Автор: | Байрон Д. Г., год: 1818 |
Категория: | Стихотворение |
Входит в сборник: | Стихотворения Байрона в переводе Д. Л. Михаловского |
Связанные авторы: | Михаловский Д. Л. (Переводчик текста) |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: На развалинах Колизея (старая орфография)
НА РАЗВАЛИНАХ КОЛИЗЕЯ.
(Из Чайльд-Гарольда, Байрона).
О, Время, ты, что красоты венец |
Развалинам даешь, - о, добрый гений, |
Единый врач истерзанных сердец |
И исправитель наших заблуждений; |
Ты, пробный камень честности людской, |
Любви и дружбы искренней и ложной, |
Единственный мудрец, судья святой, |
Творящий суд правдивый, непреложный,-- |
Хоть иногда и долго, долго ждет |
Своей поры и мзда твоя и кара,-- |
О, Время-мститель! от твоих щедрот |
Молю теперь единственного дара. |
Среди руин, где ты гигантский храм |
И свой алтарь воздвигло Разрушенью, |
Где жертв твоих курится фимиам -- |
И моему дай место приношенью. |
Мои дары - руины прошлых лет, |
Не многих, но отмеченных судьбою; |
Я оскорблял и чорств я был душою; |
Но если я презренье сохранил |
К врагам, что так против меня возстали -- |
Ужель свой крест напрасно я носил, |
И не придет для них пора печали? |
О ты, что свой правдивый счет ведешь, |
Где всякая записана обида, |
И карой за неправду воздаешь, |
Столь чтимая у древних Немезида,-- |
Ты, по чьему велению толпой |
Из тартара все фурии стеклися |
И подняли вокруг Ореста вой |
О мщении, - тебя зову, проснися! |
Здесь, на руинах царства твоего, |
Тебя теперь из праха вызываю... |
Иль ты не слышишь вопля моего?-- |
Но встанешь ты, я твердо уповаю. |
Я не скажу, что я за грех отцов, |
И рану я выдерживать готов, |
Которая в груди моей дымится, |
Когда-б ее нанес мне правый меч, |
Когдаб я знал, за что я так страдаю; |
Теперь же кровь моя не будет течь, |
Её тебе отныне посвящаю; |
Ты отомстишь, - для мщенья время есть, |
Когда карать неправду ты возьмешься, |
Хотяб я сам и позабыл про месть, |
Хотяб я спал - ты за меня проснешься, |
И если вдруг раздался голос мой, |
То вызван он не пыткою страданья,-- |
Видал ли кто, чтоб гордой головой |
Я поникал в минуту испытанья?-- |
Но памятник хочу в моих стихах |
Я по себе оставить; пусть истлеет |
В могиле мой давно забытый прах, |
Но никакой их ветер не развеет; |
Значение пророческое их |
Когда нибудь для мира объяснится, |
Как гром из туч, проклятьем разразится. |
Проклятием - прощенье будет. Мне ль,-- |
О мать-земля, о небо, к вам взываю!-- |
Мне ль нечего прощать? и неужель |
В борьбе с своей судьбой я не страдаю? |
Или мой мозг не высох оттого? |
Иль люди жизнь мою не отравили, |
Не растерзали сердца моего |
И клеветой меня не заклеймили? |
На развалинах Колизвя. |
И если я в отчаянье не впал, |
Так потому, что против бед гнетущих |
Природа мне дала не тот закал, |
Что у людей, вокруг меня живущих. |
Я-ль не знавал житейской суеты, |
От крупных зол до хитрости ничтожной, |
От громкого хуленья клеветы |
До шопота измены осторожной |
Тех низких душ, которых тонкий яд |
Невидимо вредит своей отравой, |
Исполнен лжи и хитрости лукавой; |
Так холодна, так сдержанна их речь, |
Безмолвно лгут они открытым взором, |
Лишь вздох порой, или пожатье плеч |
Их выдает немым своим укором. |
Но я ведь жил, и не напрасно жил; |
Мой ум свою утратить может силу, |
Огонь, что кровь мою животворил, |
Погаснет, и я сам сойду в могилу; -- |
Но нечто есть в груди моей, чего |
Не истребит ни время, ни страданье; |
Пусть я умру, но будет жить его |
Незримое, безсмертное дыханье; |
Как ария забытая певца, |
Она порой смутит их дух волненьем, |
Расплавит их железные сердца |
И душу их наполнит сожаленьем. |
Теперь конец. Приветствую тебя |
Могущество без наименованья, |
И без границ! Полночный час любя, |
Там твой приют, там твой любимый дом, |
Где высятся оставленные стены, |
Как мантией покрытые плющом, |
И ты царишь средь величавой сцены, |
Давая ей тот смысл, тот дух живой, |
Что, кажется, как будто мы, незримо, |
Участвуем взволнованной душой |
В делах веков, давно мелькнувших мимо. |
Здесь шум толпы арену волновал, |
При зрелище кровавого сраженья, |
То бурею восторженных похвал, |
То ропотом невнятным сожаленья. |
Из-за чего жь тут резались рабы |
И погибал несчастный гладиатор? |
Чернь тешилась позором их борьбы, |
И тешился жестокий император! |
Так чтожь? не все-ль равно, где люди мрут? |
Арены круг и славной битвы поле -- |
Лишь разные две сцены, где гниют |
Главнейшие актеры их, - не боле... |
Опершись на слабеющия руки, |
Не жить ему, но мужественно он |
Выносит боль своей предсмертной муки. |
И падает из раны тяжело, |
По капле, так как дождь перед грозою, |
Густая кровь, и бледное чело |
Склоняется все ниже над землею... |
В безумии восторга своего |
Толпа шумит, и, в изступленьи диком, |
Приветствует соперника его |
Безжалостным, безчеловечным кликом. |
Он слышал всё, но кликам не внимал; |
Не думал он о жизни угасавшей, |
И мутных глаз своих не обращал |
К толпе, вокруг безумно ликовавшей; |
Нет, взор его был с сердцем вместе, там, |
У хижины, на берегу Дуная, |
Где бегали безпечно по полям |
Его малютки, весело играя; |
И там их мать. Но где же их отец? |
О, готфы! что-жь? возстаньте наконец, |
Пусть будет месть грозна, неумолима!! |
Д. Михаловский.
"Отечественные Записки", No 3, 1868