Женитьба м-ра Тротта
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Женитьба м-ра Тротта

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ второй

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. "Общественная Польза" Большая Подъяческая, No 39
1895

ЖЕНИТЬБА М-РА ТРОТТА.

РАЗСКАЗЪ.

М-ръ Троттъ также былъ пiонеромъ. Зимою 1851 г. въ узкую долину, названную впоследствiи Ла-Портъ, прибыла партiя переселенцевъ и застала его уже на месте. Онъ смастерилъ самъ изъ коры и хворосту хижину, и целыхъ три месяца жилъ въ ней, питаясь сухарями да ветчиною; не смотря на все неудобства такой жизни, онъ былъ веселъ, бодръ и имелъ видъ настоящаго джентльмена. Впрочемъ, я съ удовольствiемъ предоставлю слово капитану Генри Саймсу, командовавшему партiей.

"Мы явились къ нему неожиданно, изъ-за угла, вотъ изъ-за такой скалы, джентльмены, какъ эта, что торчитъ у васъ передъ самымъ носомъ. Заметивъ насъ, онъ вошелъ въ хижину и, спустя недолго, выходитъ оттуда - какъ бы вы думали - въ высокой шляпе, въ настоящемъ цилиндре, чортъ возьми! И въ перчаткахъ, клянусь вамъ честью! Видный собой мужчина, только щеки впалыя и лицо бледное - ну, натурально, похудеешь, когда поживешь въ такой собачьей конуре. Но онъ ничего, снимаетъ шляпу и говоритъ:

-- Радъ познакомиться съ вами, джентльмены! Боюсь, что вы порядкомъ измучились въ дороге. Не угодно-ли сигарку! - И что-же? Достаетъ прекрасную сигарочницу, где лежали две настоящiя гаваны. - Жаль, что такъ мало, говоритъ онъ.

-- Вы сами не курите? спрашиваю я.

-- Редко, говоритъ. - И ведь вралъ, потому что въ тотъ-же день я виделъ, что онъ сосалъ трубку, какъ младенецъ сосетъ соску. - Эти сигары, прибавилъ онъ. я держу для гостей.

-- У васъ тутъ очень хорошая компанiя, надо думать, говоритъ ему Билль Паркеръ, глядя на его перчатки и подмигивая нашимъ ребятамъ.

-- Такъ... какъ бы вамъ сказать... индейцы иногда приходятъ...

-- Индейцы! говоримъ мы.

-- Да. Тихiй народъ, смею васъ уверить. Приносили мне раза два разную дичь; я отказался, потому что этимъ беднякамъ самимъ ведь надо есть.

Это онъ все говоритъ намъ, джентльмены. Ну, вы знаете, мы сами люди смирные, но такъ какъ эти проклятые индейцы стреляли въ насъ три раза, и съ самаго Билля чуть не сняли шкуру, такъ что онъ теперь носитъ лавровый венокъ, какъ римская статуя, то вы можете себе представить, какъ нашимъ ребятамъ понравились слова этого франта. Мы приняли все это за насмешку. Билль подходитъ, смотритъ на него въ упоръ и говоритъ вежливо, безъ крика:

-- Вы говорите, чортъ возьми, что ваши индейцы мирные, что они вамъ приносили дичь?

-- Да, приносили! отвечалъ онъ.

-- И вы отказались?

-- Что-жъ, верно вы ихъ этимъ очень разобидели?

-- Да, они были, повидимому, огорчены.

-- Конечно, говоритъ Билль. А вы, смею спросить, кто такой будете?

-- Извините, говоритъ незнакомецъ, - и чортъ побери мою шкуру, если я вру. - Онъ пошарилъ въ кармане, досталъ конвертикъ съ визитными карточками и, подавая Биллю, говоритъ: - Вотъ моя карточка!

Билль прочелъ вслухъ: Джэкъ Троттъ изъ Кентукки.

-- Славная карточка, - говоритъ Билль.

-- Радъ, что вамъ нравится, отвечаетъ тотъ.

-- Я думаю, что у васъ тамъ еще много такихъ штучекъ и на всехъ написано Джэкъ, Джэкъ, Джэкъ? говоритъ Билль.

Незнакомецъ ни слова на это, только отступаетъ потихоньку назадъ, а Билль лезетъ прямо на него и оретъ:

-- Ну-ка, где ваша дичь, мистеръ Джэкъ Троттъ изъ Кентукки?

-- Я не совсемъ понимаю васъ! - говоритъ тотъ, а щеки у него разгораются, какъ жаровня съ угольями.

-- Спрашиваю васъ, напираетъ на него Билль, что это за перчатки? Къ чему этотъ дурацкiй колпакъ? Что за насмешка надъ нами? И кто вы, говорите честью!

Незнакомецъ выпрямляется и говоритъ: - Я не стану ссориться съ гостями на своей земле, а потому позволю себе сказать, что я - джентльменъ (такъ прямо и говоритъ). Съ этими словами снимаетъ цилиндръ, низко кланяется и поворачиваетъ намъ спину, вотъ эдакимъ манеромъ. Но Билль, не долго думая, поднимаетъ правую ногу не хуже клоуна въ цирке и бацъ - сапогомъ прямо въ цилиндръ.

Что было дальше - не помню! Клянусь вамъ, джентльмены, изъ всехъ насъ только одинъ Билль могъ бы разсказать все толкомъ, что и какъ было, но онъ никогда объ этомъ не говорилъ. Помню только что-то вроде вихря, не было ни выстреловъ, ничего - только пыль и буря, однимъ словомъ взрывъ! Поверите-ли, у меня въ кармане, оказалось три фунта песку и камешковъ, да въ волосахъ столько же. Смотрю, а мой Билль взобрался на дерево и сидитъ на двадцать футовъ отъ земли.

-- Капиташка! - кричитъ онъ мне. Что? Ураганъ прошелъ?

-- Какой? спрашиваю.

-- Да эта буря или чортъ ее знаетъ что?

-- Думаю, что все прошло.

-- Видишь, говоритъ онъ, - у меня вышло маленькое столкновенiе съ этимъ франтомъ, а онъ вдругъ подвелъ какое-то электричество... Делать нечего, надо идти извиниться.

Съ этими словами храбрый Билль слезъ внизъ и, не долго думая, отправился прямо въ хижину. Вскоре они вышли оттуда, держась за руки, и Билль улыбался какъ дитя. Такъ вотъ какъ мы познакомились съ джентльменомъ изъ Ла-Порта", закончилъ свой разсказъ капитанъ Генри Саймсъ.

Я не ручаюсь, что разсказъ достопочтеннаго капитана не содержалъ некоторыхъ преувеличенiй, и вообще исторiя объ "электрическомъ взрыве" навсегда останется загадочной. Но какъ бы то ни было, я знаю достоверно, что джентльмена въ цилиндре все признали чудакомъ и онъ былъ этимъ вполне обезпеченъ отъ какихъ бы то ни было личныхъ нападокъ. Иногда пытались критиковать его, но всегда неудачно.

"штатахъ", т. е. на родине; въ знакъ траура, онъ наделъ широчайшую креповую ленту на свою белую шляпу; за это его заставили угостить всю компанiю въ трактире или "отеле" м-ра Паркера. Итакъ речь была следующая:

"Видите-ли, джентльмены, я, разумеется, огорченъ смертью родственника, и вы за это на меня налагаете штрафъ, но справедливо-ли съ вашей стороны позволять этому господину, что сидитъ по правую руку отъ меня, щеголять въ желтыхъ лайковыхъ перчаткахъ! Я не хочу отказать вамъ въ угощеньи, джентльмены, но надо соблюдать во всемъ справедливость".

Это воззванiе "къ народу", конечно, закрыло ротъ м-ру Тротту, но за то развязало языкъ председателю собранiя, почтеннейшему Уильяму Паркеру, кабатчику.

-- Молодой человекъ! сурово сказалъ онъ. Когда вы будете вправе носить желтыя перчатки, какъ этотъ человекъ, тогда вы вправе будете и говорить. Тогда никто не запретитъ вамъ носить хоть рубашку спущенную до пояса.

Толпа одобрила эту сильную и убедительную речь, робкiй юноша заплатилъ за угощенiе и снялъ бы, не смотря на это, свою креповую повязку, если бы не вмешался въ дело самъ джентльменъ изъ Ла-Порта.

А между темъ въ фигуре джентльмена не было ничего ни внушительнаго, ни необыкновеннаго. Это былъ неуклюжiй съ виду долговязый господинъ, съ длинными руками. Походка у него была своеобразная, можно было по ней угадать происхожденiе отъ предковъ индейцевъ: во время ходьбы пальцы ногъ сгибались. Лицо его имело самое безобидное выраженiе; редко на немъ играла улыбка, да и то больше изъ вежливости, когда джентльменъ не вполне понималъ какую-нибудь шутку или остроту.

Черные волосы, выдающiяся скулы и, въ особенности, удивительные глаза еще более обнаруживали его индейское происхожденiе. Глаза у него были не то желтоватые, не то голубые, круглые, взглядъ пристальный, спокойный и кроме спокойствiя ровно ничего не выражающiй, не выдающiй ни малейшей мысли. Этотъ взглядъ до того мало гармонировалъ съ его жестами, речью и походкой, что некоторые злые языки уверяли, будто онъ лишился зренiя во время какой-то стычки и вставилъ себе глаза соперника. Если бы эта остроумная догадка стала известна самому м-ру Тротту, онъ, безъ сомненiя, ограничился бы только простымъ отрицанiемъ факта. Повторяю, онъ былъ положительно неспособенъ понять шутку, увидеть смешное въ техъ случаяхъ, когда все смеются. Онъ былъ всегда изумительно серьезенъ и представлялъ странный контрастъ съ большинствомъ своихъ согражданъ, умеющихъ приправить шуткой самый драматическiй эпизодъ. Остроумную выдумку онъ считалъ просто ложью, и въ его присутствiи редко решались подшутить надъ кемъ нибудь, но по той же причине онъ находился въ какомъ-то аристократическомъ отчужденiи отъ остальнаго общества.

Какъ бы то ни было, м-ръ Троттъ делилъ все невзгоды и пользовался всеми выгодами новаго поселенiя, считавшаго его однимъ изъ своихъ основателей. Въ качестве настоящаго пiонера, онъ получалъ некоторый доходъ, позволявшiй ему удовлетворять своимъ маленькимъ причудамъ. У него были две главныя страсти: любовь къ чистымъ рубашкамъ и страсть делать подарки. Впрочемъ, эти подарки были скорее сентиментальными, чемъ ценными. Такъ, онъ одному близкому другу подарилъ трость, вырезанную изъ дикой лозы, которая росла на томъ самомъ месте, где впервые была найдена знаменитая "Орлиная шахта". Головка трости была взята отъ палки, доставшейся Тротту отъ его отца, а набалдашникъ былъ выкованъ изъ последняго серебрянаго полудоллара, завезеннаго съ собою въ Калифорнiю.

-- И представьте себе, говорилъ съ негодованiемъ прiятель, осчастливленный этимъ подаркомъ. - Я недавно предлагалъ у Робинзона спустить ее за пять долларовъ, но ребята не захотели и предложили мне оставить позицiю! Никакого, то есть, понятiя о вещахъ, имеющихъ, такъ сказать, некоторую святость.

Настала весна. М-ръ Троттъ былъ единогласно выбранъ своими согражданами въ мировые судьи. Нечего и говорить, что какъ судья, онъ держалъ себя съ великимъ достоинствомъ. Онъ отличался, впрочемъ, изумительной мягкостью насчетъ назначенiя штрафовъ и другихъ наказанiй, чемъ не мало разочаровалъ согражданъ. Такъ, напримеръ, онъ обращался къ заведомому преступнику съ такою речью:

-- Законъ требуетъ отъ меня, сэръ, посадить васъ въ тюрьму на десять дней или заменить это наказанiе пеней въ десять долларовъ. Но у васъ, вероятно, нетъ денегъ, а потому письмоводитель внесетъ за васъ изъ общественныхъ суммъ заимообразно.

Письмоводитель вносилъ деньги, а иногда судья платилъ изъ собственнаго кармана. Разъ, впрочемъ, произошелъ маленькiй скандалъ: упорный преступникъ, вероятно подъ влiянiемъ злой воли, а можетъ быть жалея карманъ судьи, наотрезъ отказался отъ такого взноса. Пришлось волей-неволей отправить его въ тюрьму. Достоверные свидетели передаютъ, что это событiе окончилось самымъ изумительнымъ образомъ. Судья, одетый въ рубашку изумительной белизны, ₍въ неизменныхъ желтыхъ перчаткахъ, отправился въ "тюрьму", - маленькое зданiе, заменявшее вместе съ темъ городскую ратушу. Съ некоторой торжественностью "судъ" потребовалъ какiе-то отчеты и произвелъ оффицiальную ревизiю. Поздно вечеромъ шерифъ или, точнее, сторожъ былъ посланъ за бутылкой виски и колодой картъ. Молва прибавляетъ, что шерифъ и судья проиграли въ этотъ вечеръ - первый свое месячное, второй годовое - жалованье бедному заключенному, что, вероятно, было сделано съ целью облегчить его участь и избавить его отъ скуки. Впрочемъ, многiе считаютъ эту исторiю сплетней и говорятъ, что она не согласна съ достоинствомъ такого судьи, какъ м-ръ Троттъ, хотя, съ другой стороны, по доброте души онъ былъ способенъ на еще более курьезныя дела... На этотъ разъ его мягкость могла бы нажить ему серьезныя непрiятности, если бы въ виде исключенiя не подвернулся следующiй случай. Некiй юный говорунъ, т. е. законникъ, прiехавшiй изъ Сакраменто, велъ какое-то гражданское дело предъ судьею Троттомъ. Адвокатъ былъ крайне самоуверенъ и едва скрывалъ свое презренiе къ этому "первобытному" суду. Судья сиделъ, по окончанiи речи адвоката, не шевеля ни одимъ мускуломъ, и только щеки его покраснели. Но и на этотъ разъ я предпочитаю привести показанiе очевидца:

"Судья покраснелъ какъ ракъ, и спокойно сказалъ этому прощалыге: - Знаете-ли, молодой человекъ, что я вправе приговорить васъ къ штрафу въ пятьдесятъ долларовъ за неуваженiе къ суду? - Знаю, говоритъ прощалыга, и готовъ заплатить хоть сейчасъ. - Но знаете-ли вы, грустно прибавляетъ судья, что я вовсе не намеренъ штрафовать васъ! Я уважаю свободу слова и... действiя!... сказалъ, и не говоря дурнаго слова, хвать этого молодца за шиворотъ, приподнялъ его на воздухъ и бацъ! прямо изъ окна на улицу, въ канаву! - Перехожу къ следующему делу, добавилъ судья, усаживаясь на свое судейское кресло, и глядя на насъ своими бельмами, какъ будто ничего особеннаго не случилось".

Это маленькое происшествiе обошлось безъ всякихъ серьезныхъ последствiй для м-ра Тротта. Но въ томъ же самомъ трибунале, где судья выказалъ такую доблестную твердость духа, онъ обнаружилъ необъяснимое слабодушiе, едва не стоившее ему полной утраты популярности.

Въ главномъ игорномъ доме находилась некая лэди, съ весьма сомнительной репутацiей и слишкомъ свободными манерами. Она играла роль фортуны, т. е. вертела роковое "колесо счастiя". Эта самая лэди возбудила обвиненiе противъ некоторыхъ именитыхъ гражданъ за то, что они ворвались въ "салонъ" съ оружiемъ въ рукахъ и сокрушили ея рулетку. За обиженную стоялъ самъ судъ и, кроме того, ей весьма симпатизировалъ одинъ джентльменъ, который, впрочемъ, не былъ ея мужемъ. Но не смотря на эту поддержку, ей не повезло. Хотя насильственное вторженiе было вполне доказано, присяжные вынесли обвиняемымъ оправдательный приговоръ, даже не выходя изъ залы суда. Судья Троттъ взглянулъ на присяжныхъ своими кроткими глазами.

-- Такъ ли я васъ понимаю? Это вашъ окончательный приговоръ?

-- Верно изволите говорить, ваша милость, теперь хоть сапогами стучите, ваше дело не выгоритъ, ответилъ старшина присяжныхъ, весело и съ грубымъ добродушiемъ.

-- Мистеръ клеркъ, - обратился судья къ письмоводителю, - внесите приговоръ въ протоколъ, и вследъ за темъ пишите, что я отказываюсь отъ чести быть судьею въ этомъ суде.

Онъ всталъ и удалился. Напрасно многiе влiятельные граждане поспешили за нимъ, упрашивая его не горячиться попусту; напрасно доказывали они, что изъ-за такой ничтожной женщины не стоило портить себе кровь и что самое дело не стоитъ выеденнаго яйца, а темъ более такой серьезной жертвы. Напрасно сами присяжные убеждали его, что онъ наноситъ имъ личное оскорбленiе своей отставкой. Судья Троттъ быстро повернулся къ старшине присяжныхъ и румянецъ покрылъ его щеки.

-- Я васъ не понимаю, сказалъ онъ.

-- Я сказалъ, скороговоркой ответилъ старшина, что не стоитъ более спорить объ этомъ деле. - И онъ, какъ подобало его оффицiальному положенiю, немного выдвинулся впередъ изъ группы присяжныхъ.

Прошелъ месяцъ. Однажды, въ сумерки, м-ръ Троттъ сиделъ "подъ тенью своей смоковницы", т. е. высокаго краснаго дерева, передъ дверью той самой хижины, где мы его встретили въ начале разсказа. Вдругъ онъ сталъ смутно сознавать, что видитъ женскую фигуру и слышитъ женскiй голосъ. Джентльменъ съ минуту не решался, но затемъ приставилъ къ глазу большой золотой лорнетъ, составлявшiй предметъ его последней моды или причуды. Фигура была, повидимому, незнакомая, но голосъ показался знакомымъ. Да, безъ сомненiя, это та самая лэди, которая фигурировала въ роковомъ процессе. Здесь скажу кстати, что ее звали мамзель Клотильда Монморенси. По французски она не говорила и въ жилахъ ея текла англiйская кровь, но она присвоила себе французское имя, вероятно, въ честь того, что сограждане считали рулетку иностранной игрой.

-- Я бы желала знать, сказала миссъ Клотильда, усаживаясь на скамью рядомъ съ м-ромъ Троттомъ, - т. е. я и Джэкъ Вудсъ мы желали бы знать, какъ великъ убытокъ, причиненный вашему карману этой отставкой?

Бывшiй судья едва разслышалъ ея слова, такъ былъ онъ изумленъ этой встречей, и только пробормоталъ:

-- Я, кажется, имею удовольствiе говорить съ миссъ...

-- Вы, верно, хотите сказать, что вы меня не знаете, никогда меня прежде не видали и что не желаете меня более видеть, и вы хотите вежливымъ манеромъ отделаться отъ меня, - сказала миссъ, стараясь казаться спокойною и сгребая въ кучу концомъ зонтика сухiе листья, лежавшiе на песке, какъ будто желая зарыть въ нихъ волновавшiя ея чувства. - Я миссъ Монморенси. Я вамъ сказала, что Джэкъ и я мы подумали, что ведь вы стояли за насъ горою, когда эти собаки вынесли свой дьявольски лживый приговоръ; Джэкъ и я мы подумали, что вамъ не совсемъ къ лицу потерять такое место изъ-за меня. "Узнай отъ судьи, говоритъ онъ, во что онъ ценитъ убытокъ отъ своей отставки, пусть высчитаетъ по пальцамъ". Это Джэкъ говоритъ. Онъ аккуратный человекъ, скажу вамъ про него.

-- Я васъ, кажется, не понимаю, ответилъ бывшiй судья, просто и безъ раздраженiя.

-- Вотъ, вотъ! Это самое! - продолжала миссъ Клотильда съ едва подавленной горечью. Я такъ и сказала Джэку. Я ему говорю: судья не пойметъ ни меня, ни тебя, онъ не захочетъ съ нами разговаривать. Ведь онъ встретилъ меня на улице въ прошлый четвергъ и не обратилъ вниманiя, даже не ответилъ, когда я ему поклонилась первая.

-- Дорогая мадамъ! - поспешно сказалъ м-ръ Троттъ. Уверяю васъ, вы ошибаетесь. Я не виделъ васъ. Прошу васъ, верьте мне. Фактъ тотъ... мне совестно самому сознаться въ этомъ, но я чувствую, что съ каждымъ днемъ мое зренiе становится все слабее и слабее. - Онъ умолкнулъ и вздохнулъ. Миссъ Монморенси, глядя ему прямо въ лицо, увидела, что онъ побледнелъ и взволнованъ. Женская чуткость тотчасъ подсказала ей, что онъ обиженъ темъ, что ему показалось намекомъ въ ея словахъ относительно его физическаго недостатка, т. е. его уродливыхъ глазъ. Ей тотчасъ стало жаль его. Женщина не можетъ простить мужчине только такого уродства, для котораго не находитъ какого-нибудь объясненiя.

-- Такъ вы въ самомъ деле меня не узнали, - сказала миссъ Клотильда, несколько смягчившись, но все еще чувствуя себя неловко.

-- Боюсь, что не узналъ... сказалъ Троттъ, съ улыбкой, и какъ-бы желая загладить свою вину.

Миссъ Клотильда помолчала съ минуту.

-- Вы хотите сказать, что не могли разсмотреть моего лица и тогда, когда я сидела въ суде?

М-ръ Троттъ покраснелъ.

-- На мне была, - поспешно заговорила миссъ, - на мне была, знаете, соломенная шляпа съ красной шелковой лентой, и ленты были завязаны подъ подбородкомъ. Вспоминаете теперь?

-- Я... то-есть... Я боюсь...

-- И еще пестрая шелковая косынка, тревожно прибавила миссъ Клотильда.

Судья Троттъ улыбнулся вежливо, но смущенно...

-- Такъ вы, значитъ, никогда меня не видели!

-- Никогда, вполне ясно...

-- Я не могъ оставаться судьею въ суде, где былъ вынесенъ такой несправедливый приговоръ, отвечилъ горячо Троттъ.

М-ръ Троттъ въ самыхъ вежливыхъ выраженiяхъ выяснилъ ту же мысль, придавая ей несколько иную форму.

Миссъ Монморенси помолчала.

-- Значитъ, вы вовсе не ради меня? спросила она наконецъ.

-- Боюсь, я не совсемъ понимаю васъ, сказалъ онъ, несколько смутившись.

-- Нетъ, подтвердилъ онъ ласково и весело.

Новое молчанiе. Миссъ Клотильда покачивала зонтикъ, оперевъ его о кончикъ ботинки.

-- Хорошо, сказала она наконецъ, я вижу, что для Джэка вы сказали немного интереснаго.

-- Для кого?

-- А, для вашего мужа!

Миссъ Монморенси судорожно схватилась за свой браслетъ и ответила резко:

-- Кто сказалъ, что онъ мой мужъ?

-- О, извините, я не зналъ... я думалъ...

"ты можешь сказать судье, что это вовсе не будетъ взятка или что нибудь такое. Судъ конченъ, онъ теперь не судья, больше ничего не можетъ сделать въ нашу пользу. Намъ-же непрiятно, если онъ изъ-за насъ потерпелъ убытокъ за то, что онъ такой хорошiй человекъ..." Вотъ что сказалъ Джэкъ. Но я отлично знала, что вы на это скажете. Я знала, что вы взбеситесь. Знаю, что и теперь вы злы, какъ чортъ! Знаю, что вы слишкомъ горды, чтобы взять хоть одинъ долларъ отъ такихъ людей какъ мы, и скорее умрете съ голоду! Я знаю, что вы пошлете Джэка ко всемъ чертямъ и меня вместе съ нимъ!

Она сильно взволновалась и потеряла всякую разсудительность до такой степени, что совсемъ не кстати разрыдалась до истерики. Она снова опустилась на скамью, съ которой уже было встала, и закрывъ глаза руками, на которыхъ были желтыя перчатки, она прислонила ручку зонтика ко лбу. Къ немалому изумленiю миссъ Клотильды, Троттъ вдругъ положилъ одну руку ей на плечо, а другою отнялъ у нея зонтикъ и положилъ его подле нея на скамью.

-- Вы ошибаетесь, моя дорогая молодая лэди, сказалъ онъ съ почтительной серьезностью. - Вы глубоко ошибаетесь; я чувствую къ вамъ лишь признательность за ваше предложенiе, я глубоко тронутъ, но все же не могу принять отъ васъ никакого подарка. Нетъ! Я желалъ бы убедить васъ, что действуя такъ, я исполнилъ лишь свой долгъ, и если вы были доброжелательны ко мне, какъ къ судье, я надеюсь вы сохраните дружбу ко мне и теперь, просто какъ къ человеку.

Миссъ Клотильда повернула къ нему лицо, какъ бы желая глубже вникнуть въ смыслъ словъ, которыя наполняли ея сердце восторгомъ. Но она сказала только:

-- Вы можете видеть меня при такомъ освещенiи? На такомъ разстоянiи? Наденьте ваше стеклышко и вглядитесь.

"колеса фортуны" и, казалось, что въ этихъ глазахъ каждый могъ прочесть свою судьбу.

Славные у нея были глаза. Судья Троттъ едва-ли виделъ когда-нибудь такъ близко такiе хорошенькiе глазки. Онъ въ смущенiи отшатнулся и щеки его покраснели. Затемъ, частью по врожденной вежливости, частью изъ желанiя ввести третье лицо, которое вывелобы его изъ затрудненiя, онъ сказалъ: - Надеюсь, вы передадите вашему другу мистеру... что я весьма ценю его доброту, хотя и не могу воспользоваться ею.

-- О, вы говорите насчетъ Джэка! сказала миссъ Клотильда. Онъ уже убрался домой, въ "штаты"! О, я съ нимъ скоро уладила все дела!

Новое молчанiе. Отсутствiе Джэка, кажется, еще более усилило неловкость положенiя.

Наконецъ миссъ Клотильда заговорила:

Они разстались. Судья постоянно узнавалъ ее после этого разговора. И вдругъ разнеслась странная весть: судья Троттъ женился на миссъ Дженъ Томсонъ (Клотилда-тожъ). Буря негодованiя пронеслась надъ мирными гражданами. Все были уверены, что этотъ бракъ явился последствiемъ злоумышленнаго заговора и хитро обдуманнаго плана. Стало ясно, что Троттъ отказался отъ места судьи изъ-за ея прекрасныхъ глазъ и, можетъ быть, тоже ради ея маленькаго капитальца. Вся его многолетняя репутацiя рухнула. Особенно жалели ея последняго любовника, бедняго Джэка Вудса, жертву двойнаго коварства со стороны судьи и самой Клотильды. Былъ даже назначенъ комитетъ для поднесенiя адреса или, точнее, для сочиненiя письма съ выраженiемъ сочувствiя "бедному" Джэку, хотя еще недавно сограждане чуть не приговорили его къ виселице за какую-то проделку. Но волненiе сразу улеглось, когда выступилъ ораторъ, объяснившiй настоящую суть дела. Это былъ капитанъ Саймсъ, тотъ самый правдивый разсказчикъ, который сообщилъ намъ объ "электрическомъ взрыве":

-- Въ этомъ деле, джентльмены, есть одна закорючка. Видите-ли, въ тотъ самый день, когда она вышла за него замужъ въ Санъ-Франциско, она побывала у доктора - посоветоваться на счетъ глазъ старика. Докторъ сказалъ, что дело дрянь, ослепъ совсемъ и теперь помочь ничемъ нельзя. Джентльмены, если такая красивая бабенка бросаетъ прежнюю жизнь и свое доходное занятiе и плюетъ, можно сказать, на такого молодца, какъ Джэкъ Вудсъ, и все это затемъ, чтобы выйдти за слепца, не имеющаго ни доллара за душою, и только потому, что онъ однажды взялъ ея сторону ради, этого, какъ бишь его, принципа, то - чортъ побери - тутъ нечего вмешиваться въ дело! Если судья настолько добръ, что прощаетъ ей некоторыя, скажемъ, причуды, за то, что она нянчится съ нимъ, какъ съ малымъ ребенкомъ, такъ пусть ихъ тешатся! И вы меня извините, но я знаю по опыту, что вовсе не годится совать носъ въ домашнiя дела такого человека, какъ мистеръ Троттъ.