Бледная графиня.
Часть 1.
II. Тайна замка.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бледная графиня. Часть 1. II. Тайна замка. (старая орфография)

II. 

Тайна замка.

Замок Варбург лежал в разстоянии трех-часового пути от города. Оттуда можно было попасть в него двумя путями: один, извилистою лентою пролегал по горам почти у самого берега Балтийского моря, в этом месте скалистого, с ущельями и пропастями. Другой - морем, был гораздо ближе, удобнее и приятнее, особенно в жаркое время. Какое наслаждение в прекрасный летний день прокатиться по морю на легкой парусной лодочке, любуясь живописными видами гористых берегов.

Такого же мнения был вероятно и молодой человек, лет двадцати-шести, красивый и статный, в темносером летнем костюме и в легкой соломенной шляпе, который стоя на берегу, всего в нескольких шагах от города, крикнул рыбаку Енсу из Варбургской деревни, уже отчаливавшему свой челнок от берега:

- Эй! любезнейший! Не возьмете ли меня с собою за деньги и за доброе спасибо?

- Куда же вы желаете? спросил рыбак.

Енс, уже не первой молодости с типичным лицом, сразу обличавшим в нем перевозчика, сильно загоревшим от солнца, немного худощавым, с густою черной бородой и такими же бакенбардами.

- Сегодня так славно на воде! кажется, вы направляетесь в Варбург, в таком случае прихватите меня с собою, назад же вернусь я пешком, тогда вечером будет попрохладнее.

День был воскресный и уже клонился к вечеру, так что Енсу не было никакого расчета оставаться в городе, гораздо выгоднее для него было перевезти горожанина; заработок хоть небольшой, да верный, а тут, Бог весть, быть может и того не получишь. Руководясь подобными соображениями, Енс проворно опять причалил челнок к ровному песчаному берегу.

- Влезайте в лодку и заплатите восемь грошей за перевоз, сказал он.

- Согласен, отвечал молодой человек. Вас зовут Енс, так кажется, значится на лодке - вот, получите вперед деньги, Енс, и попируйте на них в портерной в Варбурге.

- Пировать в портерной - да, да, как же, заметил Енс, почесывая затылок, нет уж видно, приходится отложить на это попечение! Господи, как давно не бывал я в портерной! Мне нужно кормить жену и детей, а на рыбном промысле далеко не уедешь, дела из рук вон как плохи!

Молодой человек, отдав деньги, уселся на заднюю скамейку у руля. Рыбак посмотрел на монету, она оказалась талером, и Енс полез уже было в карман, за сдачей, но господин приказал ему получить все.

- Покорно благодарю, с веселым, довольным видом пробормотал Енс, проворно сунул полученный талер в карман своих широких, запачканных дегтем, холстинных шаровар и быстро отчалил челнок от берега. Молодой, щедрый пассажир Енса, казался на вид здоровым и сильным. Большие, прекрасные глаза его светились умом и добротою, наружность, манеры, обращение - все обличало в нем человека высокого образования с хорошим положением в свете. Красиво отпущенные, довольно большие темно-русые усы очень шли к нему. В костюме не было ничего изысканного, бросающагося в глаза, только руки его были затянуты в тонкия лайковые перчатки.

Енс натянул парус и поместился на маленькой скамейке по другую сторону руля, держа в руке парусную веревку. День был знойно-жаркий. Легкий ветерок слегка волновал зеркальную поверхность воды и, ударяя в большой, сравнительно с лодкой, парус, подгонял крошечный челнок, который тихо и нежно скользил по волнам.

Позади, на берегу, остались городские дома, большие корабли с огромными мачтами, высокия колокольни церквей; по мере того как Енс со своим молодым пассажиром подвигались вперед, все это мало по малу скрывалось у них из глаз. Перед ними разстилалась теперь безграничная водяная равнина с небольшими сверкающими на солнце волнами. Иногда показывался где-нибудь на горизонте парус, или дым парохода, хоть немного оживляя собою эту обширную водяную равнину, тихую и безжизненную как пустыня.

Вдали проносились тучки, кругом же небо было чисто и безоблачно и солнце ярко светило, обдавая землю своим палящим зноем.

Енс не пускался в открытое море, все время держался он берега, который из ровного песчаного постепенно переходил в крутой и скалистый с ущельями и пропастями. Неоднократно посматривал рыбак в ту сторону, где сидел его пассажир, видимо желая заговорить с последним, но все еще не решаясь.

- Вы не господин ли ассесор суда там в городе? брякнул он наконец, мне что то знакомо ваше лицо, как будто я где-то уже вас видел.

- Ну да, я так и думал, отвечал рыбак, немножко переменились вы с тех пор, как видел я вас тогда на суде, но тому уже полгода. Помните, по делу управляющого замка, которому, мы бедняки, слишком много работали; ему вздумалось тогда потребовать прежних привилегий замка, отрытых им где-то в старых бумагах. Но, слава Богу, он остался с носом.

- Там все еще прежний управляющий? спросил ассесор.

- Да, господин фон-Митнахт, он был еще при жизни покойного графа. К счастию за несколько лет до того, графиня Анна упросила графа отказаться от всех старинных привилегий в пользу бедных Варбургских поселян, и документ этот нашелся! Суд отказал управляющему, так и пропали даром все его хлопоты.

- Так вы обязаны этим графине Анне?

- Да, это была ангельская душа! Боже, зачем суждено ей было так рано умереть! О, как тяжело было всем нам разстаться с нею, так бы кажется и вырыл ее из могилы! После нея все пошло иначе.

Между тем ветер усиливался и челнок быстро несся по волнам. Енс продолжал держаться берега, который делался все выше и скалистее, образуя в этом месте широкую бухту. На другом конце её, внизу на береговой равнине, лежала Варбургкая деревня, вдали, на возвышении красиво рисовался замок с обширными службами. Туда-то и направился челнок Енса, ловко пересекая бухту, что значительно сокращало путь, так как огибать широкую бухту было бы слишком долго.

Быстро приближались рыбак со своим пассажиром к цели их поездки. Перед ними рельефно выделялись теперь известковые, береговые утесы с трещинами и оврагами и живописно поросшия лесом высоты.

Даже в тихую погоду с шумом плескались здесь волны, ударяясь о груду скалистых обломков. Вдруг рыбак нагнулся и пристально стал глядеть на берег.

- Седой Вит опять там, шепнул он и в тоне его голоса звучал почтительный страх. "Старый Вит показался, значит к ночи быть буре!" Тут рыбак повернулся в другую сторону и тревожно посмотрел на небо. "Да, вон там какие страшные громовые тучи", прибавил он.

- Старый Вит? Кто же это? спросил ассесор:

- Это старый, верный слуга покойного графа. Он является всякий раз перед бурей, предостерегать нас, рыбаков, всегда так часа за два до её наступления. Под конец он был тоже рыбаком, и вот в одну ночь он выехал в море и не вернулся. Видите вы его там внизу в тени, на скале? продолжал Енс, указывая на берег. Он стоит на остроконечной верхушке утеса! До него долетают водяные брызги.

- И вправду, точно будто человек, сознался ассесор.

- Видите ли вы теперь, как он кивает, делает знаки? Он объявляет о приближении бури, продолжал Енс, да его знает тут каждый ребенок и всякий понимает, что значит, когда он показывается там на утесе.

- Но, вы конечно не думаете, чтоб это был действительно человек? ее так ли, Енс? как мог бы он попасть туда? А духи и призраки не существуют.

- Конечно это он! посмотрите хорошенько. Отсюда его отлично видно.

- Это, ничто иное, как обломок скалы или тень.

Енс тихо засмеялся и нетерпеливо махнул рукой.

- Ни то, ни другое! отвечал он, это старый Вит! Обломок скалы или пень не может сегодня стоять там, но завтра скрыться и после завтра опять появиться на прежнем месте.

Ассесор замолчал. Все это, понятно, казалось ему странным, непостижимым. Между тем ветер все усиливался. Бурно бушевало море, волны с шумом ударялись о скалистый берег, и брызги далеко летели к верху, обливая остроконечный утес, изрытый ущельями, на темном фоне которого рельефно выделялась белая масса, действительно казавшаяся человеческим существом и молодому ассесору, хоть он и уверен был в противном.

- Если вы думаете, что это действительно человек или призрак старого Вита, то отчего же до сих пор ни один из вас не проследил его, отчего никто не попытался осмотреть это место и убедиться, действительно ли есть там кто нибудь, или это только так кажется отсюда?... и почему белая фигура эта бывает видна именно перед бурей? спросил ассесор, между тем как челнок подгоняемый ветром, быстро несся по волнам, сильно покачиваясь из стороны в сторону.

- Но кто-же может пробраться туда? Ни один человек не в состоянии подойти к тому месту ни сухим путем, ни с моря, отвечал Енс, под ним все трещины, да обрывы, с берега значит попасть туда никак нельзя, да и с моря тоже, ни одна лодочка не может пристать в этом месте к берегу: уж больно много здесь камней, еле прикрытых водою. Где-же человеку взобраться туда, где является седой Вит.

На скале все еще светилась белая фигура.

Оба собеседника замолчали. Варбургская деревня была уже близко. Вскоре челнок их причалил к берегу, с этого места не было уже видно утеса с белым призраком старого Вита.

В деревне, населенной по преимуществу рыбаками и перевозчиками, царила воскресная тишина. Несколько рыбаков сидело на берегу, починяя свои развешанные для просушки сети.

Ассесор ловко выпрыгнул на берег. Енс еще раз поблагодарил его за щедрую плату и указал ему на дорогу, которая круто поднималась в гору и вела к лесу, а там уже чрез лес к замку. Но молодой человек не нуждался в его указаниях, он сам отлично знал эту дорогу. Ласково кивнув головой услужливому перевозчику, ассесор весело стал взбираться по хорошо знакомой ему горной тропинке,

Тучи все более и более сгущались, и горизонт казался одной сплошной свинцовой массой. Воздух был удушливо жаркий.

Бруно снял шляпу и отер пот со лба.

Был шестой час. В семь часов, как передал ему Губерт, обещалась Лили прийти к трем дубам, выслушать от кузена важное известие, которое он хотел передать ей. В его распоряжении было, значит, еще около двух часов. Менее чем в час мог он дойти до назначенного места; остальное время он решился употребить на отдых и по горной песчаной тропинке забравшись на верх, не доходя леса, устроить привал. Ему необходимо было отдохнуть и собраться с мыслями.

Как славно было на верху: полной грудью вдыхал Бруно свежий, чистый горный воздух, любуясь прелестным видом, растилавшимся оттуда на море. Подле самой дороги увидел он природную дерновую скамью, с наслаждением уселся на нее, положил шляпу в сторону и принялся мечтать о своей ненаглядной Лили, которую он любил горячо и искренно. Горя, нетерпением признаться этой чудной девушке в своей любви и узнать, отвечает ли она взаимностью, он задавал себе теперь вопрос, не сделать ему этого сегодня же. Как вдруг под самым уходом его раздался тихий, почти безумный хохот.

Бруно осмотрелся кругом: эта неожиданная помеха бесила его, да и смех-то был такой неприятный.

- Это я, мой пригожий молодой барин, другого никого нет, послышался чей-то тихий, хриплый голос, это я, Лина Трунц, деревенская нищая! Ах милосердый Боже! вся-то деревня не краше нищих, мой пригожий молодой барин, а тут-то еще между всеми слыву я за нищую, нищая - из нищих, ха, ха, ха, хороша, значит! Чтож, не я первая, не я последняя, хоть бы скорее только настал конец всей этой каторге!

Дряхлая, сгорбленная старушонка сидела на дороге в нескольких шагах от Бруно. Костлявые руки её тряслись от старости. В одной держала она палку, в другой несколько собранных в лесу хворостинок. Вся одежда её буквально состояла из лохмотьев. Из под старого худого платка, покрывавшого ей голову и костлявую, жилистую шею, выбивалис жидкия пряди спутанных седых волос, худое, сморщенное лицо её цветом своим напоминало медь.

Бруно, сжалившись над бедной старушкой, полез в карман за милостыней.

- Который же вам год? спросил он.

- Право и сама не знаю, не считала, мой пригожий, молодой барин. Куда это вы? В замом верно? спросила нищая с благодарностью принимая от молодого человека монету и проворно кладя ее в карман.

- Нет, не в замок, отвечал Бруно.

- А я уже думала, что туда! Там идет теперь кутерьма, богатым людям все ведь можно, произнесла старуха с такою непреодолимою горечью, почти со злобою, что Бруно невольно взглянул на нищую и стал прислушиваться к её словам, а, наш брат принужден всю жизнь голодать и побираться милостыней! Да, пока жива еще была покойная госпожа, старая Лина могла ходить туда всякий день, той никогда она не мешала, но теперь...

- Что же, разве теперь там стало иначе?

- Нет, старушка, что хотите вы сказать?

- Это тайна, отвечала старуха, нагнувшись к самому уху Бруно. Теперешняя графиня не женщина, не человек, она высасывает кровь из тех, кто стоит ей поперег дороги, все они должны умереть, и они вовсе не замечают, как мало по малу тают они, как все придвигаются они к смерти, не замечают они даже и того, кто отнимает у них жизнь! Что бы ей когда нибудь попробовать высосать кровь из меня, продолжала старуха, впадая в свой прежний тон и скаля зубы, но должно быть я ей не по вкусу, мне впрочем было бы это очень кстати.

- Не женщина, не человек - улыбаясь повторял за нею Бруно. Что за истории случаются у вас тут в Варбурге! Там внизу - является старый Вит, а здесь - на верху.

- Да, старый Вит! это тоже одна из тайн замка! важно заметила старуха, сопровождая слова свои многозначительным жестом. С него то и началась очередь, уж, конечно, это её же штуки, он был правой рукой покойного графа, ну вот в конце концов и стал ей поперег дороги! Всегда был здоровенный - разве не захворал он как раз тогда, когда она гостила там на верху? захворал и должен был убраться из замка. Он выглядел тогда как будто в жилах его не было ни кровинки - она высосала ему кровь.

- Гм! вырвалось у Бруно, с трудом скрывавшого недоверчивую улыбку, которая так и просилась ему на губы; рассказ старухи, не смотря на свой баснословный характер, все-таки интересовал его. Бруно держался того мнения, что во всякой лжи всегда есть доля правды, и вот эту-то долю правды и хотелось ему отыскать в нелепых обвинениях, которые народное суеверие взводило на графиню Камиллу. Разве старый Вит что-нибудь говорил об этом? спросил он старуху:

- Никогда не говорил он об этом, они и сами-то не знают и не чувствуют даже этого! продолжала деревенская нищая. Но все старые люди знают, что именно гонит его дух туда на верх. И притом она красива, но всегда бледная как смерть. Жалко мне барышню, дочку-то покойной госпожи графини, царство ей небесное!

При имени покойной графини, старуха выпустила из рук палку, положила хворост в сторону и набожно сложила свои костлявые руки.

- Почему же это жалеете вы молодую графиню? спросила Бруно.

- Теперь наступает её очередь, это верно! До сих пор не смела она подступиться к ней, ныньче только исполнилось ей шестнадцать лет, но это время девочка была от нея в безопасности!

- Я вовсе и не делаю из этого тайны! Да и всякий здесь знает это! Это чистая правда, мой пригожий молодой барин! Начнем со старого Вита: после того как ушел он из замка, он поселился внизу в деревне и принялся рыбачить, чтобы заработать еще хотя пару грошей. Там, внизу, ему как будто стало лучше. Но и там не давали они ему покоя, ей мешало то, что он был еще жив, ей хотелось совсем доканать его, и вот, должно быть, ночью, высосала она из него последнюю кровь, когда он в одно воскресенье выехал в море на лодке и там поднялась буря, у него не было больше сил и он не вернулся.

- В воскресенье?

- Да, в воскресенье случилось это!

- В воскресенье умерла и графиня Анна!

Как-то странно взволновали Бруно последния слова деревенской нищей - сегодня тоже было воскресенье, а она боялась за Лили.

- Но кто-же раскрыл тайну замка, старушка? спросил он

- Раскрыл-то. Довольно долго не замечали мы её, а потом уж всем стала она ясна, как Божий день! Взглянуть на ту-то, так оно уж и видно.

Первым был, значит слуга Вит, тогда же прошел слух, что графиня Анна захворала, а гостья осталась ходить за нею - гостья, это теперешняя госпожа-то! Покойная госпожа была всегда здорова, мой пригожий молодой барин, всегда здорова к счастью для нас бедняков, вдруг начала она бледнеть и хиреть, казалось, ни кровники не было в ней больше, когда она умерла; я ведь тоже видела ее в часовне: ах, Боже мой! и при одном воспоминании об этом слезы потекли из полу-потухших глаз старухи.

ли ей обворожить его, не допустил ли он одурачить себя и не сделал ли он ее графиней? Из деревень ни один не пошел туда, когда играли свадьбу! Все плакали и горевали еще по графине Лиле! И что же случилось? Граф был высокий, крепкий, бодрый мужчина, злобная дикая лошадь была в руках его кроткой, послушной овечкой... любого кабана мог одолеть он один на один! Не захворал-ли он также в прошлом году? Не была-ли и из него высосана кровь, когда он умер?

Я была в часовне - один только раз после смерти покойной графини и была я на верху - я видела покойного графа! Весь изсохший, совсем желтый, как воск! Тоже ни капельки крови не было больше во всем теле.

Бруно также видел труп графа на одре смерти, чего отнюдь не желала графиня, так что дело дошло даже до крупной ссоры, и он вспомнил теперь, что относительно последняго обстоятельства старуха конечно была права.

- Да, мой пригожий, молодой барин, сказала деревенская нищая и быстро собрав хворост, с помощью костыля своего поднялась с места, долго ли еще будет она по прежнему безчинствовать там на верху, - да и управляющий - должно быть он тоже сродни дьяволу - одного с нею поля ягода, люди сказывали, они друг с другом на ты: служанка её раз слышала, - посмотрим-ка, много-ли времени пройдет до следующей, и не будет ли это наша дорогая барышня; ну, счастливый путь, мой пригожий, молодой барин.

И она заковыляла дальше вниз по дороге в деревню и все еще ворчала что-то себе под нос, но что именно - Бруно разобрать не мог.

- Счастливый пут, еще раз повторила нищая; он быстро поднялся с места, его тянуло в лес, туда, к трем дубам - там встретит он Лили! На крыльях радости стремился он на встречу своей милой; забыты были все тревоги и опасения! Исчезли все мрачные, ужасные картины перед прелестным образом ненаглядной девушки, которую после долгой разлуки, надеялся он сейчас увидеть Лили и Бруно фон-Вильденфельс.