Альбер Камю. Записные книжки

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Иностранная литература (общая)
Категория:Критическая статья
Связанные авторы:Камю А. (О ком идёт речь)


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Альбер Камю. Записные книжки.

Тема. Перед нами рассуждения философа о существовании или о Бытии. Особо речь идет о положении человека в Бытии, его возможностях и потребностях осмысления существования. В "Записных книжках" повсюду встречается мотив безсмысленности существования, лишенного Бога. Это как бы отправной пункт размышлений философа. Но констатация безсмысленности такого существования - не цель, а начало пути. По словам Альбера Камю, любопытно не само открытие, а его последствия - ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ, которые из него вытекают" ( так он писал в рецензии на роман "Тошнота" ).

Альбер Камю предлагает нашему вниманию умозаключения и размышления человека, не принимающего мысль о Боге. По мнению этого человека, смысл жизни могла бы придать именно УВЕРЕННОСТЬ В БОГЕ, которая "привлекательней безнаказанной возможности поступать дурно". Но такой уверенности в описываемый момент у человека еще нет, и он пускается в поиски философских констант в лишенном творца, лишенном смысла мире.

"Записных книжках" Камю описывает порой самые ужасающие, самые отвратительные примеры человеческого поведения ( напр., убийство пьянчужки в грязном квартале под католическое Рождество ). С особым любопытством Камю наблюдает за действиями российских революционеров и за действиями противостоящих им представителей власти, которые кажутся Камю не менее абсурдными, чем преступления первых. Так, "Дмитрию Богрову, убийце Столыпина, была оказана милость - дано разрешение быть повешанным во фраке". В статье с названием "Размышления о гильотине" Камю описывает сюжет с публичной казнью как логичное проявление абсурда на уровне государственном.

"А судьи кто?" - спрашивает вслед за русским классиком Альбер Камю. В "Записных книжках" он указывает на тесное переплетение революционеров и осведомителей в абсурдном - а значит отвечающим его теории - клубке, где каждый жалит предыдущего. С одной стороны, Камю претит цепочка убийств, рассыпанных по истории народов Европы. С другой стороны, он не принимает и миролюбия анархиста-толстовца, написавшего на двери во время оккупации: "Кто бы вы ни были, добро пожаловать" ( причем пожаловали полицейские-фашисты ). О самом Толстом Камю пишет так: "Во время суда над Шибуниным Толстой выступил защитником этого несчастного солдата, ударившего офицера, а когда Шибунина приговорили к казни, ходатайствовал о помиловании через свою тетку, которую просил обратиться к военному министру. Министр ответил, что не может ничего предпринять, потому что Толстой забыл указать название полка. Тетка написала об этом Толстому, но на следующий день после того как пришло ее письмо, Шибунин был казнен по вине Толстого". В связи с этим нужно заметить: хороша Россия, где происходят такие несообразности!

Оба явления - две стороны действительности, которую не принимает Камю. Камю в связи с этим размышляет о бунте: " .. бунт.. есть требование невозможной прозрачности сущего. В каждый очередной миг он ставит мир под вопрос.. бунт есть убежденность в давящем гнете судьбы за вычетом смирения, которое должно было бы этой убежденности сопутствовать", - пишет он в "Мифе о Сизифе".

Он не сам виноват в сложившейся ситуации. Ведь всякий раз герой Альбера Камю просыпается в атеистическом обществе, обезбоженном мире, где о Боге принято говорить, покачивая головой. Со скепсисом, с сраказмом, с иронией, гордо. Поэтому Камю не причисляет себя к ряду спекуляций о Боге - он говорит больше об абсурде мира. Ведь иначе он мог бы оказаться в положении интеллигента в атеистическом лагере, где невежественный надзиратель измывался бы над ним: "Все книжки читаешь! Ты, значит, умник".

"Записной книжке" цитату из Сент-Бева: "Я всегда полагал, что если бы люди хоть на минуту перестали лгать и высказали вслух то, что думают, общество бы не устояло". Однако писатель понимает, что борьба с нравами и представлениями современного буржуазного общества - вещь неблагодарная.

писатель находит гармонию, которую он напрасно искал в буржуазном обществе.

"Долгая прогулка. Холмы на фоне моря. И ласковое солнце. Белые соцветия шиповника. Крупные, насыщенно-лиловые цвет ы. И возвращение, сладость женской дружбы. Серьезные и улыбающиеся лица молодых женщин ( которые ближе к миру природы, нежели к клубку общественных обманных взаимоотношений ). Ни одной фальшивой ноты. Я связан с миром каждым моим движением, с людьми - всей моей благодарностью. С вершины холмов видно, как после недавних дождей под лучами солнца над землей поднимается туман.. я чувствовал, что этот чудесный день озарен солнцем. Доверие, солнце и белые домики, едва различимые оттенки. О, мгновения полного счастья, которые уже далеко и не могут рассеять меланхолию, одолевающую меня по вечерам.. Как красивы женщины в Алжире на склоне дня".

купола и берега Арно. Удивительное описание касается маленького дворика в монастыре Сан-Франческо во Фьезоле. Нельзя даже сравнивать эти величественные картины с образцами человеской мысли, вылившимися в те или другие общественно значимые формы

"Миф о Сизифе" писатель призывает читателя вслед за собой в мир разрушенных декораций человеческого общества - ведь, согласитесь, "бывает, что декорации рушатся. Утреннее вставание, трамвай, четыре часа в конторе или на работе, еда, трамвай, четыре часа работы, еда, сон, и так все, в том же ритме, в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу, субботу.. Но однажды вдруг возникает вопрос:зачем?" Альбер Камю признается, что испытывает те же чувства, что и герой романа Жан-Поля Сартра "Тошнота" - тягостное замешательство перед безчеловечным в человеке, невольную растерянность при виде того, чем мы являемся на самом деле. Так же, как герой Сартра, Альбер Камю переживает сильное разочарование в "земной науке", которая "не дает ничего, способного уверить меня в том, что этот мир мне принадлежит.. С помощью науки я могу опознать и перечислить явления, но никак не могу освоить мир.. тьма иррациональных вещей громоздиться вокруг ( сравните с мыслями Сартра о "хрупких преградах", возведенных учеными )". Иногда Камю проявляет себя в этом эссе как простой нигилист - утверждая, что отрицание для экзистенциалистов и есть Бог, иногда - как гностик - когда он говорит: "Я не знаю, есть ли у этого мира превосходящий его смысл. Но я знаю, что мне этот смысл неведом и что сейчас у меня нет возможности его понять". Перед вами - полное отчаяние человеческого разума, дерзнувшего угадать замысел творца, не справившегося с этой задачей и погрузившегося в грустные размышления: "Будь я деревом среди деревьев, кошкой среди животных, эта жизнь имела бы смысл, или, точнее, сама эта проблема не имела бы смысла, ведь я составлял бы частицу мира".

Камю не принимает установок общественной морали современного буржуазного общества, которые призваны поддержать индивидуума в чащобе экономических глубин. Камю говорит о существовании в безымянном людском множестве, моментам просветления которого отвечают долгие периоды темного абсурда, насилия над личностью и подавления ее свободы. Персонажей современного общества Камю вольно или невольно сравнивает с Сизифом - "сегодня рабочий ради того же самого трудится.. Каждодневно на протяжении всей жизни, и его судьба ничуть не менее абсурдна". От констатации абсурда работы Камю приходит к констатации абсурда существования человека. Он завидует Кьеркегору, Шестову, Кафке, для которых "абсурд земного существовования в известном смысле подтверждает наличие высшей сущности". Но, по Камю, абсурд не может быть подтверждением истины, и ясно мыслящий человек в мире не должен возлагать надежд "ни на что".

С другой стороны, Камю, хотя и оппонирует христианству, не разделяет представлений вульгарной эволюции. "Мы не происходим от обезъяны, но.. стремимся превратиться в нее", - замечает писатель самокритически.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница