Бледная графиня.
Часть 1.
I. Покушение.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бледная графиня. Часть 1. I. Покушение. (старая орфография)

ГЕОРГ БОРН 

Бледная Графиня
Роман. 

Текст издания: "Библиотека для Чтения",

NoNo 7-11, 1878.

Часть первая. 

I. 

Покушение.

На дворе замка графини Варбург заметно было сильное смятение, прислуга толпилась на аллее, осененной большими столетними деревьями. Аллея эта вела к громадным пристройкам, где помещались конюшни.

- Все кончено! прошептала графиня стоя у одного из высоких окон своей комнаты и с направленным вниманием смотря вниз на дорогу. Казалось, она ждала чего-то необыкновенного. Лицо её выражало нетерпение и мрачным огнем горели её глаза. Она была еще во цвете лет: красивая брюнетка с бледным правильным лицом и роскошным станом.

- Кажется, и в самом деле случилось несчастие, продолжала она, - вот и Курт. Он жив... он идет один...

Не забота о каком-либо близком, любимом существе волновала графиню Варбург в то время, как управляющий имениями её подходил к замку, не она заставляла эту гордую красавицу с таким нетерпением и напряженным вниманием смотреть вниз на дорогу. Нет, скорее дикая радость, адское торжество были написаны в эту минуту на её демонски-красивом лице.

Курт фон-Митнахт, раззорившийся дворянин, давно уже управлял графскими имениями. Он явился в замок Варбург в скором времени по прибытии второй супруги покойного графа, нынешней графини, и по её рекомендации граф сделал его своим управляющим. Это был мущина лет за сорок с черной бородой и рослой стройной фигурой. Теперь направляясь к порталу замка, он выглядел бледным и разстроенным. Безпорядок в костюме и вид его показывали, что он или был сброшен лошадью или вообще с ним случилось какое либо несчастье. Повелительным тоном отдал он кое-какие приказания конюхам и быстро вошел в замок.

- Он идет - я горю нетерпением, кажется, ему удалось, задыхаясь прошептала графиня и быстро отошла от окна. Богатое фиолетовое шелковое платье тяжелыми складками лежало на полу и длинный шлейф его шелестил по паркету. Графиня была в сильно возбужденном состоянии. Лихорадочно горели её глаза, в лице и в жестах её виднелось нетерпение, по временам нервно вздрагивала она всем своим высоким, гордым станом.

Но вот явился наконец тот, кого она ожидала и чей приход привел ее в такое сильное волнение. Видно, не малую важность имело для графини известие, которое должен был передать управляющий.

Курт фон-Митнахт с шумом распахнул портьеру и фамильярно вошел в комнату, точно он не управляющий, а муж или интимный друг графини.

- Все кончено? тихо обратилась к нему графиня Камилла Варбург.

- Никого нет по близости? мрачно и вполголоса спросил управляющий.

- Никого, Курт. Ты пришел один - тебе удалось.

- Она жива! отвечал он тем же мрачным, зловещим тоном. Лошади понесли. Мне удалось устроить все так, как я разсчитывал.

- Так она ранена, выброшена из экипажа?

Графиня в ужасе отшатнулась, ошеломленная этой неожиданной вестью. Она заранее уже вкушала сладость торжества и вдруг такое страшное разочарование.

- Однако, все бежали туда, сказала она. Со двора, как будто, доносился ко мне в комнату шумный говор и смятение.

- Мне удалось устроить все как нельзя лучше - но девочка осталась цела и невредима, как будто бы какая то невидимая высшая сила охраняла ее.

- Какой вздор Курт! просто ты нерешительно и неэнергично взялся за это дело.

- Сначала выслушай, а потом уже обвиняй меня! отвечал управляющий глухим голосом. Обе новые, русския лошади были запряжены в шоры, Лили и молочная сестра её Мария Рихтер сели в легкий открытый экипаж, я же один поместился на козлах сдерживать дикие порывы лошадей, - ты их ведь знаешь.

- Знаю, но знаю также и ту цель, которой я принесла жертву, заплатив за них три тысячи таллеров, - и сегодня от тебя зависело привести мой план в исполнение.

- Мы поехали. Я сильно сдерживал лошадей. Чем бешеннее мчались они, тем веселее и довольнее остановилась Лили. Только теперь на возвратном пути воспользовался я удобным случаем, чтобы дать им воли. Я ослабил возжи, лошади, почувствовав это, понеслись. Я делал вид, будто стараюсь удержать их, но тщетно! Как вихрь неслись они по аллее, с неимоверною быстротою мчался легкий экипаж, как перышко увлекаемый вперед двумя сильными, горячими дикими животными. Мария Рихтер с криком ужаса прижалась к Лили.

- А, Лили? торопливо спросила графиня, и в тоне её слышалось нетерпение, она выпрыгнула из экипажа?

- Лили сначала как будто испугалась, но это продолжалось не долго, черезь минуту она уже вполне владела собой и представляла совершенный контраст со своей подругой, между тем как та бледная, испуганная, безпомощно прижалась к Лили, последняя оставалась спокойной. Это спокойствие в подобную минуту имело в себе что то грандиозное! Она хотела схватить возжи, в то время как я выскочил из экипажа и был отброшен к самым деревьям на землю. Но ей не удалось поймать их, возжи спустились вниз ударяясь о задния ноги лошадей, что еще более горячило последних. Как будто хотели они нестись на край света, как будто никакая земная сила не могла остановить их, так стремительно мчались они по аллее, увлекая за собою экипаж. Каждую минуту ожидал я, что вот, вот, - будет он разломан, разбит в дребезги.

- Хорошо, славно! что же дальше?

- Далее следует чудесная, неожиданная развязка этой сцены, жестокая насмешка судьбы над всеми нашими разсчетами. Я никогда не поверил бы возможности подобной развязки, еслибы сам не был свидетелем этого чуда. Обе девушки сидели прижавшись друг к другу и крепко держались за спинку экипажа, ни та, ни другая не думала прыгать вниз - раздался громкий крик о помощи, лошади неслись прямо на каменную стену, замыкающую собою большую аллею.

Еще одна минута и обе девушки неминуемо погибли бы вместе с экипажем я лошадьми. - Как вдруг лошади неожиданно завернули в боковую аллею, которая ведет к конюшням. Дорога эта была хорошо знакома им, что, повидимому, успокоило их немного, правда оне все еще бешенно неслись вперед, но громкое ржание их доказывало, что они завидели вдали и узнали свою конюшню. Несколько секунд спустя, не успел еще лесничий, Губерт схватить лошадей за узду, и не успели еще сбежаться туда конюхи, как экипаж уже стоял перед дверьми конюшни. Лили и её спутница были спасены. Обе остались целы и невредимы!

- Странная, почти невероятная вещь, пробормотала графиня, нимало не скрывавшая своего неудовольствия.

- Лили, как ни в чем не бывало, спокойно выпрыгнула из экипажа и, заметив у входа в парк лесничого Губерта, пошла к нему, вероятно желая о чем-нибудь переговорить с ним. Мария Рихтер напротив этого выглядела слабой и утомленной, она была в таком изнеможении, что едва передвигала ноги и просила у Лили позволения удалиться в свою комнату: ей нужно было отдохнуть, оправиться от страха и волнения. Лили охотно согласилась исполнить её просьбу, сама же не переставала шутить и смеяться над минувшим приключением...

- Она обладает редким мужеством и удивительным присутствием духа, никогда, ни в каком случае ее не покидающим, таков же был и отец её, сказала графиня.

- Я приказал распречь лошадей. Тут я успел еще заметить, что Лили собралась вместе с лесничим Губертом идти в парк, кажется он привез ей секретное послание из города, я видел давича, как он возвратился оттуда.

- Из города! Вероятно от милейшого её кузена ассесора фон-Вильденфельса, дальняго родственника или какого-то там кузена покойной графини. Ты себе представить не можешь, как противен мне этот человек.

- И, не смотря на то, он в скором времени женится на счастливой обладательнице миллионного наследства и на её богатом приданом!

- Не бывать этому, - запальчиво и решительным тоном сказала графиня, а то все пропало!

- Разумеется. Миллион перейдет в руки своих законных владельцев откуда он никогда более не вернется сюда, в этом можешь быть уверена! Тогда уж конечно он будет для тебя безвозвратно потерян! Что я говорю миллион? Гораздо больше, миллион остался после смерти графа, а теперь на него наросло еще четверть миллиона процентов. Не особенно то мило было со стороны графа в своем завещании не отказать тебе ничего из этого миллиона и наделить тебя одним замком Варбург, доходы которого, сама знаешь, не очень-то велики!

- Он назначил Лили ближайшей наследницей, меня-же только вслучае её смерти, так как миллион этот достался ей от её матери, графини Анны, моей подруги, которую народ чтит как святую, с иронической усмешкой продолжала графиня Камилла, "я ненавижу эту тварь, эту Лили", злобно прошептала она, "я ненавижу ее!"

жениться на золотой рыбке! Такая невеста с миллионным приданым - для всякого находка!

- Это ему не удастся! Клянусь Богом, пока я жива, я не допущу этого, - вскричала графиня, вскочив с места и гордо выпрямляя свой стройный, дарственный стан.

- Они и не просят твоего разрешения. Ты не можешь встать между ними, не можешь помешать им любить друг друга! После тогдашняго столкновения с тобою у смертного одра графа, господин ассессор, конечно, не явится уже больше в замок.

- Все это время он путешествовал, вчера, вернувшись из города, ты сказал мне, что он на днях только приехал туда.

- В настоящую-же минуту преданный и услужливый егерь Губерт, друг детства молодой графини и её молочной сестры, преподаватель верховой езды и стрельбы, передает ей любовное письмецо или какое-нибудь секретное известие.

- Мне нужно знать, какого она рода.

- Что намерена ты сделать? - спросил фон-Митнахт.

- Пойду, послушаю, что за секретное известие привез лесничий Губерт молодой графине из города, решительно пояснила графиня Камилла.

С этими словами она вышла из комнаты и быстрыми шагами стала спускаться по лестнице, которая вела в парк.

Был прекрасный летний вечер, своей прохладой и тенью освежившей всю природу после знойного, душного дня. Огромный парк замка прилегал к ближайшему лесу, не отделяясь от него никакой оградой, так что лоси, козули и другая лесная дичь свободно заходили иногда пастись на его роскошных полянах, а так же и зимою являлись туда за посыпавшимся для них местами кормом.

Графиня осторожно прошла открытой дверью в сад и быстро огляделась кругом. Никого не было по близости. Торопливо пошла она по густой тенистой аллее, которая скоро привела ее к широкой зеленеющей стене из густо переплетшихся ветвей высоких, выхоленных и искусно подстриженных деревьев, стена эта окружала собою ротонду, чрез которую вела аллея, начинавшаяся как раз у того входа в парк, о котором говорил графине её управляющий.

Стена эта была как нельзя более удобна для шпионских замыслов графини: забравшись туда, можно было, не будучи никем замеченным, отлично видеть и слышать все, что происходило в аллее и, внутри ротонды, уставленной красивыми мраморными скамейками.

Графиня Камилла не ошиблась в своих разсчетах. В эту самую минуту на аллее, ведущей в ротонду, показалось стройная, грациозная фигура молоденькой шестнадцати-летней Лили. Рядом с ней шел лесничий Губерт, красивый молодой человек лет 24-х, с небольшой рыжеватой бородкой. Зеленый охотничий костюм и высокая шляпа с небольшим пером чрезвычайно шел к нему.

Наряд молодой девушки был весьма прост, но в то же время изящен. Легкая соломенная шляпа грациозно сидела на её пышных белокурых локонах. Светлое платье ловко обхватывало её стройный, гибкий стан и вся фигура её дышала той безъискуственной прелестью, которая возбуждает во всяком невольный восторг. Лицо её всегда безпечно веселое, ясное и спокойное как у ребенка, оживленное задорным смехом юности, против которого не устоять никому, казалось теперь озабоченным. С напряженным вниманием слушала она шедшого рядом с нею лесничого, не спуская с него своих больших, карих глаз, отененных длинными темными ресницами, один взгляд которых заставлял сердце молодого человека сильно биться. Маленький изящный ротик с алыми как коралл губками и нежные, розовые щеки её были восхитительны, а невыразимая прелесть разлита была по всему её личику.

Легкая косынка, спустившись с плеч, висела у нея на руке. Другою она придерживала слегка платье, из под которого заманчиво выглядывала маленькая стройная ножка.

Ни в лице, ни в фигуре Лили не было и тени той кичливой гордости, которая так обыкновенна в девушке её звания.

Наивная, как ребенок, она сияла только красотою и молодостью, сама того не замечая, миллионерша, предмет зависти и злобы для своей алчной мачихи, она и не подозревала своего богатства, и искренняя и любящая, она не имела даже понятия о лжи и обмане, она верила притворным ласкам своей мачихи, и всей душой отвечала на них.

Увидя Лили, графиня Камилла проворно спряталась межь деревьями, стеною окружавшими ротонду. Затаив дыхание прислушивалась она к разговору приближавшихся молодых людей, и взоры её были прикованы к нежной фигуре прелестной девушки. Диким зловещим огнем горели её глаза, подобно тому, как у хищного зверя подстерегающого свою добычу и бледное, обольстительно - прекрасное лицо её в эту минуту имело в себе что-то демонское.

О, какой поразительный контраст представляли эти обе женщины. Одна - олицетворение невинности, над нежной прелестной головкой которой, казалось, парил её ангел-хранитель, другая - олицетворение алчности, злобы, в союзе с дьяволами, нашептывавшими ей свои пагубные советы.

- На днях только вернулся господин ассесор, донес Лили молодой лесничий Губерт, и голос его дрожал от волнения, которое с некоторых пор постоянно испытывал он в присутствии молодой графини.

- Ну что Губерт, как нашли вы моего милого кузена? Ничего, он здоров? спросила Лили.

- О, да, как нельзя лучше.

- Усы стали гораздо больше, господин ассесор отростил себе бороду.

- Бороду! Ах, интересно бы взглянуть, как-то он теперь выглядит!

- Господин ассесор окликнул меня из окна в то время, как я проходил мимо по улице и позвал к себе, а я и не знал даже, что господин ассесор уже вернулся из путешествия.

- Он, конечно, спрашивал обо мне, Губерт?

- Да, и очень жалел, что не может приехать в замок, но делать нечего, сказал он, приходится покориться обстоятельствам. Господин ассесор теперь опять состоит при городском суде, ему очень хотелось бы однакож поговорить с вашим сиятельством, так как ему нужно передать вам какие-то важные известия.

- Важные известия? Какие же это, Губерт?

- Господин ассесор ничего не говорил мне об этом, он поручил мне только спросить ваше сиятельство, согласны ли вы будете после завтра, в воскресенье, под вечер придти туда на верх к трем старым дубам, там будет ждать вас господин ассесор на том самом месте, где был он однажды, несколько лет тому назад вместе с покойной графиней и вашим сиятельством.

- Да, помню, ах, моя милая мама очень любила кузена Бруно! Теперь же, как давно не видала я его, как давно не говорила я с ним. Наконец ведь это необходимо сделать ради тех важных известий; уж конечно не без основания Бруно ищет свидания со мною? он должен иметь на то уважительные причины. Да, и что тут особенного? Так и следует поступить мне; а то как же еще? в раздумьи говорила Лили, и нахмурившееся личико её имело озабоченный вид. Что сказали вы на это моему кузену? обратилась она затем к лесничему.

- Я обещал, явиться завтра к господину ассесору с ответом.

- И отлично сделали, любезный Губерт, вот вам и мой ответ: Передайте от меня ассесору, что я согласна придти ради важных известий, вероятно касающихся наших семейных дел, тем более, что я так давно не видала его, а он не желает переступать порог замка.

Графиня не проронила ни одного слова из вышеприведенного разговора. То, что она слышала вполне удовлетворило ее. Бледное, мраморное лицо её вспыхнуло, торжествующая улыбка пробежала но её тонким губам и злобною радостью сверкнули её глаза; в них блеснула какая-то, по видимому, ужасная мысль. Должно быть, новый адский план зародился в изобретательном уме этого демона.

Лили и Губерт были в ротонде, и молодая девушка, казалось, хотела уже отпустить своего собеседника.

Легкими, неслышными шагами, как тень, быстро выскочила графиня из за деревьев и под покровом наступающей ночи спешила никем незамеченною вернуться в замок.

столкнулась с шедшей ей на встречу графиней. Лили вздрогнула от испуга, но узнав мачиху с веселой, приветливой улыбкой поздоровалась с нею.

- Бедное дитя мое! ласково обратилась к молодой девушке графиня, с нежностью протягивая ей обе руки, точно была для нея истинной, любящей матерью. Я ищу тебя, мне сказали сейчас, что с тобой случилось несчастие. Эти дикия лошади завтра же будут отосланы.

- О, нет, зачем же, милая мама, возразила Лили, ничего ведь особенного не случилось, я отделалась только легким испугом, который к тому же не имел никаких последствий! Не надо отсылать этих лошадей, я так люблю на них ездить! Оне вовсе не страшны, попривыкнув к их нраву, можно будет отлично справляться с ними! Я испугалась только сначала! Ты знаешь ведь, как все это вышло?

- Да, отчасти! Мне говорили, да уж мне было не до того: я так боялась за тебя! Так взволновало меня все это, что я до сих пор еще не могу успокоиться!

- Господин фон-Митнахт сам повез нас, говоря, что боится доверить диких лошадей и мою жизнь кучеру. Но и его искусство не могло предовратить несчастья. Около того места, где кормят козулей, у старого каменного моста с львиными головами, лошади вдрут понесли: вероятно кабан перебежал им дорогу, иначе ничем не могу объяснить я этого внезапного бешенства лошадей, так как до тех пор оне шли как нельзя лучше. Теперь же их невозможно было удержать. Спасемте жизнь нашу, графиня! закричал мне фон-Митнахт, нам нужно выпрыгнуть из экипажа, и с этими словами он быстро соскочил с козел. Мария, в испуге, хотела последовать его примеру, но я удержала ее; мне кажется, это было бы для нас верною смертью.

- Нет, мама, нас спас Господь, с чувством отвечала Лили, и в этих немногих словах, сказанных от чистого сердца, отразилась вся глубокая вера её ясной, детски-невинной души.

- Правда твоя, милое дитя мое! Теперь я совершенно спокойна: я вижу, что ты здорова, испуг и волнение, к счастию, не имели для тебя никаких дурных последствий.

И простившись с графиней, Лили поспешила в замок, и бегом пустилась по широким каменным ступеням лестницы, которая вела в комнату её подруги.

притворства и коварства своей мачихи. Маска спала теперь с лица Камиллы: за минуту до того светившееся материнскою заботливостью и нежным участием, оно снова приняло мрачное, зловещее выражение.

- Ты идешь на свою погибель! прошептала она, умереть должна ты, ни одного дня нельзя терять более. Курт прав! Значит в воскресенье - странно! В воскресенье умерла и мать твоя! Если ты пойдешь - то уже не вернешься более...