| Автор: | Бичер-Стоу Г., год: 1856 |
| Категория: | Роман |
Глава XLVI.
Планы Тома Гордона.
Том Гордон, между тем, начал управлять родительской плантацией, совершенно отступив от прежней кроткой, снисходительной системы. При его безграничном мотовстве, при необузданном своенравии, не было никакой возможности удовлетворить все его денежные требования. Не выходя из границ, определенных законом, он столько же обращал внимания на пути, по которым приходили к нему деньги, сколько обращает на это внимание разбойник на большой дороге. Если Том был дурной владетель негров и господин, то потому, что в душе его недоставало некоторых, необходимых качеств. Природа одарила его светлым и проницательным умом, энергичным и живым характером. Подобно многим молодым людям, он неспособен был обманывать и обольщать себя ложными взглядами на вещи. Он смело, с открытыми глазами, шёл по пути нечестия и зла; весьма мало обращал внимания на общественное мнение и еще того меньше на мнение людей благоразумных и добросовестных. Поэтому для него решительно было всё равно, что думали другие о нём самом, или о его поступках. "Поговорят, устанут и замолкнут", - в свою очередь думал он о ближних.
Слова умирающей Нины: " Берегите, Клэйтон, моих людей, скажите Тому, чтобы он не обижал их", часто приходили на память Клейтону, после отъезда его с плантации. Между этими двумя характерами существовала такая непроходимая бездна, что невозможно было допустить даже мысли о сближении.
Ожидать чего-нибудь хорошего от передачи Тому последнего желания его сестры, Клейтон считал совершенно безнадёжным. А между тем предмет этот тревожил его, не давал ему покоя. Какое имел он право скрывать такое завещание? Не обязан ли он был испробовать все средства; как бы они, по-видимому, ни были безнадежны? Под влиянием этого чувства, Клейтон сел однажды и написал Тому Гордону, в простых, безыскусственных выражениях, но со всеми подробностями, о последних минутах жизни Нины; написал в той надежде, что, если слова его не подействуют на Тома, то, по крайней мере, успокоят его собственную совесть. Смерть и могила имеют свои священные преимущества; - одна мысль о них нередко пробуждает в душе человека чувство любви, - не проявлявшееся в течение всей его жизни. Немногие обладают таким каменным сердцем, чтобы не тронуться описанием последних минут жизни тех людей, с которыми находились в самых близких отношениях... Письмо было подано Тому Гордону однажды вечером, когда, к удивлению, он был один; товарищи разъехались, между тем как легкий недуг принудил Тома остаться на некоторое время дома. Том прочёл письмо с вниманием. Он, однако же, имел слишком положительный характер, слишком много проницательности, чтоб не отгадать цели этого послания. Человек с другою душою, быть может, расплакался бы над подобным письмом, предался бы влечению сентиментальной горести, и подумал бы о своих пороках и заблуждениях. Не таков был Том Гордон. Он не любил предаваться чувствам, которые могли бы привести в движение его нравственную натуру. Он не бессмысленно вёл порочную жизнь; - напротив, делал зло с известной целью, с неутомимою энергией. Чтоб поддержать насильственное спокойствие в своей совести, он прибегал к таким средствам, которые постоянно возбуждали его организм и не допускали углубляться в самого себя. Он никогда не решался побеседовать tИte-Ю-tХte со своею совестью: решившись, раз и навсегда, следовать по пути порока, угождать плоти и дьяволу, он старался устранять от себя всё, что только могло, хотя бы на самое короткое время, произвести в его душе неприятное волнение. При всём том, он знал очень хорошо, что в том, против чего он постоянно боролся, много было прекрасного и чистого, возвышенного и благородного. Письмо Клейтона казалось факелом, который держал прекрасный ангел, освещая мрачное логовище демона. Свет этого факела был невыносим для Тома. Прочитав письмо, Том швырнул его в огонь, гневно позвонил в колокольчик и приказал подать горячий пунш и новый ящик сигар.
Том Гордон лёг в постель совершенно пьяный: шелест крыльев отлетавшего опечаленного гения-хранителя, который витал над ним во время чтения письма, не достиг до его слуха. На другой день изгладилось всякое впечатление. Том Гордон чувствовал только более сильное отвращение к Клейтону, который письмом своим произвёл в его душе столь неприятное ощущение.
В соседнем поселении Том Гордон пользовался значительною популярностью. Он решился управлять простым народом и управлял. Все неизвестные, невежественные, праздношатающиеся люди, которыми так изобилуют невольнические штаты, безусловно подчинились ему. Всегда готовые помогать ему во всех его предприятиях, всегда способные служить орудием мщения Тома его противникам, они были грозным оружием в его руках. Том был настоящим рабовладельцем. Он имел способность обнимать вопрос о невольничестве со всех сторон; изучил его от начала до конца, и решил, что при жизни его этот главный камень в основе его штата не будет сдвинут с места. Действуя против аболиционистов с неутомимой энергией и прибегая к силе там, где доводы его не имели надлежащего действия, он был грозным противником защитников негров. Он, как полагал Фрэнк Россель, был автором статьи, которая появилась в газете "Голос свободы" и которая произвела свое действие, возбудив общественное подозрение. Обстоятельство, что все его усилия отыскать Гарри оставались безуспешными, всё более его раздражало. Тщетно посылал он охотников и собак. Тщетно исследовано было болото по всем направлениям. Мысль, что Гарри ускользнул из рук его, приводила его в бешенство. До него доходили неясные слухи, что Гарри живёт в болотах у одного негра, необыкновенной энергии и силы, притон которого никто ещё не открывал, и Том поклялся отыскать его. Начиная подозревать, что некоторые из его невольников имели сношения с Гарри, он решился их обнаружить. Следствием такого подозрения была сцена жестокости и тиранства, о которой мы сказали в предыдущей главе. Варварски искаженный труп Гарка был похоронен, и Том не чувствовал ни угрызения совести, ни даже стыда. Да и зачем ему стыдиться, если прямой смысл законного постановления защищал его? Это был ни более, ни менее, как случай, во время исполнения законной власти над мятежным невольником.
-- Дело в том, Кейт, - сказал он однажды своему задушевному приятелю, Теофилу Кейту, - я решился, во чтобы то ни стало, отыскать этого бездельника. Я опубликую о нём в газетах и назначу награждение за его голову. Мне кажется, - это будет успешнее. Поставлю хорошую цифру: всё же будет лучше, чем ничего.
-- Жаль, что ты не мог поймать его живого, - сказал Кейт, - надо бы показать пример на нём.
-- А в тебе они водятся, - сказал Кейт, - это верно.
-- Водятся, это я знаю, - сказал Том. - Мне только нужен случай выказать их. Они у меня запляшут, если только жена этого мерзавца попадёт в мои руки. Попадёт; рано или поздно! Знаешь ли, что, Кейт? Мне всё думается, что Гарри имеет сообщников на нашей плантации. Они знают, где он скрывается. Например, хоть бы этот длинноносый скелет Скинфлинт, который ведёт торговлю с беглыми невольниками, - он непременно знает, где Гарри. Только эта бестия, страшный лжец, - от него ничего не добьешься. Когда-нибудь уж я подожгу его берлогу и застрелю его, если не скажет мне правду! Джим Стокс ночевал у него однажды и слышал, как Скинфлинт с кем-то разговаривал между двенадцатью и часом ночи; Джим выглянул из окна и увидел, что Скинфлинт продавал порох какому-то негру.
-- О, это не мог же быть Гарри, - сказал Кейт.
-- Разумеется нет; но кто-нибудь из шайки, в которой он скрывается. И потом - хоть бы этот Гарк. Джим говорит, что он разговаривал и отдал письмо, взятое почты, какому-то человеку, который выехал. Я думал, что мы вытянем из его старой шкуры всю правду, но не тут-то было.
-- Гокум настойчив, как и все его единоплеменники. Гарк был отчаянная голова, и хорошо, что умер; в последнее время он сделался чрезвычайно угрюмым и, вероятно, внушил другим неграм мятежные чувства. К тому же Гокуму приглянулась жена Гарка, а Гарк был ревнив.
-- Чёрт возьми! Да это настоящий роман! - вскрикнул Кейт, захохотав.
-- Теперь скажу тебе еще одну вещь, в которой намерен сделать реформу, - сказал Том, - по здешним плантациям разъезжает какой-то заморенный, слюнявый старикашка, и распространяет между невольниками мысль, что с ними жестоко обходятся. Это мне не нравится. Я намерен зажать ему рот. Я объявляю ему наотрез, что, если он появится в здешних краях, то выедет отсюда в курином наряде: я велю осмолить его и выкатать в перьях.
только о дерзости собираться вместе, трактовать о невольничестве и решаться не допускать нашего брата в свои скопища.
-- Неужели и в самом деле они намерены основать такую церковь?
-- Говорят, - отвечал Том, - только сильно ошибутся в своих расчётах! Я уже шепнул Джиму Стоксу. "Джим, - сказал я, - как ты думаешь, не понадобится ли им музыка сегодня"? Джим сразу меня понял и явится туда с парой собак, да со старыми железными тазами. Надеюсь, оркестр будет отличный. Мы поедем послушать. Сегодня обещали обедать у меня Билл Экерс, Боб Стори и Сэм Декстер. Вечерком мы и отправимся.