Часть II. Глава 5

Шарлотта Бронте

Повести Ангрии

Сборник

Генри Гастингс

Часть II

Глава 5

А теперь, читатель, позволь пригласить тебя в библиотеку, где сидит рослый мужчина; на столе перед ним письменный прибор, в руке гусиное перо. За спиной у рослого мужчины стоит низенький, держа зеленый портфель с бумагами, которые он по одной подает сидящему на подпись. Сцена немая. Она длится так долго, что вам уже кажется, будто актеры - куклы. Они напоминают те безгласные аллегории, которые Толковник показывал Христианину, или старые голландские полотна с призраками, играющими в кости или кегли через сто лет после своей смерти. Наконец тишину нарушает вздох, вырвавшийся из широкой груди рослого.

- Сдается мне, - говорит он, - ваш портфель бездонный.

- Терпение, отвечает низенький. - Просто некоторые слишком быстро устают. Велика ли забота - поставить подпись?

- Другое перо, - требует рослый, отбрасывая то, что у него в руке.

- Если все время менять перья, мы никогда не закончим, - ворчит низенький. - Ваша светлость не может писать этим?

- Глядите сами, - следует ответ. От какого-то особо залихватского росчерка перо расщепилось пополам.

- Аккуратнее надо писать, - замечает низенький, подавая тем не менее новое перо.

Пантомима возобновляется. Через некоторое время ее однообразную монотонность нарушает тихий стук в дверь.

- Войдите, - говорит рослый.

- Очень не ко времени, - бормочет низенький.

Дверь отворилась. Вошедшая дама прикрыла ее за собой и почти бесшумно двинулась по мягкому ковру. Она высока и степенна. На ней шляпка с черными перьями и откинутой назад вуалью.

- Доброе утро, - проговорила дама, кладя руку на стол.

- Доброе утро, - ответил рослый джентльмен, подписывающий бумаги, и на этом разговор окончился. Тот, что с зеленым портфелем, отвесил раздраженный, но, безусловно, почтительный поклон, дама в ответ процедила неразборчивое приветствие. Минуту она стояла у стола, рассеянно следя за движениями пера, затем отошла к камину и некоторое время перебирала монеты и раковины на полке, а также изучала три бронзовых бюста, поставленных там для украшения. Наконец она развязала ленты шляпки, сняла с плеч боа, бросила его вместе с шалью на козетку у камина, села и застыла в полной неподвижности.

Все когда-нибудь завершается; вот и зеленый портфель наконец опустел.

- Я дал вашей светлости последнюю бумагу, - сказал мистер Уорнер, когда его повелитель с обреченным терпением обернулся, ожидая еще и еще документов.

- Хвала Богу милостивому, - торжественно проговорил король.

Мистер Уорнер, который сегодня был в прескверном состоянии духа, не снизошел до ответа, лишь демонстративно запер портфель, надел перчатки и, сухо поклонившись, вымолвил:

- Желаю вашему величеству приятно провести время.

Когда дверь за ним затворилась, герцог закинул ногу на ногу, положил локоть на спинку кресла и полуобернулся к величавой посетительнице.

- Сегодня этот коротышка чертовски брюзглив, - с улыбкой сказал он. Дама выдавила что-то невнятно-утвердительное и осталась сидеть, глядя в окно напротив. Герцог, протянув руку, вытащил из-под груды книг и бумаг огромный фолиант.

- Полагаю, вы уже видели новые карты? - спросил он, раскрывая толстый переплет. - Это гордость моей жизни, они так великолепно точны.

Дама поднялась, подошла к столу и, нагнувшись над плечом герцога, стала смотреть, как он переворачивает страницы.

- Их составили лучшие военные картографы Ангрии, - продолжал его светлость.

- Наверное, они хороши, - заметила дама.

- Хороши! Они великолепны, превосходны! - воскликнул монарх. - И качество гравюр выше всяких похвал. Гляньте вот сюда и сюда - какая четкость.

И он принялся водить унизанным перстнями пальцем по горным хребтам, рекам и границам необитаемых земель.

- Очень четко, - согласилась дама.

- А главное, точно, - добавил ее собеседник. - Никаких измышлений, никаких романтических выдумок. На эти карты можно положиться. Ручаюсь, если бы картографы посмели дать волю фантазии, Энара задушил бы их собственными руками. Возьмите стул, Зенобия, и я покажу вам все, с моими карандашными пометками.

Зенобия придвинула стул, села, положила руки на стол, склонила голову и приготовилась смотреть.

- Сперва снимите шляпку, - сказал его величество. - Тень от перьев падает на бумагу - так вы ничего не разглядите.

Она молча сняла шляпку и бросила ее на пол. Начался процесс демонстрации карт и объяснения того, что на них изображено. Другими словами, его величество сделался невыносимо нуден. Зенобия внимала с образцовым терпением, тем более примечательным, что венценосный лектор, как все законченные педанты, требовал от слушательницы полнейшей собранности: то и дело задавал вопросы, дабы убедиться, что она поняла каждое его слово, и негодовал, если ответ был недостаточно быстрым или точным.

- Зенобия, надо было лучше слушать. Я все подробно объяснил пять минут назад.

- Просто повторите еще раз.

И его величество тем же неспешным менторским тоном изложил все по второму разу. Примерно через четверть часа Зенобия вновь допустила промах. Ее просьба что-то объяснить подействовала на августейшего наставника как электрический разряд. Он отбросил карандаш, возвел очи горе, развернулся вместе с креслом к камину и уведомил Зенобию, что «коли она не понимает этого, то игра окончена». Затем его величество схватил кочергу, яростно разворошил и без того жарко пылающие уголья и продолжил:

- Чтоб мне провалиться, если я понимаю, что у вас сегодня с головой. Вы никогда не соображали так туго - никогда. Я битый час растолковываю вам лучшую систему тактики, по которой когда-либо велась война в джунглях, дьявол их побери, и доказываю как дважды два, что если мне только перестанут мешать, то отсюда до Алжира и духа негритосского не останется, а теперь вы задаете вопрос, из которого ясно, что вы поняли меньше нерожденного младенца.

- Что ж, Заморна, - сказала графиня, - вы же знаете, что такого рода абстрактные рассуждения не сильная моя сторона. Вы всегда говорили, что я не способна сделать логический вывод.

- Да, знаю. Математика и логика для вас смятение и хаос. Но это уже из рук вон, как говорят в Ангрии. Знаете, Зенобия, если бы я так же подробно объяснил все моему Фредерику, а он бы внезапно огорошил меня таким вопросом, клянусь Богом, я бы его выпорол.

- Тогда другое дело! - воскликнул герцог. - Что же вы сразу не сказали? А что стряслось?

- Перси меня измучил. Нам придется разъехаться.

- Как, неужто он все еще чудит?

- Хуже прежнего. Чувствую, он не успокоится, пока не выкинет чего-нибудь в высшей степени é.^[41]

- Полно вам, Зенобия, вы все видите в черном свете. Приободритесь. Что такого он отмочил?

- Александр будто сам не свой, - ответила графиня. - Каждый вечер приходит в красный салон и, не говоря мне ни слова, садится за орган. Он часами играет самозабвенно, ничего не видя и не слыша, затем снимает руки с клавиатуры, закрывает ими лицо и сидит молча. Если я задаю вопрос, говорит «не знаю» или «понятия не имею». Никакими силами его нельзя втянуть в разговор. Наконец он встает, звонит в колокольчик, требует шляпу и уезжает бог весть куда. Насколько я понимаю, он часто бывает у леди Джорджианы Гревиль, леди Сент-Джеймс и даже у этой ничтожной пигалицы, мисс Делф. Мне надоело терпеть. Даю вам слово, Заморна, если он в ближайшее время не исправится, я уеду на Запад.

- Нет, Зенобия, - ответил его светлость. - Послушайте моего совета: не предпринимайте никаких заметных действий, ничего, что вызовет шумиху, - вы только подтолкнете его на какую-нибудь катастрофическую выходку. К тому же вы прекрасно знаете, что вернетесь по первому его зову. Откажитесь с ним видеться, замкнитесь в своих покоях и дайте понять, что туда ему вход заказан, закройте глаза, и пусть вытворяет, что вздумается. Очень скоро его запал иссякнет.

- Что?! - воскликнула графиня. - Позволить ему ездить по женщинам, тратить всю свою любовь на Гревиль и Лаланд - к слову, эта грязная французская кокотка примчалась из Парижа, поселилась в отеле «Демар» и не упускает своего, пока есть такая возможность, - а я должна кротко молчать? Нет, Август, вы слишком многого от меня хотите; вы знаете, что мое терпение не беспредельно.

Думаю, вдвоем мы легко справимся с десятком. Раз-два…

- Было бы славно, - отвечала графиня, разом смеясь и плача. - Некоторым из них я бы с удовольствием всыпала плетей, особенно Лаланд и Делф. Поймите, Август, мне очень больно, что я так его люблю, а он на меня даже не смотрит и расточает всю страсть на этих продажных тварей.

- Да, мужчины - мерзкие животные, - согласился Заморна. - Это факт, который я не стану отрицать. И ваш Александр - очаровательный образчик худшей разновидности мужского племени. И все же, Зенобия, вы наверняка делаете из мухи слона. Возможно, его перед вами оклеветали. Знаете, не такая уж редкость, что дамы ревнуют без всяких оснований. Я говорю с полным знанием дела, и, поскольку мы с вами оба жертвы супружеского разлада, выслушайте и вы меня - быть может, мы взаимно друг друга утешим.

- Ой, Заморна, - перебила герцогиня, - сейчас вы по обыкновению обратите все в шутку.

- О нет, я всего лишь хотел рассказать, как глубоко опечален той ледяной дистанцией, на которой держит меня ее светлость герцогиня, и той непонятной холодностью, каковой в последние две недели отмечено ее со мною обхождение. Каждый день я думаю, что попрошу разъяснений, но что-то заставляет меня положиться на естественный ход событий и сделать вид, будто я ничуть не обеспокоен. В итоге она плачет - да, буквально проливает слезы - и смотрит так, словно сердце у нее разрывается, а я, пред небом клянусь, решительно не понимаю, в чем дело.

- Вы Нафанаил, в котором нет лукавства, это всем известно, - сказала она. - Впрочем, вижу, мои огорчения представляются вам пустяковыми, а я как дурочка ничего не могу с собой поделать и продолжаю вам жаловаться.

- Что ж, - заметил его светлость. - Я плачусь вам, и вы меня не жалеете, так что мы квиты. Вот что, Зенобия, выбросьте печальные мысли из головы. Сейчас по моим часам ровно три. Я без устали трудился все утро, и мне пора отдохнуть час-другой. Наденьте амазонку и шляпу, а я пока велю оседлать пару охотничьих лошадок. Поскачем галопом по Олнвикской дороге, как в старые времена, голова к голове.

Графиня встала, вытерла слезы и невольно улыбнулась.

- Вечное мальчишество! - сказала ома. - Вы не умеете долго унывать, Август.

что прежде. При всей своей великолепной пышности вы куда легче меня.

- Ладно, - проговорила Зенобия, - так и быть. Мои сборы много времени не займут. Вы намерены кататься до обеда?

- Именно так. У нас всего два с половиной часа, так что поспешите. Погода отличная, яркое солнце и свежий ветерок. О, а это кто там за окном? Зенобия, идите сюда. Гляньте.

Зенобия подошла к окну, перед которым стоял его светлость. По дороге внизу ехали две миниатюрные фигурки на крошечных косматых пони. За ними следовал рослый лакей в великолепной алой ливрее, на лоснящемся вороном жеребце. На юных наездниках были синие платьица^[42] и колпачки с кисточками. Оба сидели прямо, как стрела, и взирали по сторонам с поистине аристократической важностью.

- Да, замечательно, - ответила графиня. - А пони с виду норовистые. Вы вовремя начали обучать их верховой езде.

- Всего полгода назад. У них неплохо получается. Только гляньте на Фредерика. Дьявол! Ах ты негодник! Взял и хлестнул пони со всей силы.

Один из шетлендских пони заартачился, и всадник - тоненький белокурый мальчик лет четырех или пяти, - стиснув зубы, с размаху вытянул того хлыстом по голове. Пони вскинулся, и, не вмешайся грум, мальчику пришлось бы крепко с ним повоевать. Как только слуга успокоил ретивого скакуна, оба наездника перешли в легкий галоп и, промчавшись через Виктория-сквер, въехали в Фиденский парк.

- Вот едет надежда Ангрии, - со смехом сказал Заморна. - Сейчас он был в точности свой дед. Розга по нему плачет.

41

Чрезмерного, экстравагантного (фр.).

42

В это время в Англии мальчиков лет до шести лет одевали, как девочек, в платья.