| Автор: | Мерсье Л. |
| Категории: | Повесть, Фантастика |
Глава двадцать шестая
ФОНАРИ
Покидая театр, мы не жалели о проведенных там часах. Вышли мы из него без всякой давки, ибо выходов было много и все они были удобны. Я видел, что улицы превосходно освещены. Фонари прикреплены были к стене и расположены таким образом, чтобы на улице не оставалось ни одного неосвещенного места; но они и не ослепляли вас с помощью металлических зеркал, столь пагубных для зрения; оптики здесь не поставляли пациентов окулистам.{130} Здесь уже не встречались те непотребные девицы,{131} с грубо нарумяненными лицами, с бесстыдными взорами и разнузданными жестами, которые, стоя у края сточных канав, наглым тоном предлагали вам удовольствия, столь же незамысловатые, сколь и низменные. Все эти дома терпимости, куда мужчины шли, краснея перед самими собой, где они унижали свою природу, втаптывали ее в грязь, здесь были запрещены. Ибо никакое упорядочение порока не способно преградить ему путь: один порок рождает другой; увы, ничто так не доказано, как эта печальная истина.[114]
Я увидел стражников, которые следили за порядком и не позволяли нарушать покой граждан в часы их отдыха.
- Вот единственный род солдат, в которых мы нуждаемся, - сказал мой спутник. - Нам уже не приходится содержать в мирное время разорительную армию. Эти сторожевые псы, которых вы некогда откармливали, чтобы в нужный момент они бросались на чужих, чуть было не сожрали хозяйского сына. Но факел войны, наконец-то погашенный, никогда не зажжется вновь. Правители соблаговолили прислушаться к голосу философа.[115] Движимые собственным интересом - сим живейшим из побудителей, они после стольких веков ошибок и заблуждений открыли сердце свое разуму. Они обратились к тем своим обязанностям, кои подсказывала им забота о безопасности и спокойствии народов, они стали видеть свою славу лишь в том, чтобы хорошо управлять собственной страной, предпочитая способствовать благополучию небольшого числа подданных, нежели тешить свое честолюбие господством над ограбленными странами, населенными людьми, чьи сердца всегда переполнены ненавистью к завоевателю. Договорившись между собой, короли определили своим владениям точные границы, и именно те, на которые как бы указала сама природа, отделив одно государство от другого морями, лесами или горами. Они уразумели, что чем менее протяженность королевства, тем лучше можно и управлять им. Мудрецы всех народов, собравшись вместе, составили общий договор, который принят был единодушно, и те принципы, кои один безнравственный человек в век железа и распутства назвал несбыточными мечтами честного человека,{132} претворены были в жизнь людьми просвещенными и добросердечными. Равным образом исчезли и пагубные перегородки, разделявшие людей по их верованиям. Каждый у нас относится к другому, как к брату. Будь он индус или китаец, но, ступив на нашу землю, он становится нашим соотечественником. Мы приучаем наших детей к мысли, что все люди вселенной - единая семья, живущая под бдительным оком всеобщего нашего отца. Такой взгляд на вещи, как видно, предпочтительнее всех остальных, ибо он распространился всюду с поразительной быстротой. Замечательные книги, написанные великими людьми, явились факелами, кои помогли зажечь тысячи других. Умножая свои знания, люди научились любить и уважать друг друга. С англичанами, ближайшими нашими соседями, нас связывают ныне теснейшие узы: два благородных этих народа забыли о взаимной ненависти,{133} бывшей не более как бессмысленным отражением личных распрей их государей. В наших науках, в наших ремеслах, да и во всем остальном мы тесно связаны между собой, и это в равной степени полезно для обеих сторон. Например, чувствительные англичанки как нельзя более подошли французам, которым присуще некоторое легкомыслие, а наши француженки поразительно смягчили меланхолический нрав англичан. Это разумное смешение наций стало плодотворным источником многих удобств и удовольствий, рождая новые идеи, которые легко воспринимаются и успешно проводятся в жизнь. И всеми этими великими переменами мы обязаны книгопечатанию,[116] просветившему людей.
Я чуть не подпрыгнул от радости и бросился обнимать того, кто сообщал мне столь утешительные вещи!
- О небо, - вскричал я радостно, - наконец-то люди достойны поднять к тебе глаза свои, они уразумели наконец, что подлинная их сила в сплочении. Теперь я умру спокойно, ибо воочию увидел то, о чем так страстно мечтал. Как сладостно покидать сей мир, видя вкруг себя одних лишь счастливых людей, которые в едином порыве, словно братья, устремлены вперед, дабы после долгих блужданий предстать перед Творцом.
Комментарии
130
…не ослепляли… окулистам. - Мерсье критикует систему уличного освещения, введенную в 1766 г. Ср.: Tableau de Paris, t. 1, p. 212-214.
131
…непотребные девицы… - По сведениям, приводимым в «Картине Парижа», по французской столице насчитывалось до 40 000 публичных женщин (Tableau de Paris, t. 3, p. 110-120).
132
…несбыточными мечтами честного человека… «Проектом вечного мира» аббата де Сен-Пьера (1713). «Несбыточными мечтами честного человека» его трактат назвал кардинал Г. Дюбуа, первый министр Франции (в период Регентства), прославившийся своей беспринципностью.
133
…о взаимной ненависти… - Имеются в виду войны за испанское (1701-1714) и австрийское (1740-1748) наследство, а также Семилетняя война (1756-1763), в которых Англия выступала против Франции и поддерживавших ее государств.
343
Подобны… не согревая. - Цитата из «Любовного послания Элоизы к Абеляру» Ш.-П. Колардо (1758).
344
(1682-1718) - король Швеции; в 1700 г. заставил капитулировать Данию и нанес поражение русским войскам под Нарвой, в 1701 г. вторгся в Литву и Польшу; в 1704 г. добился низложения польского короля Августа II. Вторичное вторжение в Россию (1708) окончилось полным разгромом шведских войск и бегством Карла в Турцию. Дальнейшие его попытки изменить положение в пользу Швеции ни к чему не привели. Своей политикой Карл XII, по словам Ф. Энгельса, «погубил Швецию и воочию показал неприступность России» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 17). Противопоставление монарху-завоевателю монарха-реформатора навеяно «Историей Карла XII» Вольтера.
345
…читает Квинта Курция… «Истории Александра Великого, царя Македонского» римского историка Квинта Курция Руфа (I в. н. э.), пользовавшейся большим успехом и в новое время. Об интересе к ней Карла XII Мерсье мог прочесть в названном выше сочинении Вольтера (кн. 1).
346
…о том молчаливом договоре… с королями… - Имеется в виду философская и юридическая доктрина, которая объясняет возникновение государственной власти соглашением между людьми, вынужденными перейти от не обеспеченного защитой естественного состояния к состоянию гражданскому («общественный договор»).
Примечания
114
Город, в котором много распутных женщин, - это несчастный город. Юноши истощаются или гибнут, предаваясь низменным, греховным наслаждениям, а когда такой молодой распутник женится, он уже совершенно обессилен и не способен оплодотворить молодую супругу; обманутая в своих ожиданиях, она горестно томится рядом с ним. Они
Колардо.
115
Карл XII{344} ибо он не знает, какую предпочесть. В этом опасном состоянии, неискушенный, обуреваемый жаждой деятельности, он читает Квинта Курция;{345} армию, он отправляется в поход. Несколько военных удач утверждают в нем эту страсть, льстящую его тщеславию. Он разоряет деревни, разрушает города, опустошает провинции и государства, низвергает правителей. Он увековечивает свое безумие и свое тщеславие. А представим себе, что ему с детских лет внушали бы, что королю надобно думать лишь о покое и пользе своих подданных, что истинная слава - это их любовь к нему; что мирный монарх, пекущийся о законодательстве и развитии ремесел, вполне стоит монарха-завоевателя. Наконец, предположим, что ему внушили правильное понятие о том молчаливом договоре, который народы вынуждены были заключить с королями;{346} что образ завоевателя предстал бы пред ним опозоренным слезами современников и осуждением потомков, и тогда эта врожденная любовь к славе обернулась бы к предметам более полезным; он употребил бы свой ум, свои знания на то, чтобы усовершенствовать свое государство, дать ему счастье; он не разграбил бы Польшу, он управлял бы Швецией. Так, одна-единственная ложная идея, попавшая в голову монарха, уводит сего монарха от истинных его выгод и составляет несчастье целой части света.
116
Оно может сослужить еще другую службу. Книгопечатание станет надежной уздой для деспотизма, ибо будет предавать гласности малейшее его злодеяние, ничего не оставляя в тайне, ибо оно увековечит все ошибки и даже слабости королей. Любая их несправедливость, будучи обнародованной, сможет стать известной во всех концах света, рождая возмущение свободолюбивых и чувствительных душ. Друг добродетели должен преклониться перед сим изобретением, злодей же пусть содрогнется при виде печатного станка, который далеко вокруг разнесет весть об его преступлениях.