Джэни Эйр.
Часть вторая.
Глава XIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джэни Эйр. Часть вторая. Глава XIII. (старая орфография)

ГЛАВА XIII.

М-р Рочестер дал мне отпуск только на неделю; однако прошел целый месяц раньше, чем я могла, наконец, покинуть Гэтесхид. Я хотела уехать сейчас же после похорон; но Джорджиана упросила меня остаться до её отъезда в Лондоне, куда ее пригласил, наконец, её дядя. Там она через некоторое время вышла замуж за богатого, светского, но уже не молодого человека. Элиза-же постриглась в монахини; в настоящее время она настоятельница того самого монастыря, где была послушницей и в пользу которого завещала свое состояние.

Что чувствуют люди, возвращаясь Домой после долгого или короткого отсутствия - я этого не знала; я никогда не испытывала такого чувства. В детстве я знала, каково было возвращаться домой в Гэтесхиде, когда меня ждали упреки и брань за мой продрогший и унылый вид; позже, в Ловуде, я узнала возвращение Домой из церкви, с одним желанием - утолить свой голод и погреться у огня - при полной невозможности того и другого. Ни одно из этих "возвращений домой" не было особенно приятно и привлекательно; ничто не притягивало меня домой, и я никогда не испытывала страстного нетерпения, все увеличивающого по мере приближения к желанному месту. Каково будет возвращение в Торнфильд - это мне предстояло теперь узнать.

Мое путешествие было утомительно - чрезвычайно утомительно: пятьдесят миль в первый день, ночь в гостиннице и пятьдесят миль во второй день. В течение первых двенадцати часов я думала о м-рс Рид и её последних минутах; предо мною стояло её исказившееся, пожелтевшее лицо; в ушах отдавался её странно изменившийся голос. В моем воображении вставал день похорон; гроб, погребальная колесница, длинная процессия из слуг и арендаторов покойной - родственников было очень немного, - зияющая глубина склепа, тихая церковь, торжественная служба. Затем я начала думать об Элизе и Джорджиане: я представляла себе одну, окруженную шумом и блеском бальной залы, другую - обитательницей уединенной монастырской кельи, я сравнивала обеих сестер и удивлялась огромному различию их характеров и наклонностей. Наступление вечера и остановка в большом городе, лежавшем на нашем пути, прервали эти размышления; ночь дала им другое направление; лежа в постели, в номере гостиннице, я оставила воспоминания и отдалась ожиданию.

Я возвращалась теперь в Торнфильд; но сколько времени мне придется еще там остаться? Не долго; я в этом была уверена. Во время своего пребывания в Гэтесхиде я имела известия от м-рс Фэрфакс; я знала, что веселое общество, гостившее в Торнфильд-Галле, разъехалось, что м-р Рочестер уехал в Лондон три недели тому назад и что его ждали обратно через две недели. М-рс Фэрфакс предполагала, что он уехал в Лондон, чтобы сделать приготовления к свадьбе, так как он говорил о том, что хочет купить новую коляску; она говорила, что ей все еще кажется странной мысль, что он женится на мисс Инграм; но судя по тому, что все говорят и что она сама видела, она не сомневается, что это событие произойдет в весьма непродолжительном времени.

Предо мною встал вопрос: куда мне теперь деваться? Всю ночь во сне я видела мисс Инграм; под утро мне приснилось, что она запирает перед моим носом ворота Торнфильда и указывает мне на дорогу; а м-р Рочестер спокойно стоит тут же, скрестив руки и насмешливо улыбаясь.

Я не сообщила м-рс Фэрфакс точно день моего возвращения, потому что не хотела, чтобы мне выслали в Милькот экипаж. Я хотела пройти это разстояние одна, пешком. Оставив свой чемодан на попечении номерной прислуги, я около шести часов прекрасного июньского вечера незаметно вышла из "гостинницы св. Георга" и пошла по знакомой дороге в Торнфильд. Дорога эта пролегала большей частью через поля, и на ней редко можно было встретить кого-нибудь.

Был тихий, теплый летний вечер; вдоль дороги работали косари; небо, хотя не безоблачное, обещало хорошую погоду; по его спокойной, мягкой синеве то здесь, то там проносились легкия, прозрачные облака. Запад еще горел мягким светом; казалось, будто огромный алтарь пылал за нежной дымкой облаков, сквозь которые то здесь, то там прорывались его золотисто-красные лучи.

Мое сердце наполнялось все большей радостью по мере того, как разстояние, отделявшее меня от Торнфильда, становилось короче - такой радостью, что я раз даже остановилась, чтобы спросить себя, что означает это ликование в моей груди, и напомнить себе, что я возвращаюсь не в собственный дом, и не на постоянное место жительства, и не в такое место, где любящие друзья с нетерпением будут ждать моего возвращения. "Правда, м-рс Фэрфакс встретит тебя с ласковой улыбкой", говорила я себе, "а маленькая Адель захлопает в ладоши и подпрыгнет от радости при виде тебя; но ты хорошо знаешь, что не о них ты думаешь, а тот, о ком ты думаешь, мало заботится о тебе".

Но молодость упряма и неопытность слепа! Оне подсказывали мне, что для меня будет уже большой радостью одна возможность видеть м-ра Рочестера, все равно, будет ли он обращать на меня внимание, или нет; и оне прибавляли: "Спеши! спеши! оставайся с ним, покуда можешь; еще несколько дней, или, самое большее, неделя - и ты будешь разлучена с ним навсегда!" И я спешила вперед.

На лугах Торнфильда тоже шел сенокос; косари торопились теперь кончать свою работу и с граблями и косами на плечах возвращались домой. Это был час моего возвращения. Мне осталось еще миновать одно или два поля, перерезать дорогу, и я буду у ворот Торнфильд-Галля. Сколько роз кругом и как пышно оне цветут! Но мне некогда любоваться ими; я спешу поскорей придти домой. Я обхожу большой куст шиповника, протянувший через дорогу свои зеленые, цветущия ветки; я вижу перед собой узенькую дорожку, на которую мне надо попасть, поднявшись по нескольким каменным ступенькам; и я вижу м-ра Рочестера, сидящого на ступеньках с книгой и карандашем в руке; он пишет.

Да, это он, это не привидение; и однако, каждый нерв во мне дрожит; на минуту я теряю власть над собой. Я делаю усилие, чтобы снова овладеть собой и уйти, пока он меня не заметил; я знаю еще другую дорогу домой. Поздно; он увидал меня.

-- Ура! - крикнул он, подымая кверху книгу и карандаш; - вот и вы! Подойдите, подойдите-ка по ближе.

Я, кажется, делаю несколько шагов вперед; впрочем, я не вполне сознаю, что я делаю, и стараюсь только сохранить спокойный вид.

дому, точно тень или призрак. Что вы делали весь этот месяц?

-- Я провела его у моей тети, сэр; она умерла.

Он не вставал с каменных ступенек, а я не решалась попросить его пропустить меня. Помолчав немного, я спросила:

-- Вы были в Лондоне, сэр?

-- Да; но разве вы ясновидящая, что знаете даже это?

-- Она сообщила вам также, зачем я поехал в Лондон?

-- О, да, сэр; ведь это все знают.

-- Вы должны посмотреть эту коляску. Джэни; вы мне скажете, не находите ли вы также, что она чрезвычайно подходит для м-рс Рочестер, и что м-рс Рочестер будет иметь совершенно вид королевы, полулежа на её пурпурных подушках. - Пройдите, Джени, - прибавил он, отодвигаясь, чтобы пропустить меня, - ступайте домой, и пусть ваши маленькия, так долго скитавшияся ножки найдут отдых на пороге дружеского дома.

Мне ничего больше не оставалось, как повиноваться ему молча; никакого повода к дальнейшей беседе больше не было. Я уже прошла было мимо него, но что-то удержало меня на месте, какая-то таинственная сила заставила меня обернуться, и я, или вернее, что-то во мне, совершенно не поддававшееся моей власти, заговорило:

сердечностью; Лия улыбалась; даже Софи радостно приветствовала меня. Это было чрезвычайно приятно: нет большого счастья, как чувствовать себя любимой окружающими и сознавать, что твое присутствие приятно им.

В этот вечер я решила закрыть глаза на будущее; я старалась заглушить голос, нашептывавший мне о близкой разлуке и предстоящем горе. После чая м-рс Фэрфакс принялась за свое вязанье, я уселась около нея на низком кресле, а Адель примостилась на ковре у моих ног. Нам было очень хорошо; казалось, что сознание взаимной привязанности окружает нас, точно золотым кольцом. В эту минуту я мысленно произнесла молитву о том, чтобы нам никогда не пришлось разстаться. М-р Рочестер, неожиданно войдя к нам в комнату, застал эту мирную группу, вид которой, казалось, доставил ему большое удовольствие. Он заметил, что надеется, что м-рс Фэрфакс чувствует себя совершенно довольной с тех пор, как вернулась её приемная дочь, и прибавил, что Адель, кажется, готова съесть свою маленькую английскую маму. Во мне шевельнулась надежда, что он не захочет с нами разстаться и что даже после своей женитьбы он поместит нас где нибудь вблизи себя, где мы будем иметь возможность от времени до времени греться в лучах его доброты.

Две недели весьма сомнительного спокойствия прошли с моего возвращения в Торнфильд-Галль. О женитьбе м-ра Рочестера не было произнесено ни слова за все это время, и я не замечала никаких приготовлений к этому событию. Я чуть не ежедневно спрашивала м-рс Фэрфакс, не слыхала ли она чего нибудь определенного о предстоящей свадьбе, но всякий раз получала отрицательные ответы. Однажды она мне рассказала, что прямо спросила м-ра Рочестера, когда он думает ввести в дом свою молодую жену, но он ответил ей только какой то шуткой, и она решительно не знает, что об этом думать.

Одно обстоятельство меня чрезвычайно удивляло: это то, что м-р Рочестер сидел спокойно в Торнфильд-Галле и совсем не ездил в Инграм-Парк; правда, он находился в двадцати милях от Торнфильда, но что значило это для такого опытного и неутомимого наездника, каким был м-р Рочестер. Я опять начала лелеять надежды, для которых у меня не было никакого основания: что всякия отношения с Инграм-Парком порвались, что все это было не более как ложные слухи, что одна или обе стороны изменили свои намерения. Я начала всматриваться в лицо м-ра Рочестера, стараясь отыскать в нем следы грусти или задетой гордости; но я не помню, чтобы когда-либо видела его более безмятежно-ясным и спокойным. По временам, в те часы, что я проводила со своей ученицей у него, к комнате, меня покидало мое хорошее настроение и я приходила в уныние, которого совершенно не могла побороть, он становился даже весел. Никогда он не посылал за мной чаще и не заставлял меня дольше просиживать у него, никогда он не был ко мне добрее - и увы! никогда я его не любила сильнее, нежели в те дни.