Сарданапал.
Шепелевич Л. Ю.: Предисловие

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сарданапал. Шепелевич Л. Ю.: Предисловие (старая орфография)

Дж. Г. Байрон 

Сарданапал.

Сарданапал, исправленный и дополненный V актом перев. Почетного академика П. Вейнберга, с предислов. проф. Л. Ю. Шепелевича

Байрон. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

САРДАНАПАЛ.

Последние месяцы равенского периода Байрона (см. биографию) ознаменованы рядом высокохудожественных произведений ("Сарданапал", "Два Фоскари", "Каин", "Видение суда", "Небо и земля"). Среди них "Сарданапалу" следует отвести одно из первых мест. Посвящая трагедию "великому Гете". Байрон очевидно придавал ей важное художественное значение. Замечательно, что трагедия была написана в период особенного увлечения Байрона революционными идеями - и нисколько не отразила их. В своем роде это едва-ли не самое объективное произведение поэтического творчества Байрона. Автобиографических элементов и художественной оценки мы коснемся ниже, теперь-же обратимся к исторической основе пьесы.

Сюжет пьесы Байрона заимствован из рассказа Диодора Сицилийского о гибели ассирийского царя Сарданапала. По-смотрим, как излагает эти события древнегреческий историк (23 § II к.).

"Сарданапал, последний ассирийский царь, тридцатый после Нина, основателя царства, превзошел всех своих предшественников в наклонности к удовольствиям и наслаждениям. Не довольствуясь тем, что он не показывался никогда вне дворца, Сарданапал жил во всем подобно женщине. Проводя время между распутными женщинами, он одевался в пурпур и тонкия ткани. Он носил женское платье и лицо его и все тело были настолько лишены мужественного вида, благодаря белилам и другим снадобьям распутных женщин, что ни одна из них не могла казаться более женственной. Он даже выработал себе женский голос". Далее Диодор распространяется об излишестве еды и питья Сарданапала, об его порочности, непризнававшей ни пола, ни возраста. Он так погряз в своей жажде удовольствий, что наслаждение сделал своим законом. Для себя он сочинил (по Диодору) следующую эпитафию:

"Ты смертен. Подумай об этом, наслаждаясь жизнью, успокой требования сердца, наслаждение не существует для мертвых. Я - теперь прах, а когда то повелитель царственной Ниневии. Лишь то, что доставили мне искусство, забава и наслаждение - мое; прочия же блага я покинул".

В следующем § (24) Диодор рассказывает о возстании Арбака. Арбак был мидийский военачальник, очень сильный и храбрый. Сатрап Вавилона Белезис, жрец, сообщил Арбаку, что, по предсказанию звезд, после Сарданапала он будет царствовать над всею страною. Арбак обещал Белезису вавилонскую сатрапию без всякой дани. Арбак привлекает на свою сторону предводителей войск, недовольных бездеятельным царем. Желая лично убедиться в изнеженности царя, Арбак через евнуха проникает во дворец и видит разгул Сарданапала. Его решение занять престол слабого царя окончательно созрело, и он вооружает мидян, а Белезис - вавилонян. Возставших было около 40.000.

Из § 25 мы узнаем, что Сарданапал, узнав о мятеже, собрал верные войска и оттеснил врагов к горам. Оправившись, они вновь выступили на равнину и ждали битвы. Сарданапал выставил против них свое войско. Он назначил цену за голову Арбака в 200 талантов золота, но между солдатами Арбака не нашлось изменника. Такая-же награда и столь-же безуспешно была предложена за голову Белезиса. Произошла битва, в которой мятежники были вновь разсеяны. На военном совете, по настоянию Белезиса, было решено продолжать кампанию. В завязавшейся битве царь опять победил и овладел лагерем врагов. Арбак считал дело проигранным и хотел распустить войска, но Белезис удержал его, предсказывая через пять дней неожиданную помощь, согласно указанию звезд.

В § 26 рассказывается, как на встречу бактрийцам, идущим на помощь царю, отправляется Арбак и склоняет их на свою сторону. Сарданапал, не зная о случившемся, вновь предается наслаждениям и пирам, угощая и войско. Арбак, узнав от перебежчиков, что войско царя не ждет нападения, застигает врасплох пирующих. Царь с немногими приближенными спасся бегством в город, где и заперся. Военачальником над ратью Сарданапал назначил Саламена, брата жены, а сам руководил защитой. Саламен погиб в битве, а с ним и все верное царю войско; многие потонули в реке, многие были отрезаны от города. Убитых было такое множество, что река окрасилась кровью на большом разстоянии. Узнав о неудаче царя, подданные многих провинций от него отложились. Сарданапал отправил жену и детей к верному компадонейскому сатрапу, а сам приготовился к защите. По предсказанию оракула, Ниневия могла быть взята лишь тогда, когда река станет её врагом. Сарданапал был уверен, что этого не случится.

§ 27. Бунтовщики повели правильную осаду, но не могли взять города, защищаемого крепкими стенами (усовершенствованные осадные машины, по замечанию Диодора, не были тогда известны). Город в изобилии был снабжен всем необходимым. Осада длилась два года. На третий год Евфрат от дождей так сильно разлился, что затопил часть города. Тогда царь вспомнил пророчество и отчаялся в спасении. Чтобы не попасть в руки врагам, он приказал сложить громадный костер, положить на него драгоценности, а женщин и евнухов запер в здании, устроенном среди костра. Царь сгорел вместе с верными слугами и сокровищами. Узнав о смерти Сарданапала, Арбак проник в Ниневию и был провозглашен царем.

Для нас не имеет никакого значения вопрос об исторической достоверности рассказа Диодора и дополняющих его некоторыми подробностями историков {См. Duncker. Geschiclite d. Alterthums, т. 2, стр. 345 и сл. О Диодоре, см. Бузескул, Введение в историю Греции, стр. 251 и сл.}. Мы ограничимся лишь указанием, что Диодор был введен в заблуждение, спутав два исторические момента и приурочив гибель Ниневии к Сарданапалу, тогда как она была завоевана мидянами лишь при его малоизвестном преемнике. Исторический Сарданапал приобрел своими многочисленными завоеваниями славное имя {См. Hommel. Geschichte Babyloniens u. Assyriens, стр. 694 и сл.}. Мы склоняемся даже к тому мнению, что в приведенном, по Диодору, рассказе мы имеем смесь истории и мифа; в основу последняго легло представление о женском, световом божестве {См. Duncker. Ibidem.}. Как бы то ни было фабула "Сарданапала" у Байрона вполне удовлетворительно объясняется рассказом Диодора, и поэт, конечно, не углублялся в историю поэтического сюжета и не интересовался вопросами исторической критики источников. Его манила привлекательная прелесть сюжета, уже намеченная и в прозаическом рассказе. Имя Сарданапала с легкой руки греческих историков сделалось нарицательным еще со времен Аристоф и стало синонимом людей изнеженных, чувственных и бездеятельных. Байрон чутьем поэта видел, подобно историку, ряд противоречивых черт в характере Диодорова Сарданапала и, не прибегая ни к исторической критике, ни к мифологическим гипотезам, примирил эти противоречия художественной интуицией, создав объективно-поэтический облик Сарданапала.

Само собою разумеется, что, при тенденциозном желании, весьма нетрудно сделать Сарданапала автобиографическим признанием Байрона. Такия попытки делались не раз. В ассирийском царе можно видеть черты, присущия поэту в периоде его пребывания в Италии; в лице Мирры - гр. Гвиччиоли или одно из итальянских увлечений Байрона; жена Сарданапала - лэди Байрон, а сцена свидания царя и царицы воспроизводит будто бы один из моментов супружеских отношений четы Байрон. При таком толковании задача историка литературы упрощается и даже упраздняется.

"Сарданапалу". Образ Сарданапала в изложении Диодора преследовал Байрона с детства (12 л.).

Уже в изложении греческого писателя бросается в глаза ряд противоречий, и чтобы примирить их, понадобилось высокое искусство поэта. Сарданапал, по Диодору, является чудовищем изнеженности и испорченности, - и при всем этом способным к геройским подвигам. Черты грубого эстета в Сарданапале отмечены и в прозаическом рассказе Диодора - поэту были даны смутные и отдаленные указания. Сарданапал способен к геройским деяниям и вместе с тем лишен способности поступаться личными привычками и даже капризами для серьезной цели.

Весь смысл Байроновского "Сарданалала" заключается не в драматической интриге, и не в характерах главных. действующих лиц, а в главном герое ассирийском царе. Источники дали Байрону указание на двойственность характера Capданапала: в нормальное время апатия, лень, разносторонния чувственные удовольствия, а в роковой момент - твердое мужество, безумная отвага и самообладание. Мотивировать эти переходы приходилось поэту - и он отнесся к своей задаче с необыкновенным искусством.

Трудно представить себе более неподходящия черты для трагического героя, чем те, которые мы находим у Сарданапала в историческом источнике. Главная основа всякого трагического героя - его способность к действию, его деятельная сила. Даже Шекспиру не удавалось создать трагический характер, пассивный в своей основе. Его Ричард II - одно из слабых произведений, а герой пьесы в сущности не играет первенствующей роли. Пассивность и бездеятельность Сарданапала - неотъемлемые черты его характера, и Байрон не только не ослабил их, но даже усугубил. Ему предстояла высоко художественная задача - обосновать эти черты. И поэт дал этим чертам глубокую мотивировку, сообщив ассирийскому царю высокую гуманность и цельное, своеобразное философское миросозерцание.

Уже в 1-м акте мы видим в лице Сарданапала не чревоугодливого сластолюбца, не безвольного владыку, а человека с определенным жизненным миросозерцанием, определенной жизненной программой. Кровавые подвиги своих предков Сарданапал оценивает весьма скептически и едко осмеивает обман, к которому его предки прибегали для удержания в покорности подданных.

Чтоб я писал указы: "Повинуйся,

Народ, царю, вноси в его казну!

Служи в его фалангах! жертвуй кровью

Из-за него, благоговейно падай

Тяжелый труд!" Иль так: "На этом месте

Сарданапал сто тысяч умертвил

Своих врагов. Смотрите, вот их гробы -

"

Мысли Сарданапала о тщете земного напоминают даже поэтическими образами гамлетовские мотивы:

Червяк - вот бог! Он ест по крайней мере

Твоих богов, покамест, наконец,

Сожравши все, без пищи не издохнет.

                              Ужели жизнь мою -

Коротенькую жизнь - я тратить стану

Еще на то, чтоб охранять ее

Ото всего, что бедную способно

Таких трудов! Нет, жить, бояся смерти,

Бунтовщиков повсюду чуя, всех

Вокруг себя за то подозревая,

Что здесь

Зато, что там, значит ли в могилу

До срока лечь?

В кротости и бездеятельности Сарданапала следует видеть не только пассивность, а результат цельного мировоззрения - скептически-эпикурейского. Царь - прекрасный знаток людей; он ни на минуту не заблуждается относительно виновности Арбака и Белезиса, а щадит их из отвращения к убийству. Политической зрелостью дышит его обращение к Белезису

                    Прошу тебя заметить,

Что меж землей и небом люди есть

Зловреднее того, кто управляя

И, самого себя не ненавидя,

К другим людям, однакоже, настолько

Расположон, что даже тех щадит,

Которые его не пощадили б,

В другом месте Сарданапал говорит:

Хотя вполне зависит ваша жизнь

От моего дыханья и что хуже

Еще для вас от страха моего,

Я мягок, да, но страха нет во мне.

Сарданапал враг всяких страданий. Он скорбит, видя, сколько мук терпит человечество по вине самой природы, и считает долгом всякого человека не умножать, а облегчать участь ближняго.

                    Ведь все мы: от раба

Последняго до первого монарха

Чтоб бедствия земного гнет природный

Не умножать, но роковой удел,

Нам посланный судьбой, стараться только

Услугами друг другу облегчать.

                                        "Царь

Сарданапал, сын Анасиндаракса.

В единый день два города воздвиг.

Ешь, пей, люби; все прочее не стоит

".

Это - игра остроумия царя, весьма кстати противополагается суровой сдержанности Салемена.

Сарданапал, по намерениям и желаниям, - гуманнейший правитель, которого ни в чем нельзя было бы упрекнуть, если бы мы имели дело с частным человеком. Но, как обладатель престола, Сарданапал вполне непригоден, особенно если принять во внимание, что мы имеем дело с абсолютной монархией, где инициатива и ответственность лежат на личности монарха. Положение Сарданапала требует постоянного напряжения энергии, превосходящого силы средняго человека. Отдых и ослабление этой энергии неминуемо ведут за собою ослабление и умаление власти, раздробляющейся между безчисленными ставленниками. Сарданапал совершил преступление особого рода: преступление политическое; он не успел сохранить и спасти прерогатив власти, ему данной (сравни справедливые упреки Салемена). Личные идеалы Сарданапала - исключительно эстетические. Наслаждение и наслаждение всестороннее - вот его лозунг. Он не только ставит Вакха, бога веселия и вина, выше своих обоготворенных предков завоевателей, он тонко ценит красоту, где бы она ни появлялась: в глазах-ли женщины, живописности убора и прелести ландшафта. Вспомним обращение Сарданапала к звездам.

О, за звезды ты не бойся -

Я их люблю. Люблю смотреть, когда

И сравнивать с глазами Мирры их;

Люблю следить, как их лучи играют

На серебре трепещущем Евфрата

В часы, когда полночный ветерок

Меж тростника, стоящого каймой

Вдоль берегов.

Картина пира на галере столь же поэтически описана Сарданапалом в его обращении к Мирре (1 акт, последняя сцена).

Равным образом в сцене самосожжения Сарданапал является изысканным эстетом, которого прельщает в момент смерти великолепная поза.

"Падет за царством царство,

Как падает теперь моя держава,

Славнейшая из всех, но и тогда

Уважатся людским воспоминаньем

Последний мой поступок и предастся

".

Наиболее характерной для Сарданапала (хотя, может быть, не оригинальной, а заимствованной у Шекспира) является сцена, где царь-эстет, готовый выступить в последний, решительный бой, от которого зависит и престол, и жизнь, теряет драгоценное время, примеряя шлемы. Его искренний ужас при виде неуклюжого шлема заставляет забыть о трагизме момента. Для эстета Сарданапала головной убор имеет первостепенное значение.

В общем пред нами не восточный деспот, но добрый и гуманный человек, возвышающийся до акта воли лишь в роковые минуты своей жизни. Сарданапал должен погибнуть, так как бездеятельность не возможна в его положении. Сарданапал упустил из виду, что судьба не дала ему положения частного человека, и он не вправе устраивать жизнь по собственному усмотрению. Как государственный и общественный деятель, Сарданапал заслуживает полного осуждения: легкомысленно он отдал свою власть людям, грубо злоупотреблявшим ею.

Из остальных действующих лиц на первом плане стоит Мирра - рабыня и возлюбленная Сарданапала, которую поэт с умыслом сделал гречанкой, дочерью свободного народа, и привязал ее узами любви к восточному деспоту. Мирра обладает в одно и то же время и чрезвычайно женственной, и сильной и мужественной натурой. Байрон сделал ее гречанкой, чтобы наделить ее гражданскими чувствами, неизвестными дочерям Востока. Не только на пути к удовольствию, но и на пути к славе и смерти Мирра готова сопровождать Сарданапала. Она не покидает любимого человека тогда, когда все ему изменяет. С проницательностью любящей женщины она чует грозящую царю опасность и с прозорливостью государственного мужа убеждает его своевременно принять меры к самосохранению. Ее, свободную гражданку Греции, тяготит двойное рабство: внешнее, зависящее от положения рабыни, и внутреннее - от силы любовного чувства; последнее дает ей точку отправления в попытках спасти царя, быть достойною его спутницей. В последния минуты своей жизни Мирра является настоящей гражданкой, возвышающейся над уровнем варварской толпы. Любовь к царю и свободе дает Мирре силы с наслаждением умереть мученическою смертью на костре. Необыкновенная деликатность и тонкость натуры Мирры сказались между прочим и в её отношении к Зарине, супруге Сарданапала. Ни на минуту гречанка не пытается узурпировать положения царицы и злоупотреблять своим влиянием на царя. Замечательным тактом и необыкновенною кротостью Мирра обезоруживает даже законного защитника прав царицы, её брата Салемена. Лучше всего обрисовывается Мирра в монологе, где она восхищается прекрасной картиной солнечного восхода (нач. V д.) и в её обращении к Сарданапалу (конец IV д.).

Все громкое, блистательное может

Насильственно похитить: царства гибнут,

Войска бегут и падают, друзья

Становятся врагами, раб уходит,

Везде обман - и изменяют те

Одолжены; и только та душа,

Что любит безкорыстно, не изменит

Любимому.

Параллельно Мирре выводится Байроном в трагедии законная жена царя Зарина. Она столь-же достойная женщина, как и Мирра, но становится особенно привлекательной в силу своего тяжелого положения: верной, но не любимой и покинутой жены. За ласковое слово Сарданапала Зарина готова простить ему все обиды и следовать за ним в опасностях. Трагизм положения царицы усугубляется присутствием детей, из-за которых она вынуждена пожертвовать долгом остаться в роковую минуту при супруге.

во весь рост. Мягкость и кротость чужды Салемену и только героизм и непоколебимая верность Мирры вызывают его честное одобрение. Белезис, Арбак изображены поэтом по намекам, имеющимся в источниках. Все прочия лица имеют несущественное, эпизодическое значение.

Байрон, как он сам заявляет в предисловии, никогда не имел в виду поставить "Сарданапала" на сцену. Действительно, несмотря на три единства, трагедия не обладает сценическими достоинствами. Тщательно отделанный, глубокий характер Сарданапала, напоминающий и Гамлета, и Ричарда II, не заключает благодарных для трагического героя черт. В Сарданапале слишком много гамлетовского, но без той своеобразной энергии, которую проявляет датский принц, энергии продолжительной и устойчивой, каковою не обладает восточный повелитель. За минутными вспышками у Capданапала следует глубокая апатия и весь смысл трагедии в тонкой и отчетливой обрисовке характеров двух главных действующих лиц.

Нельзя отрицать безусловно автобиографического значения "Сарданапала". В некоторых эпизодах звучат несомненно личные ноты; напр., в сцене свидания царственной четы слышатся отзвуки грустной семейной истории Байрона, в самообличениях царя - просветы горького раскаяния поэта и неоднократно выраженного желания примирения с лэди Байрон. Но при всем этом из всех произведений Байрона "Сарданапал" -- наименее автобиографическое. Автор писал его в Равенне, в разгаре политических увлечений своих, - а в трагедии мы видим художественно и объективно очерченные характеры и ни следа тех революционных идей, поборником которых был поэт. Мало того: в трагедии видно отвращение автора от кровавых переворотов, сопровождающих смену всякого режима.

Байрон, посвятил "Сарданапала" Гете. Автор "Фауста" высоко ценил английского поэта и его внимание. Эккерман (под 26 марта 1826 г.) отмечает: "Гете за обедом был в светлом, сердечном расположении духа; он получил сегодня драгоценную рукопись, именно автограф Байронова посвящения "Сарданапала".Он показывал нам ее после обеда, причем упрашивал свою дочь возвратить ему письмо лорда Байрона из Генуи*. Впоследствии Гете в особой статье (Lebensverhältniss zu Byron. 1833) сообщает читателям о своих отношениях к Байрону. Они ограничивались немногим: Байрон посвятил Гете "Сарданапала" и "Вернера". В 1823 г. он написал ему письмо из Генуи, рекомендуя одного молодого человека, на которое Гете отвечал стихами. На стихи последовал со стороны Байрона прочувствованный ответ.

"Разговорах с Эккерманом". Относительно "Сарданапала" он высказывается лишь один раз и то косвенно, по поводу пресловутых трех единств. Говоря о Байроне, Гете однажды заметил: "Он разрешает драматические узлы так, как и не ожидаешь, и всегда лучше, чем воображаешь себе". Далее: "Гете посмеялся над лордом Байроном, который в жизни ничем себя не стеснял и не справлялся ни с одним законом, и подчинился напоследок нелепейшему закону трех единств. Он столь-же мало понимал основу этого закона, как и другие. Основа - ясность изображения, и три единства хороши по стольку, по скольку способствуют её достижению".

Все похвалы Гете Байрону бледнеют перед тем памятником, который великий немецкий поэт воздвиг своему молодому собрату во 2-й ч. "Фауста". Изображая его в лице Эндимиона, Гете дает следующее пояснение: "Я никого, кроме его, не мог избрать представителем новой поэзии, потому что он, конечно, величайший талант нашего века. И при этом, Байрон ни классик, ни романтик; он был само нынешнее время. Такой мне и требовался. Сверх того, он подходил и по своей неудовлетворенной натуре, и по своему воинственному стремлению, благодаря чему и погиб при Миссалунги".

Выражая мысль Гете несколько иначе, можно сказать, что в "Сарданапале" Байрон является и классиком, и романтиком. Внешний ход трагедии он стремится обусловить классическими тремя единствами, в пользовании источниками и в характеристике персонажей он примыкает к самым смелым романтикам. "Сарданапал" стушевывается на фоне других, более ярких и сильных произведений Байрона, но и эта пьеса достойна репутации великого поэта и человека.