| Авторы: | Шотландия (общая), Бёрнс Р. |
| Категория: | Воспоминания/мемуары |
| Связанные авторы: | Дефо Д. (О ком идёт речь) |
Вальтер Скотт знакомится с Робертом Бернсом, 1787 год
Сэр Вальтер Скотт
Шестнадцатилетним подростком Скотт повстречался с уже прославленным поэтом в эдинбургском доме Аллана Фергюсона, профессора этики и философии. Об этой встрече Скотт вспоминал со свойственными ему обстоятельностью и вниманием к деталям.
Мне было всего пятнадцать лет в 1786-1787 году, когда он впервые появился в Эдинбурге, но я хорошо понимал и чувствовал, какой огромный интерес представляют его стихи, и готов был отдать все на свете, чтобы с ним познакомиться. Но у меня было слишком мало знакомых среди литературного люда и еще меньше - среди знати западных округов, то есть в тех двух кругах, где он больше всего вращался… Все же я его увидел у всеми уважаемого, ныне покойного, профессора Фергюсона, где собралось много известнейших литераторов и ученых…
Разумеется, мы, молодежь, сидели молча, смотрели и слушали. Особенно меня тогда поразило в Бернсе то впечатление, которое на него произвела гравюра Бенбери, где был изображен мертвый солдат на снегу и рядом с ним - с одной стороны - его несчастный пес, с другой - его вдова с ребенком на руках. Под гравюрой были написаны строки, кончавшиеся так:
На Бернса очень сильно подействовала эта картина, вернее - те мысли, которые были вызваны ею. У него на глазах заблестели слезы. Он спросил, чьи это стихи, и случайно никто, кроме меня, не вспомнил, что это строки из полузабытой поэмы Лэнг-хорна под малообещающим заглавием «Мировой судья». Я шепнул это одному из знакомых; и он тотчас передал мои слова Бернсу, наградившему меня взглядом и словами, которые хотя и выражали простую вежливость, но и тогда доставили мне чрезвычайную радость и теперь вспоминаются с удовольствием.
его облик, но мне кажется, что он несколько измельчен, словно виден в перспективе. Думаю, что у него были гораздо более крупные черты лица, чем на портретах.
Если бы мне не было известно, кто он такой, я бы принял его за очень умного фермера старой шотландской закваски, не из этих теперешних землевладельцев, которые держат батраков для тяжкого труда, а за настоящего «доброго хозяина», который сам ходит за плугом. Во всем его облике чувствовался большой ум и проницательность, и только глаза выдавали его поэтическую натуру и темперамент. Большие и темные, они горели (я говорю «горели» в самом буквальном смысле слова), когда он говорил о чем-нибудь с чувством или увлечением. Никогда в жизни я больше не видел таких глаз, хотя и встречался с самыми выдающимися из моих современников. Его речь была свободной и уверенной, но без малейшей самонадеянности. В обществе ученейших мужей своего времени и своего века он выражал свои мысли точно и определенно и вместе с тем без всякой назойливости и самоуверенности, а расходясь с кем-либо во мнениях, он, не колеблясь, защищал свои убеждения твердо, но притом сдержанно и скромно[9].
Примечания
9
Перевод Р. Я. Райт-Ковалевой.