Хижина дяди Тома (переработка Арабеллы Пальмер).
Шестое утро. Топси

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Хижина дяди Тома (переработка Арабеллы Пальмер). Шестое утро. Топси (старая орфография)

ШЕСТОЕ УТРО 

ТОПСИ

Госпожа Пальмер (читая). Однажды, когда Офелия с утра занята была хозяйством, на лестнице послышался голос Сен-Клера:

- Сойдите, кузина, - кричал он, - я вам покажу что-то!

Это что-то была просто небольшая восьми или девятилетняя негритянка, круглые, безпокойные глаза которой бегали с робким любопытством по окружающим предметам. Сквозь полуоткрытый от изумления рот её видно было два ряда зубов поразительной белизны; волнистые волосы, разделенные на множество кос, походили на щетины ежа. На необыкновенно черном лице её рисовалась смесь остроумия и коварства, которые она старалась скрыть под серьезно-грустным выражением. На ней был безобразный балахон из грубого холста, и она стояла прямо, скромно сложив на груди руки. Несмотря на это спокойное её положение, Офелия не могла не ощутить чувства страха, полагая, что заметила в этом маленьком существе сходство с чертенком или злым духом.

- Право, Сен-Клер, я не понимаю, зачем ты привел ко мне это дитя? - воскликнула она, подымая глаза к небу.

- Для того, чтобы ты, кузина, занялась его воспитанием, - отвечал Сен-Клер с улыбкой. - Я тебя знаю, - прибавил он серьезно, - и уверен, что ты наставишь ее на путь истины.

Вскоре Топси сделалась замечательной особой в семействе Сен-Клера. Какой-то странный, неудержимый инстинкт вел ее к различным шалостям, гримасам, к карикатурному передразниванию; она могла попеременно танцовать, кувыркаться, прыгать, петь, свистать и подражать всевозможным звукам. В свободное время дети всего дома ходили вслед за нею, с постоянно новым любопытством и удовольствием; даже сама Ева, увлеченная безчисленными штуками и обезьянством Топси, стояла иногда перед нею, раскрыв ротик от изумления.

Но, сделавшись идолом детей, Топси навлекла на себя презрение и отвращение старших служителей. Против нея составился заговор; но не тревожьтесь заранее, потому что молодая негритянка присвоила себе право таинственного отмщения. Чуть кто-нибудь пожалуется на нее или донесет, что она разбила или разорвала что-либо, сейчас же у кого-нибудь из обвинительниц недостает пары дорогих серег или какое-нибудь порядочное платье пропадает или испачкано так, что никуда не годится. Все её враги, мужчины или женщины, непременно имели несчастье наткнуться на котел с кипятком и обвариться или подвертывались под поток грязной воды и испачкивали одежду. Тотчас-же производилось следствие, но виновного не отыскивали. Не раз Топси принуждена была являться пред судом девицы Офелии, но допросы выдерживала серьезно и с невинной миной, и как против нея можно было допускать одни только предположения, то она постоянно избегала наказания.

Однажды, когда Сен-Клер, лежа на бамбуковом диване галереи, курил сигару, громкие крики и страшные упреки послышались в комнате Офелии, выходившей на галерею.

- Какую же новую штуку сыграл этот чертенок Топси? - воскликнул Сен-Клер, - нет никакого сомнения, что она причиной этой возни.

В это время Офелия, в припадке сильного гнева, вошла на балкон, таща за собою Топси.

- Что случилось, кузина? - спросил Сен-Клер.

- То, что я не хочу долее мучиться с этим ребенком; терпение мое истощилось. Я заперла ее в комнате и приказала выучить один гимн; но едва я отворотилась, как она уже схватила мой ключ, который старательно был мною спрятан, отворила комод, вытащила самые лучшия ленты моей шляпки и изрезала их на платья для своих кукол. Я еще никогда не видала ничего подобного.

- Ступай сюда, обезьяна! - сказал Сен-Клер, подавая девочке знак приблизиться.

Топси приблизилась; круглые, мрачные глаза её сверкали попеременно то страхом, то упрямством.

- Зачем ты ведешь себя так скверно? - спросил Сен-Клер, который, смотря на негритянку, едва был в состоянии удержаться от смеха.

- Ужь у меня такое злое сердце, - торжественно отвечала Топси, - так сказала и госпожа Офелия.

- Разве же ты не знаешь, как заботилась о тебе и сколько труда употребила для тебя госпожа Офелия? Она уже не знает, что делать с тобою; ты сама это слышала.

- Правда, сударь! Прежняя госпожа говорила то-же самое. Конечно, она била меня крепче, вырывала волосы, колотила меня головою о дверь, но не сделала меня лучшею! Еслибы даже она вырвала у меня все волосы, было бы то-же самое, не лучше! Я очень зла, о, Боже мой, как зла! Но я ведь ничего больше, как негритянка.

занимался чтением.

- Любопытно знать, что сделает Ева, - сказал Сен-Клер кузине.

И, приложив палец к губам, он молча пригласил знаком Офелию подойти к стеклянной двери. Отдернув немного занавеску, они увидели обеих девочек сидящими на полу: Топси с своей упрямой, комической и равнодушной миной, и Еву с полными слез глазами, выражавшими нежное движение души, согретое любовью и состраданием.

- Отчего ты так зла, Топси? зачем не стараешься исправиться? разве ты никого не любишь? - спросила Ева.

- Я ничего не знаю о любви: люблю леденцы и апельсины, вот и все! - отвечала Топси.

- Но ты любишь своего отца и мать?

- У меня никогда не было ни отца, ни матери; вы это знаете, я уже говорила вам.

- А, помню! - грустно сказала Ева, - но нет ли у тебя брата, сестры, тетки или...

- Совершенно никого нет и никогда не было.

- Но, Топси, еслибы ты принудила себя быть доброю...

- Но еслибы я и захотела быть доброю, разве бы я могла быть чем-нибудь другим, кроме негритянки? Еслибы я могла снять с себя кожу и сделаться белою, тогда бы попробовала.

- Но тебя можно любить, хотя ты и черная, Топси; если бы ты была доброю, госпожа Офелия полюбила бы тебя.

На это уверение Топси только ответила смехом - коротким, беззвучным, полным горечи и недоверия.

- Ты не веришь? - спросила Ева.

- Нет, она меня не любит, потому что я негритянка. Она скорее прикоснется к жабе, чем ко мне. Никто не любит черной, черная не может сделать ничего хорошого, но я смеюсь над этим, - сказала Топси, засвистав.

- О, Топси, бедное дитя, я люблю тебя! - сказала Ева в порыве чувствительности и, опираясь маленькой, беленькой ручкой на плечо Топси, она прибавила: - люблю тебя оттого, что у тебя нет ни отца, ни матери, оттого, что ты бедная девочка, без семейства и подпоры. Люблю тебя и хотела бы, чтобы ты сделалась доброю. Я очень больна, Топси, я долго не проживу, и мне очень грустно видеть тебя такою злою: будь добра, если любишь меня! мне уже так мало остается быть с тобою!

Мгновенно налились слезами круглые, проницательные глаза маленькой негритянки и тихо покатились на руку Евы: луч веры, луч божественной любви - блеснул сквозь мрак этой языческой души. Услыхав нежные, дружеския слова своей молодой госпожи, Топси опустила голову на колена и начала плакать, рыдать, а Ева, склонившись над нею, казалась ангелом-спасителем, пришедшим искупить грешника.

- Бедняжка Топси! - сказала Ева, - разве ты не знаешь, что Иисус любит всех нас одинаковою любовью? Он любит тебя точно так-же, как и меня; но тебя Он любит гораздо более, чем я, потому что Он несравненно лучше людей. Он поможет тебе исправиться - и наконец ты пойдешь на небо, где и останешься навсегда ангелом, все равно как и белая. Подумай немного об этом, Топси. Подумай, что ты можешь сделаться одним из блестящих духов, хвалу которым дядя Том воспевает в своих гимнах.

- О, милая моя барышня! - сказала Топси с жаром: - я постараюсь, непременно постараюсь! я прежде совершенно не думала об этом.

Сен-Клер задернул занавеску.

- Моя милая Ева, - сказал он кузине, - напоминает мне покойную маму, которая часто мне говаривала: "Если хочешь возвратить зрение слепому, призови его к себе и положи на него руки".

- Но Ева не боялась!

мне спасительный урок для подражания.

- Не в первый раз поступки ребенка могут служить примером, - сказал Сен-Клер.

* * *

Госпожа Пальмер. Так как завтрашпее наше чтение будет гораздо продолжительнее сегодняшняго, то надо, милые дети, собраться нам получасом раньше обыкновенного.