Дрэд, или Повесть о проклятом болоте (Жизнь южных штатов).
Глава XIX. Летняя беседа в Канеме

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бичер-Стоу Г., год: 1856
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XIX.
Летняя беседа в Канеме.

В течение немногих дней семейный кружок в Канеме увеличился прибытием сестры Клейтона, - в то самое время когда Карсон, в самом лучшем расположении духа, отправился на северные морские купальни. В ответ на пригласительное письмо Нины, Анна приехала с отцом, который, по обязанностям его служения, должен был находиться в окрестностях этой плантации. Нина приняла сестру Клейтона с обычным радушием, так что Анна весьма скоро и от души полюбила будущую сестру свою, полюбила гораздо больше, чем ожидала. Если б Нина была сама гостьей, то, быть может, гордость не позволяла бы ей быть слишком любезной перед Анной, которой, впрочем, она очень хотела понравиться. Но на этот раз она была хозяйкой дома и имела мавританские понятия о гостеприимстве и привилегиях гостей; а потому беспрестанно занимала мисс Анну разговором, пела для неё, играла на фортепиано, гуляла с ней по саду, показывала аллея, павильоны, цветочный сад, прислуживала в спальне, словом, оказывала тысячи маленьких услуг, тем более очаровательных, что они делались без принуждения. Кроме того, Нина, в маленьком сердце своём, дала себе клятву поколебать горделивую степенность Анны, отнять всякую возможность быть слишком серьёзной и рассудительной, наконец принудить её смеяться и резвиться. Клейтон едва удерживался от улыбки при виде успеха, которым вскоре увенчались усилия Нины. Весёлость Нины, особливо в самой сильной её степени, имела какую-то прилипчивость; она сообщалась всем, её окружавшим, и приводила их в одинаковое с ней расположение духа; так что Анна, в обществе Нины, смеялась над всем и над ничем, единственно потому, что чувствовала себя весёлою. К довершению всего, в Канему приехал дядя Джон Гордон, с его постоянно смеющимся, радостным лицом. Он был из тех неумолкаемых говорунов, которые нередко становятся неоценённым кладом для общества, потому что, так или иначе, они умеют поддержать беседу и придать ей некоторое одушевление. Вместе с ним приехала и мистрисс Гордон, или, как Нина обыкновенно называла её, тётенька Мария. Это была видная, статная средних лет женщина, весьма бы недурная собой, если б черты заботы и нервного раздражения не врезались так глубоко в её лицо. Светлые, карие глаза, прекрасные зубы, и размеры её форм, свидетельствовали, что она родилась в старой Виргинии.

-- Наконец, - сказала Нина, обращаясь к Анне Клейтон и располагаясь с ней на оттенённой стороне балкона, - наконец я отправила тётеньку Марию в комнату тётеньки Несбит, где они с таким наслаждением начнут оплакивать мою судьбину.

-- Оплакивать вас? - сказала Анна.

-- Да; меня! Вы удивляетесь, а между тем я наверное могу сказать, что для них это составляет некоторое развлечение! И как же они разберут-то меня! Пересчитают по пальцам все вещи, которые я должна бы знать и не знаю, которые должна бы делать и не умею. Мне кажется, между родными это обыкновенный способ высказать своё родственное расположение, - особливо между такими родными, как мои тётеньки.

-- Какой же цели они достигнут через это? - сказала Анна.

-- Никакой, кроме удовлетворения желанию поговорить. Надо сказать, что тётенька Мария - в высшей степени строгая и гневная домохозяйка, аккуратная до сумасбродства; в доме у неё не заведётся ни мышонка, ни букашки, ни соринки, ни пылинки; каждая минута у неё имеет своё назначение, и в этом отношении она пунктуальна, как часы. Она управляет домом с железным жезлом в руках, так что всё дрожит вокруг неё; она никогда почти не спит, так что во всякое время может сказать, сколько раз мигнула; сама ведёт счёты, сама творит суд и расправу, и готова уничтожить того, кто хоть на волос отступил от заведённого порядка. Сама кроит, сама шьёт, сама вяжет и бренчит ключами. И весь этот шум она называет домохозяйством! Теперь, как вы полагаете, что она думает о Нине Гордон, молоденькой девице, которая надевает утром шляпку, выбегает в сад, гуляет в нём и любуется цветами, пока не кликнет её тётушка Кэти - узнать приказания на текущий день?

-- А кто же эта тётушка Кэти? - сказала Анна.

-- В своём роде первый министр при моей особе, и, надо вам сказать, очень похожа на первых министров, о которых я учила в истории и которые всегда стараются поставить на своём, какие бы от их каприза ни были последствия. Так точно и Кэти: когда она подходит ко мне и так почтительно спрашивает: что угодно мисс Нине иметь сегодня к обеду? Неужели вы думаете, она действительно ожидает моего приказания? Ничуть не бывало! У неё найдётся пятьдесят возражений на каждое моё предложение. Не забудьте, иногда и у меня вдруг, ни с того, ни с другого, является желание заняться хозяйством, подобно тётушке Марии; но всё не удаётся как-то. Как только Кэти начнёт убеждать, что все мои предложения ни что иное, как верх нелепости, - и докажет окончательно, что для такого стола, какой заказываю я, не найдётся даже и провизии, я сейчас же покидаю попытку сделаться хозяйкой. А когда я скажу ей с некоторой покорностью: тётушка Кэти, что же станем мы делать? - она слегка прокашляется и прочитает целую программу блюд так быстро, как будто она составлена была ещё накануне, и, разумеется, я соглашаюсь. Что касается расчётов, то для этого есть Гарри. В деньгах я ничего не понимаю; я умею только тратить их. Я одарена на это особенной способностью. Можете же вообразить теперь, до какой степени страшное впечатление всё это должно производить на бедную тётушку Марию! Сколько вздохов теперь теряется из-за меня, сколько взглядов на небо, сколько потрясений головою! Тётушка, не шутя, то и дело твердит мне о развитии моих душевных способностей! А под этим развитием должно подразумевать чтение какой-нибудь сухой, глупой, скучной, старой книги, какие она сама имеет обыкновение читать! Что говорить? Мне нравится идея о развитии душевных способностей, - я даже уверена, что мне необходимо это развитие; но с другой стороны, я не могу отказаться от мысли, что прогулка в саду, по окрестным полям и лесам развивает и улучшает меня гораздо быстрее, чем книги, над которыми невольно дремлешь. Я смотрю на них, как на сухое сено, которое весьма хорошо, за неимением свежей травы. Ни лучше ли поэтому гулять на свободе и питаться зеленью? То, что принято называть природой, никогда не надоедает мне; про книги я не могу сказать того же самого. Согласитесь, что люди созданы совершенно различно! Одним нравятся книги, другим природа; - не правда ли?

-- Я могу привести важный факт в защиту ваших доводов, - сказал Клейтон, незаметно подошедший к спинкам их стульев во время этого разговора.

-- А я и не знала, что делаю доводы! - возразила Нина, - во всяком случае, я очень рада, если есть хотя бы что-нибудь в мою защиту.

-- Заметьте, - сказал Клейтон, - книги, имевшие влияние на мир, существующие от времён незапамятных, распространившиеся по всему пространству мира, проникнувшие во всю глубину его, были написаны людьми, которые углублялась более в природу, чем в книги; которые, употребляя ваши слова, питались зеленью, а не сухим сеном. Гомеру, в его время, даже нечего было и читать; а между тем он оставил источники духовной пищи, неиссякаемые для многих веков и поколений. Не думаю даже, что и Шекспир был большой любитель чтения.

-- Неужели же ты полагаешь, - сказала Анна, - что для нас, людей обыкновенных, которые не намерены быть ни Гомерами, ни Шекспирами, необходимо иметь две тетивы у одного лука и извлекать назидательные поучения из книг и из природы?

-- Разумеется, - сказал Клейтон, - если только будете употреблять книги надлежащим образом. Чтение, для многих, ничто иное, как род вспомоществования для ума, которое избавляет от труда мыслить за самих себя. Некоторые люди в этом отношении похожи на тощих коров фараона: они поглощают книгу за книгой и по-прежнему остаются тощими.

-- Дедушка нам говаривал, - заметила Анна, - что для библиотеки женщины достаточно иметь Библию и Шекспира.

-- Шекспир, - сказала Нина, - вовсе не нравится мне. Я говорю это откровенно. Во-первых, я не понимаю его на половину, а все говорят, что он так натурален! Я ещё ни разу не слышала, чтобы люди говорили так, как он заставляет их говорить в своих произведениях. Скажите сами, слышали ли вы когда-нибудь, чтоб люди говорили белыми стихами, сменяя их от времени до времени стихами рифмованными, - как это делают его действующие лица в длинных речах. Скажите, слышали ли вы?

-- В этом отношении, - сказал Клейтон, - с вами можно согласиться вполовину. Его разговоры имеют тоже самое сходство с действительной жизнью, какое имеют лица в оперных ролях. Натурально ли, например, для Нормы Беллини залиться песнью в то время, когда она узнаёт об измене мужа? А между тем вы допускаете это, потому, что этого требует свойство оперы; и потом, при этом исключении, всё остальное кажется вам совершенно натуральным делом, которому музыка придаёт особенную прелесть. Так и в Шекспире; вы не можете не допустить, что театральные пьесы должны заключать в себе поэзию, что действующие лица в них должны говорить непременно рифмами и притом со всею выспренностью поэтического чувства; при этом условии разговоры действующих лиц должны показаться натуральными.

-- Но я не понимаю очень многого, о чём говорит Шекспир, - сказала Нина.

-- Это потому, что с того времени, как он писал, многие слова и обычаи совершенно изменилась, - сказал Клейтон, - потому что в его сочинениях есть множество намёков на случаи из общественной жизни, которые теперь не повторяются, на привычки, которые давно вышли из употребления, и наконец потому ещё, что, прежде, чём понимать его, мы должны изучить его язык. Представим себе поэму на иностранном языке! Вы, не зная того языка, не можете оказать, нравится ли вам она или не нравится. А по моему мнению, в вашей натуре скрывается расположение к Шекспиру, как семя, не пустившее ростков.

-- Что же заставляет вас думать таким образом?

-- О, я вижу это в вас, как скульптор видит статую в глыбе мрамора.

-- Если будет позволено, - отвечал Клейтон, - во всяком случае, мне нравится ваша откровенность, ваше чистосердечие. Я часто слышал, как некоторые дамы восхищалась Шекспиром, сами не зная, чем восхищаются. Я знал, что они не имели ни настолько опытности в жизни, ни на столько привычки заглядывать в человеческую натуру, чтоб уметь оценивать достоинство и красоты этого писателя; восхищение их было чисто-поддельное; они считали за преступление не восхищаться им.

-- Благодарю вас, сэр, - сказала Нина; - что вы находите смысл в моём нелепом суждении. Я думаю удержать вас у себя ещё долее, с тем, чтоб вы перевели все мои бессмыслицы на чистый английский язык.

-- Вам известно, что я совершенно в вашем распоряжении, - сказал Клейтон, - вы можете приказывать мне, что вам угодно.

В эту минуту внимание Нины было привлечено громкими восклицаниями с той стороны господского дома, где расположены были хижины негров.

-- Убирайся прочь! Нам не нужно твоего хлама. Нет! Нет! Мисс Нина тоже не нуждается в тухлой твоей рыбе. У неё довольно негров, чтоб наловить свежей, если захочет!

-- Кто-то там напрасно произносит моё имя, - сказала Нина, подбегая к противоположному концу балкона. - Томтит, - продолжала она, обращаясь к этому юноше, который лежал на спине и грелся на солнышке, в ожидании, когда его кликнут чистить ножи, - скажи, пожалуйста, что там за крик?

-- Это, мисс, скоттер, - отвечал Томтит, - пришёл сюда сбыть какую-то дрянь. Мисс Лу говорит, что их не должно баловать, и я сам того же мнения.

-- Пошли его сюда, - сказала Нина, которая, частью из сострадания к ближнему, частью из желании противоречить, решилась оказывать бедным скоттерам покровительство при всяком случае. Томтит побежал и вскоре подвёл к балкону человека, оборванное платье которого едва прикрывало наготу. Его щёки были сухи и впалы; он стоял перед Анной согнувшись и как бы стыдясь своей наружности; не смотря на то, для всякого было заметно, что при лучшей одежде, лучшем положении в обществе, он мог бы показаться красивым умным мужчиной.

-- Что ты просишь за эту рыбу? - спросила Нина.

-- Что пожалуете.

-- Где ты живёшь? - продолжала Нина, вынимая кошелёк.

-- Моё семейство приютилось на плантации мистера Гордона.

-- Почему ты не приищешь постоянного места?

При этом вопросе, скоттер бегло посмотрел на мисс Нину и потом сейчас же принял обычное, томное выражение.

-- Не могу приискать работы, не могу достать денег; нашему брату ничего не дают.

-- Ах, Бог мой! - сказал дядя Джон, случайно подслушавший этот разговор. - Да это должно быть муж того замогильного призрака, который недавно появился на моей плантации. Пожалуйста, Нина, заплати ему, что просит: ты отсрочишь от семьи его час голодной смерти.

Нина исполнила приказание дяди, щедро заплатила скоттеру за рыбу и отпустила его.

-- Теперь, - сказала Нина, - я уверена, что всё моё красноречие не убедит Розу приготовить рыбу к обеду.

-- Почему же нет; если вы прикажете ей? - сказала тётушка Мария, которая уже спустилась на балкон.

-- Почему? Потому, что скажет: я не имею расположения готовить её.

-- Мои слуги к этому не приучены! - заметила тётушка Мария.

-- Я с вами совершенно согласна, - сказала Нина.

-- Жене этого мужа и детям понравилась моя плантация, - сказал мистер Гордон со смехом, - а потому, Нина, заплатив ему за рыбу, ты избавила меня от лишних расходов.

-- Это правда, правда! Мистер Гордон из таких людей, которые готовы навешать себе на шею всех нищих! - сказала мистрисс Гордон.

-- Что же мне делать? Неужели можно равнодушно смотреть на несчастного, который умирает с голоду? Если б общество можно было совсем переделать, тогда бы ещё была надежда, что участь этих людей улучшится. Голова должна управлять руками, но в том-то и беда, что у нас руки не слушают головы, и, посмотрите, что из этого выходит?

-- Кого же вы подразумеваете под словом голова?

-- Кого? Конечно верхний слой общества! Нас, воспитанных людей! Мы должны иметь безграничное влияние на рабочие сословия и управлять их действиями, как голова управляется действиями рук. Рано или поздно, но надобно прийти к этому результату, - другие постановления не возможны. Сословие скоттеров не может заботиться о себе, а потому должно быть постановлено в такое отношение к нам, чтобы мы о нём заботились. Как вы думаете, какое значение имеет в их понятиях слово " свобода"? Звук, - ни больше, на меньше как пустой, ничего не значащий звук; - они подразумевают под этим - свободу быть голодным и нагим, вот и всё. Не могу понять, каким образом люди привязываются к одним только словам! Я уверен, что этот же самый человек, этот нищий, страшно освирепеет, если его припишут к моим неграм; не смотря на то, что он и его дети рады-радёшеньки объедкам хлеба, которые упадут со стола невольника! Не могу надивиться, почему человек, называемый ещё разумным животным, имея подобный пример перед собою, может очертя-голову восставать против невольничества. Сравните только свободное рабочее сословие с нашими неграми! О Боже! до какой степени заблуждаются люди в этом мире! У меня не достаёт терпения, особливо в такое знойное время! - и мистер Джон отёр своё лицо белым шёлковым платком.

-- Всё это прекрасно, дядюшка Джон, мой милый, старый джентльмен! - сказала Нина. - Но я вам одно должна сказать: вы столько не путешествовали, сколько я, и потому ничего не видели.

-- Нет, дитя моё! Благодарю Господа, что нога моя не переступала границ невольнических штатов, и, надеюсь, никогда не переступит, - сказал дядя Джон.

-- А не мешало бы вам посмотреть на рабочее сословие в Северных Штатах, - сказала Нина. - Там, начальники штатов часто избираются из тех же фермеров, которые трудятся вместе с своими работниками. Там голова и руки действуют заодно, и та ещё не большая голова, которая приводит в действие пятьдесят пар рук. За то и работа там идёт не так, как у нас! Вы только посмотрите на наши плуги и сохи! Смех берёт, когда случается взглянуть на них. Там земледельческие орудия точно игрушки, а у нас в одной лопатке фунтов десять весу.

-- Разумеется! Здесь, если они недостаточно тяжелы, чтоб углубляться в землю от собственной своей тяжести, то наши ленивые негры ничего с ними не сделают. Они в одно утро переломают дюжину лопаток, купленных от янки, - сказал дядя Джон.

-- Неправда, дядюшка, позвольте мне сказать, как делают это в Северных Штатах. Однажды я отправилась с Ливи Рэй в Нью-Гэмшпир провести там каникулы. Отец Ливи, фермер, проводит часть дня к работе вместе с своими людьми; пашет землю, копает её, сеет и садит, - а, между тем, он чуть-ли не первое лицо в штате. У него великолепная ферма, на которой всё в отличном порядке; его сыновья с двумя-тремя наёмными работниками содержат её лучше всякой нашей плантации. Мистер Рэй очень много читает, имеет превосходную библиотеку, и во всех отношениях такой джентльмен, каких вы редко встретите. Там нет ни высшего, ни низшего сословий. Там все трудятся, и все, по-видимому, счастливы. Мать Ливи имеет прекрасный огород, оранжереи и двух сильных женщин, которые помогают ей работать. В доме всё так мило, и в течение большей части дня всё в нём так опрятно, чисто и тихо, что вы бы подумали, что живущие в нём ничего не делают. Мне кажется, это гораздо лучше, чем обращать рабочие сословия в невольников.

-- Подумаешь, право, как умно рассуждают молоденькие леди! - воскликнул дядя Джон. - Без сомнения, для Нью-Гэмпшира наступает вечное блаженство! Но, скажи пожалуйста, моя милая, какую же роль во всём этом разыгрывают молоденькие леди? Мне кажется, твоя особа насколько не улучшилась!

-- О, что касается меня, то я только исполняю моё призвание, - сказала Нина, - я стараюсь просветить тупых, сонных старых джентльменов, не выезжавших никуда из штата, в котором родились, и не знающих, что им делать. Я действую на них в качестве миссионера; а этого труда для меня весьма достаточно.

-- Я знаю только одно, - сказала Мария, - что я величайшая невольница из всех скоттеров и негров. Во всех моих людях, кроме меня, нет ни души, кто бы позаботился из них о себе или о своих детях.

-- Надеюсь, упрёк этот до меня не касается, - сказал дядя Джон, пожав плечами.

-- Если говорить правду, так ты насколько их не лучше, - возразила мистрисс Гордон.

-- Так и есть! я этого ждал! - воскликнул дядя Джон. - Клянусь честью! непременно приглашу проповедника: пусть он прочитает тебе правило об обязанностях жён!

-- И мужей, прибавьте, - сказала тётушка Мария.

-- Да, да! - воскликнула Нина. - Я бы сама хотела познакомиться с этими правилами.

Нина часто говорила не подумав: дядя Джон лукаво посмотрел на Клейтона. Нина не могла воротить своих слов. Она вспыхнула и поспешила переменить разговор.

-- Во всяком случае, я знаю, что тётушкина жизнь гораздо тяжелее жизни всякой домохозяйки в свободных штатах. Мне кажется, чтоб нанять слугу, для исполнения всех ваших работ, достаточно башмаков., которые вы изнашиваете, преследуя негров. Там все такого мнения, что леди Южных Штатов ничего не делают, как только лежат на мягкой софе; никто и верить не хотел, когда я говорила, что у наших леди столько хлопот; что и вообразить нельзя.

-- Однако твои хлопоты, Нина, тебя не очень изнурили, - сказал дядя Джон.

-- Они изнурят, если вы дядюшка не будете вести себя лучше. Старание исправить мужчину убьёт хоть кого.

-- Что касается меня, - сказала тётушка Мария, - то я знаю только одно: я была бы рада отделаться от негров. Иногда жизнь кажется мне таким бременем, что право не стоило бы хлопотать из-за неё.

-- Неправда, мой друг, неправда, - сказал дядя Джон, - при таком очаровательном муже, как твой, который старается устранить от тебя всякого рода заботы, жизнь ни под каким видом не должна быть в тягость.

-- Позвольте, - сказала Нина, вглядываясь в даль дубовой аллеи, - что там такое? Не я буду, если это не старый Тифф с своими детьми!

-- Кто этот Тифф? - спросила тётушка Мария.

-- Старик, - сказала тётушка Несбит, - из числа тех несчастных семейств, которые поселились где-то около сосновой рощи... Ничтожные создания... Не знаю почему, у Нины есть расположение оказывать им покровительство.

-- Поступи с ней, как дядя!

-- Перестань, сделай милость, - сказал мистер Гордон, - берегись; иначе, я сам расскажу про тебя. Не сама ли ты отправила корзину с провизией к несчастным скоттерам и бранила меня за то, что я принимаю в них участие.

-- Бранила! Мистер Гордон, я никогда не бранюсь!

-- Ах, извините, я хотел сказать, что вы упрекали меня!

сидела в эту минуту в полном самодовольствии. Между тем Нина выбежала в аллею и вступила в откровенный разговор с старым Тиффом. Возвращаясь на балкон, она не поднималась, но прыгала по ступенькам, в необычайном восторге.

-- Дяденька Джон! Какая радость предстоит нам! Вы все должны ехать! Непременно! Как вы думаете, какое удовольствие ожидает нас? Милях в пяти отсюда намечается собрание под открытым небом. Поедемте... пожалуйста! Все, все!

-- Вот это кстати, - сказал дядя Джон. Я сейчас же поступаю под твои знамёна! Я готовь во всякое время к восприятию всего лучшего. Кто хочет, тот может пересоздать меня во всякое время.

-- Нет, дяденька Джон, - сказала Нина, - пересоздать вас трудно. Вы похожи на громадную рыбу, которая очень больно кусается; не успеют её вытащить на берег, как она захлопает хвостом и только думает, как бы снова нырнуть в воду, и снова предаться прежним грехам. Я знаю по крайней мере трёх проповедников, которые надеялись поддеть вас на удочку; но ошиблись в расчёте.

-- По моему мнению, - сказала тётушка Мария, - эти собрания приносят не столько добра, сколько вреда. Тут собираются, так сказать, подонки общества, между которыми в течение одной недели больше выпивается вина, чем в шесть недель во всяком другом месте и в другое время. Притом же на этот случай прекращаются все работы; а мистер Гордон приучил негров так, что они считают за величайшую обиду, если им не позволят делать того, что делают другие. Нет! В нынешнем году я подавлю ногой все эти причуды, и не позволю им отлучаться, кроме воскресенья.

-- Мистер Гордон! Возможно ли говорить подобные вещи? Я должна думать, что, говоря такой вздор, вы совсем выживаете из ума! - сказала мистрисс Гордон.

-- Вздор! Это, по вашему, вздор! Позвольте же сказать вам, что правдивее этих слов вы не услышите на собрании, - сказал дядя Джон. - Но оставим это... Клэйтон, вы верно поедете! Пожалуйста без отрицаний! Уверяю вас, что ваше лицо будет приличнейшим украшением этой сцены; что же касается до мисс Анны, то, я полагаю, - извинят такому старику как я, если он скажет, что её присутствие осчастливит это собрание.

-- Я подозреваю, - сказала Анна, - Эдвард боится, что его примут там за человека, который может оказать услугу собравшимся. В кругу незнакомых людей его не иначе принимают как за пастора и нередко просят прочесть молитвы, употребительные в семейном кругу.

-- Это обстоятельство в некоторой степени подтверждает ложное понятие, что отправление религиозных обрядов вменяется в исключительную обязанность наших пасторов, - сказал Клейтон. - По моему мнению, каждый христианин должен быть готов и способен принимать их на себя.

более религиозного чувства, чем под белыми, накрахмаленными галстуками и воротничками пасторов; - и потому первые должны высказывать избыток этого чувства. Я говорю не потому, что не имею уважения к нашим пасторам; напротив, они прекрасные люди, - немного тяжелы, да это не беда! Ни один из них, однако ж, не представит душе моей случая попасть прямо в рай, потому что я люблю таки иногда облегчать своё сердце крепким словцом. Да и то сказать, с этими неграми, управляющими и скоттерами, мои шансы к спасению страшно ограничены. Я не могу удержаться от перебранки, хотя бы это стоило мне жизни. Говорят, что это ужасно грешно, а мне кажется, ещё грешнее удерживаться от справедливого гнева.

-- Мистер Гордон, - сказала тётушка Мария упрекающим тоном, - думаете ли вы о том, что говорите.

бы приготовить всё в нашем доме, на случай, если какой-нибудь пастор вздумает провести с нами недельку или более; мы соберём для них сход или что-нибудь в этом роде. Я всегда люблю оказывать им уважение.

-- Постели для гостей у нас готовы во всякое время, - сказала мистрисс Гордон с величавым видом.

-- В этом я не сомневаюсь. Я хотел сказать об экстренных приготовлениях, о тучном тельце и тому подобном.

-- Согласны, - отвечал дядя Джон.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница