Зеленый карлик.
Глава 6

Секрет

Зеленый карлик

6

Как известно, великая война между Двенадцатью Удальцами и ашанти после упорных и кровопролитных боев закончилась полным разгромом последних. Туземный князь был убит, весь народ практически истреблен, столица разрушена, а на прилегающих к ней землях царило самое ужасающее запустение, какое только способен вообразить человеческий разум. Квоши, единственный сын короля, в нежном возрасте четырех-пяти лет был взят в плен. При разделе добычи он вместе с другими пленниками достался его светлости герцогу Веллингтону, который заботился о нем не как о своем рабе, а как о сыне монарха.

Юный принц рос в золоченой клетке. Ему предоставили возможность получить достойное образование, но он не пожелал учиться ничему, кроме английского и языка ашанти - на обоих этих наречиях Квоши изъяснялся легко и бегло, как устно, так и письменно. Совсем иное - физические упражнения и военное дело. Все, что с ними связано, принц изучал с великой охотой, доказывая, что вполне унаследовал воинственный дух своего отца. К семнадцати годам это был высокий красивый юноша, черный как смоль, с выразительным взором, полным огня. Характер у него был смелый, нетерпеливый, деятельный, даже дерзкий и в то же время глубоко предательский.

Несмотря на заботу, с какой относились к нему победители, принц затаил против них, - как видно, повинуясь инстинкту, - самую прочную и неодолимую злобу. С пятнадцати лет он завел привычку подолгу бродить один среди гор и лесов Ашанти - по его словам, охотился на диких зверей, которые водились там во множестве. Как показали последующие события, на самом деле во время этих экспедиций он отыскивал и подбивал к мятежу различные африканские племена, которые после поражения при Кумасси и гибели короля Квамины попрятались в труднодоступных местах, известных лишь аборигенам. Принц разжег в сердцах этих дикарей чуть теплившееся прежде пламя недовольства, и они задумали попытку вернуть себе утраченную независимость. Вслед за тем принц Квоши вместе с прославленными братьями Буди и Бенини, любимыми советниками его покойного отца, поднял королевское знамя Ашанти и призвал разрозненные остатки некогда могучей империи без промедления присоединиться к нему у подножия горы Пинд.

Казалось, призыв этот поднял из могилы по крайней мере часть той огромной армии, что четырнадцать лет назад обагрила своей кровью склоны Розендейлского холма. Великие толпы стекались под знамена принца из горных пещер и ущелий Джебель-Кумр, из неведомых областей Центральной Африки, из необозримой пустыни Сахары, и через несколько недель не менее пятнадцати тысяч вооруженных туземцев, подданных королевства, считавшегося давно исчезнувшим с лица земли, объявили, что готовы сражаться до последней капли крови, лишь бы вернуть Квоши Второго на древний трон.

С этою решимостью туземное войско двинулось маршем на Витрополь и было уже на расстоянии четырехсот миль от города, когда известия о происходящем достигли наконец Двенадцати. Узнав о мятеже, герцог Веллингтон немедленно пожелал, чтобы покарать бунтовщиков поручили ему, поскольку он сам с почти отеческой нежностью взрастил у своего очага юную змею, возглавившую вольнодумцев. На его просьбу ответили согласием, и герцог выставил против инсургентов десять тысяч войска, которыми командовал генерал Лист, - заметим в скобках, потомок знаменитого генерала Листа.

Узнав, что навстречу движется такая внушительная сила, Квоши отправил посланца в Гондар просить помощи у абиссинского негуса, а сам тем временем начал в порядке отступать. Рас Микаэль^[981], ненавидевший британцев, охотно выделил войско в восемь тысяч солдат помогать Квоши. С таким подкреплением юный воин отважился дать бой врагу. Сражение при Фатеконде на реке Сенегал было долгим, изматывающим и закончилось в пользу витропольцев, хотя победа их была такого свойства, что еще одна такая же равнялась бы полной гибели.

Из Абиссинии прибыло свежее подкрепление, так что армия мятежников очень мало пострадала от своего поражения, меж тем как в войске генерала Листа осталось едва ли шесть тысяч человек. Узнав о таком состоянии дел, герцог немедленно приказал отправить на подмогу шестнадцать полков и сам выступил во главе их. По прибытии оказалось, что к противнику присоединились большие силы мавров с севера. Таким образом, герцог по-прежнему уступал ему в численности, но, полагаясь на превосходную дисциплину своих людей, решился принять бой, не дожидаясь нового подкрепления.

Сообщив читателю необходимые сведения, я продолжу свой рассказ в более подробном и не столь историческом стиле.

Был чудесный вечер в конце лета. Враждующие армии раскинулись лагерем на противоположных берегах реки Сенегал. Солнце медленно клонилось к горизонту на ослепительно чистом, без единого облачка небе, по-вечернему мягко озаряя прощальными лучами дивной красоты местность. Меж двух армий пролегла живописная долина, где рощи узколистых тамариндов и высоких пальм бросали легкую тень на ярко-синие воды реки. Кучка покинутых хижин, чьи обитатели бежали от наступающей армии, венчала объемлющий долину пологий склон. Герцог занял самую большую из хижин и сейчас находился там, в окружении четырех своих старших офицеров. Двое из них - маркиз Чарлсуорт и полковник Перси - уже знакомы читателю. Из двух оставшихся первый был человек среднего роста, с широкими плечами и тощими ногами. Его отличали высокий лоб, крупный нос, большой рот и сильно выступающий подбородок. Одет он был в мундир со звездою на груди и пышными манжетами. Второй был щуплый человечек со словно бы бескостными руками и ногами, пухлым личиком и светло-розовым париком из разлохмаченных шелковых нитей, поверх которого он нахлобучил черную шляпу с высокой тульей и пряжкой резного дерева.

Офицеры беседовали вполголоса, чтобы не потревожить герцога. Тот сидел в раздумье, устремивши взор на открывающийся перед ним пейзаж, очерченный вдали смутно различимой молочно-белой линией, отмечающей начало великой пустыни.

- Бобадил! - сказал герцог, внезапно адресуясь к первому из двух описанных мною джентльменов. - Не замечаете ли вы некоторого движения со стороны вражеского лагеря? В тени того высокого холма к северу мне видится нечто, похожее на плотную массу людей. Надеюсь, это не какой-нибудь новый союзник?

Бобадил выступил вперед и принялся вытягивать шею, щурить глаза, смотреть сквозь пальцы и прочее - и в конце концов объявил, что ничего такого не видит. Маркиз Чарлсуорт и генерал Лист, обладатель розового парика, также ничего не усмотрели.

- Все вы - слепые кроты, - объявил герцог. - Я различаю совершенно ясно: они уже обогнули холм, оружие ярко блестит на солнце. Подойдите, Перси, неужели и вы не видите частокол сверкающих копий с развернутым знаменем в арьергарде?

- Безусловно, милорд, - ответствовал Перси, чьи глаза с легкостью разглядели то, что осталось недоступно затуманенному зрению старых генералов. - Сейчас они повернули прочь от мятежников и, кажется, направляются к нам.

Наступило молчание, длившееся около четверти часа. Герцог не сводил напряженного взгляда с приближающегося войска, ибо теперь уж было совершенно ясно, что это именно войско. Оно медленно ползло по извилистой дороге, ведущей от лагеря ашанти, и, вступив в глубокую долину, на время исчезло из виду. Вскоре, однако, странная дикая музыка возвестила его появление. Мало-помалу первые ряды показались в устье извилистой лощины. Они шли походным маршем под пение пронзительных дудок и низкий рокот барабанов.

- Это не враги, это друзья! - воскликнул герцог, вскакивая на ноги. - Клянусь честью, Сен-Клер сдержал слово! Я не думал, что в его северных горах сумеют набрать такое отменное войско.

- Кто они, милорд? - вскричали в один голос офицеры - за исключением полковника Перси. Его чело внезапно омрачилось при упоминании Сен-Клера.

- Жители Элимбоса, люди тумана, - отвечал его светлость. - Перси, велите подать нам с вами коней! Я поеду навстречу, а вы будете меня сопровождать.

Перси вышел из хижины, и через несколько минут они с герцогом уже мчались галопом вниз по склону. Когда они приблизились к войску, отец мой принялся вслух восхищаться идеальным порядком, в каком оно двигалось, а также атлетической внешностью и необыкновенным ростом горцев, равно как и отличным видом начищенного до блеска оружия и прочего снаряжения. Как только герцог и его спутник достигли авангарда, по войску передали приказ остановиться. Его светлость и полковник Перси продвигались вперед между рядами воинов, пока не добрались до самого центра маленькой армии. Здесь они увидели графа в окружении ближайших вассалов. Горцы были одеты в зеленые клетчатые одежды своего клана, все с копьями, луками, колчанами и маленькими треугольными щитами. Рядом с графом стоял рослый воин, истинный гигант, чьи белоснежные волосы и борода говорили о преклонном возрасте, меж тем как прямая осанка и геркулесово сложение свидетельствовали о том, что он сохранил жизненную силу молодости. В руке он держал огромное копье, как раз под свою титаническую стать. На конце копья развевалось зеленое знамя с вышитым золотым орлом и девизом: «Живу на скале». Человек этот был всем известный Дональд-Знаменосец, прозванный горной обезьяной. Сейчас ему сто десять лет, а значит, в то время было девяносто. После взаимных сердечных приветствий герцог распорядился, как Сен-Клеру разместить свои войска, и дал еще другие указания, в которые нам незачем вдаваться. Когда разговор был окончен, его светлость удалился, пожелав графу спокойной ночи, и вместе с полковником Перси вернулся к себе.

Здесь, пожалуй, уместно будет соединить разорванную нить повествования, прежде чем я продолжу рассказ.

Сен-Клер, вернувшись в Витрополь после встречи с леди Эмили Чарлсуорт в замке Клайдсдейл, приказал своему пажу отправиться на ближайшую стоянку сдающихся внаймы экипажей и нанять карету, чтобы она была готова к одиннадцати часам. По какой-то неведомой причине карету подали только после полуночи, и когда Сен-Клер приехал на условленное место, птичка уже упорхнула. В нетерпении, граничащем с безумием, метался он по каштановой аллее, глядя, как заходит луна, как одна за другой гаснут звезды и постепенно приближается день, ловил каждый вздох ветра, в каждом шорохе упавшего листка слышал шаги долгожданной возлюбленной. Однако наступило утро, солнце взошло, олени пробудились от чуткого сна, а леди Эмили так и не появилась.

в замок, где застал великое смятение: слуги носились взад-вперед с растерянными и огорченными лицами. Он стал расспрашивать, к чему столь необычная беготня, и услышал в ответ, что леди Эмили пропала нынче ночью, никто не знает, куда она исчезла. Охваченный ужасом, Сен-Клер немедленно возвратился в Витрополь. Там он провел несколько дней. Безутешный дядюшка ни на минуту не прекращал розысков - но все было тщетно. Узнав об этом, Сен-Клер утратил всякую волю к жизни. Горечь и терзающая сердце тоска делали для него особенно нестерпимым спокойное, мирное существование, и граф немедля предложил герцогу Веллингтону свою службу, равно как и помощь клана в походе против ашанти. Предложение, разумеется, было принято с благодарностью, и вскоре Сен-Клер отправился в родные горы собирать войска. Читатель уже знает, как вовремя они явились к месту военных действий. Итак, рассчитавшись с долгами, я могу с легкой душою двигаться дальше.

* * *

Вечером того дня, что последовал за вышеописанными событиями, граф сидел у себя в шатре в полном одиночестве, если не считать Эндрю. Маленький паж, устроясь по-турецки в уголку, начищал до блеска хозяйское копье и серебряный колчан. Прискакал полковник Перси на лихом боевом коне и сообщил, что герцог намерен держать военный совет и требует присутствия Сен-Клера. Наш герой с трудом заставил себя вежливо ответить нежеланному посланцу. Надменностью жестов и суровостью тона противореча учтивым словам, он отвечал, что весьма польщен приглашением герцога и явится без промедления. Не знаю, испытывал ли Перси взаимно враждебные чувства, но в лице его ничего такого не отразилось. С благодушной улыбкой наклонив голову, он тронул бока своего скакуна и резвым аллюром отправился восвояси.

человек двадцати офицеров. По левую руку сидел маркиз Чарлсуорт, чье бледное лицо и рассеянный вид выдавали недавнее горе. Его светлость пригласил графа занять свободное место по правую руку. Было замечено, что при этом лестном знаке благоволения полковник Перси, расположившийся с младшими офицерами у самого входа, улыбнулся с совершенно особенным выражением.

- Итак, джентльмены, - сказал герцог, когда все были в сборе, - я не намерен задерживать вас надолго. Я собрал вас здесь только для того, чтобы получить ваше одобрение моему плану: в ближайшие несколько часов покончить дело с нашими чернокожими друзьями на том берегу, причем, как я очень надеюсь, без особого риска для нашей армии.

Далее его светлость изложил свой замысел - напасть на вражеский лагерь ночью, когда противник не сможет дать достойный отпор. Разведчики сообщали, что дозорные там не из самых бдительных. Преимущества такого плана были очевидны, и совет единодушно его одобрил. Исполнить задуманное положили на следующую ночь.

- Джентльмены, побеспокоив вас для столь краткого разговора, я обязан предоставить некоторое возмещение. Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной солдатский ужин. Он уже готов и ждет только вас.

Пока его светлость говорил, занавесь в дальнем конце шатра раскрылась, и стало видно ярко освещенную внутреннюю часть шатра, где стоял длинный стол, уставленный всеми принадлежностями отменного, хотя и не отличающегося излишней роскошью ужина. Все охотно приняли приглашение, кроме маркиза Чарлсуорта - он извинился, сказав, что не способен сейчас наслаждаться радостями пирушки.

- Не стану вас неволить, милорд, - ответил герцог ласково, беря его за руку. - Но помните: одиночество питает горесть.

Старик в ответ лишь печально покачал головой.

 Бедняга под старость перенес тяжелый удар, - заметил полковник Перси, за ужином оказавшийся рядом с Сен-Клером. - У него совершенно необъяснимо пропала красивая и благовоспитанная племянница.

- В самом деле? - отозвался граф, бросая на собеседника такой взгляд, от которого затрепетало бы даже львиное сердце.

- Да, - продолжал полковник раздражающе спокойным тоном. - О, девушка, надо сказать, премиленькая, хотя немного капризная, как и большинство женщин. Особенно одна ее причуда была до крайности нелепа.

- Что бы это могло быть? - спросил Сен-Клер.

- Право, вы едва ли поверите! Она вбила себе в голову, что влюблена в бедного, глупого проныру-художника, и твердила, что выйдет за него замуж, отвергнув племянника герцога, наследника всех его богатств. Но в конце концов любовь к последнему возобладала. Маленькая чаровница призналась, что разыгрывала кокетку, чтобы испытать преданность своего поклонника, а живописца от души презирает, так же как и его жалкую мазню, годную лишь на афишки.

- Вы, сэр, случаем, не подвержены апоплексическим припадкам? - спросил он, рассматривая Сен-Клера с притворным удивлением.

- Нет, - ответил граф, усилием воли подавляя бешенство. - Но, сэр, как же удачливый влюбленный перенесет потерю невесты?

- О, говорят, он проявляет похвальную стойкость пред лицом столь тяжелого горя.

- Значит, горе его притворно?

 Этого я не говорил. Знаете, милорд, возможно, этот человек просто лучше других осведомлен о том, где она находится. Гм, вы меня понимаете?

- Право, не понимаю.

- В таком случае выражусь яснее: кое-кто сказал бы, что девица, без сомнения, сбежала.

- Сэр, - проговорил граф глухим и тихим голосом. - Позвольте вам сообщить, что я в некоторой степени знаком с теми лицами, о которых мы ведем речь, и позвольте далее вас уверить, что на месте ее дяди, если бы в мою душу закралось хоть малейшее подозрение того рода, на который вы намекаете, я бы велел разорвать дикими конями на куски проклятого негодяя, ее избранника, или заставил бы его признаться, где он скрывает несчастное создание.

- Ха! Неужто заставили бы? - Словно туча омрачила чело полковника, и он бессознательно схватился за шпагу, но почти сразу пробормотал: «Время еще не пришло», - и лицо его обрело прежнее обманчиво спокойное выражение.

провозгласил тост за здоровье присутствующих, после чего пожелал всем спокойной ночи и откланялся. Сен-Клер, не чувствуя себя в настроении присоединиться к веселью, которое сделалось весьма бурным, при первой же возможности последовал примеру герцога.

Ночь была тиха и безветренна. Пока Сен-Клер бродил меж безмолвными шатрами и среди темнеющих рощ, чуть заметно колыхавшихся по берегам реки, росистая прохлада и нежный лунный свет несколько успокоили страсти, бушующие в его груди. Но ни глубокое, подобное целебному бальзаму, спокойствие звездного неба, ни образы мира и отдохновения, какие навевает чудная летняя ночь, не могли вернуть покой измученному сердцу или изгнать червя ревности, терзающего внутренности. Быть презираемым той, ради кого он отдал бы жизнь и кровь, стать для нее предметом насмешек, получить ужасное подтверждение всех своих подозрений и страхов - для его гордого духа это было стократ хуже смерти.

Стоя над рекой и глядя вниз, где глубокие прозрачные воды катились так нежно и плавно у его ног, он всей душою жаждал охладить лихорадку воспаленного мозга, бросившись в их прохладную глубину. Впрочем, Сен-Клер отогнал эти мысли, подсказанные искусителем рода человеческого, и, отчасти презирая себя за то, что принимает близко к сердцу измену лживой женщины, повернулся спиной к потоку и возвратился к себе в шатер. Когда он уже готов был войти, чей-то голос шепнул ему на ухо:

- Остерегайся полковника Перси! Это говорит тебе друг.

часов прогнали дрему от его подушки. Все же в конце концов изнемогающая от усталости человеческая природа нашла прибежище в кратковременном забытьи. Едва милосердное забытье избавило графа от горестей, снаружи раздался протяжный и необычайно пронзительный свист. Эндрю, который до этой минуты, казалось, крепко спал в уголке, тотчас осторожно встал и, взяв небольшой фонарь, на цыпочках подкрался к хозяйской постели. Приблизив свет к самым его глазам и убедившись, что граф действительно спит, паж завернулся в зеленый клетчатый плед и бесшумно покинул шатер. Снаружи стоял человек - судя по синей куртке и форменной шляпе, тот самый, кто похитил Эндрю около месяца тому назад. Не произнеся ни слова, они зашагали, а вернее, крадучись двинулись к ближайшей рощице. Лакей шел впереди, знаками побуждая Эндрю следовать за собой. Здесь к ним присоединился еще некто в плаще. Все трое двинулись вниз по течению реки, и через несколько минут растущие вдоль берега деревья совершенно скрыли их из виду.

Примечания

981

Рас (на амхарском это слово означает «голова» - титул, присваивавшийся губернаторам крупнейших провинций) Микаэль Сэхуль (1691-1779) был фактическим правителем Абиссинии при нескольких негусах подряд. Шарлотта, вероятно, читала о нем в записках шотландского путешественника Джеймса Брюса (1730-1794).