О штукатуре, который поднялся в воздух и в одночасье состарился

Из сборника «Новые записки о том, что смеха достойно»

О штукатуре, который поднялся в воздух и в одночасье состарился

С давних пор ходит по свету немало историй о женщинах, покинувших мужей, или, наоборот, покинутых мужьями.

Одна такая история произошла во времена, когда подновляли старый замок в провинции Бансю. Работами ведал сам правитель тех земель, знающий толк в строительстве. Он самолично распределил плотников, штукатуров, кровельщиков и прочий рабочий люд по участкам и назначил старших над ними. Леса вокруг замка возводить не потребовалось, и работа шла быстро. Все говорили: «Когда за дело берутся с умом, работа спорится».

Вокруг замка тянулась огромная стена, одно лишь ее каменное основание достигало нескольких дзё в высоту. Дожди и ветры разрушили стену, и кое-где осыпалась штукатурка. Чтобы починить ее, надо было подняться наверх.

Рабочие долго думали, как это сделать, и наконец придумали. Смастерили небольшую четырехугольную корзину и к каждому углу привязали по толстой веревке. С помощью веревок корзину можно было свободно передвигать по стене, и, сидя в ней, штукатур без труда оказывался на нужной ему высоте. Все в один голос хвалили рабочих, но как должен был себя чувствовать тот, кому предстояло оказаться в корзине? Наверняка так, словно под ним разверзлась бездна ада. Не мудрено, что даже у самых отважных при одной мысли об этом душа уходила в пятки.

Был среди рабочих один молодой штукатур из селения Такасаго. Ему первому и пришлось лезть в корзину. Весь дрожа, бедняга обеими руками вцепился в ее края. Тотчас лоб его прорезали глубокие морщины, а волосы из черных стали белыми, будто снег. Не прошло и часа, как он превратился в дряхлого старца.

Говорят, нечто подобное случилось с одним знаменитым китайским каллиграфом,^[184] которому велено было сделать какую-то надпись под сводами дворца.

платья из темно-синего полотна с гербом. Вот до чего он переменился! Жена, увидев его, не стала убиваться от горя, лишь пожалела о том, что он вернулся домой, а вскоре и вовсе сбежала, - низкая, коварная женщина.

Таков, впрочем, у женщин нрав. Покуда муж преуспевает, жена всячески старается ему угодить, ублажает свекровь, молит богов ниспослать благополучие в дом. В хозяйстве она сверх меры рачительна и о наружности своей печется - как бы кто худого про нее не сказал. Слуг не обижает, но спрашивает с них строго, чтоб не ленились. Встает спозаранку, чтобы успеть причесаться, пока остальные не проснулись; ополаскиваясь на ночь, не ищет местечка потемнее, чтоб муж чего не заподозрил. Когда у жены такой нрав, в доме царят мир и порядок.

Но как только благополучие семьи слегка пошатнется, жена начинает мужу перечить, перестает заниматься хозяйством, то и дело бранится с прислугой и, сказавшись больной, подолгу валяется в постели. Даже по большим праздникам она ходит нечесаная. Разбрасывает посуду, с домашней утварью обращается кое-как. Черня зубы, брызгает краской прямо на дайкокубасира,^[185] палочки, которыми берут моксу, очищает прямо о порог и обдирает со стены бумагу, чтобы завернуть в нее обрезки ниток после шитья. Ей ничего не стоит сорвать первые цветы с недавно привитого дерева, а в гостиной развесить выстиранное белье. «Рано или поздно дом этот все равно перейдет в чужие руки», - думает она и нисколько не печется о порядке. Сушеную каракатицу, которую обычно приберегают для постных дней, она подает к чаю вместо печенья, поэтому каждое первое и двадцать восьмое число вся семья по ее милости занимается умерщвлением плоти.^[186] По ее же милости домашняя божница превращается в склад для писем от заимодавцев, требующих немедленной уплаты долга.

Вот и жена штукатура, как только с мужем случилось несчастье, не раздумывая сбежала из дома, чтобы, пока не поздно, попытать счастья с другим. Штукатуру меж тем становилось все хуже. До последнего часа бедняга повторял имя жены и так и испустил дух, надеясь, что она рядом.

Женщина тем временем приискала себе дружка, здорового, крепкого, молодого, и, даже не дождавшись, пока пройдут положенные тридцать пять дней со смерти мужа, вступила с ним в брак. Возмущенный подобной наглостью, отец покойного подал жалобу правителю.

Тот вызвал новоиспеченных супругов к себе и первым делом обратился к мужчине:

- По какому праву вы взяли в жены замужнюю женщину?

 Она - незамужняя. Муж ее умер.

- Умер, но все еще пребывает в этом мире, хоть и под другим именем, - возразил правитель и велел принести табличку с посмертным именем штукатура.^[187] - Как ни досадно, табличка не может дать согласия на развод. А раз такового нет, брак ваш не может считаться законным.

Поскольку женщина и в самом деле не была с первым мужем в разводе, ее признали виновной в прелюбодеянии.

Мужчина попытался вывернуться:

 Я знать ничего не знал, ее родители утаили от меня правду, - заявил он.

- В таком случае, - сказал правитель, - назовите мне имя свата. - Но никакого свата, как выяснилось, не было. Тогда правитель рассудил следующим образом:

- Вы оба повинны в тяжком преступлении, поскольку союз свой заключили без свата. Лишь в память об усопшем я не стану приговаривать вас к смертной казни. Кару же вы понесете такую: женщина должна остричь волосы и уйти в монастырь, мужчина - покинуть эту провинцию и поселиться в отдаленных краях. Родителям женщины тоже надлежит уехать из этих мест.

Так решил правитель. И было его решение поистине милосердным.

Примечания

184

«…нечто подобное случилось с одним знаменитым китайским каллиграфом…» - Имеется в виду Вэй Дань, приближенный вэйского императора Минди (226-239), славившийся каллиграфическим мастерством. Для того чтобы по приказу императора выполнить каллиграфическую надпись под сводами дворца, он был вынужден подняться в корзине на высоту 25 дзё (приблизительно 75 м). Как гласит предание, Вэй Дань вернулся на землю седым.

185

«Черня зубы, брызгает краской прямо на дайкокубасира…» - Замужние женщины в старину покрывали зубы черным лаком. Дайкокубасира - главный опорный столб, находящийся в центре японского дома.

186

«…каждое первое и двадцать восьмое число вся семья по ее милости занимается умерщвлением плоти»

187

«…велел принести табличку с посмертным именем штукатура» - В старину после смерти человек получал особое, посмертное имя, которое писалось на специальной поминальной табличке. Эти таблички хранились на домашней божнице.