Замок Трамбль.
Часть II.
XI. Клуб путешествующих комми.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Замок Трамбль. Часть II. XI. Клуб путешествующих комми. (старая орфография)

XI.
Клуб путешествующих комми.

- Бом-ле-Дам! Бом-ле-Дам! Есть ли кто-нибудь в Бом-ле-Дам? кричал резким голосом кондуктор железной дороги, открывая дверцы тех вагонов, откуда путешественники хотели выйти на этой станции.

- Мы выходим в Бом-ле-Дам, откройте; хорошо, благодарю вас.

Это сказано было одним из пассажиров второго класса; высунувшим голову из окна, чтобы позвать кондуктора.

Это был живой брюнет, с широкими плечами, с блестящими глазами, похожими на глаза сокола и белыми, острыми зубами, которые выступали еще резче от густых, черных бакенбард, окаймлявших лицо. Его волосы были жестки, черны и обстрижены под гребенку. Одет он был в костюм моряка из синяго сукна, это платье было очень поношено, но вполне опрятно, для дополнения костюма у него были в ушах серебрянные кольца, цепочка на часах филигранной, мальтийской работы, а на шее небрежно повязанный, красный фуляровый платок.

Человек знающий сейчас же принял бы его за капитана небольшой шкуны, или коммерческого судна из Леванта. Самый опытный матрос согласился бы с этим вполне.

Тем не менее, вглядевшись внимательно в этого моряка, мы может быть нашли бы в нем сходство с человеком уже известным нам.

Эти острые зубы необычайно походили на зубы кривого браконьера, который, несколько недель тому назад, продавал краденного фазана Роберту де-Ламбаку, на мосту в Сен-Жан-ле-Винь; эти смелые глаза, невольно заставлявшие опускаться те, со взглядом которых они встречались, были очень похожи на глаза Жозефа Мореля, лучшого из агентов, которые он имел обыкновение скрывать под очками разных цветов.

Капитан корабля был действительно никто иной, как Морель, посланный по особенному поручению. У него был с собою многочисленный багаж, состоявший из трех чемоданов и мешка.

Его спутник, так как он был не один, был гораздо менее обременен подобными заботами: это был высокий малый, цветущого здоровья, чисто одетый, в английской шапке на голове и с пледом под-мышкой. Большая записная книжка с серебрянными застежками, торчала из передняго кармана его жакетки, это было нечто в роде книжки с обращиками, какие возят с собой обыкновенно путешествующие комми. Все в его наружности указывало на коммерсанта, начиная от седых волос и бакенбард, и платья серого цвета, и кончая сапогами с двойными подошвами.

Несмотря на все это, я полагаю, что путешественник был никто другой, как Байе.

- Теперь вы должны быть моим рулевым, вы верно уже не раз крейсировали в этих морях и наверно знаете самые маленькия бухточки! сказал Морель, приостанавливаясь, чтобы закурить сигару, как только они вошли в багажную залу.

- Здесь ужасно холодно, прибавил он, закутываясь. Честное слово моряка, меня дрожь пробирает.

Люди, переносившие багаж путешественников в диллижанс гостинницы Колокола, делали друг другу довольные знаки.

Путешественники очень редки в Бом-ле-Даме и вдруг на счастье явился моряк, с таким обильным багажем и вдобавок заплативший за него так хорошо.

- Ну, капитан, вы произвели бы фурор на сцене, сказал Байе Морелю, пока они ехали в диллижансе, по плохой дороге, глядя на вас всякий поклянется, что вы настоящий морской волк.

Улыбка Мореля была печальнее чем обыкновенно, когда льстили его ловкости.

- Друг мой, уверяю вас, что в эту минуту я не играю роли, то-есть я хочу сказать, что я вполне и легко вхожу в роль. Я родился на берегу Средиземного моря и всегда мечтал... Но ба! к чему надоедать вам моими желаниями?

И он снова погрузился в печальное молчание.

- Господа выйдут в Колоколе? сказал лакей гостинницы, отворяя дверцы омнибуса.

В знак согласия путешественники вышли и их багаж сняли.

- Господа, угодно вам войти в кафе или в залу путешествующих коммерсантов? вкрадчиво спросил лакей, размахивая салфеткой.

Толстый господин был по его мнению несомненно коммерсант, но другой казался загадкой, которую было трудно разрешить.

Между тем Байе, имя которого на этот раз было Самсон из Гавра, немедленно решил в пользу залы коммерсантов, но лакей был все-таки в нерешимости и подойдя к двери залы конфиденциально повернулся к Байе.

- Извините, сударь, сказал он, но разве ваш товарищ также путешествует для блага коммерции? Так как в противном случае, как это иногда бывает, надо просить у этих господ позволения ввести его в залу. Это чисто одна формальность.

Байе или лучше сказать г. Самсон из Гавра начал смеятся во все горло.

- Капитан, сказал он своему спутнику, поручавшему свои чемоданы несшему их человеку, этот человек хочет знать коммерсант вы или нет! Ну, мой милый, впускайте нас, так как мой спутник ведет в своем роде еще большую торговлю, чем я.

В камине горел большой огонь, а газ ярко освещал комнату. Лакей сейчас же получил приказание приготовить им как можно скорее очень существенный ужин.

В зале кроме приезжих было всего трое или четверо.

Это были богатые купцы с запада, из Рубэ и Валансьень, или южные купцы, продавцы масла, один был чистокровный парижанин, бьющий на эффект, говорящий о лошадях, театрах и женщинах, язык которого был также аффектирован, как и забавен.

- Жар в этот день был удушливый, говорил он, стоя спиною к камину и продолжая начатый рассказ, температура положительно африканская, толпа была также велика, как в день казни на площади Ла-Рокет. Главная привлекательность этого праздника состояла в некоторого рода соперничестве между Анной де-Гранвелль, и графиней Маргаритой де-Монторни.

В эту минуту прибытие Самсона и его спутника на мгновение естественно прервало красноречие оратора, который с досадой начал мешать в камине, но его гнев быстро смягчился, при виде молчаливого внимания путешественников к его словам, в особенности же имя Маргариты де-Монторни произвело на них магическое впечатление.

Увидя производимое его словами впечатление, оратор продолжал рассказ не заставляя себя просить.

- Как я уже говорил вам сейчас, господа, этот базар в пользу бедных Безансона, имел громадный успех. Залы префектуры были набиты народом, но жар был невыносимый. Я видел множество дам падавших в обморок, я со своей стороны помог вынести пять или шесть, (по всей вероятности предлогом для этой лжи был обморок бедной Луизы), но несмотря на это молодая графиня де-Монторни выдержала до конца, смеясь со щеголями, толпившимися около её прилавка и не обращая никакого внимания на жар, точно она была саламандрой.

Нет сомнения, что она провела часть своей жизни в жарких странах, так как я не знаю известно ли вам, что графиня де-Монторни была певицей, она положительно пела в концертах.

- Уверены ли вы в этом? спросил один путешественник из Рубэ.

- Уверен ли я? Конечно. Отец Маргариты, граф де-Монторни, прогнал ее от себя в то время как разошелся с женой, поэтому ей пришлось приобретать самой средства к жизни. В настоящее время у нея громадное состояние. Я знаю о ней многое от одного моего дяди, который живет в окрестностях и у которого я прожил несколько дней в прошлом ноябре... но я вижу господа, что я один завладел камином и мешаю вам таким образом греться, пожалуйста, простите мою разсеянность, и чтобы отблагодарить за лестное внимание к рассказу, он предложил место у огня.

- Тысячу раз благодарю вас, сказал Самсон, но нам и здесь очень хорошо, правда что погода не особенно то теплая, но, скажите, я совсем не знаю этой местности, можно ли надеяться, что дела пойдут хорошо?

Этот неожиданйый вопрос мог вызвать лишь один ответ.

- Спросите у золотоискателя, отыскивающого золотую жилу, как идет его работа; каков будет его ответ? Скажет ли он вам что он такое открыл? Скажет ли вам торговец, много ли он получил барыша? Скажет ли нищий другому, где больше всего подают?

Нет! тысячу раз нет! Поэтому со стороны приехавшого было очень наивно желать получить необходимые сведения от своих конкурентов, уже успевших завладеть доверием публики.

- Дела идут очень плохо, сказал один.

- Времена пришли тяжелые, прибавил другой, просто совсем сидишь без дела.

- Это чисто проклятое место, где человек даром тратит время и деньги, вскричал третий.

- Вы не торгуете ли стальными вещами? спросил один из этих любезных джентельменов.

- Или пуговицами? сказал другой.

- Не продаете ли вы полотно или материи? спросили с легким безпокойством двое остальных.

- Нет, господа, отвечал Самсон, ничем изо всего названного вами, успокойтесь, я путешествую для совершенно новой вещи, для иностранного товара; в настоящую минуту я не прибавлю ничего больше, но даю вам слово, что мой товар не будет вам помехой. Если вы застанете меня старающимся отнять у вас хоть одного из ваших клиентов, то я позволяю вам заставить меня провезти один из ваших кабриолетов или прослушать два раза подряд обедню.

во всех больших городах Франции депо алжирских продуктов, которые он мог покупать очень выгодно, благодаря своему знанию севера Африки, а следовательно с верными шансами на успех.

Капитан очень скоро овладел разговором и пересыпая свою речь морскими выражениями и преувеличенными жестами, благодарил за любезный прием.

Он говорил что ему крайне нравится эта местность, что женщины, которых он видел мельком, показались ему хорошенькими, что единственно ему не понравилась температура. Но это ничего не значило. Стакан теплого грога или пунша все поправит.

- Кстати, о пунше, прибавил он, не позволите ли вы мне господа иметь честь предложить вам пунша?

- Отчего же, сделайте одолжение.

На эту просьбу отвечали любезным согласием и новый путешественник был введен в святилище аристократии тафты и мериносов.

Новоприезжий был человек с жидкими бакенбардами и с лицем оживленным холодным воздухом и несколькими стаканами бургундского.

Это был никто иной, как Бенедикт Симоне, нотариус барона де-Рошбейр.