Ред-Догская наследница

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ред-Догская наследница (старая орфография)

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

БРЕТ-ГАРТА

Том пятый.

Ред-Догская наследница.

О чудачестве завещателя первые слухи начали ходить, кажется, весной 1854 года. В то время он был владельцем значительных земель, заложенных одному приятелю за большие проценты, и обладателем довольно привлекательной жены, сердце которой всецело принадлежало другому приятелю. В один прекрасный день оказалось, что он вырыл, или приказал вырыть глубокую яму перед парадной дверью своего дома, и в течение вечера в эту яму провалилось несколько приятелей, случайно зашедших к нему в гости "запросто". Это, само по себе незначительное обстоятельство, показало, что чудак не лишен юмора и мог бы с успехом подвизаться на литературном поприще; однако любовник его жены, очень смышленый парень, сломавший себе ногу при этом случае, посмотрел на дело с другой точки зрения. Несколько недель спустя наш чудак сидел у себя дома за обедом, в обществе нескольких других приятелей своей жены; среди трапезы он извинился, ушел из-за стола, но вслед за тем появился в окне с рукавом от пожарной трубы и преспокойно начал окачивать водой всю компанию. Попробовали пожаловаться на такое обращение местному городскому совету. Но большинство граждан РедъДога (дело происходило в этом поселке), не бывших на обеде, решило, что всякий имеет право забавлять своих гостей, как ему заблагоразсудится. Тем не менее, начали поговаривать, что он не в своем уме; жена припомнила другие случаи, служившие явными доказательствами умопомешательства; искалеченный любовник собственным опытом доказывал ей необходимость уйти от мужа, пока у ней целы ноги; а кредитор, которому и дом был заложен, опасаясь дальнейшей порчи своего имущества, наложил на него запрещение. Но тут безпокойный человек сразу всем развязал руки: он исчез из поселка.

В следующий раз, когда мы прослышали о его существовании, у него уж не было ни жены, ни состояния, он жил один в Роквиле, за пятьдесят миль от Ред-Дога, и издавал газету. Но та оригинальность, которую он выказал при решении трудных задач своей частной жизни, оказалась крайне неудачной в приложении к газетной политике "Роквильского Вестника". Так, уморительная карикатура, под видом "точнейших подробностей", описавшая, как один из кандидатов оппозиции умертвил китайца, стиравшого на него белье, к сожалению, повела только к тому, что редактор подвергся личному оскорблению и побоям. Потом он сочинил описание "религиозного торжества", будто бы состоявшагося в графстве Калаверас, и представил местного шерифа, известного сквернослова и атеиста, в роли главного проповедника; дело кончилось тем, что его газета лишилась права печатать казенные объявления. В самом разгаре всей этой путаницы он внезапно умер; и тогда, как бы в подтверждение его чудачества, оказалось, что он оставил завещание, в силу которого отказал все свое состояние одной белобрысой и весноватой служанке Роквильской гостиницы.

Но это чудачество стало нешуточным делом, когда выяснилось, что в числе его имущества была целая тысяча паев золотопромышленной компании Восходящого Солнца, а дня через два после его кончины, пока еще публика не успела вдоволь нахохотаться над нелепостью благотворителя, эта самая компания вдруг прогремела своим богатством и неслыханными удачами. По приблизительному подсчету, общая ценность имущества завещателя простиралась до трех миллионов долларов, и кому же они достались!..

Надо отдать справедливость энергии и предприимчивости обитателей этого, совсем еще юного и цветущого поселка, и заявить, что едва ли хоть одинт из сограждан не считал себя способным гораздо лучше распорядиться имуществом покойного юмориста. Из них одни находили, что им не под силу содержать семейство; другие тяготились серьезной ответственностью, лежащей на присяжных заседателях в суде, и, может-быть, от излишней добросовестности, всячески отлынивали от этой общественной повинности; были и такие, что отказывались от места, скудно оплаченного; но ни один не отказался бы от возможности собственной особой заменить Пегги Моффет, наследницу чудака.

Поднялись споры по поводу завещания. Прежде всех заявила претензию жена, которая, как оказалось по наведенным справкам, никогда не получала законного развода с мужем. Потом как из земли выросли четыре родственника, впервые, и, - увы! - слишком поздно пришедшие к сознанию того, что с покойником стоплоЧвести знакомство. Но смиренная наследница, девушка чрезвычайно некрасивая, необразованная и простая, выказала большую твердость в отстаивании своих прав. Она не соглашалась ни на какие уступки. Община сомневалась в её способности управлять таким состоянием целиком, но находила справедливым уделить ей часть его и порешила предложить ей удовольствоваться суммою в триста тысяч долларов.

-- Само собой разумеется, что она и этот капитал отдаст какому-нибудь мерзавцу, - говорил один из сограждан, - но согласитесь, что просадить три миллиона на одного молодца за то, что он сделает ее несчастной, больно уж жирно будет. Это значит объявить приз за негодяйство.

Единственное возражение на этот аргумент сорвалось с насмешливых уст мистера Джека Гэмлина.

-- Слушайте-ка, - сказал этот джентльмен, внезапно обратившись к оратору, - вот вы в прошлую пятницу выиграли у меня двадцать тысяч долларов; представьте себе, что я, вместо того, чтобы немедленно вручить вам эту сумму, как я сделал, вдруг стал бы на задния лапыи объявил вам: "Послушайте, Билль Уэтерсби, ведь вы дурак; если я отдам вам эти двадцать тысяч, вы их все равно проиграете в Сан-Франциско, спустите первому встречному шулеру. Вот вам одна тысяча, будет с вас; берите и отстаньте!".. Положим, что все это чистейшая правда, что даже вы сами это отлично знаете, но разве такой поступок был бы правилен с моей стороны?

Но Уэтерсби поспешил поставить ему на вид, что это совсем иное дело, что тут не может быть никакого сравнения, что он ведь честно выиграл с него эти деньги, потому что сам поставил большую ставку.

-- А почем вы знаете, - подхватил Гэмлин, свирепо уставив на удивленного собеседника свои черные глаза, - почем вы знаете, может-быть, эта девушка также поставила большую ставку?

Противник что-то промямлил сквозь зубы. Игрок положил ему на плечо свою белую руку и сказал:

-- Помните, почтеннейший, что всякая девушка ставит на карту все свое имущество, в какую бы игру она ни играла. Если бы она играла в карты, а не в чувства, если бы, вместо своего тела и души, пустила в ход очки да козыри, она бы сорвала все банки, отсюда вплоть до Сан-Франциско. Поняли?

Некоторый намек на эту мысль, но только далеко не в такой чувствительной форме, был высказан и самой Пегги Моффет. Вдова и родственники покойного достали себе из Сан-Франциско наимудрейшого законоведа; и этот знаменитый юрист, беседуя наедине с Пегги, долгом счел поставить ей на вид, что можно притянуть ее к суду за преступление, предусмотренное законом и состоящее в том, что она непристойными способами старалась привязать к себе полуумного старика, с целью овладеть его имуществом; юрист прибавил, что если она будет упорствовать в своем желании получить наследство, то после того, что будет выяснено на суде, репутация её навеки будет потеряна. Разсказывали, будто Пегги, выслушав это объяснение, на минуту перестала перетирать тарелки и, вертя между пальцев посудное полотенце, устремила свои маленькие бледно-голубые глаза на законоведа.

-- К прискорбию должен сознаться, дорогая моя лэди, - отвечал юрист, - что свет весьма склонен к осуждению. От себя прибавлю, - продолжал он, с милой откровенностью, - что мы, юристы, сообразуемся обыкновенно с мнением света, и что с нашей стороны будет построена такая именно теория.

-- Что ж, - твердо сказал Пегги, - коли мне придется итти в суд для защиты своей репутации, то я уж заодно и три миллиона прихвачу.

Если верить слухам, то Пегги при этом случае выразила желание хорошенько "вздуть" своих противников, сказала, что она еще покажет, как умеет за себя постоять, и в заключение так неловко разбила тарелку, что след от этого несчастного случая надолго оставил шрам на лбу её собеседника. Но хотя этот анекдот был многократно повторяем в трактирных буфетах и на приисковых работах, ему не слишком доверяли в высших кругах. Гораздо более достоверно предание о том, как Пегги объяснялась с своим собственным адвокатом. Этот джентльмен старался внушить ей, что для её дела было бы выгоднее, если бы она могла сослаться на какую-либо разумную причину того, почему покойник составил завещание в её пользу.

-- Хотя закон не отказывается утвердить завещания из-за тех или других выставленных в нем статей, - говорил этот законовед, - но для судьи и присяжных было бы весьма важно, в особенности в том случае, если будет пущено в ход предположение о сумасшествии покойника, доказать, что поступок завещателя был не противен здравому смыслу и логике. Вам, конечно, известно... Это между нами, мисс Моффет... вы, разумеется, составили себе понятие о том, по какой именно причине покойный мистер Байуэйс проявил к вам такую щедрость.

-- Нет, не составила, - решительно молвила Пегги.

-- Подумайте, припомните. Не говорил ли он вам... вы помните, что это останется между нами, хотя клянусь вам, дорогая моя лэди, я решительно не вижу причины, почему бы не говорить об этом во всеуслышание!.. Не выражал ли он вам таких чувств, которые могли бы служить указанием на его намерение впоследствии сочетаться с вами браком?..

Но тут Пегги, крупный рот которой начинал медленно распускаться в улыбку, обнаруживая её неровные зубы, остановила его, сказав:

-- Вы, может-быть, думаете, что он хотел на мне жениться? Нет.

-- Понимаю. Но все-таки, не было ли поставлено какое-нибудь условие... хотя вы, конечно, знаете, что закон разсматривает только те условия, которые обозначены в завещании. Но было бы все-таки весьма приятно, в видах оправдания воли завещателя, узнать, на каких условиях он вам передал все свое состояние.

-- То-есть, вы хотите знать, не потребовал ли он за это чего-нибудь от меня?

-- Вот именно, дорогая моя лэди.

Лицо Пегги покрылось с одной стороны густым румянцем сольферинового оттенка, с другой - вишневого, посветлее, нос побагровел, а лоб подернулся кирпичным цветом. В дополнение к такому неловкому и конфузному проявлению смущения, она начала вытирать руки о свое платье и сидела, не говоря ни слова.

-- Понимаю, - поспешно сказал адвокат - это ничего... значит, условия были выполнены!..

-- Нет, - сказала Пегги с изумленным видом, - как же они могли быть выполнены, коли он тогда был еще жив?

Законовед в свою очередь растерялся и покраснел. - Правда, он сказал одну вещь, поставил такия условия, - продолжала Пегги с твердостью, невзирая на свое смущение, - но это мое дело и его. Оно не касается ни вас ни их.

-- Но... дорогая мисс Моффет, если эти условия таковы, что могут доказать нахождение его в здравом уме и твердой памяти, почему же вы не желаете заявить их во всеуслыпиание, хотя бы для того, чтобы получить право и возможность выполнить их?

-- А что, - молвила Пегги с хитрым видом - что, если и вы и суд не признаете их удовлетворительными? Что, если они вдруг покажутся вам странными, а?

Так, в этом неоконченном виде, дело и дошло до суда. У нас всем памятно, как оно происходило. Целых шесть недель кряду в графстве Калаверас только и разговора было, что о нем. Шесть недель кряду суд обсуждал умственную, нравственную и душевную правоспособность мистера Джемса Байуэйса располагать своею собственностью, окутывая этот предмет формальным туманом ученой юриспруденции, между тем, как неученая и независимая публика с большим пристрастием обсуждала его вокруг костров в чистом поле и у прилавков трактирных заведений. К концу шестой недели логически выяснилось, что по крайней мере, девять десятых всего населения в графстве Калаверас одержимы тихою формою умопомешательства, а остальные только еще начинают сходить с ума; в таком положении были дела, когда истомленные присяжные окончательно были сражены появлением на суде самой Пегги.

Она была непривлекательна ни в каких случаях жизни, по на этот раз чрезвычайное волнение и неудачная попытка принарядиться выставили все недостатки её наружности в самом ярком, почти сверхъестественном свете. Каждая веснушка на её лице выступила с особой рельефностью, а бледноголубые глаза, нисколько не изобличавшие силы её характера, безпомощно мигали или тупо таращились на судью. Слишком большая голова, расширенная книзу, заканчивалась жиденькой бледнорусой косичкой, пущенной по спине между узких плеч. Словом, эта голова была ничем не интереснее тех деревянных шариков, которыми заканчивалась решетка за её спиной. Присяжные, которым в течение шести недель истцы описывали Пегги в виде коварной обольстительницы, псподволь сводившей с ума и без того слабоумного Джемса Байуэйса, возмутились все поголовно. В её поразительной некрасивости было что-то до то кой степени жалкое и ничтожное, что всем показалось не так уж дорого вознаградить ее за это тремя миллионами.

Когда присяжные удалялись для совещания, все почувствовали, что Пегги очистила свою репутацию, а когда они воротились и объявили свое решение, все поняли, что за взведенный на нее поклеп она получила три миллиона вознаграждения.

Она вступила во владение своим капиталом. Но какое разочарование постигло тех, кто был уверен, что она тотчас начнет его транжирить. Напротив того, вскоре прошел слух, что она ужасная скупердяйка. Особенно возмущалась добрейшая миссис Стайвер, одна из первых дам в Ред-Догском поселке. Эта почтеннейшая женщина нарочно поехала в Сан-Франциско помогать Пегги делать покупки.

-- Можете себе представить, - говорила она впоследствии своим друзьям, - что она из-за двадцати пяти центов задумывается больше, чем я над пятью долларами! Так ничего и не купила в магазине "Город Париж", потому что ей показалось там все слишком дорого, и, веконце-концов, сделала из себя страшилище, накупив готового платья в какой-то лавчонке на Рыночной улице. И после всех наших стараний и хлопот, с тем, что мы с Джен потратили ради нея массу времени, она не порадовала бедную Джен ни одним подарком!

Общественное мнение, считавшее участие миссис Стайвер в этом деле вполне безкорыстным, не возмутилось безполезностью результатов её поездки; но когда Пегги отказалась выкупить из золога здание новой пресвитерианской церкви и даже не захотела брать паев Союзной Компании Рудокопов, что в глазах многих было не менее благочестивым и верным помещением капитала, популярность её сильно пошатнулась. Однако она так же мало заботилась теперь о мнении света, как и до суда. Купила себе маленький домик, пригласила для услуг старуху, прежнюю свою товарку по службе в гостинице, зажила с ней на основаниях полного равенства и занялась помещением своих денег в разные предприятия.

Я бы очень желал сказать, что она это делала с полным разумением, но дело в том, что она нередко попадала впросак Во всем, что она предпринимала, проявлялась та же упорная настойчивость, какую она проявила, когда отстаивала свои права. О за просадила двести тысяч долларов на разработку истощенного прииска, первоначально намеченного покойным завещателем; продолжила жалкое существование "Роквильского Вестника", хотя он давным-давно перестал интересовать даже своих недоброжелателей; содержала Роквильскую гостиницу, в которую никто больше не заглядывал; потеряла содействие и расположение одного крупного капиталиста из-за пустячного недоразумения, в котором сама была виновата, но не повинилась, и накачала себе на шею целых три тяжбы, тогда как каждую из них можно было устранить, поступившись безделицей. Я с тем и упоминаю об этих промахах, чтобы доказать, что она была далеко не героиня. А случай с Джеком Фолинсби показывает, что она едва ли была даже обыкновенной женщиной.

Этот красивый и отчаянный бродяга, в вихре безпросыпных кутежей, попал на окраины поселка Ред-Дог и очутился в виде пропащей, но все еще интересной развалины, в дрянной лачуге, неподалеку от девственного жилища Пегги Моффет. Бледный, искалеченный излишествами всякого рода, с голосом, дрожавшим от нервности, развившейся в нем под влиянием спиртных напитков, он вел ленивую жизнь, имея слишком много досугов и очень мало соседей. В этом очаровательном неглижэ по части нравственности, костюмов и чувств предстал он впервые перед Пегги Моффет. И не только предстал, но иногда ковылял рядом с ней по улицам поселка. Обитатели Ред-Дога критическим оком подметили эту парочку; увидели Джека - страждущого, словоохотливого, на вид мучимого раскаянием, угрызениями совести, самообличениями и недугами; увидели Пегги - раскрасневшуюся, неуклюжую, с разинутым ртом и восхищенным взором; и видя все это, критическое око Ред-Дога значительно подмигнуло на них в сторону Роквиля.

Что именно происходило между ними - того никто не знал. Но в один прекрасный летний день все видели, как Джек промчался в открытом кабриолете по главной улице Ред Дога, имея рядом с собою наследницу мистера Байуэйса. Джек все еще был не совсем тверд на ногах, однакож, правил лошадью с оттенком своей прежней удали; а миссис Пегги, в громадной шляпке с бантами перлового цвета, немного темнее её собственных волос, в розовых перчатках, натянутых на короткие пальцы, и с букетом роз в руках, так и рдела от приятного смущения за кожаным фартуком. И проехавшись через весь поселок, эта чета направилась в лес, рисуясь на алом фоне вечереющого неба. Очень возможно, что это было некрасивое зрелище; тем не менее, когда перед ними открылись полутемные аллеи величавых деревьев и кабриолет скрылся в тени густых елей, рудокопы приостановились, опершись на свои заступы, и рабочие в поле на минуту прекратили свой труд и долго смотрели им вслед. Критическое око Ред-Дога, оттого ли, что заходящее солнце било в глаза, или потому, что оно тоже когда-то было молодо и легкомысленно, - на этот раз подернулось сочувственной слезой.

Луна высоко стояла на небе, когда они воротились в поселок. Те, кто ожидал их возвращения, с целью поздравить Джека с вероятием счастливой перемены в его судьбе, с огорчением увидели, что Джек только проводил свою даму до дому, а сам немедленно уехал из Ред-Дога. От Пегги, конечно, ничего нельзя было выведать: она на другой день и во все последующие дни продолжала вести свой обычный образ жизни, просадила еще тысячи две на какую-то неудачную спекуляцию, а в самом обиходе продолжала скупердяйничать. Несколько недель прошли без всяких видимых последствий этой романтической идилии, и никто ничего не знал, пока Джек Фолинсби не появился в Сакраменто через месяц после происшествия. Появился он с биллиардным кием в руке и с сердцем, полным негодования и горечи.

-- Так и быть, господа, я вам разкажу, - сказал Джек, обращаясь к окружавшей его компании сотоварищей-игроков. - Касательно этой истории откровенно вам признаюсь, что я так ухаживал, так нежничал с этой веснушчатой, красноглазой и белобрысой девицей, точно она... м-м-м... актриса, что ли! Я должен сознаться также, что, насколько я понимаю женщин, она была ко мне расположена самым серьезным образом. Можете смеяться сколько угодно, но это так. Вот один раз повез я ее прокатиться, притом в самом роскошном стиле, конечно, и дорогой взял да и предложил ей руку и сердце, так прямо и сказал, что, мол, желаю сочетаться законным браком... как будто она настоящая барышня!.. И как вы думаете, что она мне на это ответила? - продолжал Джек, с истерической усмешкой. - Просто вспомнить совестно... Предложила мне двадцать пять долларов еженедельного жалованья с тем, что она будет прекращать платежи, как только я отлучусь из дома!

Взрыв хохота, последовавший за этим откровенным признанием, был прерван спокойным голосом, который спросил:

-- А что же вы на это сказали?

-- Я? - вскрикнул Джек. - Я ей сказал, чтобы она убиралась к чорту со своими деньгами!

-- А я слышал, что вы попросили у ней взаймы двести пятьдесят фунтов на поездку в Сакраменто, и получили их, - продолжал тот же спокойный голос.

-- Кто это говорит? - заревел Джек. - Подавайте его сюда, этого клеветника и враля!

-- Это говорил мне один мой старый приятель, постоянный житель Сакраменто; у него деревянная нога, он крив на один глаз, на руке не достает трех пальцев, притом наклонность к чахотке, сильно кашляет. При таком слабом здоровье он, натурально, сам за себя постоять не может и полагается на меня. Так, если желаете, - заключил Гэмлин, вдруг отложив кий и впившись в собеседника своими черными глазами, - я за него!

Не могу ручаться за полную достоверность этого анекдота, но знаю только, что он нисколько не увеличил популярности Пегги Моффет среди населения, в котором беззаботная отвага и щедрость ценились выше всего, при отсутствии других наличных добродетелей. Быть-может, граждане Ред-Дога были не чужды общечеловеческой страсти устраивать браки и просто обиделись тем, что это не удалось.

В течение следующого года Пегги перепробовала еще несколько финансовых предприятий, еще более глупых и неудачных, и потерпела большие убытки. Ею овладело какое-то лихорадочное стремление к наживе во что бы то ни стало. Наконец стало известно, что она вновь открывает злополучную Роквильскую гостиницу и намерена сама управлять ею.

Как ни странен казался этот проект в теории, но на практике он обещал довольно хороший успех. С одной стороны, за успех ручались практическия сведения хозяйки по части содержания подобного заведения, с другой, и еще в сильнейшей степени, её строгая экономия и неутомимое трудолюбие. Обладая миллионами, она без церемонии принялась собственноручно стряпать, мыть и чистить, прислуживать у стола и оправлять постели, как самая простая работница. Такое зрелище показалось интересным, и многие стали посещать гостинцду. По мере того, как публика относилась к хозяйке все с меньшим уважением, доходы её стали расти. Какие бы небылицы ни рассказывали о её скаредности, добрые люди всему верили. Уверяли даже, что она своими руками таскает багаж в нумера, чтобы воспользоваться подачкой, какая полагается обыкновенно носильщику. Себе лично она отказывала в предметах первейшей необходимости: одевалась бедно, питалась скудно; зато гостиница приносила барыши.

не долго проживет, наваливая на себя непосильный труд; возникали уже споры о том, кому она, в конце концов, оставит свое состояние.

По особой благосклонности судьбы один мистер Джек Гэмлин был в состоянии просветить публику на этот счет, а равно и по другим вопросам, касавшимся Пегги Моффет.

В один ненастный вечер, в декабре месяце, он случайно остановился в Роквильской гостинице. В течение всей предыдущей недели он исполнял обязанности своей благородной профессии в поселке Ред-Дог, где. по выражению одного из своих собратий, "обчистил весь город, оставив только плату за свой проезд в кармане кучера почтового дилижанса". Местная газета, "Знамя Реда-Дога", оплакала его отъезд в игривом некрологическом стихотворении, начинавшемся так: "Милый Джонни нас покинул, в лютую печаль поверг, и т. д., а после строчки, кончавшейся словами: "Токи горьких слез", был уже намек на то, что он "доллары с собой увез". После этого неудивительно, что он был преисполнен тихого удовлетворения и еще более обыкновенного блистал томностью лица и медлительной плавностью речи. В полночь он собирался ложиться спать и был несколько удивлен тем, что сначала постучались к нему в дверь, а потом перед ним предстала сама миссис Пегги Моффет, богатая наследница и хозяйка Роквильской гостиницы.

Мистер Гэмлин был не охотник до Пегги, даром что выступал её защитником. Его изящный вкус возмущался её безобразием, а его образ мыслей и житейския привычки шли в разрез со всем, что он слышал насчет её скаредности и сребролюбия. А когда она явилась перед ним в замасленном холстинном капоте, пропитанном всеми кухонными запахами, вся красная от смущения и от пребывания у плиты, то нельзя сказать, чтобы она была привлекательна. В такой поздний час, в её одиноком положении, наедине с человеком столь прискорбной репутации, она рисковала бы очень многим, если бы её наружность не устраняла всякую мысль об опасности. Очень вероятно, что она сама это понимала, и едва ли такое обстоятельство помогало ей побороть свое смущение.

-- Мне нужно переговорить с вами наедине, мистер Гэмлин, - начала она, без приглашения усаживаясь на кончик его чемодана, - иначе я бы не стала вас безпокоить. Но в другое время мне бы не удалось вас поймать, да, пожалуй, и вы меня не поймаете, так как я с ранняго утра до поздней ночи не выхожу из кухни.

и заметила, в виде вступления в безсвязный разговор:

-- Уж какой же нынче дождик сильный.

Вместо ответа, мистер Гэмлин зевнул и передернул плечами, собираясь снимать сюртук.

-- Я думала, что вы, наверное, не затруднитесь сделать мне одно великое одолжение, - продолжала Пегги с коротким и жестким смехом, - особенно потому, что слышала от людей, будто вы относитесь ко мне дружелюбно и даже заступались за меня в такую пору, когда никто, кроме вас, этого не делал.

Она помолчала, глядя себе на колени и водя пальцами по шву своей юбки, потом сказала, понижая голос:

Её нижняя губа задрожала, она поспешно стала искать на себе носового платка, не нашла его, и кончила тем, что, подняв подол своего капота, утерла им свой неказистый нос, а слезы так и остались на её глазах, поднятых на собеседника.

Мистер Гэмлин, тем временем успевший снять сюртук и уже взявшийся было за пуговицы своего жилета, перестал разстегиваться и посмотрел на нее.

-- Если этот дождик еще будет лить, того и гляди опять будет разлив Северной Вилы, - проговорила Пегги как бы в свое извинение, и оглянулась на окно.

Видя, что другой дождь прошел, мистер Гэмлин опять принялся разстегивать жилет.

больше вам. Вчера вечером вы у него выиграли две тысячи долларов, а у него только всего и было.

-- Ну? - хладнокровно промолвил игрок.

-- Ну, так я и думала, если вы мне друг, я вас попрошу не так уж его обирать, - сказала Пегги с натянутой усмешкой. - Вам это не трудно. Вы только не допускайте его играть против вас.

-- Миссис Маргарита Моффет, - сказал Джек, с ленивой медлительностью, вынимая из кармана свои часы и привычною рукой начиная заводить их, - если вы до такой степени интересуетесь Джеком Фолинсби, вам еще легче уберечь его от меня, нежели мне самому. Вы женщина богатая! Дайте ему столько денег, чтобы он сорвал мои банк, или разом сломил себе шею, только пускай он не вертится вокруг меня, в надежде на поживу, потому что от меня никакой ему поживы не будет. Так и знайте, миссис Моффет, напрасно он старается!

Если бы на месте Пегги была другая женщина, более утонченная от природы, она бы не поняла условных выражении игрока или разсердилась бы на заключавшияся в них жалкия истины. Но она поняла сразу и сидела в безнадежном отчаянии.

замуж, отдайте ему свои деньги и предоставьте все дела, иначе вы себя уморите. Он-то распорядится этими капиталами довольно быстро. Я это не с тем говорю, чтобы от него поживиться, потому что, если ему попадутся в руки такия деньги, он тотчас удерет в Сан-Франциско и там протрет им глаза. Не стану спорить с тем, что, быть-может, вы еще ухитритесь его исправить. А еще может случиться - и это для вас было бы величайшим счастьем - что он умрет, прежде чем успеет довести вас до окончательного разорения. Но я уверен, что теперь вы можете составить его счастье; а так как вы в этого парня так втюрились, как только женщина может втюриться, то и для вас это не будет противно.

В лице Пегги не осталось ни кровинки, когда она взглянула на Гэмлина.

-- Вот потому-то я и не могу давать ему денег, а без того он на мне не женится, - сказала она.

Рука мистера Гэмлина скользнула с последней пуговицы жилета.

-- Не - можете - давать - ему - денег? - повторил он раздельно.

-- Отчего?

-- Оттого, что я его полюбила.

Мистер Гэмлин снова застегнул жилет и с терпеливым видом присел на краю постели. Пегги встала и неуклюже подтащила чемодан поближе к кровати.

-- Когда Джим Байуэйс задумал оставить мне наследство, - сказала она, опасливо оглянувшись по сторонам, - он поставил мне условия. Не такия условия, какие ставятся в писанных завещаниях, а так, на словах сказал. И я дала ему обещание, мистер Гэмлин, в этой самой комнате, и даже на этой самой постели, где вы теперь сидите. На ней он и умер.

подтвердить еще раз свою последнюю волю.

-- Я не знаю, помните ли вы его, - продолжала Пегги в волнении.--Этот человек много пострадал на своем веку. Все, кого он любил, жена, родные, приятели, все были против него! Он всегда старался на людях так себя вести, как будто ему это все равно; а я - что ж, я простая, бедная девушка, он передо мной и отводил свою душу. Я этого никогда никому не говорила... И не знаю, с чего он мне сказал такую вещь... не знаю, - продолжала Пегги, всхлипнув, - зачем ему понадобилось и меня сделать несчастной. Только он взял с меня слово, что если он откажет мне свое состояние, то чтобы я ни за что, никогда, вот как перед Богом, - не поделилась своим богатством ни с одним человеком, которого полюблю, все равно, будь то мужчина или женщина. В ту пору, мистер Гэмлин, я не думала, что мне когда-нибудь будет трудно выполнить это условие, потому что я была очень бедна и у меня на всем свете не было никого... Только он один и был ко мне добр.

-- Но ведь вы и теперь уж не держите своего слова, - сказал Гэмлин. - Мне известно, что вы давали денег Джеку, и не раз.

-- Только то, что сама зарабатываю, мистер Гэмлин, только это! Послушайте. Когда Джек сделал мне предложение, я с своей стороны обещала ему такую сумму, какую думала, что всегда могу сама заработать. Он уехал, опять захворал, заскучал... Ну, тогда я переехала сюда и стала содержать гостиницу. Я знала, что если приложить к ней руки как следует, то она будет давать барыши. Вы, пожалуйста, не смейтесь надо мной. Я стала работать изо всех сил и начала получать порядочный доход... а из того капитала ни одного цента не трогала. Трудилась день и ночь, рук не покладывала и все, что получала, отдавала ему. Ей-Богу, мистер Гэмлин, все ему отдавала. Я к нему вовсе не так скупа, как вы думаете... хотя, конечно, могла бы обходиться с ним поласковее.

Мистер Гэмлин встал, аккуратно облекся снова в сюртук, сунул в карман часы, взял шляпу, накинулепальто. Одевшись как следует, он обратился к Пегги с такими словами:

-- Отдавала; только он не знал, откуда оне берутся. О, мистер Гэмлин, этого он не знал!

-- Так что, насколько я понимаю, он там проигрывал за карточным столом те самые деньги, которые вы получали за стряпню; а стряпали вы собственными руками?

-- Так ведь он же ничего про это не знал... а если бы знал то, пожалуй, не взял бы.

-- Еще бы! Он бы скорее умер, - пресерьезно промолвил мистер Гэмлин. - При его необыкновенной чувствительности, Джек Фолинсби и с меня-то выигрывает так уж... скрепя сердце. Ну, а где же проживает этот ангел во плоти, когда не режется в карты? Где его можно видеть, так сказать, простым глазом?

-- Понимаю. Нельзя ли узнать номер его комнаты, или... может-быть, не следует прерывать его... размышлений? - продолжал Джек Гэмлин серьезно и вежливо.

-- О, так вы согласны? И хотите переговорить с ним, и с него возьмете обещание.

-- Конечно, - ответил Гэмлин.

-- Только вы не забывайте, что он хворает... шибко хворает. Его комната номер 44, в конце коридора, по ту сторону сеней. Лучше уж я сама вас провожу.

-- И вы с ним не будете слишком суровы?

-- Я буду ему все равно что родной отец, - степенно отвечал Гэмлин, растворяя дверь в коридор; потом постоял немного, воротился и чинно протянул ей руку. Пегги робко протянула ему свою и заглянула ему в глаза, не зная, шутит он, или серьезно... Но в этих черных глазах она ничего не могла прочесть. Он горячо пожал её руку и ушел.

Комнату он нашел без всяких затруднений. В ответ на свой стук в дверь он услышал изнутри слабый кашель и недовольную воркотню. Без дальнейших церемоний мистер Гэмлин вошел в помер.

Его обдало противным запахом лекарств в застоявшемся воздухе, какими-то прелыми испарениями, и он увидал исхудалую фигуру Фолинсби, в полураздетом виде распростертую на кровати. В первую минуту Гэмлин был поражен его наружностью/вокруг впалых глаз кутилы обрисовались темные круги, трясущиеся члены не повиновались ему, учащенное дыхание изобличало полное разложение организма.

-- Это я, и мне бы хотелось, чтобы вы сейчас встали.

-- Не могу, Джек. Я вконец измотался.

Он протянул дрожащую руку к стакану, до половины наполненному какою-то подозрительной жидкостью с острым запахом, но мистер Гэмлин отставил стакан подальше и сказал:

-- Хотите получить обратно те две тысячи долларов, которые вы мне проиграли?

-- Ну, так вставайте, сойдите вниз и сейчас женитесь на хозяйке дома.

Фолинсби засмеялся не то сардоническим, не то-истеричным смехом.

-- Она не даст! - молвил он.

-- Она не даст, но я дам.

-- Ну, да.

Фолинсби попробовал безпечно усмехнуться и, весь дрожа, с большим трудом встал на свои опухшия ноги. Гэмлин внимательно всмотрелся в его лицо и велел ему опять ложиться.

-- Ничего, можно подождать до завтра, - сказал он, - но завтра...

-- А если я не...

Но на утро мистеру Гэмлину не пришлось совершать этого преступления, потому что в течение ночи давно расшатанный, дух Джека Фолинсби окончательно покинул его грешное тело и улетел на крыльях юго-восточного буйного ветра. Как именно и когда это случилось, неизвестно. То ли ускорило его конец, что он слишком разволновался мыслью о предстоящей женитьбе, или хватил лишний прием успокоительного питья, так и осталось невыясненным. Знаю только, что когда на другое утро пришли его будить, то лучшее из всего, что от него осталось, т.-е. все еще очень красивое молодое лицо, холодно взглянуло на плачущую Пегги Моффет.

-- И поделом мне, это меня Бог наказал, - тихим шопотом сообщила она Джеку Гэмлину, - потому что Бог-то знает, что я нарушила свое слово и все мое состояние заве, щала ему.

Она пережила его недолго. Неизвестно, осуществил ли мистер Гэмлин свое намерение возвратить выигранные деньги, как говорил в тот вечер покойнику Джеку Фолинсби. Но он навсегда остался другом Пегги, а после её кончины был её душеприказчиком. Однако большую часть своего состояния она завещала дальнему родственнику красивого Джека Фолинсби и таким образом её богатство навсегда ушло из Ред-Дога.