Дон Карлос.
Том 1. Часть 2.
XVII. Штаб-квартира

XVII. Штаб-квартира

Лагерь дона Карлоса тянулся до самой Памплоны, а полученные в последнее время средства дали возможность растянуть его еще дальше.

У принца, кроме министерства в полном составе, был тут еще маленький генеральный штаб, а при нем двести конных телохранителей и отряд зуавов, множество флигель-адъютантов, камергеров, егерей, военные казначеи и, наконец, два патера.

Задумав выпускать газету, где печатались бы сообщения из его лагеря и приказы, он сам набрал людей для этого.

то все шло наилучшим образом, обещая большой успех.

Сам дон Карлос, заботившийся главным образом об усилении артиллерии, был полон уверенности в успешном осуществлении своих планов. Из-за границы он получал большую поддержку не только деньгами, но и оружием, и вскоре его войска были настолько хорошо вооружены, что он с гордым самодовольством смотрел на дело своих рук.

Его штаб-квартира находилась в усадьбе около самой Памплоны, владельцы ее уехали со всей прислугой. Дон Карлос и его свита занимали весь огромный дом с прилежащими к нему мелкими строениями и службами, остальной же штат располагался в палатках, недалеко от усадьбы.

Дом, в котором жил дон Карлос и где проходили совещания его министров и генералов, соответствовал своему назначению блестящей обстановкой. Находясь в центре территории, занимаемой карлистскими отрядами, он был очень удобен для осуществления связи между ними и командованием.

Окрестные жители частью из страха, частью из корыстных расчетов без неприязни относились к претенденту на престол.

и провели на главную квартиру, так как он требовал, чтоб его доставили к дону Карлосу.

-- Вы его видели и говорили с ним? - спросил принц.

-- Да, ваше величество! Он называет себя патером Антонио и говорит, что при нем есть бумаги, предназначенные для передачи вашему величеству, которые могут объяснить, кто он такой.

-- Патер Антонио... не из Мадрида ли?

-- Из монастыря Святой Марии в Мадриде.

 Пусть войдет, я хочу поговорить с ним, - сказал дон Карлос, подходя к большому круглому столу, на котором лежало множество разных бумаг и карт.

В то время как он, бегло просмотрев некоторые документы, подписывал их, вошел патер Антонио.

Серьезный юноша, почти одних лет с доном Карлосом, нисколько не изменился. В его спокойном достоинстве, удивительном в такие молодые годы, было что-то располагающее. Продолговатое, бледное лицо носило отпечаток самообладания и мягкости характера, а тонкая черта около губ показывала, что у него в жизни было больше горя, чем радости, и что он приучил себя к лишениям.

Антонио в последние месяцы сделался еще серьезнее и еще красивее прежнего. На его лице, отражавшем всю красоту его души, лежал отпечаток беспредельной покорности провидению, доказывавший его истинную, глубокую набожность. Он был, как и во дворце Кортециллы, уже не в монашеской рясе, а в черной одежде светского духовенства.

Когда дон Карлос поднял на него глаза, он поклонился.

-- Мне сказали, что вы хотели быть представлены мне, - начал он. - Кто вы такой?

-- Я патер из монастыря Святой Марии, ваше высочество, зовут меня Антонио, - отвечал совершенно спокойно молодой священник.

 Не жили ли вы в монастыре Гангренадо, молодой патер? Я как будто видел вас там.

-- Прошу простить, ваше высочество, в последнее время я. не был в монастыре.

 Так, вероятно, я видел вас до вашего поступления туда... Вы, кажется, принадлежите к знатной фамилии. Как ваше настоящее имя, патер Антонио?

-- Не знаю, ваше высочество.

-- Как не знаете? Я спрашиваю, как зовут ваших родителей?

-- Не знаю, ваше высочество, - с невозмутимым спокойствием отвечал Антонио.

-- Понимаю, поступая в монастырь, вы окончательно отказались от прошлого и не хотите говорить своего прежнего имени...

 Простите, ваше высочество, мне действительно неизвестно, кто были мои родители и как я очутился в монастыре; точно так же я не знал никогда другого имени, кроме того, каким называли меня монахи.

-- И довольны этим? Вам можно удивляться, патер Антонио, до такого высокого самоотречения не многие могут подняться! Но где же вы были до сих пор? Я вас уже не первый раз вижу.

-- Я жил целый год во дворце графа Кортециллы в Мадриде.

-- Кортецилла... да, да, я вас там и видел, - отвечал дон Карлос, для которого, казалось, это воспоминание было неприятно. - Вы были...

-- ...воспитателем графини Инес, ваше высочество.

 А, графини Инес... скажите, пожалуйста, - вы лучше, чем кто-либо, можете мне объяснить - что это за внезапный отъезд графини? Ходили слухи о каком-то похищении...

-- Это ложь, ваше высочество, - твердо и строго отвечал Антонио. - Графиня уехала из-за грустной размолвки с графом, ее отцом!

-- Дочь, которая из-за размолвки уезжает из дома отца, патер Антонио, не заслуживает, чтобы вы ее защищали. Для меня подобный поступок имеет одно значение.

-- Графиня спасалась бегством от такой участи, которая навсегда разрушила бы счастье ее жизни! Графиня - ангел, ваше высочество...

-- С каким воодушевлением вы защищаете ее! У вас глаза горят, а между тем вы защищаете дочь, бежавшую из дома отца! Согласитесь, подобный поступок непростителен и бросает тень на ее репутацию.

 Репутация графини Инес и ее поступок не подлежат обыкновенному суду, ваше высочество!

-- Но тем не менее общество осудило ее, а это влечет неприятные последствия, в чем ей не позавидует ни одна донья.

Антонио побледнел.

-- Простите, ваше высочество, - сказал он дрожащим голосом, - каждая донья имеет основание не осуждать графиню Инес, а удивляться ей: ее душа так же чиста и прекрасна, как ее наружность, им не подняться до нее, она стоит слишком высоко!

Теперь уже дон Карлос побледнел. Он не привык к такому разговору и хотел уже дать понять патеру, что тот зашел слишком далеко, но против обыкновения сдержался. Антонио оказывал на него какое-то особенное действие. Он как будто чувствовал превосходство патера над собой и влечение к нему. И у таких натур бывают минуты, когда возникает потребность в дружбе и осознание, что вокруг них - все ложь и корысть.

 Какова же цель вашего прихода сюда, патер Антонио? - спросил он.

-- Желание видеть ваше высочество и быть выслушанным вами, - отвечал Антонио, подавая ему письмо великого инквизитора.

Дон Карлос распечатал и прочел.

-- Вы будете хорошо приняты, патер Антонио, - сказал он через минуту. - Вы прибыли сюда, чтобы войти в мой штат, не так ли?

 На этот вопрос я пока не могу ответить, ваше высочество, я пришел сюда, чтобы услышать именно от вас, что меня ожидает? - отвечал Антонио.

В этих словах чувствовалось некоторое высокомерие, и дон Карлос заметил это, но ничего не сказал, опять поддаваясь влиянию, которое оказывал на него этот серьезный молодой человек.

-- Я исполню ваше желание, патер Антонио, - сказал он, - ив нескольких словах объясню, что ожидает Испанию. Я хочу утвердить свои законные права на престол, а так как против меня восстают, то я начну борьбу за корону и святую церковь!

-- Борьбу, ваше высочество, в стране, которой вы хотите управлять и которую думаете осчастливить?

-- Если не слушают моих воззваний, тогда поневоле должна заговорить сила. Я решил ничего не щадить ради этой цели и пойду во главе своих войск с мечом в руке, уничтожая все, что будет сопротивляться. От меня не увидят снисхождения и пощады! Чем непримиримее я буду к врагам, тем вернее приду к цели!

 Но как же народ и несчастная страна, ваше высочество?

-- Народ за меня, против меня только одна мятежная партия, которую я должен уничтожить. Страна давно нуждается в энергичном властителе и страдает от неурядиц. Я тот властитель, который после короткой борьбы принесет ей мир и истинное благоденствие.

-- Но как решить, на чьей стороне право, ваше высочество?

-- Решит оружие! Я не отступлю ни от чего и буду безжалостно преследовать своих врагов.

-- Но эта несчастная борьба не поведет к цели, ваше высочество! - вскричал Антонио, подходя ближе к дону Карлосу. - О, выслушайте мою просьбу, откажитесь от своего плана!

 Как вы смеете, молодой человек...

-- Я у вас в руках, ваше высочество, по одному вашему знаку меня могут схватить! Но я все-таки хочу предостеречь ваше высочество от несчастной войны, на которую вы решаетесь. Какой-то внутренний голос заставляет меня сделать это. Умоляю, ваше высочество, не отвергать моей горячей просьбы! Всякое обращение к силе с вашей стороны погубит Испанию! Еще есть время, откажитесь от своих планов, дайте народу самому

выбрать себе властителя. Если вы начнете войну, она будет бесконечна, а последствия ее ужасны! Я заранее вижу горящие города и селения, несчастных, бегущих от пожара, поля, усеянные трупами, везде стоны и проклятия, которые достигают неба; вечный Отец слышит их и отворачивается от этого зрелища ужаснейшей из войн, войны народной!

-- Вы прекрасно обрисовали то, что ожидает Испанию, патер Антонио, - но и это не остановит меня! Испания, или скорей мятежная партия, хочет войны, и я начну ее и поведу с железной настойчивостью и неумолимостью. Если не хотят слушать моих слов, так пусть за меня говорят мои пушки! Оставим этот разговор, - сказал дон Карлос, ослепленный своим честолюбием, в жертву которому готов был принести все.

-- Умоляю, ваше высочество, не навлекайте на себя проклятия целой страны и целого народа! Побойтесь гнева Божия, не отвергайте моей просьбы! - вскричал Антонио, в порыве своей любви к родине падая на колени.

-- Вы говорите, как изменник!

-- Убейте меня, но сжальтесь над Испанией!

-- Вон отсюда! - повелительно сказал дон Карлос, оставив звонок. - Только ваш сан спасает вас от смерти! Вы заслужили ее своими словами.

 Мои просьбы отвергнуты, - сказал он, - страшная судьба Испании и ваша свершатся! Я ухожу!.. Но когда в тишине ночи, после жестокой битвы, перед вами начнут вставать тени убитых и протягивать к небу окровавленные руки, вспомните мои слова! Вы человек и не избегнете общей человеческой участи, позаботьтесь о своей душе, дон Карлос! Подумайте о своем последнем часе и суде Божием!

Антонио вышел из комнаты.

Карлос неподвижно смотрел ему вслед и вдруг схватился за пистолет, заткнутый за пояс. Но, казалось, какая-то невидимая сила удержала его руку. Человек, не останавливавшийся ни перед каким кровавым делом, изменил теперь своему обыкновению... И это был последний проблеск человеческого чувства, впоследствии дона Карлоса не сдерживало уже ничего, он уничтожал все, что мешало достижению его честолюбивой цели!