Гордость и предубеждение.
Том второй. Глава 11

Гордость и предубеждение

Том второй

Глава 11

Когда они удалились, Элизабет, словно желая возможно более разжечь гнев на г-на Дарси, занятьем своим избрала чтенье всех писем, кои с ее отъезда в Кент написала ее сестра. Прямых жалоб не содержали они, а равно и воспоминаний о прошлом или же повествований о нынешних муках. Но в целом почти всякой строке недоставало той жизнерадостности, коя прежде пропитывала стиль Джейн и коя, проистекая из безмятежности покойной души и доброты ко всем и каждому, едва ли омрачалась ранее. Ныне Элизабет отмечала всякое упоминанье беспокойства с пристальностью, какой едва ли упоминанья сии удостоились при первом прочтеньи. Постыдное хвастовство г-на Дарси причиненными им горестями понуждали Элизабет острее сопереживать страданьям Джейн. Отчасти утешало ее, что визит г-на Дарси в Розингс завершится послезавтра, а еще более - что не пройдет и двух недель, как она вновь окажется подле сестры и сможет споспешествовать возрожденью духа ее всеми мето́дами, на какие только способна любовь.

переживать из-за него она не собиралась.

Обдумывая сие, она внезапно была напугана дверным колокольчиком, и душа ее слегка воспарила при мысли о том, что сие полковник Фицуильям, кой однажды уже приходил под вечер и ныне, быть может, нарочно явился справиться о ней. Но сия мысль вскоре была изгнана, а душа Элизабет охвачена совершенно иными чувствами, когда, к бесконечному своему изумленью, узрела она, что в комнату входит г-н Дарси. Он поспешно вопросил о ее здоровье, пояснив свой визит желаньем услышать, что ей лучше. Элизабет отвечала холодно и любезно. Он присел, затем вскочил и забегал по комнате. Элизабет удивлялась, однако помалкивала.

Спустя несколько безмолвных минут он в состояньи крайней ажитации приблизился к ней и заговорил следующим манером:

- Вотще я боролся. Так не годится. Я не имею намеренья подавлять свои чувства. Дозвольте сказать, как пылко я восхищаюсь вами и люблю вас.

Никакими словами не выразить потрясенья Элизабет. Она уставилась на Дарси, покраснела, усомнилась и смолчала. Сие он счел достаточным ободреньем, а посему тотчас приступил к живописанью чувств, кои к ней питает и давно питал. Тирада его была выразительна, однако не только о сердечной склонности намеревался он сообщить, и нежность его удостоилась не большего красноречья, нежели гордость. Его размышленья о низшем ее положеньи - о том, что сие для него паденье, - о родовых препонах, кои сужденье его неизменно противопоставляло склонности, были поведаны с жаром, объяснявшимся, по видимости, величьем, каковому он наносил удар, однако с малой вероятностью способствовавшим успеху его миссии.

пока, разозлившись на дальнейшие его рассужденья, пред натиском гнева не лишилась всякого сочувствия. Впрочем, она постаралась взять себя в руки, дабы, когда он закончит, ответить ему терпеливо. Он завершил свою тираду, описав могущество своей привязанности, кою, невзирая на все попытки, оказался не в силах побороть, и выразив надежду, что таковая привязанность будет вознаграждена приятьем его руки. Когда он произносил сие, Элизабет отчетливо видела, что в благосклонном ответе он не сомневается. Он говорил о дурных предчувствиях и тревоге, однако наружность его воплощала подлинную уверенность.

Это обстоятельство могло лишь распалить ее гнев; когда г-н Дарси умолк, щеки Элизабет вспыхнули, и она молвила:

- В подобных случаях, мнится мне, надлежит выразить признательность за чувства, о коих поведано, сколь бы ни были они невзаимны. Питать сию признательность естественно, и если бы я могла благодарность, я бы ныне поблагодарила вас. Но я не могу - я никогда не желала вашего доброго мненья, а вы явно наградили меня им весьма неохотно. Мне жаль причинять боль кому бы то ни было. Сие, однако, сделано непредумышленно, и я надеюсь, что она долго не продлится. Чувства, кои, по вашим словам, долго мешали вам признаться в своей приязни, после сего объясненья преодолеют таковую без труда.

Г-н Дарси, кой стоял, опираясь на каминную полку и устремив неотступный взор на Элизабет, воспринял ее слова в удивленьи пополам с негодованьем. Лицо его побелело от гнева, и в каждой черте читалось смятенье рассудка. Он старался изобразить невозмутимость и не желал открывать рта, пока не сочтет, что невозмутимость достигнута. Пауза сия помстилась Элизабет устрашающей.

В конце концов с напускным спокойствием он произнес:

- И лишь на такой ответ я имею честь рассчитывать! Пожалуй, я бы предпочел быть извещен, отчего мне отказывают, столь мало явить тактичность. Но сие вряд ли имеет значенье.

- А я вполне могу спросить, - отвечала она, - отчего, столь откровенно намереваясь задеть и оскорбить меня, вы предпочли сообщить мне, что питали ко мне расположенье вопреки своей воле, вопреки рассудку и даже вопреки натуре своей? Разве сие не извиняет отчасти нетактичности, если я таковую Но у меня есть и другие резоны. Вам прекрасно сие известно. Не восставай против вас мои чувства, будь они безразличны или даже благосклонны, ужель полагаете вы, что какое бы то ни было соображенье понудит меня принять предложенье человека, кой сокрушил - быть может, навсегда, - счастье любимой моей сестры?

- У меня имеется сколько угодно причин думать о вас дурно. Никакой мотив не извинит неправедной и постыдной вашей роли в этом. Вы не смеете, вы не можете отрицать, что стали главным, если не единственным средством их разлученья, одного подвергнув всеобщему осужденью за капризность и ветреность, другую обрекши на всеобщие насмешки над разбитыми надеждами, и обоих подарив острейшим несчастьем.

Она умолкла и с немалым негодованьем узрела, что он слушает, явно ни капли не раскаиваясь. Он даже глядел на нее, выдавив улыбку притворного недоверья.

- Можете ли вы сие отрицать? - повторила она.

- Я не желаю отрицать, что сделал все мне подвластное, дабы разлучить моего друга с вашей сестрою, или же - что я рад своему успеху. К нему я был добрее, нежели к себе самому.

Элизабет сочла чрезмерно вежливым показать, что расслышала сие любезное замечанье, однако смысл его постигла, и он вряд ли мог ее умиротворить.

- Но неприязнь моя, - продолжала она, - коренится не только в этом. Мое мненье сложилось задолго до того, как сие имело место. Ваш характер предстал мне в подробном изложеньи, кое я много месяцев назад выслушала от господина Уикэма. А по сему поводу что вы можете сообщить? Какой воображаемой защитой друга прикроетесь? Под какой личиною станете лгать?

 Вы рьяно принимаете участье в сем джентльмене, - молвил Дарси, отчасти порастеряв безмятежность и покраснев гуще.

- Кто, зная о его бедах, не примет в нем участья?

- Его бедах! - презрительно повторил Дарси. - О да, беды его были грандиозны.

- И причинены вами, - с жаром вскричала Элизабет. - Вы повергли его в нынешнюю его бедность - относительную бедность. Вы лишили его преимуществ, кои были ему уготованы, о чем вы знали. Вы отняли у него лучшие годы жизни, ту независимость, коя была его правом и по закону, и по совести. Вы совершили все это и притом поминаете его беды с пренебреженьем и насмешкою.

- Так вот, - вскричал Дарси, стремительно меряя шагами комнату, - что вы думаете обо мне! Вот каково ваше обо мне сужденье! Благодарю за то, что объяснили столь пространно. По вашим подсчетам, вина моя и впрямь огромна! Вероятно, впрочем, - прибавил он, остановившись и обернувшись к ней, - сии преступленья можно было бы отмести, если б я не ранил вашу гордость, честно признавшись в угрызеньях, кои столь долго мешали мне принять серьезное решенье. Сии жестокие обвиненья, возможно, не прозвучали бы, яви я предусмотрительность, сокрой свои муки, польсти вам, уверяя, что мною движут безоговорочная, незамутненная приязнь, и разум, и раздумья, и все на свете. Но всякие личины отвратительны мне. Я не стыжусь чувств, о коих вам поведал. Они были естественны и праведны. Неужто ожидаете вы, что я возрадуюсь вульгарности ваших родственников? Поздравлю себя, рассчитывая обрести родню, чье положенье в жизни столь решительно ниже моего?

- Вы заблуждаетесь, господин Дарси, если полагаете, будто ваша речь повлияла на меня иначе, нежели избавила от беспокойства, кое я, возможно, испытала бы, отказывая вам, если б вы повели себя благородно.

Она видела, как он вздрогнул при сих словах, однако ничего не ответил, и она продолжала:

- Вы не могли бы предложить мне руку и сердце никаким манером, кой соблазнил бы меня принять ваше предложенье.

И снова он был очевидно потрясен; он взирал на нее со смесью недоверья и досады. Она продолжала:

 С самого начала, можно даже сказать - с первого мгновенья нашего знакомства манеры ваши совершенно убедили меня в вашей заносчивости, вашем самомненьи и вашем себялюбивом презреньи к чувствам прочих; они создали основу неодобренья, на коей дальнейшие событья возвели нерушимую неприязнь; и месяца не прошло, прежде чем я поняла, что вы последний человек в этом мире, к браку с коим меня возможно принудить.

 Вы высказались вполне ясно, сударыня. Я совершенно постигаю ваши чувства и ныне должен лишь устыдиться своих. Прошу простить за то, что отнял у вас столько времени, и примите наилучшие пожеланья здоровья и счастья.

С этими словами он выбежал из комнаты, и Элизабет тотчас услышала, как открылась дверь и г-н Дарси покинул дом.

Рассудок ее пребывал в болезненном смятеньи. Не в силах стоять на ногах, совершенно ослабев, она села и проплакала полчаса. Она рассуждала о том, что произошло, и с каждым воспоминаньем изумленье ее росло. Получить предложенье от г-на Дарси! Г-н Дарси влюблен в нее столько месяцев! До того влюблен, что хочет жениться, невзирая на все возраженья, кои заставили его воспрепятствовать женитьбе его друга на ее сестре и кои в его случае наверняка еще настоятельнее, - сие почти невероятно! Ненароком внушить столь могущественную привязанность весьма лестно. Однако гордость его, его омерзительная гордыня, его бесстыдное признанье в том, что сотворил он с Джейн, его непростительное подтвержденье - в отсутствие любых оправданий - и бесчувственная манера, с коей он говорил о г-не Уикэме, жестокость к каковому он и не подумал отрицать, вскоре преодолели жалость, на миг пробужденную раздумьями о его привязанности.

В немалой ажитации Элизабет размышляла, пока грохот экипажа леди Кэтрин не напомнил ей, сколь мало готова она столкнуться с пристальным взором Шарлотты; засим она поспешила к себе.