"Каин" Байрона в русских переводах

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: "Каин" Байрона в русских переводах (старая орфография)

Мистерия Байрона "Каин", основанная, как известно, на библейской легенде о грехопадении, занимает выдающееся место среди произведений великого поэта прежде всего в отношении, что в ней полнее и ярче, чем в каком-либо другом из них - выражается то соединение безнадежного пессимизма с глубочайшей любовью к человечеству и чуткой отзывчивостью к незаслуженным страданиям его, которое обнимается понятием "мировая скорбь". И так как эта скорбь составляет неотъемлемую юдоль человеческого существования, то "Каин" не перестанет интересовать мыслящого человека "во все века".

Несмотря, однако, на такое значение разсматриваемой мистерии; несмотря на "взрыв восторгов с одной стороны и негодования с другой", которым встречено было это произведение на родине поэта и в другия" культурных странах Европы; несмотря на то, что в нем "муза Байрона совершила такой полет, какой не удавался ей ни в одном из своих прежних воспарений", - на русском языке "Каин" впервые был напечатан лишь через 45 лет после появления его в оригинале (1821 г), а именно - в переводе Д. Минаева, в 1866 г. В течение следующого затем почти тридцатилетняго периода были напечатаны переводы Ефрема Барышова (1881), П. А. Каленова (1883); прозаический перевод, - повидимому "коллективный", - в приложении к "Живописному Обозрению" за 1894 г., и перевод Е. Зарина (1894). Наконец, "в наши дни", за страницах несуществующого уже теперь московского журнала "Правда" за 1905 г. появился шестой по счету перевод "Каина" - Ив. Бунина, который в начале текущого года вышел с небольшими изменениями в отдельном издании.

Является ли труд Бунина ценным приобретением в русской литературе по сопоставлению с предшествующими ему переводами, и в какой мере передает он высокия достоинства оригинала?..

Для ответа на эти вопросы, - глубоко интересные в виду охарактеризованных выше свойств "Каина" - мы считаем не лишним дать сравнительную характеристику всех переводов его.

Перевод Минаева {Напечатан в первых трех изданиях Гербеля "Сочинения Лорда Байрона в переводе русских поэтов", вышедших, последовательно, в 1864--1867, 1875 и 1883 годах. Цитаты приводятся нами по последнему изданию.}, передавая содержание мистерии, говоря вообще, без искажения смысла её, отнюдь однако же не передает настроения оригинала и не дает ни малейшого понятия об изумительно-поэтической форме его.

Первые же строфы перевода производят на читателя невыгодное впечатление: в них молитвы первых людей "при восходе солнца", - написанные Байроном, как и вся мистерия, белыми стихами, - переданы Минаевым рифмованными строками. Вот первые две из этих молитв: -

                    Адам.

Слова Творцу Вседержащему!

Слава Тебе, показавшему свет.

Свет из хаоса создавшему,

Слава Тебе и привет!

{Курсив наш, как и во всех дальнейших выдержках из перевода, за исключением случаев, относительно которых сделаны оговорки.}.

                    Ева.

Слава Тебе, сотворившему

Яркое солнце в лазурной дали!

Воду от твердой земли!

Предлагаем читателю сопоставить с этими "стишками" Минаева перевод тех же молитв, сделанный Буниным:

                    Адам.

Иегова. Вечный, Мудрый, Безконечный!

Ты, кто воззвал единым мощным словом

Из мрака свет - хвала Тебе и слава!

На утре дня - хвала Тебе и слава!

                    Ева.

Иегова, Ты, кто дал нам день и утро,

Впервые отделил от тьмы, и воды

С водами разлучил, и назвал небом

Твердь между вод - хвала Тебе и слава!

В этих строках чувствуется благоговейно-торжественное настроение Адама и Евы, совсем исчезнувшее у Минаева, и не может, конечно" быть двух мнений о том, которому из двух переводов надо отдать преимущество. Приведенные нами образцы из труда Минаева далеко не худшие, чем многие другие.

Вчитайтесь, например, в следующия строки из его перевода диалога между Люцифером и Адой (в 1-м акте мистерии):

Когда бы я неправду говорил,

Поверьте мне, я не стоял бы с вами:

Следят за нами ангелы.

                    Ада.

                                        Случилось

Не то же ли, когда лукавый змей

Стал с Евой разговаривать впервые?

Едва ли кто-либо упрекнет нас в излишней резкости, если мы скажем, что такой тон гораздо приличнее какому-либо ловеласу и обольщаемой им девице, чем Байроновскоху Люциферу и Аде.

                    Люцифер.

А потому тебе я покажу

То, что мертво, как прежде показал я

На то, что никогда не умирает.

                    Каин.

Так.

Вот еще пример:

                    Каин.

                    Но ведь отец мой

Был первым на земле.

                    Люцифер.

          Да, это так,

Но первый из твоей породы - слишком

Ничтожный, чтоб последним даже быть

В среде их.

                    Каин.

Так. Но что ж они такое

Теперь?

Читая эти "стихи", так и хочется сказать:

Шли два приятеля вечернею порой

И дельный разговор вели между собой.

И из тех стихов перевода Минаева, которые не заслуживают "толь резкого осуждения, как вышеприведенные, лишь очень немногие не содержат выражений, "неуместных" в полтическомь произведении. Точно переводчик нарочно подбирал как раз наименее подходящия из тех русских значений, которые нашел в английском словарь для переводимых им слов. Рельефный пример представляет следующая строфа (акт II, сцена 2-я):

                    А вспомни приговор,

На вас лежащий со дня грехопаденья:

"Со всеми бой на смерть и жизнь, борьба.

Болезни, нищета - для всех созданий^-.

Вот и кара за вкушение плода

Запретного.

Опять для сравнения приведем передачу той же строфы в переводе Бунина:

                    Люцифер.

                              Ты забыл

Завет того, кто нас изгнал из рая:

"Борьба со всем, что дышит, смерть всему.

И всем болезни, скорби и мученья" -

Плод древа запрещенного.

Как ни плох перевод Минаева, но он может считаться драгоценностью в сравнении с переводом Барышова {Ефрем Барышов. Каин. Мистерия Лорда Байрона. Спб. 1881 г.}. Это произведение представляет собою курьез, вызывающий в читателе то смех, - то недоумение, граничащее с негодованием. В самом деле, как решился переводить мистерию Байрона человек, едва знающий английский язык и даже ухитрившийся не понять того несложного рассказа Библии, на катером построен "Каин" V! Читатель безспорно согласится с таким суровым отзывом нашим о переводчике, познакомившись со следующими рельефными оправданиями его:

Фразу Каина (в основном монологе И-го акта мистерии)

"... and can aught grieve save humanity"

т. e. ("и может ли знать печали кто-либо, кроме, людей"), Барышов - очевидно думая, что "humanity" имеет значение "гуманность", - передает следующим предложением:

Другое что внушать помимо чувств

Любви большой и состраданья к людям?

Далее, в том же акте, слова Люцифера.

And ehen Не who thrust you forth,

Because "you should not eut the fruits of life

And become goda as we". Wore those His

Words?

Барышов передает стихами:

И даже Он изгнал из рая вас

За то, что вы плодов от жизни

Вкусить и нам подобными, как мы,

Такими ж быть бога.ни не хотели.

Свидетельство в этих строках невежества автора во всех отношениях слишком ясно, чтобы еще комментировать его; но все-таки приведем, для незнающих английского языка, перевод Бунина:

... а Он лишил вас рая,

"Чтоб вы от древа жизни не вкусили

И не были, как боги". - Таковы Его слова.

Не довольствуясь искажением смысла оригинала, Барышов иногда еще "дополняет" последний своими собственными стихами. Например, во ИИ-м акте, в строфе, которую в подлиннике можно назвать величественным гимном картине звездных миров, произнесенным Каином в избытке охвативших его чувств, - вместо следующих четырех строк Байрона:

          Oh, thou beautiful

And unimaginable ether! and

And still increasing lights!..

У переводчика читаем:

                    Ах!

Как ты хорош эфир! В воображеньи

Таких картин нельзя нарисовать.

Все светлые, блестящия все массы,

И этих масс - несметное число!

И как их цвет разнообразен -

Вон синий шар, вон фиолетовый,

Вон розовый, вон желтый, вон пунцовый.

Но меньше их, чем белых - чудеса!

Конечно почтенно, что переводчик, видимо, прочел какое то популярное сочинение по астрофизике, - но про чем же здесь Байрон?!

Монолог Каина над телом убитого Авеля, от глубокого трагизма которого, при чтении его, в подлиннике, становится жутко на душе, - в переводе Барышова обратился в укоризненные увещевания подвыпившого парня, свалившого в драке своего приятеля:--

Охота же валяться на траве,

Когда тебе и спать еще не время.

Ты не шути, не смейся надо мной -

Ты испугать меня, я знаю, хочешь.

Ударил я, хотя и не легко,

Однако же не так, чтоб очень сильно.

                                                            и проч.

Просим читателя поверить, что вышеприведенные выдержки из разсматриваемого перевода не только не исключительны по своему безобразию, но что положительно нет страницы, из которой нельзя было бы извлечь подобные жемчужины.

По-истине, труд Барышова является не переводом "Каина", а глумлением над ним. И этот-то труд, вместе с топорным переводом Минаева, быль одним из тех двух источников, которыми должны были довольствоваться до 1883 года читатели, могущие знакомиться с Байроном только на русском языке.

В 1888 году вышел перевод Каленова {Каин. Мистерия Байрона. Перевод П. А. Каленова. Москва 1883 г.}, который даже и при требовательной оценке его, по нашему мнению, следует признать не дурным. В нем содержание оригинала передано, вообще говори, хорошо и во многих строфах его близко передано также и настроение последняго - во многих, но далеко однако же не во всех.

В длинном предисловии, предпосланном переводчиком своему труду, между прочим, читаем:

"Внимая тоскливым сетованиям Каина на жизнь {Курсив наш.}, невольно хочется указать ему на тесный круг любимой им семьи, в которой он мог бы найти недостающее ему удовлетворение, отдавшись исполнению своего долга во отношению к ней. Как живое выражение этой мысли о преданности своему долгу, рядом с Каином выводится в мистерии жена его Ада. Вся проникнутая верой в благость промысла, она в самом горе находит отраду, решившись вполне посвятить себя заботам о своем несчастном преступном муже, чтобы примирить его с совестью и таким образом утешить и успокоить".

Эти немножко сентиментальные строки предсказывают внимательному читателю, чего не найдет он в переводе Каленова: Тот, кто называет тоскливыми сетованиями трагическия сомнения, волнующия душу Байроновского Канва, не может войти в настроение "Богоборца", а следовательно, не может и передать его. И действительно в переводе Каленова даже самые сильные монологи Люцифера и Каина звучат вяло и не провзводят впечатления оригинала... Зато речи любящей Ады и кроткого Авеля переведены Каленовым с полным сохранением того характера, какой оне носят у Байрона.

К недостаткам перевода надо отвести встречающияся в нем слова и выражения, не подходящия для поэтической речи, как, например, "великолепно" (в оригинале - glorious); "громадный трон" (в оригинале - vast throne; в удачном переводе Бунина - "величавый престол") и т. п.

Например:

                    Люцифер.

Да. Мы с тобою и твои сыны,

Мы это испытаем... Но теперь

Смотри - не правда-ли, великолепно!..

Бунин переводит те же стихи, конечно, гораздо лучше:

Мы и твои потомки. Но взгляни:

Как все полно величия!

В первом из больших монологов, произносимых Люцифером во втором действии, Каленов употребляет совсем странное выражение, которое напечатано ниже курсивом:

. . . . . . . . . . . . . . Настанет день,

И человек, колеблемый на капле

Воды, другому человеку скажет:

"Лишь верь в меня - и шествуй по воде".

Очевидно, переводчик прибеинул к буквальному, а не к образному значению "водные хляби" выражения water-drops для соблюдения размера в стихе. Но здесь кстати сказать, что и но отношению к метрике стихосложения он не всегда безупречен, допуская негармоническое сочетание шестистопного ямба с пятистопным, как например, в следующих стихах:

                    Каин.

                              Возможно-ль это?

Светящихся червей и мошек я видал;

Они в лугах и темных рощах ночью

Блистают ярче, нежели тот мир,

Носящий их.

Типичным, как по достоинствам, так и по недостаткам перевода Каленова, можно считать монолог Люцифера, который мы приводим здесь еще и потому, что о некоторых стихах его нам придется говорить ниже, при разборе перевода Бунина.

                    Люцифер.

                    Мы - существа

Безсмертные, и сознавая это,

Дерзаем прямо в вечное лицо

И правду говорить ему, что зло,

Им сотворенное, есть зло, но блого.

Он говорит, что создал нас; хотя

Я этого не знаю и не верю -

Но пусть он создал нас, - нас уничтожить

Не может он: мы, как и он, безсмертны.

Он даже рад тому, что мы безсмертны,

Что может вечно мучить нас... Пусть мучит.

Велик он, но в величии своем

Он не счастливей нас в паденьи нашем.

Источник благости не мог бы зла создать,

А что иное кроме зла он создал?

Но пусть сидит он на своем громадном

И одиноком троне, пусть творит

Миры, чтоб чем-нибудь наполнить вечность

И заглушить тоску существованья

Он сокрушить мог самого себя,

То было б лучшим из его деяний!

Но нет - безсмертен он!

Так пусть же вечно

Живет он в тягость самому себе.

Мы, духи падшие, вы также, люди -

Мы уже тем счастливее его,

Что мы участие в других находим.

Страдая вместе, мы я сострадаем

Друг другу, и страданий наших гнет

Чрез это облегчается; но он,

В своем могуществе столь одинокий,

Своей тоской тревожною томимый,

Он лишь в одном находит утешенье

Он создает, чтоб было что разрушить.

                                                  (Каленов).

В конце нашей статьи читатель ознакомится еще с некоторыми выдержками из труда Каленова.

В 1894 году журнал "Живописное Обозрение" дал своим подписчикам, в виде безплатного приложения, "Полное собрание сочинений Лорда Байрона, в новом переводе К. Гумберта, А. Богаевской и Стальки". Перевод этот прозаический, а не стихотворный, - потому, как поясняет г. А. Михайлов в предисловии к нему, что "точно и близко к подлиннику можно переводить произведения великих поэтов почти исключительно в прозе..." Правда, при прозаических переводах неизбежно утрачивается гармония стиха, но с этим приходится мириться, желая прочитать в переводе именно то, что написал Байрон " С этими строками во многом можно согласиться, но, к сожалению, высказанное в них обещание дать читателям "именно то, что написал Байрон", отнюдь не исполнено переводчиками, которые видимо разделили свой труд не по отдельным произведениях Байрона, а по частям одного и того же произведения. Этим только и можно объяснить факт, что в разсматриваемом переводе "Каина" рядом с довольно сносной передачей (правда, - лишь в немногих случаях) трудных мест встречается много выражений и даже целых строк, не только несогласных, по смыслу, с подлинником, во и лишенных всякого смысла.

Для подтверждения сказанного укажем, например, на то, что в том длинном монологе Люцифера, который мы привели выше в передаче Киленова, переводчики переводят выражение "unparticipated solitude", т. е. "неразделенное одиночество" словами "нераздельное единство!", там же вместо слов ориганала so wretched in His height, т. e. "столь злополучный в своем величии", читаем "как злополучен он в своих высотах!"

Далее, в переводе диалога между Люцифером и Каином (во II акте, сцена 1-я) читаем:

Люцифер. Ты видел червей и миры, горящие лучезарными огнями, - что ты думаешь о них?

Каин. Они все прекрасны в собственной сфере: ночь сообщает чудную прелесть как крошечной светящейся мухе, мелькающей во мраке, так и вечному светилу в его обширном течении; она же, вероятно, и направляет движение их обоих.

Читатель видит, конечно, и не справляясь с оригиналом, что переводчики "возводят напраслину" на Байрона: не только его Каин, но и просто только здравомыслящий человек не приписал бы ночи такой чудодейственной силы, какая приписана ей в напечатанных курсивом отроках перевода...

Полагаем что приведенных примеров достаточно для того, чтобы оказать, что освобождение себя от требований поэтической формы "Каина" не помогло гг. Гумберту, Богаевской и Стальки перевести речи действующих лиц мистерии даже хотя бы только с сохранением смысла подлинника, - не говоря уже о сохранении настроения его.

* * *

Следующий затем, в хронологическом порядке перевод Зарина, без сомнения, знаком современной читающей публике более, чем другие переводы мистерии, так как он помещен в двух последних изданиях полного собрания сочинений Байрона, а именно, - в 4-м издании Гербеля (1894 г.), и затем в издании Брокгауза-Ефрона: "Библиотека Великих Писателей, 1905 г.". Первое вышло, как известно, под редакцией Д. Михайловского, а второе - под редакцией С. А. Венгерова, причем в нем мистерии предпослана статья о ней такого знатока и талантливого переводчика на русский язык иностранных поэтических произведений, как П. И. Вейнберг, который, надо думать, и одобрил выбор для упомянутого издания перевода Зарина. Таким образом, мы в праве сказать, что последний признан компетентными ценителями лучшим из всех переводов "Каина", предшествовавших труду Бунина.

В виду этого, для возможно большого обоснования ответа на поставленный нами в начале настоящей статьи вопрос, - является-ли перевод Бунина ценным приобретением в русской литературе сравнительно с другими переводами, - мы должны отнестись к разбору перевода Зарина с особенной тщательностью и не скупиться на приведение из него типичных выдержек.

Внимательное сравнение перевода Зарина с оригиналом приводит нас к заключению, что переводчик не столько заботился о передаче настроения последняго, сколько боялся отклониться от близости к прямому, иногда даже буквальному, смыслу переводимых им отдельных стихов. Связанный в преследовании этой неблагодарной и, конечно, неверно поставленной задачи требованиями метрики стихосложения и, очевидно, обладая лишь весьма скромным поэтическим дарованием, переводчик обратился, как к якорю спасения, к "паразитическим" словам в роде "вот", "вон", "ведь", "бы", "уж" и т. п., которые щедро разсыпает в своих стихах, а также и во многим недопустимым в поэтической речи выражениям... И те, и другия напечаны курсивом в приводимых нами ниже, для оправдания своего замечания, примерах.

Ада (на утренней молитве в первой сцене мистерия).

Иегова. Отец и Бог всех тварей,

Кто создал вот

Прекрасней всех, чтоб более всего,

Кроме тебя, они любимы были -

Дозволь мне их любить, - хвала! хвала!

Каин (см. действие II, сцена I).

Возможно-ль? Это тот

Синеющий кружок вон небольшой...

Каин (см. монолог его, которым открывается сцена в аду во ИИ-м акте)

Как эти необъятные миры -

(Ведь их здесь не один) - печальны, мрачны!

А между тем населены тесней,

Чем самые громадные светила

Из тех, что там, над этой тьмой неслись

С каким-то бурным визгом, и так тесно, и т. д.

В последней строфе выражение "самые громадные светила" не только не поэтично, - как с этим, конечно, согласится читатель, - но и не вяжется со смыслом предшествующих стихов. В оригинале читаем "the hage brilliant luminous orbs", т. е. "гигантские, ярко светящиеся шары", что совершенно понятно в сопоставлении с "мрачными", или "темными" мирами, о которых говорится в первом стихе этой строфы... Что же касается "бурного визга", то решительно не знаю, где услышал его переводчик, но во всяком случае - не в стихах Байрона, в которых нет ни одного слива, сколько-нибудь напоминающого это выражение.

Помимо характеризованных нами выше дефектов, перевод Зарина отличается таким построением речи, которое ни на минуту не позволяет забыть, что она - переводная. Рельефный пример находим в заключительном диалоге И-го акта между Люцифером и Адой:

                    Люцифер.

                    И вот как разделяю

Я на двое его. Не будь я так могуч,

Как говорю, как мог бы я стоять

Пред вами здесь? Ведь ангелы его

У вас в виду

                    Ада.

                    Они так точно были,

Когда и змий прекрасный соблазнял

В Эдеме нашу мать.

Правда, отмеченное нами курсивом выражение "ангелы его у вам в виду", буквально переводит слова оригинала

"His angels are within your vision"

но разве при этой буквальности перевод отвечает истинному смыслу английского текста?! Выражение же "Они так точно были" уместно в ответе солдата офицеру, а не в устах Ады

Судите сами, читатель, насколько удачнее переданы те же стихи оригинала в переводе Бунина.

                    Люцифер.

Я разделил с ним царство и владею

Еще и там, где Он не властен. Если-б

Я не был столь могуществен, то разве

Я был бы здесь? Здесь ангелы витают.

                    Ада.

Но ангелы витали и в раю,

Где говорил лукавый змий.

и из предшествовавших выдержек, - но также и войти в это настроение.

Обмен приветствий между Каином и Авелем Зарин передает так:

                    Авель.

Мир Каину. Дух Божий над тобой

Да будет брат.

                    Каин.

                    И над тобою, Авель.

...Но ведь ясно же, что Каин не мог отвечать Авелю такими словами, какие влагает в уста его переводчик, вопреки оригиналу, в котором сказано: "Abel, hail!", т. е. "Авель, здравсгвуй". В самом деле, каком образом Каин мог призывать "Дух Божий" на Авеля (что и разумеется, в словах Зарина "и над тобою, Авель"), под свежим впечатлением беседы с Люцифером, когда все существо его было более, чем когда-либо ранее, проникнуто "богоборческим настроением?!

Ниже мы приводим еще несколько выдержек из перевода Зарина, параллельно с выдержками из перевода Бунина, к характеристике которого теперь и переходим.

Для того, чтобы переводить хорошо Байрона вообще, а такое произведение его, как "Канн" - в особенности, надо обладать хорошим знанием английского языка, поэтическим талантом и широким образованием. Поэт, которого Академия Наук наградила пушкинской премией и за оригинальные его поэтическия произведения и за перевод с английского знаменитой "Песни о Гайявате" Лонгфелло, не может не удовлетворять этим требованиям. Естественно поэтому, что читатель, знакомый с названными сейчас трудами Бунина, приступить к чтению его перевода мистерии Байрона "с доверием"...

И читатель не обманется: этот перевод, несмотря на некоторые недостатки его, которые мы подробно разсматриваем ниже, обладает вполне искупающими их достоинствами: главнейшее из них - передача настроения оригинала, мы бы сказали, - в полной мере. Переводчик достиг этого как несомненною способностью испытывать те душевные состояния, которые изображает Байрон в речах действующих лиц своей мистерии, так и поэтической силой языка, передающей в сжатых выражениях ту глубину и то обилие мысли и чувства, в которых заключается обаяние произведений Байрона для читающих их в подлиннике.

Для того, чтобы читатели могли получить наглядное представление о переводе Бунина и судить о том, насколько он превосходит перевод Зарина, мы печатаем ниже три значительные выдержки из первого и соответствующия некоторым местам их стихи из последняго.

                    Каин (один).

                                        И это жизнь!

Трудись, трудись. Но почему я должен

Трудиться? Потому, что мой отец

Утратил рай. Но в чем же я *) виновен.

Рожденным быть, - родившись, не люблю

Того, что мне дало мое рожденье.

Зачем он уступил жене и змию?

А уступив, за что страдает? Древо

Росло в Раю и было так прекрасно:

Кто ж должен был им пользоваться? Если

Не он, так для чего оно росло

Вблизи его? У них на все вопросы

Один ответ: "Его святая воля,

А Он есть благ. Всесилен, так и благ.

Зачем же эта благость наказует

Меня за грех родителей? - Но кто-то

Идет сюда. По виду, это ангел,

Хотя он и суровей, и печальней,

Чем ангелы: он мне внушает страх.

Он не страшнее тех, что потрясают

Горящими мечами пред вратами,

Вокруг которых часто я скитаюсь.

На райский сад взглянуть хотя мельком,

Скитаюсь до поры, пока не скроет

Ночная тьма Эдема и безсмертных

Эдемских насаждений, осенивших

Зубцы твердынь, хранимых грозной стражей;

Я но дрожал при виде херувимов,

Так отчего ж я с трепетом встречаю

Того, кто приближается? Он смотрит

Величественнее ангелов; он так же

Прекрасен, как безплотные, но, мнится.

Не столь прекрасен, как когда-то был

Иль мог бы быть: скорбь кажется мне частью

Его души, - хотя доступна ль скорбь

Для ангелов? Но он подходит.

(Бунин).

* Курсив переводчика.

Напомним читателям, что но поводу описания Каином в этом монологе приближающагося Люцифера, один из современников Байрона, Джон Гальт, говорит: "Есть нечто духовно-прекрасное в этом изображении ужаса или предчувствия грядущого зла"... {John Galt, Esq. The life of Lord биография, напечатанная в предисловии к полному собранию сочинений поэта, изданному на английском яз. в Париже, в 1837 г. (The Complete works of Lord Byron. Paris: Baudry's European Library). - В примечаниях П. О. Морозова и С. А. Венгерова ко II-му тому "Библиотеки Великих Писателей" вышеприведенное замечание Джона Гальта ошибочно приписано Джеффри (см. стран. LXIV).} И стихи Бунина именно так и передают этот ужас Канва; тогда как Зарин влагает в уста последняго какое-то задорное самоподбадривание, особенно "подчеркиваемое" в курсивных строках следующей выдержки:--

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Кого

Я вижу там? - По виду, - это ангел,

Но с странною суровостью в своем

Духовном существе. Чего дрожу я?

Чем он страшней духов, что каждый день

Я вижу потрясающих своими

Палящими мечами, при вратах.

Где в сумерки брожу я, чтобы мельком

Взглянуть в сады, наследие мое...

Брожу, пока не ляжет тьма над этой

Оградой запрещенною с её

Безсмертными деревьями. Но если

Я не бегу от огненных мечей

Тех ангелов, зачем перед этим

Робеть бы стал? Он далеко, однако.

И т. д. (Зарин).

Обратимся к следующему монологу в переводе Бунина:

          Ева (указывая на Каина)

                    Не Господь -

Нет, это он, вот этот призрак Смерти,

Которого на свет я породила.

Чтоб он усеял землю мертвецами,

Поверг его! Да будут же над ним

Проклятье всех живущих, и в мученьях

Пусть он бежит в пустыню, как бежали

Из рая мы, пока родные дети

Не умертвят братоубийцу! Пусть

Горящими мечами херувимов

Преследуем он будет дни и ночи!

Пусть все плоды земные превратятся

В его устах во прах и пепел, - змеи

Устелят все пути его, - листву.

Где он главу усталую преклонит.

Во сне своею жертвой, на яву -

Зрит лишь одно- зловещий образ смерти!

Пусть все ручьи, когда, сгорая жаждой,

Прильнет он к ним нечистыми устами.

Ручьями крови станут. Пусть стихии

Его врагами будут! Пусть живет он

В мучениях, в которых умирают,

А смерть ему пусть будет хуже смерти!

Сгинь с глаз, братоубийца! Этот звук

Отныне мир заменит словом Каин *),

И будет ненавистен он вовеки

Для мириад сынов своих. Пусть всюду,

Где ступишь ты, трава изсохнет! Пусть

Зеленый лес тебе откажет в сени.

Земля - в жилище, прах - в могиле, солнце -

В сиянии, и небеса - в их Боге!

(Бунин).

*) Курсив переводчика.

Нам кажется, что даже очень строгий критик не найдет недостатков в передаче Буниных этого знаменитого проклятия Евы... Не помню в каком-то разборе переводов "Каина" высказывается мнение, что оно недурно передано и Зариным. Но разве можно согласиться с этим, прочтя нижеприведенные выдержки из него? Как можно "наклонить" уста? Можно ли примириться с выражением "Чтоб жизнь его была той самой мукой, с какой мы умереть должны?"...

                              Ева.

Чтоб светлые ручьи, когда он к ним

Свирепые уста наклонить *), кровью

Вдруг потекли! Чтоб об во всех стихиях

Обман или измену находил.

Чтоб жизнь его была той самой мукой.

С какой мы умереть должны, а смерть -

Еще ужасней смерти - для него.

Кто первый с ней знакомит человека!

(Зарин).

*) Курсив наш.

Перейдем теперь к разсмотрению недостатков перевода Бунина, главнейший из которых находим, например, в следующем монологе.

                              Люцифер.

                    Нет! Клянуся небом, где

Лишь он царит! Клянуся бездной, сонмом

Миров и жизней, нам *) подвластных, - нет!

Весь мир пред ним трепещет, - но не я:

Я с ним в борьбе, как был в борьбе и прежде,

На небесах. И не устану вечно

Бороться с ним... И на весах борьбы

За миром мир, светило за светилом,

Вселенная за новою вселенной

Должны дрожать, пока не прекратится

Великая нещадная борьба,

Доколе не погибнет Адонаи,

Иль враг его! Но разве это будет?

Как угасить безсмертие и нашу

Неугасимую взаимную вражду?

Он победил, и тот, кто побежден им,

Тот назван злом; но благ ли победивший?

Когда бы мне досталися победа,

Злом был бы он. Вот вас, еще недавно

Пришедших в мир, еще столь юных смертных,

Какими одарял он вас дарами?

*) Курсив переводчика в обоих случаях.

При сличении перевода с оригиналом оказывается, что вместо передачи поразительно сильных стихов Байрона:

          Through all eternity

And the unfathomable gulfs of Hades

And the interminable real me of space

And the infinity of endless ages,

All, all will I dispute.

Бунин ограничивается короткой фразой: "И не устану вечно бороться с ним".

Чем вызвано такое "сокращение", или, вернее сказать, прямой пропуск четырех стихов, который, хотя и не нарушает смысла монолога Люцифера в переводе, но лишает его полноты оригинала? При воспроизведении художественных творений, отступления от оригинала допустимы лишь в крайних случаях, обусловливаемых средствами воспроизведения. В данном случае такое условие не имеет места, что видно уже из того, что других переводчиков передача упомянутых стихов не затруднила; и Зарин, например, которым весь разсматриваемый монолог переведен гораздо хуже чем у Бунина, именно с этими стихами справился хорошо, передавая из так:

                              Люцифер.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .За все,

Что в вечности таинственной сокрыто,

В пространстве не имеющем конца,

Во мраке бездн неизмеримых Ада,

За далью безпредельною веков -

За все, за все я с ним бороться буду!

(Зарин).

К сожалению, пропуски отдельных стихов оригинала встречаются и в других местах перевода Бунина. И если, - за одним исключением, на которое сейчас укажем, - они не нарушают ни смысла, ни силы выражения передаваемых им строф, то все-таки о них нельзя не пожалеть: Байрон, ведь, не такой поэт, чтобы писать что-либо "зря", и если в той или другой из его строф можно обойтись без некоторых его стихов, то всегда верно сказать, что еще лучше не пропускать их.

Совершенно уже недопустимый пропуск сделан Буниным в приводимом ниже диалоге между Люцифером и Каином (во 2-й сцене II-го акта:--

Но подойди к прекраснейшему в мире

И приглянись к нему.

                              Каин.

                                        Я это делал:

Вблизи оно еще прелестней.

                              Люцифер.

                                        Нет,

Тут есть обман. Скажи о ком ты думал?

                              Каин.

Я думал о сестре моей. Все звезды,

Вся красота ночных небес, вся прелесть

Вечерней тьмы, весь пышный блеск разсвета.

Вся дивная пленительность заката,

Когда следя за уходящим солнцем,

Я проливаю сладостные слезы

И, мнится, вместе с солнцем утопаю

В раю вечерних легких облаков,

И сеть лесов, и зелень их, и голос

Вечерних птиц, поющий про любовь.

Сливающийся с гимном херувимов,

Меж тем, как тьма уж реет над Эдемом,

Чтоб созерцать ее, я отвращаю

Глаза свои от неба и земли.

                              Люцифер.

Но если ты владеешь существом

Столь дивной красоты, то почему

Несчастен ты?

Читатель, который, - если он даже и не знает оригинала, - вошол в настроение Байроновского Люцафера и уловил его "манеру" говорить, не может не заметить, что вопрос его Каину, - "Но если ты владеешь существом и т. д.".... поставленный Буниным прямо после поэтического монолога Каина о красоте Ады, является неожиданным. Получается впечатление, как будто бы Люцифер, вынужденный, но не желающий признать, что эта красота не есть обман, "отыгрывается" вопросом, почему же Каин в таком случае несчастен. Ясно, что Байрон такой несообразности допустить не мог, и в переводе она является потому, что Бунин пропустил следующую часть диалога:--

Lucifer. Tie fair as frail mortality,

In the first dawn and bloom of young creation,

And earliest embraces of earth's parents

Can make its offsprings; still it is delusion.

Cain. You think so, being not her brother

Lucifer.   Mortal!

My broothcrhood'e with those who have no chilidren

Cain. Thon thou canst have no fellovrship with us.

It may be that thine own shall be for me...

принадлежа праху, сохраняется только во цвете молодости Ады, а современем поблекнет). Кроме того, в этих же строках Люцифер, как бы мимоходом, высказывает мысль, - повторяемую им "при каждом случае" в беседе с Каином, - о том, что все творения Создателя с течением времени лишаются своего первозданного совершенства: Ада прекрасна, как первый плод земной любви, рожденный от первосозданных людей. Здесь ясна мысль, хотя и не высказанная прямо, что потомки их уже не будут рождаться такими же прекрасными как они Мысль эта передана в переводе разсматриваемых стихов Заринымь не совсем удачно, а Каленовым, по нашему мнению, хорошо: -

                    У Зарина:

                    В нем столько красоты.

Как первые родители

Своих объятий первых и во цвете

Их смертности, могли дать своему

Рождению. Но это все ж обман.

                    У Каленова:

Как первый плод земной любви, рожденный

От первосозданных людей, прекрасна,

Насколько в блеске молодости может

Быть прах прекрасен - эта красота

Дальнейшая пропущенная Буниным часть диалога передана Каленовым так:

                              Каин.

                              Ты не брат ей,

А потому так судишь.

                              Люцифер.

С духами безплотными.

                              Каин.

                                        Так с нами

Ты за одно не можешь быть.

                              Люцифер.

Быть может, мы с тобою за-одно.

Этот перевод хотя и не совсем хорош, но все-таки верно передает значительную мысль, высказанную Люцифером, - и жаль, что Бунин почему-то "утаил" эту мысль от своих читателей.

Перейдем теперь к указаниям на неверности и более или менее значительные неточности, допущенные в разсматриваемом переводе, и начнем с того "истинно сатанинского!" монолога Люцифера в И-м акте, которым он отвечает на вопрос Каина: "А мы с тобою - кто мы".

                              Люцифер.

Дерзнувшия сознать свое безсмертье,

Взглянуть в лицо всесильному Тирану,

Сказать Ему, что зло не есть добро.

Он говорит, что создал нас с тобою -

Что это так - но если он нас создал,

Он нас не уничтожит: мы безсмертны!

Он должен был безсмертными создать нас,

Чтоб мучить нас: пусть мучит! Он велик,

Чем мы в борьбе. Зла не рождает блого,

А он родит одно лишь зло. Но пусть

Он на своем престоле величавом

Творит миры, чтоб облегчить себе

Пусть громоздит на звезды звезды: все же

Он одинок, тиран безсмертный. Если б

Он самого себя мог уничтожить,

То это был бы лучший дар из всех

пусть страждет *)

Мы, духи, с вами, смертными, мы можем

Хоть сострадать друг другу; мы, терзаясь,

Мучения друг другу облегчаем

Но Он! в своем величии несчастный,

В несчастий не знающий отрады,

Он лишь творит, чтоб без конца творить*

(Бунин).

В целом этот перевод очень хорош, но тем более досадны в нем два дефекта, для пояснения которых мы должны привести здесь часть текста монолога по оригиналу:

                                        But let Him

Sit on His vast end solitary throne,

Creating worlds, to make etemity

And unparticipated solitude;

Let Him crowd orb on orb: He is alone

Indefinite, indissoluble tyrant;

Could Не but crush Himself, 'twere the best boon

And multiply Himself in misery!

Сравнивая с этап текстом перевод, - во-первых, решительно недоумеваем, почему стих "And unparticipated solitude" передан оковами "ни с кем не разделенное безсмертье"... Да и не справляя" с оригиналом, можно видеть, что такой перевод неверен, так как утверждение, что Творец ни с кем не разделяет безсмертия, противоречить предшествующим строкам той же строфы. "Solitude" значит не безсмертие, а одиночество, и именно оно не разделяется Творцом ни с кем, по словам Люцифера, который ниже еще повторяет: "Он одинок, тиран безсмертный!" Затем, последнюю отроку вышеприведенной цитаты Бунин передал словами: "пусть страждет", - т. е. совершенно обошел тот глубокий смысл, который так сильно выражен в стихе: "And inultiply Himself in misery!" В буквальном переводе этот стих говорит (о Творце): "Пусть умножается в страданьи"; в распространенном же толковании, логически вытекающем из всего того представления о Творце, которое высказывается Люцифером в мистерии, он означает, что Творец, вдыхая в свои создания частичку своего безсмертного духа, тем самым осуждает их на то безпокойное томление и ту неудовлетворенность, которые испытывает сам.

В переводе Минаева:

Так пусть же вечно царствует он, вечно

Распространяя горе!

В переводе Каленова:

Живет он в тягость самому себе!..

В переводе Зарина стих этот совсем пропущен, и переводчик ограничился лишь плохой передачей предшествующих ему слов "but let Him reign on" словами: "Но предоставим царствовать ему", которые звучат в монологе совсем неожиданно и грубо.

Однако, если неудивительно, что с интересующим нас стихом Байрона - столь значительным по смыслу и сильным по выражению его - не справилось плохие и посредственные переводчики, то нельзя не пожалеть, что перед ним "опустил руки" такой сильный переводчик-поэт как Бунин.

Недостаточно внимательно отнесся он также к следующему монологу Люцифера, которым последний отвечает на вопрос Ады (в И-м акте) "Но ты... ведь ты не ангел?"

                                        Нет не ангел,

А почему - спроси у Всеблагого,

Всесильного Создателя вселенной:

Он знает тайну эту. Мы смирились,

Как говорят нам ангелы. По мне же,

Не тщетно, нет, - ведь хуже быть не может *).

Есть в духе мудрость - мудрость же влечет

Ваш взор влечет далекий блеск денницы.

*) Курсив наш.

Внимательный читатель едва ли останется удовлетворенным словами "ведь хуже быть не может", которыми Бунин заставляет Люцифера объяснить, почему он считает борьбу с всесильным создателем "не тщетной". Действительно, такое побуждение было бы слишком мелочно для могучого Люцифера: у Байрона он говорит, что надо бороться, "раз без борьбы не может быть лучше" (Since better may not be without); - и после выражения этой мысли вполне понятны следующия строки: "Есть в духе мудрость и т. д.", тогда как после вышеприведенных нами слов перевода оне не совсем логичны.

Самым слабым местом в переводе Бунина является последний стих в следующем диалоге между Каином и Люцифером:

                              Каин.

. . . . . . . . . . . . . . .Я видел, как ягненка

Ужалил гад: он извивался в муках,

А подле матка жалобно блеяла;

Тогда отец нарвал и положил

До этого безпомощный и жалкий,

Стал возвращаться к жизни понемногу

И скоро уж безпечно припадал

К сосцам своей обрадованной матки,

Смотри, мой сын, сказал Адам, как зло

Родит добро.

                              Люцифер.

                              Чтож ты ему ответил?

                              Каин.

Тогда-ж подумал: лучше бы ягненку

Совсем не быть ужаленным змеею.

Чем возвратиться к жизни в тяжких муках

Посредством трав *).

Прочтя этот перевод, можно спросить: "А если бы ягненок возвратился к жизни посредством какого-либо бальзама или пластыря, а не "посредством трав", то Каин, может быть, и примирился бы со страданиями ягненка, на которые сетует?.. Разумеется оригинал такого во проса не вызывает; в нем сказано:--

. . . . . . . . . . . . . . . .but thought, that 'twere

A better portion for the animal

Never to have been , than to

Purchase renewal of its little life

With agonies unutterable, though

Dispelled by antidotes.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .я подумал только,

Что лучше бы животному не быть

Ужаленным, чем испытать мученья,

Чтоб маленькую жизнь свою вернуть

У Минаева стихи переведены верно, но зато ценою такого прозаического оборота, который является прямо комичным:

. . . . . . . . . . . . . . . . . .было бы приятнее,

Когда-б его не тронула змея,

Чем покупать

Ценой невыразимых мук, хотя

Затем он был от этих мук избавлен.

Только Каленов передает, разсматриваемые строки недурно:

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .но в душе подумал,

Не быть ужаленной, чем покупать

Возврат и без того короткой жизни

Ценой таких страданий.

Разсмотренные нами стихи принадлежат ко II-му акту мистерии, который переведен Буниным вообще хуже, чем И-й и III-й. Последний же настолько хорош, что чтение его доставляет большое эстетическое наслаждение. Однако и в нем есть два-три "пятнышка", на которые мы считаем необходимым указать здесь для большей полноты нашего критического очерка.

                              Ада.

                                        Да, прошло

Лишь два часа с тех пор, как мы разстались.

Лишь два часа по солнцу.

                              Каин.

                                        Я вблизи

В такой редакции ответ Ады говорит, что время разлуки с Каином, непродолжительное в действительности, протекло и для нея скоро, и поэтому слова "по солнцу" кажутся поставленными здесь "ни к селу, ни к городу".

У Байрона Ада восклицает: "...two long hours to me, but only hours upon the son", T. e. два долгие для меня, но все-таки часы - по солнцу". Читатель согласится, что здесь выражен совсем другой смысл, чем у переводчика, и ори том так гармонирующий с настроением Ады вообще, что стоило бы озаботиться о сохранении его и в переводе.

Далее, в разговоре между Авелем и Канном, перед роковым жертвоприношением, читаем:

                              Авель.

Он враг Творца.

                              Каин.

                    И друг людей. А был ли

Таким Творец, как ты назвал его?

Здесь Каин как будто иронизирует над тем, что Авель назвал Иегову "Творцом", что, конечно, не имеет смысла. У Байрона Каин говорит:

Has the Most High been so if so you term

                              Him?

Из этих строк ясно, что вызвавшая упрек Авеля ирония Каина относится к тому, что Авель, как и вся первосозданная семья, называет Всевышняго другом людей.

Сделаем еще одно замечание: в оригинале Каин, после того как ангел Господень наложил клеймо на чело его и сказал: "Ты должен и будешь жить", говорить:

Му brow, but nought to that which is within it.

Is there more? let me meet It as i may

Бунин, при передаче этих строк ограничился стихами:

                              Мое чело пылает,

т. е. вычеркнул последнюю, самую существенную строку оригинала, смысл, которой отлично передан Зариных словами:

"то еще? Ты видишь, я покорен".

Эта фраза Каина, в сопоставлении со строптивым ответом "Я разве сторож Авеля", которым он встретил первый вопрос к нему ангела Господня, является крупным штрихом в обрисовке перемены настроения, его. Упомянутый ответ был последней вспышкой того духа "богоборчества". который начал угасать в Каине с момента неожиданного для него самого убийства им Авеля.

Может быть, некоторые читатели найдут, что многия из указаний, наших на недостатки перевода Бунина слишком мелочны и придирчивы, - и весьма вероятно, что именно такими покажутся они самому переводчику. Но если бы мы услышали такой упрек, то ответили бы, что говорим и о мелких недостатках главным образом потому, что крупные достоинства разсматриваемого труда заставляют предъявлять к переводчику и крупные требования... "Кому много дано, от того много и спрашивается".

безукоризненного исполнения работы, а лишь следствием недостаточной тщательности этого исполнения. Невольно думается, что Бунин не имел терпения выждать вдохновения, не посетившого его именно тогда, когда он сидел с пером в руках над передачей затруднявших его стихов, и потому некоторые из них "вычеркнул", - блого пропуск их. не нарушает общого смысла текста, - а другие оставил в такой редакции., в какой они у него вылились сразу, хотя и сам был недоволен ими. Вели бы он поработал больше, то справился бы с ними. Такое предположение наше оправдывается, нам кажется, тем фактом, что, печатая в первый раз перевод свой на страницах журнала "Правда", Бунин пропустил значительную часть диалога между Люцифером и Канном во 2-й сцене II акта (от слов Люцифера "Признаки левиафанов" до слов Каина "Ужели ты привел меня сюда за тем, чтоб показать мне это"), но сумел удачно возстановить пропущенное через два то дав отдельном издании своего перевода, который мы теперь разсматриваем... И мы настаиваем на том, что Бунин обладает всеми данными для того, чтобы следующее издание "Каина" выпустить уже свободным от характеризованных выше недостатков. Думаем, что потребность в таком изданий явится скоро, так как перевод Бунина не только во много раз превосходит предшествовавшие ему; но впервые передает на русском языке те высокия поэтическия достоинства одного из самых сильных произведений Байрона, в которые ранее читатель, не знающий английского языка, мог только "верить" на основании отзывов о них критиков поэта.