макбета".

Стр. 345. Один лишь дух с высот таких

Бил свергнут Божией десницей --

Тот, ложно названный Денницей!

Ср. Иророка Исаии гл. XIV, ст. 12: "Как пал ты с небес, о Люцифер, сын утра!"

"Certarainis gaudia - выражение Аттилы в речи к своему войску перед сражением на Каталаунских полях: приведено у Кассиодора. (Прим. Байрона).

Грек, разломивший дуб руками,

Расчесть последствий не съумел.

"Уезжал из города на шесть дней", читаем в дневнике Байрона, под 8 апреля. "По возвращении узнал, что мой бедный маленький кумир, Наполеон, сброшен с своего пьедестала; в Париже - воры. В этом он сам виноват. Подобно Милону, он захотел разломить дуб; но дуб снова сомкнулся и ущемил ему руки. - и теперь всякие звери - лев, медведь, даже самый грязный шакал, могут его терзать. Московская зима прищемила ему руки; но и после этого он продолжал сражаться ногами и зубами. Следы последних еще заметны, и "я догадываюсь", как говорят янки, что он еще сыграет с ними штуку. Он у них в тылу, - между ними и их домом. Вопрос: доберутся ли они до дому?"

Стр. 316. Сын Рима, сердца пламень жгучий

Залив кровавою рекой..

"Надо отметить этот день! Наполеон Бонапарт отрекся от всемирного трона. "Отлично хорошо". Мне кажется, что Сулла поступил лучше: он отрекся от власти, стоя на самой вершине могущества, покрытый кровью своих врагов, - замечательный пример презрения к толпе, засвидетельствованный историею. Диоклетиан также поступил хорошо; не худо сделал бы и Амурад, если бы он сделался чем-нибудь иным, а не дервишем; Карл V - только "так себе"; а Наполеон - хуже всех. Как! Ждать, пока не пришли в его столицу, и потом заговорить о своей готовности отдать то, что уже взято!! Дионисий в Коринфе все-таки был королем. Удалиться на "остров Эльбу"! Если бы это еще была Капрея, я бы меньше удивлялся... Я крайне смущен и поражен..."

Испанец, властью небывалой

Как ты, упившись до конца,

Оставил мир для кельи малой,

Сменил на четки блеск венца.

удалился в монастырь св. Юста, близ Пласенсия, в Эстремадуре. Перед смертью (21 сентября 1558 г.) он оделся в саван, был положен в гроб и "присоединился к молитвам за упокой своей души, оплакивая вместе с присутствовавшими свою кончину, точно это были настоящия похороны".

А ты, цветок австрийский гибкий...

Граф Альберт-Адам Нейпперг (род. 1774 г.), бывший в 1811 г. австрийским посланником в Стокгольме, был представлен Марии-Луизе несколько дней спустя после отречения Наполеона и сделался её камергером, а впоследствии и мужем. Он умер в 1829 г.

И стань примером жалкой доли,

Как древний Дионисий в школе.

чтобы жить этой профессией. "Дионисий в Корнифе все-таки был королем" (см. выше).

Что за мечтами ты томим

В железной клетке Тамерлана?

История о том, как Тамерлан велел посадить побежденного Баязета в железную клетку, кажется, - басня. После битвы при Ангоре, 20 июля 1402 г., Баязет, один из сыновей которого замышлял освободить его из тюрьмы, был на ночь закован и помещен в "кафес", - турецкое слово, означающее или клетку, или загороженную решеткой комнату, или кровать. Отсюда и легенда.

О, если б ты, как сын Япета...