Покерфлетские изгнанники
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Покерфлетские изгнанники

Когда мистеръ Джонъ Окгерстъ, игрокъ, вышелъ на главную улицу городка Покерфлета утромъ 23го ноября 1850 года, онъ заметилъ перемену въ ея нравственной атмосфере происшедшую за ночь. Два, три человека, серiозно разговаривавшiе между собою, замолчали когда онъ подошелъ, и обменялись многозначительными взглядами. Въ воздухе заметно было какое-то праздничное веянiе, которое въ городке непривычномъ къ праздничнымъ впечатленiямъ имело угрожающiй характеръ.

На покойномъ, красивомъ лице мистера Окгерста не выразилось большаго вниманiя къ этимъ признакамъ; можетъ-быть ему были известны ихъ причины, но это другой вопросъ. "Верно они кого-нибудь высматриваютъ", разсудилъ онъ; "можетъ-быть меня." Онъ спряталъ въ карманъ платокъ которымъ только-что смахнулъ красную пыль со своихъ новенькихъ сапогъ, и съ полнымъ спокойствiемъ избавилъ себя отъ дальнейшихъ догадокъ.

Въ самомъ деле городъ "высматривалъ". Въ последнее время ему пришлось лишиться несколькихъ тысячъ долларовъ, двухъ ценныхъ лошадей и одного изъ первыхъ гражданъ. На него напалъ припадокъ добродетельной реакцiи, такой же неосновательной и необузданной какъ и поступки возбудившiе ее. Тайный комитетъ решилъ избавить городъ отъ всехъ недостойныхъ жителей. Это было сделано навсегда въ отношенiи къ двумъ человекамъ которые уже висели на ветвяхъ сикомора, и временно относительно несколькихъ другихъ подозрительныхъ лицъ которыя были приговорены къ изгнанiю. Къ сожаленiю, я долженъ сказать что некоторыя изъ этихъ последнихъ были дамы.

Мистеръ Окгерстъ былъ правъ думая что онъ включенъ въ эту категорiю. Некоторые изъ членовъ комитета требовали было чтобъ онъ былъ повешенъ ради примера и вместе съ темъ для того чтобы можно было безопасно вознаградить себя изъ его кармановъ за те деньги которыя онъ выигрывалъ. "Это совершенно несправедливо", сказалъ Джимъ Вилеръ, "позволять этому молокососу изъ Рорингъ-Кампа, совсемъ чужому у насъ, обирать наши деньги." Но это узкое местное предубежденiе должно было уступить безсознательному чувству справедливости техъ которые имели счастiе выиграть у мистера Окгерста. Мистеръ Окгерстъ выслушалъ свой приговоръ со спокойствiемъ философа, и темъ съ большимъ хладнокровiемъ что до него дошли слухи о колебанiи его судей. Онъ не былъ бы настоящимъ игрокомъ еслибы не признавалъ судьбы; и жизнь была, по его мненiю, не более какъ неверная игра. Вооруженный отрядъ проводилъ изгоняемое зло за пределы города. Кроме мистера Окгерста, который былъ известенъ за отчаяннаго и хладнокровнаго человека и для устрашенiя котораго и былъ назначенъ отрядъ, общество изгнанниковъ состояло еще изъ одной молодой особы известной подъ именемъ герцогини, другой которая имела прозванiе тетушки Шилтонъ и дяди Вилла, дознаннаго пьяницы и подозреваемаго въ воровстве. Кавалькада не вызвала никакого замечанiя у зрителей, и ни одно слово не было произнесено провожавшими. Только когда дошли до канавы обозначавшей границу городскихъ владенiй, начальникъ конвоя обратился къ нимъ съ несколькими словами относившимися прямо къ делу. Изгнанникамъ воспрещалось возвращаться подъ страхомъ смерти. Когда конвой удалился, ихъ долго сдерживавшiяся чувства безпрепятственно вылились наружу. Герцогиня расплакалась, тетушка принялась гневно ворчать, а дядя Виллъ разразился целымъ залпомъ восклицанiй. Одинъ только философъ Окгерстъ молчалъ. Онъ спокойно выслушалъ желанiе тетушки задушить кого-то, уверенiя герцогини что она умретъ на дороге, и страшныя проклятiя которыми точно палилъ дядя Виллъ на ходу. Съ веселостiю свойственною его классу онъ потребовалъ чтобы герцогиня села на его лошадь вместо плохаго мула на которомъ она ехала. Но этотъ поступокъ не сблизилъ и не сдружилъ общества.

Дорога въ городокъ Сандибаръ, который представлялъ единственное возможное убежище нашимъ эмигрантамъ, лежала черезъ рядъ крутыхъ холмовъ. До него былъ верный день усиленной езды. Была уже глубокая осень, и общество скоро оставило за собою умеренныя влажныя страны горъ и вступило въ холодный, сухой, сжимающiй воздухъ Сьерръ. Тропинка была узка и неудобна. Около полудня герцогиня сползла съ седла на землю, объявила что дальше она не пойдетъ, и общество остановилось.

Место было необыкновенно дикое и поражающее. Лесистый склонъ окруженный съ трехъ сторонъ обрывистыми утесами голаго гранита мягко спускался къ краю другаго обрыва, откуда была видна вся долина. Конечно трудно было бы найти лучшее место для стоянки еслибъ она была кстати. Но мистеръ Окгерстъ зналъ что они не прошли еще и половины дороги и что ни одежда ихъ, ни запасы не допускали остановокъ. Онъ коротко и ясно указалъ на это своимъ товарищамъ, прибавивъ мудрое замечанiе о "безумiи бросать карты пока игра еще не сыграна". Но у нихъ была съ собою влага которая въ этой нужде заменяла для нихъ пищу, топливо, отдыхъ и предусмотрительность. Несмотря на его увещанiя скоро они все были подъ ея влiянiемъ. Дядя Виллъ быстро перешелъ изъ воинственнаго настроенiя въ какое-то отупенiе. Герцогиня сделалась вялою, а тетушка захрапела. Мистеръ Окгерстъ одинъ стоялъ прислонясь къ утесу и спокойно смотрелъ на нихъ.

Мистеръ Окгерстъ не пилъ. Это обусловливалось его занятiемъ которое требовало хладнокровiя, безстрастiя и присутствiя духа и, по его собственнымъ словамъ, онъ находилъ это неудобнымъ. Глядя на своихъ спящихъ товарищей, онъ въ первый разъ глубоко почувствовалъ всю тягость отчужденности связанной съ его презираемымъ промысломъ, все бремя неразлучныхъ съ нимъ привычекъ и пороковъ. Чтобъ отогнать отъ себя мрачныя мысли, онъ вздумалъ заняться чисткою своего чернаго платья, мытьемъ рукъ и лица и другими подобными заботами, всегда составлявшими принадлежность его внимательной опрятности. Мысль о томъ чтобы бросить слабыхъ и жалкихъ товарищей никогда не приходила ему въ голову. Все-таки онъ не могъ не чувствовать недостатка въ томъ возбужденiи которое, странно сказать, было более всего необходимо для спокойнаго хладнокровiя которымъ онъ отличался. Онъ смотрелъ на угрюмыя стены которыя отвесно подымались на тысячу футовъ надъ окружавшими его соснами; на грозно нахмуренное небо; на долину внизу, на которую уже спускалась тень.... Вдругъ онъ услышалъ свое имя.

По тропинке тихо поднимался всадникъ. Въ свежемъ, открытомъ лице его мистеръ Окгерстъ узналъ Тома Симсона изъ Сандибара, иначе известнаго подъ именемъ "невиннаго младенца". Онъ встретился съ нимъ несколько месяцевъ тому назадъ за "маленькою партiей" и выигралъ хладнокровно все состоянiе простодушнаго юноши, доходившее до сорока долларовъ. Окончивъ игру, мистеръ Окгерстъ отвелъ молодаго спекулятора въ другую комнату и сказалъ ему: "Томми, вы добрый мальчикъ, но вы въ игре ни на грошъ не смыслите; не пробуйте больше играть". Онъ положилъ ему въ руку все выигранныя у него деньги и тихонько вытолкнулъ его за дверь; съ техъ поръ Томъ Симсонъ сталъ его преданнымъ рабомъ. Это слышалось и въ его детски-восторжеввомъ приветствiи мистеру Окгерсту. Онъ разказалъ что отправляется въ Покерфлетъ искать счастiя. "Одинъ?" - Нетъ, не совсемъ одинъ; собственно онъ убежалъ съ Пайни Вудсъ. Ведь мистеръ Окгерстъ помнитъ Пайни? Что прислуживала за столомъ въ "Доме умеренности" въ Сандибаре? Они уже давно дали другъ другу обещанiе, но старый Джекъ Вудсъ не соглашается, вотъ они и убежали и отправляются въ Покерфлетъ чтобы тамъ обвенчаться. А теперь они совсемъ истомились. Какъ это хорошо что они напали на такое отличное место для стоянки, да еще и на общество!

Все это Томъ проговорилъ чрезвычайно быстро, а между темъ Пайни, толстенькая, хорошенькая девушка летъ пятнадцати, выдвинулась изъ-за сосны, за которой она краснела украдкой, и подъехала къ своему жениху. Мистеръ Окгерстъ редко заботился о мненiи другихъ, еще реже о приличiяхъ; во теперь онъ смутно сознавалъ что ихъ положенiе не совсемъ ловкое. Онъ однако сохранилъ настолько присутствiе духа чтобы толкнуть дядю Вилла, который собирался что-то сказать, а дядя Виллъ оказался достаточно трезвымъ чтобы призвать въ толчке мистера Окгерста высшую силу, не терпящую пренебреженiя. Затемъ Окгерстъ принялся убеждать Тома Симсона не останавливаться, но тщетно. Онъ даже указалъ на то что у нихъ не было ни провизiи, ни средствъ къ остановке. Но къ несчастiю Томъ отразилъ все эти доводы объявивъ что у него есть еще одинъ мулъ навьюченный провизiей, и указавъ на остатки чего-то въ роде шалаша, сплетеннаго изъ ветокъ, которые онъ открылъ не далеко отъ тропинки. "Пайни можетъ прiютиться вместе съ мистрисъ Окгерстъ", сказалъ Невинный Младенецъ указывая на герцогиню, - "а я ужь сумею устроиться".

Только увещательная нога мистера Окгерста спасла дядю Вилла, а то бы онъ разразился раскатами хохота. Но тутъ онъ почувствовалъ необходимость удалиться куда-нибудь подальше вверхъ по горе, до техъ поръ пока къ нему не возвратится спокойствiе. Тамъ онъ поделился своимъ весельемъ съ высокими соснами, и много имъ пришлось увидеть гримасъ на его лице, неудержимыхъ движенiй ногами и другихъ подобныхъ непристойностей. Возвратившись къ своимъ спутникамъ, онъ засталъ ихъ всехъ занятыхъ повидимому дружелюбнымъ разговоромъ, вокругъ огня; такъ какъ въ воздухе стало необыкновенно свежо и на небе нависли тучи. Пайни съ детскимъ одушевленiемъ разказывала что-то герцогине, которая слушала съ участiемъ и оживленностью, какихъ въ ней давно уже не было заметно. Томъ съ такимъ же успехомъ проповедывалъ предъ мистеромъ Окгерстомъ и тетушкой, начинавшею делаться ласковее.

-- Э, да тутъ целый пикникъ! сказалъ дядя Виллъ со внутреннею насмешкой, оглядывая группу путниковъ, яркiй огонь и стреноженныхъ животныхъ въ отдаленiи. Вдругъ какая-то мысль мелькнула сквозь спиртные пары омрачавшiе его разсудокъ. Верно въ ней было что-нибудь очень забавное, потому что онъ опять вдругъ скорчилъ ногу и заткнулъ ротъ кулакомъ.

Тени начинали медленно подниматься вверхъ по горе, легкiй ветерокъ качалъ верхушки деревьевъ и стоналъ въ ихъ длинныхъ угрюмыхъ ветвяхъ. Развалившiйся шалашъ былъ починенъ, покрытъ сосновыми ветками и предоставленъ дамамъ. Женихъ и невеста, прощаясь предъ сномъ, такъ чистосердечно поцеловались, такимъ простодушнымъ и искреннимъ поцелуемъ что его можно было бы слышать и выше колыхавшихся сосенъ. Изнуренная герцогиня и недоброжелательная тетушка вероятно были слишкомъ утомлены чтобъ обратить вниманiе на это новое доказательство простоты нравовъ и удалились въ шалашь ни слова не говоря. Огонь подправили, мущины улеглись предъ входомъ и черезъ несколько минутъ все спали.

Мистеръ Окгерстъ никогда не отличался крепкимъ ономъ. Около утра онъ проснулся съ чувствомъ холода и оцепененiя. Онъ началъ поправлять гаснувшiй огонь, какъ вдругъ ветеръ, который теперь дулъ уже сильно, хлестнулъ ему въ лицо чемъ-то и вся кровь его отхлынула прочь: это былъ снегъ!

Онъ вскочилъ на ноги чтобы разбудить товарищей, такъ какъ времени было терять нечего. По повернувшись къ тому месту где лежалъ дядя Виллъ, онъ увиделъ что его нетъ. Подозренiе мелькнуло въ его голове, и съ проклятiемъ на губахъ онъ бросился туда, где были привязаны мулы: ихъ не было. Следы уже быстро исчезали подъ снегомъ.

Поддавшись волненiю только на одну минуту, мистеръ Окгерстъ воротился къ костру уже со своимъ обычнымъ спокойствiемъ. Онъ не разбудилъ спавшихъ. Невинный Младенецъ покоился мирно съ улыбкой на добродушномъ лице, покрытомъ веснушками; Пайни почивала возле своей заблудшей сестры такъ сладко какъ подъ защитой небесныхъ хранителей, мистеръ Окгерстъ притянулъ себе одеяло на плечи; и поглаживая усы, сталъ ждать разсвета. Разсветъ пришелъ медленно, съ вьюгой и метелью, ослепляя и залепляя глаза снежными хлопьями. Все что можно было разглядеть вокругъ представляло картину изменившуюся какъ будто волшебствомъ. Окгерстъ посмотрелъ на долину, и настоящее и будущее представилось ему заключеннымъ въ двухъ словахъ: "занесены снегомъ!"

Внимательное изследованiе провизiи, которая къ счастью была спрятана въ шалаше и такимъ образомъ избегала предательскихъ рукъ дяди Вилла, показало что съ благоразумiемъ и заботливостью ея можетъ хватить еще на десять дней. - То-есть, прибавилъ мистеръ Окгерстъ шепотомъ-тому, - если вы захотите кормить насъ. Если же нетъ, что можетъ-быть будетъ лучше, мы можемъ подождать пока дядя Виллъ вернется съ провизiей.

По какой-то тайной причине мистеръ Окгерстъ не могъ решиться открыть мошенничество дяди Вилла, и выразилъ догадку что онъ уходя нечаянно спустилъ муловъ. Онъ намекнулъ герцогине и тетушке, которыя конечно знали въ чемъ дело, чтобъ оне молчали.

-- Они узнаютъ всю правду о насъ если узнаютъ хоть что-нибудь, прибавилъ онъ многозначительно, - а теперь пугать ихъ совсемъ не кстати.

Томъ Симсонъ не только отдалъ все свое имущество въ распоряженiе мистера Окгерста, но и казалось радовался предстоявшему имъ заключенiю. - "Мы тутъ отлично покочуемъ съ недельку, а потомъ снегъ растаетъ и мы все вместе отправимся назадъ." Добродушная веселость юноши и спокойствiе мистера Окгерста заразили и другихъ.

Томъ устроилъ изъ сосновыхъ ветокъ крышу для шалаша, а герцогиня принялась наставлять Пайни какъ украсить внутренность съ такимъ вкусомъ и ловкостью что молоденькая провинцiалка широко раскрыла отъ удивленiя свои голубые глаза. - "Славно вы должно-быть живете въ Покерфлете", сказала Пайни. Герцогиня вдругъ отвернулась чтобы скрыть краску мгновенно появившуюся на ея щекахъ, а тетушка посоветовала Пайни не тараторить. Когда мистеръ Окгерстъ воротился съ утомительныхъ поисковъ какого-нибудь выхода, онъ услышалъ звуки веселаго смеха, отдававшiеся въ утесахъ. Онъ остановился встревоженный, и его мысли прежде всего обратились къ водке, которую онъ благоразумно припряталъ. "Только это не совсемъ похоже на водку", сказалъ игрокъ. И только уже увидавъ сквозь метель ярко сверкающiй костеръ и группу около него, онъ успокоился, уверившись что это они "просто шалили". Не знаю припряталъ ли мистеръ Окгерстъ вместе съ водкой и свои карты, какъ предметъ недопускаемый въ ихъ общину. Достоверно только что, какъ говорила тетушка, онъ ни разу не вспомнилъ о картахъ въ этотъ вечеръ. Время какъ-то случайно занялось аккордiономъ, который Томъ Симсонъ съ некоторымъ хвастовствомъ вынулъ изъ своего мешка. Несмотря на немалое затрудненiе въ употребленiи этого инструмента, Пайни Вудсъ вызвала однако изъ него несколько упрямыхъ песенокъ, а Томъ присоединилъ акомпаниментъ на кастаньетахъ. Но самое главное торжество вечера состояло въ томъ что женихъ и невеста, взявшись за руки, съ большою важностью и старанiемъ спели "привальную" песнь. Кажется что не столько благочестивый характеръ, сколько вызывающiй тонъ и ковенанторскiя стремленiя заразили прочихъ, и они наконецъ присоединились къ припеву: "Я горжусь темъ что служу Господу и готовъ умереть въ его воинстве". Сосны качались, вьюга шумела и злилась надъ бедняками, а пламя ихъ жертвенника взвивалось къ небу какъ бы въ залогъ обета.

Къ полуночи метель утихла и звезды засiяли надъ спящими. Мистеръ Окгерстъ, котораго обычаи его промысла прiучили къ самому незначительному количеству сна, распределяя съ Томомъ караулъ, устроилъ такъ что ему досталась большая часть обязанности. Онъ объяснилъ Младенцу что ему часто приходилось проводить целую неделю безъ сна.

-- Что же это вы делали? спросилъ Томъ.

можно знать, это что оно того и гляди изменитъ. И вотъ догадаться когда оно изменитъ - въ этомъ вся штука. На насъ напало несчастье съ техъ поръ какъ мы выехали изъ Покерфлета - вы подвернулись и вотъ тоже попались. Пока еще можно держать карты, все хорошо. Потому что, прибавилъ игрокъ съ веселою непоследовательностью: - "Я горжусь темъ что служу Господу и готовъ умереть въ его воинстве". Наступилъ третiй день, и солнце, оглядывая долину покрытую белымъ ковромъ, увидело нашихъ изгнанниковъ когда они делили между собой утреннiя доли изъ своего постепенно уменьшающагося запаса. По странной особенности этого горнаго климата, его лучи разливали на зимнюю картину благодатную теплоту, какъ будто изъ состраданiя и сожаленiя о прошедшемъ. Но они освещали только груды снега взгроможденныя одна на другую вокругъ шалаша - неизвестное, неизследимое, безнадежное море въ утесистыхъ берегахъ къ которымъ изгнанники все еще льнули. Сквозь удивительно чистый воздухъ виднелся вдали дымъ поднимавшiйся отъ пастушьей деревни Покерфлетъ. Тетушка увидела его, и изъ высокой башни своей скалистой крепости метнула въ ту сторону свое последнее проклятiе., то былъ ея последнiй упрекъ, и потому можетъ-быть онъ былъ облеченъ некоторою торжественностью. Онъ облегчилъ ее, какъ она потихоньку сообщила герцогине: "Вотъ вы пойдите сами, попробуйте, и увидите". После этого она возложила на себя обязанность занимать "дитя", какъ ей и герцогине угодно было назвать Пайни. Пайни однако была далеко не ребенокъ, но по ихъ оригинальной теорiи это прозванiе служило только указанiемъ на то что она не держала себя непристойно и не употребляла проклятiй на каждомъ шагу, и это действовало на нихъ какъ-то утешительно.

пустоту произведенную недостаточностью пищи, и Пайни предложила новое развлеченiе - разказывать. Ни мистеръ Окгерстъ, ни его спутницы не имели охоты говорить о томъ что имъ пришлось испытать въ жизни, и это предложенiе тоже потерпело бы неудачу, еслибы не Младенецъ. Несколько месяцевъ тому назадъ ему попался какой-то затерянный экземпляръ незатейливаго перевода Илiады г. Попа. Онъ очень хорошо запомнилъ содержанiе, и хотя посреди общепринятаго местнаго наречiя своей родины совершенно забылъ слова и выраженiя, но все-таки предложилъ что разкажетъ главныя происшествiя поэмы. Такимъ образомъ Гомеровскiе полубоги снова спустились въ этотъ вечеръ на землю. Троянскiй храбрецъ и хитрый Грекъ вступили въ борьбу на воздухе, и высокiя сосны преклонились предъ гневомъ Пелеева сына. Мистеръ Окгерстъ слушалъ съ спокойнымъ удовольствiемъ. Особенно занимала его судьба "ясеневыхъ каблуковъ" (Asli-keels) какъ Младенецъ съ упорствомъ называлъ "быстроногаго Ахиллеса".

Такъ при скудости пищи, за то съ Гомеромъ и аккордiономъ въ изобилiи, прошла целая неделя. Солнце снова покинуло изгнанниковъ, и снова изъ свинцоваго неба посыпались на землю снежные хлопья. Съ каждымъ днемъ теснее становилась вокругъ нихъ снежная ограда, и наконецъ они очутились запертыми посреди ослепительно белыхъ стенъ, поднимавшихся на двадцать футовъ надъ ихъ головами. Становилось труднее и труднее поддерживать огонь; даже и деревья недавно упавшiя не вдалеке были теперь уже на половину скрыты подъ грудами снега. И однако никто не жаловался. Женихъ и невеста, отворачиваясь отъ грустнаго вида, смотрели другъ другу въ глаза и были счастливы. Мистеръ Окгерстъ хладнокровно примирился съ несчастливою игрой, которая очевидно вела къ проигрышу. Герцогиня веселее чемъ прежде заботилась о Пайни. Только тетушка, которая прежде была крепче всехъ, какъ будто слабела и бледнела. Въ полночь десятаго дня она подозвала Окгерста къ своей постели.

-- Конецъ мой пришелъ, сказала она слабымъ и жалостнымъ голосомъ, - но не говорите этого никому. Не будите ягнятъ. Возьмите узелокъ у меня въ головахъ и откройте.

-- Отдайте ихъ этому дитяти, сказала она, указывая на спящую Пайни.

-- Вы убили себя голодомъ, сказалъ игрокъ.

-- Да, это такъ называется, сказала она слабо и легши на постель опять повернулась къ стене и тихо уснула.

Аккордiонъ и кастаньеты были въ этотъ день отложены въ сторону и Гомеръ былъ забытъ. Когда тело тетушки было предано снегу, мистеръ Окгерстъ отозвалъ въ сторону Тома и показалъ ему лыжи, которыя онъ устроилъ изъ стараго вьючнаго седла.

-- А вы? спросилъ Томъ.

-- Я останусь здесь, былъ короткiй ответъ.

Женихъ и невеста простились долгимъ поцелуемъ.

-- Разве вы тоже уходите? сказала герцогиня увидевъ что Окгерстъ какъ будто ожидалъ чтобъ идти вместе.

Онъ вдругъ повернулся и поцеловалъ герцогиню. Ея бледное лицо вспыхнуло и дрожащiе члены оцепенели отъ изумленiя.

Наступила ночь, мистера Окгерста не было. Ночью опять поднялась буря и метель. Герцогиня, поправляя костеръ, заметила что возле шалаша было кемъ-то незаметно заготовлено топливо еще на несколько дней. Слезы выступили на ея глазахъ, но она скрыла ихъ отъ Пайни. Оне спали мало. Утромъ, взглянувъ другъ на друга, оне прочли свою судьбу. Ни одна не сказала ни слова; но Пайни, принявъ на себя видъ более сильной, притянула къ себе герцогиню и обняла ея станъ. Такъ просидели оне весь день. Ночью буря еще больше разсвирепела и разметавъ охранявшiя сосны проникла въ самый шалашъ. Къ утру оказалось невозможнымъ поддерживать огонь и онъ мало-по-малу совсемъ погасъ. Глядя на медленно черневшую золу, герцогиня прижалась къ Пайни и прервала долгое молчанiе:

-- Пайни, можете вы молиться?

-- Нетъ, душенька, отвечала Пайни простодушно.

и сидя такъ, оне обе уснули.

Ветеръ пелъ, какъ будто боясь разбудить ихъ. Легкiе хлопья снега, падая съ длинныхъ сосновыхъ ветокъ, летели какъ белыя птички и садились на спящихъ. Месяцъ гляделъ сквозь разорванныя облака на остатки привала. Но всякiй Следъ человека, всякiй признакъ земной работы былъ скрытъ подъ безукоризненно белою пеленой, милосердно ниспосланною свыше.

Оне проспали весь этотъ день и весь следующiй, и не проснулись когда голоса и шаги прервали окружающее молчанiе. И когда сострадательныя руки отряхнули снегъ съ ихъ побледневшихъ лицъ, по одинаково мирному выраженiю ихъ трудно было бы решить которая согрешила. Даже покерфлетскiй законъ созналъ это и отвернувшись оставилъ ихъ въ объятiяхъ другъ друга.

"Подъ этимъ деревомъ лежитъ тело Джона Окгерста который пошелъ несчастливо 23го ноября 1850 года и спасовалъ 7го декабря 1850 года."