Дон Карлос.
Том 2. Часть 3.
V. Горацио

V. Горацио

Молодой маркиз де лас Исагас быстрыми шагами ходил взад и вперед по своей комнате. В душе его бушевала буря. Он и внешне и внутренне очень изменился с того вечера, когда Альмендра сказала ему, что любит другого.

Горацио был расстроен и бледен. По его воспаленным глазам игрустному лицу было заметно, что он провел много бессонных ночей, и мысли его были невеселы в эту минуту.

Мало ли что могло случиться, но такого признания Горацио не ожидал от своей возлюбленной.

Больше всего мучило его то, что Альмендра со всей страстью кровной испанки любила другого и что этот другой был какой-то незнакомец, напоминавший ей сына ее благодетеля. Горацио видел, что любовь эта не была пустым капризом, вызванным одной привлекательной наружностью незнакомца, это была всколыхнувшаяся глубокая привязанность, захватившая всю душу Альмендры.

Что же теперь было делать?

Горацио еще не сознавал ясно своего положения. Он любил Альмендру больше жизни, и этот неожиданный удар поразил его! Когда он думал о том, что Альмендра для него навсегда потеряна, все в нем восставало против этого, и в душе его бушевала буря.

С того страшного вечера он больше не видел Альмендру. Тоска по ней съедала его, но ему казалось, что он не имеет права быть с ней, пока еще жив тот, кого она любит. Несмотря на это, Горацио ни в чем не изменился по отношению к ней, сильней, чем когда-либо, он чувствовал, что никогда не разлюбит ее, и эта уверенность еще больше разжигала его пламенное желание убрать своего соперника. Но для этого надо было найти его, узнать его имя и звание. Горацио еще ничего этого не сделал!

И как было маркизу отыскать незнакомца, когда он ничего не знал о нем!

Мучимый всеми этими мыслями, маркиз продолжал ходить взад и вперед по комнате.

Вдруг раздался легкий стук в дверь, и затем она отворилась. На пороге показался метис. Цвет лица его был медный, движения ловки, одежда пестрая, поступь мягкая, неслышная, точно у него были бархатные подошвы. Волосы его были курчавы, бороды не было.

Завидев метиса, Горацио подозвал его к себе.

-- Это ты, Алео, я ждал тебя.

-- Алео отлучался за справками, сеньор. Алео счастлив доверием своего господина и хотел еще больше оправдать его. Алео умеет разыскивать! Я тогда же сказал вам, сеньор, когда вы изволили взять меня из цыганского табора, что отец мой, соблазнивший прекрасную Цирилу, был мавр. Он был арапом генерала Топете, а Цирила была прекрасная цыганка. Красоты ее я не унаследовал, - усмехнулся Алео, - зато мне достались хитрость и сила отца! Это хотя и похоже на бахвальство, однако мне незачем хвастаться перед вами, сеньор, - вы сами все видите! Но Алео счастлив, что вы сделали его своим слугой, потому что ему уже наскучила цыганская жизнь, несмотря на то, что мать его Цирила - первая красавица в цыганском таборе.

-- Ты мне нужен и до сих пор заслуживал мое доверие.

-- Вы можете полагаться на меня, как на самого себя, сеньор! Хотя и есть поверье, что мавры и цыгане сущие воры и не только человеку, но и Богу не бывают верны, однако во мне из смешения этих двух рас произошло нечто прямо противоположное.

-- Мне еще ни разу не пришлось столкнуться с тем, чтобы ты был мне неверен, Алео. Я несколько раз уже испытывал тебя, когда ты и не подозревал этого, и каждый раз был доволен результатом испытаний.

- Вы это делали, сеньор! - воскликнул пораженный и в то же время обрадованный Алео. - И каждый раз были довольны мной? Но оно и не могло быть иначе! Алео все видит и слышит, Алео непрестанно думает о своем^ господине. Сегодня я опять принес вам кучу новостей; боюсь только, что некоторые из них не очень вам понравятся, но Алео не смеет скрыть их от вас, как это сделал бы льстивый слуга.

-- Говори, что ты узнал?

-- Знакомого? Твоего знакомого?

-- Да, и моего тоже, сеньор, но не только моего - старик Моисей убит.

-- Кто? Моисей с площади Растро?

-- Он самый, сеньор.

-- Над тобой пошутили, Алео. Вчера вечером я сам видел Моисея и говорил с ним.

-- Я только что видел его мертвым.

-- Ты видел его?

-- Сам, своими собственными глазами, сеньор! Полицейские только что вынесли его из лавки. У него было несколько ран на голове, а одна тут, на виске, от которой он и умер. Я сам видел его тело.

-- Моисей убит?! О Боже! Какое несчастье! - произнес Горацио, внезапно пробудившись от своих печальных дум, и вдруг припомнил, что он без расписки передал еврею свои деньги.

-- Полиция забрала из лавки все деньги и драгоценности и опечатала ее, - продолжал слуга.

-- Это для меня большая потеря, но еще печальнее смерть достойного Моисея!

-- Не гневайтесь на меня, ваша светлость, но, право, вы слишком добры и доверчивы. Я только что встретил сеньора Балмонко...

-- Управляющего моими имениями?

-- Точно так, ваша светлость.

-- Что же он делает в Мадриде и отчего еще не был у меня?

Алео пожал плечами и улыбнулся.

-- Откуда ж знать! Конечно, какая-нибудь причина у него есть, сеньор. Сеньор Балмонко ехал на северную железную дорогу, и с ним было много разных сундуков.

-- Что же это значит?

-- Мне показалось, что сеньор Балмонко задумал переезжать.

-- Неужели он меня обманывает? - пробормотал он. - Быть не может! Балмонко всегда был верен и честен. Но что значит это путешествие? Он ни о чем не уведомил меня и не явился ко мне, хотя обязан сегодня принести мне деньги...

-- Сеньор Балмонко не хотел, кажется, чтобы я его заметил; вид мой был ему неприятен, сеньор, Но я тем любезнее поклонился ему и даже остановился при этом, чтобы показать, что я очень хорошо узнал его. Я думаю, что ничего хорошего не было у него на уме, и он знал, что карлисты сняли телеграфные провода, поэтому-то он и спешил ехать на север.

-- Ты возбуждаешь во мне страшные опасения. Я уполномочил Балмонко...

-- Балмонко сумеет, конечно, ловко воспользоваться всякими полномочиями, ваша светлость.

В эту минуту раздался звонок.

-- Ступай отвори, - приказал Горацио.

Метис вышел и скоро вернулся в сопровождении человека лет тридцати, одетого в дорожное платье. Человек этот почтительно поклонился маркизу.

-- Вот и вы, любезный Балмонко, - воскликнул Горацио, сделав несколько шагов ему навстречу, - я рад вас видеть.

-- Я поспешил явиться к вам, маркиз, чтобы вы не заподозрили меня в чем-нибудь. Полчаса тому назад я встретил Алео на улице. Я принес вам деньги, а вместе с тем хочу просить у вас отпуск по семейным обстоятельствам.

-- Признаться, я так и думал. Садитесь, Балмонко, - любезно отвечал маркиз, пока Алео, стоя в глубине комнаты, недоверчиво посматривал на управляющего. - Так вы действительно собрались в дорогу?

-- Я еду в Витторию; моя единственная сестра выходит замуж, - заговорил Балмонко, вынимая из кармана бумаги и деньги, которые он тут же принялся считать. - Я хотел воспользоваться своим сегодняшним посещением, чтобы обратиться к вам с просьбой.

-- Желание ваше уже исполнено, любезный Балмонко. Сколько мне следует получить по книгам?

-- 120 тысяч золотых, маркиз, за все прошедшие месяцы.

Маркиз посмотрел книги, кивнул одобрительно головой, сосчитал полученные деньги и выдал своему управляющему квитанцию, как он выразился, для порядка.

Балмонко спешил, казалось, или не хотел дольше задерживать своего господина. Он извинился, говоря, что намерен уехать с первым поездом для того, чтобы как можно скорее опять вернуться, и ушел.

Алео запер за ним дверь и снова вернулся к своему господину.

-- Вот видишь, Алео, - начал Горацио строгим недовольным тоном, - не надо сразу думать самое дурное. Балмонко в этот раз был так же аккуратен, как всегда.

-- Я хотел бы, чтобы на этот раз предчувствие меня обмануло, - отвечал Алео, - хотя до сих пор предчувствия меня никогда не обманывали. Но довольно об этом. Сеньор Балмонко честный человек, потому что он выдал все деньги. До остального мне дела нет! А вот еще другая новость. Недавно вы посылали меня к графу Кортецилле...

-- Что же еще о графе? Я познакомился с ним недавно на бегах, и он мне очень понравился.

скрыться. В народе пошли разные толки, говорят о каком-то тайном братстве вроде прежней Гардунии, уверяют, что много высокопоставленных особ участвовали в ограблении Толедского банка. Может быть, все это пустое, сеньор; я только повторяю, что говорит народ.

-- Часто злословят про дворян только для того, чтобы их унизить, - внушительно заметил маркиз.

-- Все это уйдет опять, ваша светлость, как вода в песок. Но народ очень обозлен на графа Кортециллу, потому что в его дворце удалось скрыться убийце.

-- Да, это я вполне понимаю. Это возмутительно, что убийце удалось скрыться, но его найдут, конечно. Однако граф Кортецилла здесь решительно ни при чем. Граф очень богат и всеми очень уважаем.

-- Теперь у Алео осталась одна последняя новость, сеньор, и эта новость самая важная. Неужели у вашей светлости больше нет ни одного цветка, ни одного письмеца для сеньоры Альмендры?

-- Зачем ты об этом спрашиваешь?

-- Я, ваша светлость... Я... хотел, чтобы сеньора, а она чистый ангел, стала бы нашей госпожой.

-- Ты этого хочешь?

-- Я так бывал рад каждое утро, когда ваша светлость посылали меня к сеньоре. Теперь же все кончилось. Это меня сильно опечалило. Тем более, что я еще много чего заметил.

-- Что же ты заметил, Алео?

-- Прежде всего я заметил, что ваша светлость чем-то озабочены и встревожены.

-- И что еще?

-- Еще то, что вы все одни.

-- Я думаю, что ты еще заметил что-то, кроме этого.

-- Точно так, сеньор, но я боюсь, что вместо благодарности я этим наблюдением заслужу только ваш гнев.

Это очень тонкое дело, а я слишком дорожу расположением вашей светлости.

-- Я обещаю тебе не сердиться, Алео.

-- Два дня подряд я ходил потихоньку на. Пуэрто-дель-Соль.

-- Зачем же это?

-- Я наблюдал за домом, в котором живет сеньора и в котором я так часто бывал.

-- Я сам не знаю, сеньор. Это самое странное во всем этом. Я Не знаю, зачем я это делал. Я спрашивал сам себя об этом и не мог объяснить себе своего поступка. Это очень странно: иногда меня неудержимо влечет к тому или другому, а я не знаю, почему и для чего. Желания возникают во мне, и я должен удовлетворить их, сам не зная зачем и не видя между ними никакой связи. Только позднее начинаю понимать, зачем я это делал и к чему это было нужно. Это вроде предвидения или предчувствия, сеньор.

-- Значит, предчувствие заставило тебя идти на Пуэрто-дель-Соль?

-- Два вечера подряд, сеньор. Я непременно должен был идти туда и там...

-- Что же ты остановился?

-- Это слишком...

-- Кончай скорее свое предисловие! Что же там случилось?

-- Гораздо выгоднее говорить всем только то, что им нравится, и просто глупо, сеньор, прямо говорить людям в глаза правду, которая не всякому может нравиться...

-- Я уже сказал тебе, что не буду на тебя сердиться, что бы ты ни сказал, - с возрастающим нетерпением повторил Горацио.

-- Так вот же: оба вечера видел я напротив дома, где живет сеньора, высокого широкоплечего мужчину, который, не сводя глаз, смотрел на окна сеньоры. Он стоял неподвижно как статуя, скрестив на груди руки. В первый же вечер я заметил его. На второй вечер я догадался, ради кого он там стоял.

-- Ты хорошо его рассмотрел, Алео?

-- Хорошо, ваша светлость. Он высокий, сильный мужчина с окладистой рыжей бородой и серьезным благородным лицом.

-- Ты его знаешь? Может быть, видел прежде?

-- Нет, сеньор, человек этот мне совсем незнаком. Но любопытство не давало мне покоя, а может быть, и желание выслужиться, и я стал следить за этим человеком.

-- Это ты хорошо сделал. Конечно, странно, что он стоял там два вечера подряд.

-- Меня так и тянуло туда, и я наконец догадался, отчего, сеньор. Действительно, там было что посмотреть, и я не зря поддался своему влечению.

-- Ты снова наблюдал за незнакомцем, и тебе удалось узнать, кто он? - нетерпеливо проговорил маркиз.

Алео заметил, как важен был для его господина этот вопрос.

-- Вчера вечером я незаметно остановился неподалеку от него. Он продолжал неотрывно глядеть на окна сеньоры и, как казалось, сторожил дом. Вдруг я услышал, как он спросил женщину, вышедшую из того дома, кто живет на первом этаже. "Тут-то? - повторила женщина, указав на окна сеньоры, - тут живет известная красавица Альмендра". Она еще что-то прибавила, чего я из уважения к сеньоре не смею повторить.

-- Я хочу знать все! Говори!

"Тут живет прекрасная Альмендра, которая танцует в салоне дукезы и соблазняет молодых донов". Это все зависть, чистая зависть, сеньор! Она еще сказала несколько слов незнакомцу, которых я не мог расслышать, но, во всяком случае, они были не очень почтительны, потому что ее собеседник, казалось, сильно испугался. Незнакомец вошел в дом и спросил у привратника имя сеньоры. Тот отвечал, что ее зовут Белита Рюйо. Тогда неизвестный дон как полоумный выбежал из дома, и я последовал за ним.

-- Он заметил тебя?

-- Нет, сеньор, нет! Он бежал вперед, никого не видя и не слыша. На углу улицы Алькальда его чуть не переехали. Наклонив голову и всем телом подавшись вперед, он продолжал идти, а я следовал за ним в некотором отдалении; наконец мне стало это надоедать, я начал думать, что он идет без цели.

Вдруг с Прадо он свернул на улицу Толедо. Я уже решил, что он просто шел к Мансанаресу, но опять странное предчувствие, о котором я уже говорил вам, помешало мне вернуться, и я продолжал преследование.

-- Сократи, пожалуйста, свой подробный рассказ! Кто был этот незнакомец?

-- Повремените еще минутку, ваша светлость, вы сейчас все узнаете. Я должен рассказать все подробно, иначе вы подумаете, что я Бог весть где скитался и пировал ночью, а теперь ищу оправданий. Итак, я последовал за ним до последних домов туда, где начинается такой глубокий песок, что невозможно ступить, чтобы не провалиться, и где никогда не увидишь ни одного человека. Я вовсе не думал о том, где мы находимся, я следовал за незнакомцем в темноте, как вдруг он подошел к какому-то черному забору и за этим забором скрылся! Тут только я увидел, где я!

-- Ну, где же?

-- Там, где живет нечистый, сеньор!

Глаза маркиза сверкнули, он пристально посмотрел на слугу.

-- И незнакомец прошел в этот двор?

-- Да! Я сразу подумал, что же он тут может делать, в этом дворе? И я прислушался! Незнакомец прошел по двору, потом отворилась какая-то дверь, и затем все стало тихо, я больше ничего не слышал. Я подошел к воротам, они были заперты. У неизвестного дона, значит, был свой ключ. Я еще подождал, но дон не возвращался. Наконец мне надоело дожидаться, да и страшно мне было стоять там ночью, очень страшно, сеньор! То что-то копошится, то видится Бог знает что! Поэтому я ушел оттуда и вернулся на набережную. Первый блеснувший мне навстречу огонек показался мне лучом избавления, я готов был плясать, так обрадовался, что оставил наконец позади страшное место! Между тем я порядком устал, преследуя этого странного дона, и зашел в таверну, чтобы подкрепиться. Там было почти пусто. Разговорчивый, немного подгулявший хозяин подсел ко мне, чтобы поболтать. Это как раз было мне на руку! "Скажите, пожалуйста, - начал я, - я сейчас видел здесь необыкновенно высокого мужчину с рыжей бородой, который скрылся на чертовом дворе. Кто бы это мог быть?" - "Кто это был? - усмехнувшись, отвечал хозяин. - Да кто же иной, как не новый Вермудец? Так вы его еще не знаете? Рослый, красивый мужчина!" - "Как, новый Вермудец?" - спросил я. - "Другого такого там нет, а ради прогулки никто туда не пойдет". - "Что правда, то правда, - рассмеялся я в ответ, - но скажите же, пожалуйста..."

-- Спросил ты, как зовут этого нечистого? - перебил Горацио своего слугу.

-- Об этом как раз я и хотел сказать.

-- И хозяин назвал его?

-- Точно так, сеньор. "Как же зовут этого вашего Вермудеца?" - спросил я. - "Христобаль Царцароза", - отвечал хозяин.

-- Царцароза! Да хорошо ли ты слышал, Алео? Царцароза! - повторял маркиз в сильном волнении, которое крайне изумило его слугу, не понимавшего, отчего он так волнуется. - Да, да, так точно его звали... Царцароза... Тобаль Царцароза! Это он! И он здешний нечистый! Это выведет ее из заблуждения, это путь к спасению! Теперь все будет по-старому! Он нечистый! Эго возмутит ее, возбудит в ней отвращение, и она позабудет о нем! - так говорил и думал Горацио, а Алео прилежно следил за каждым его движением. - К ней! К ней! Принеси мне плащ, Алео, и вели подать экипаж!

Алео повиновался.

Через несколько минут нарядный экипаж маркиза уже стоял у крыльца. Горацио вышел, и Алео опустил подножку.

-- На Пуэрто-дель-Соль, - приказал маркиз.

Чистокровные жеребцы легко и быстро помчали экипаж по улицам. Вскоре он остановился у подъезда Альмендры. Маркиз быстро поднялся по лестнице. Прежняя уверенность и сила снова воскресли в нем, он опять был прежним Горацио. Страшное бремя, казалось, вдруг свалилось с его души, он чувствовал себя свободным и быстро вошел в переднюю, как только ему открыли дверь, а оттуда - в гостиную.

Горацио показалось, что в комнатах произошла какая-то перемена; хотя он не видел ничего, но как-то почувствовал это.

В эту минуту на пороге гостиной показалась Альмендра.

Горацио изумился, взглянув на нее: на ней не было бриллиантов и золотых украшений, которые надевала она до сих пор; платье было простое, одно из тех, которые она носила прежде, еще до своего знакомства с дукезой. Но в этом простом, почти бедном наряде она была еще милее.

Волосы ее были гладко причесаны и убраны старой вуалью, но при всем том Альмендра еще никогда не казалась такой привлекательной, как в эту минуту.

Альмендра подошла к нему и дружески протянула руку.

-- Это хорошо, что вы пришли, Горацио, - сказала она.

Молодой офицер с возрастающим удивлением посмотрел на Альмендру.

-- Что все это значит? Ты со мной на вы? - спросил он.

-- Это была необдуманная горячность. Ты должна быть моей навеки!

-- Нет, мы обо всем этом уже говорили, Горацио, - тихо, но твердо возразила Альмендра. - Альмендра еще раз благодарит вас за все, что вы для нее сделали, и возвращает вам ваши подарки. Не сердитесь на меня, вы должны смириться с этим, если дорожите моим спокойствием, а в этом я уверена. Альмендра прощается с вами и с той жизнью, которую вела до сих пор; она снова будет прежней Белитой Рюйо, прежней сиротой, и трудом станет зарабатывать свой хлеб! С вами Альмендра предавалась веселью и радостям и, казалось, умела только наслаждаться жизнью, но она умеет также переносить лишения и работать. Ей отрадно будет поправить все то, что она так легкомысленно разрушила.

-- Перестань печалиться! Отбрось эти странные мысли! - воскликнул Горацио и с жаром схватил руку Белиты. - Не поддавайся этим внезапным порывам, которые отравляют мне жизнь! Ты моя и останешься моей! Я принес тебе известие, которое сразу вылечит тебя от этих фантазий и разгонит твои печальные мысли! Слушай меня!

-- Не пытайтесь поколебать мое решение, Горацио, это совершенно напрасный труд.

Глаза Альмендры засверкали.

-- Да, так звали сына моего благодетеля, - сказала она.

-- Ты не ошиблась: этот незнакомец - Тобаль Царцароза!

-- Это он! - воскликнула Альмендра, и радость засветилась на ее лице. - Так это он! О, как я благодарна вам за это известие, Горацио! Теперь только вижу я, что вы меня искренно любили!

-- Напрасно ты до сих пор в этом сомневалась, - серьезно возразил он, - я так сильно тебя люблю, что готов за тебя отдать все, ты понимаешь, все! И ты должна принадлежать мне! Я верну твое расположение, потому что ты отвернешься от своего возлюбленного, когда узнаешь, кто он такой!

-- Эти слова пугают меня! Что ж вы хотите сказать? О Господи! Горацио, пожалейте меня!

-- Я хочу излечить тебя, уничтожить чувство, которое неправдой вкралось в твое сердце!

-- Горацио, вы мучаете меня! Говорите же скорей, умоляю, говорите, что вы знаете о Тобале Царцарозе?

нечистый!

-- Нечистый?! Тобаль - нечистый? - в ужасе повторила Альмендра. Она пошатнулась и схватилась рукой за голову.

Горацию поспешил подхватить ее и отнести в кресло. Потом он позвонил горничной, чтобы с ее помощью привести Альмендру в чувство.