Случай из жизни игрока
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Случай из жизни игрока

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ второй

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. "Общественная Польза" Большая Подъяческая, No 39
1895

СЛУЧАЙ ИЗЪ ЖИЗНИ ИГРОКА.

РАЗСКАЗЪ.

I.

Мистеръ Окгерстъ всегда думалъ, что судьба должна быть. Безъ сомненiя, ничто не могло представлять более резкаго противоречiя съ его привычками, какъ появленiе въ этотъ летнiй день на городскомъ гуляньи въ семь часовъ утра. Въ это время года, и во всякое время года, въ какомъ бы то ни было публичномъ месте, его бледное лицо действительно было редкимъ явленiемъ на улице въ Сакраменто, ранее двухъ часовъ пополудни. Вспоминая объ этомъ въ позднейшiе годы своей исполненной приключенiй жизни, онъ, съ свойственною его профессiи философiею, неизменно решалъ, что судьба должна быть.

Но въ качестве повествователя, строго придерживающагося фактовъ, я долженъ заявить, что пребыванiе его здесь въ это утро объяснялось весьма просто. Ровно въ половине седьмаго, когда банкъ былъ въ выигрыше, доходившемъ до двадцати тысячъ долларовъ, онъ вдругъ поднялся изъ-за игорнаго стола, передалъ свое председательское место надежному помощнику, и спокойно удалился, не обративъ на себя вниманiя ни одного изъ людей, въ молчанiи склонившихъ надъ столомъ лихорадочно возбужденныя лица. Но войдя въ свою роскошную спальню, выходившую на улицу, онъ былъ несколько пораженъ потокомъ солнечнаго света, лившагося въ окно, которое забыли закрыть ставней. Подъ впечатленiемъ ли необычайной прелести этого утра, или самая идея показалась ему привлекательной по своей новизне, но, собираясь уже опустить штору, онъ вдругъ остановился, затемъ схватилъ свою шляпу, вышелъ и спустился по лестнице на улицу.

Люди, находившiеся на улице въ этотъ раннiй часъ, принадлежали къ классу, совершенно незнакомому мистеру Окгерсту. Тутъ были продавцы молока и разносчики, выставлявшiе свои товары; мелочные торговцы, открывавшiе свои лавочки, горничныя, подметавшiя ступени подъездовъ; иногда же попадались и дети. На весь этотъ народъ мистеръ Окгерстъ смотрелъ съ какимъ-то холоднымъ любопытствомъ, повидимому, совершенно чуждымъ того циническаго презренiя, съ какимъ онъ обыкновенно смотрелъ на техъ изъ своихъ ближнихъ, которые имели притязанiе на особенное положенiе въ свете, и съ которыми ему часто приходилось сталкиваться. Кроме того, я думаю, что ему не были вовсе непрiятны те восхищенные взгляды, которые попадавшiяся женщины, принадлежавшiя къ низшему классу, останавливали на его прекрасномъ лице и фигуре, заметныхъ даже въ стране, славящейся красивыми мужчинами. Хотя весьма вероятно, что этотъ отчаянный игрокъ безъ роду и племени сохранилъ бы ледяное равнодушiе, въ ответъ на ухаживанье какой нибудь изящной лэди, но восхищенiе маленькой бежавшей рядомъ съ нимъ девочки въ лохмотьяхъ вызвало слабый румянецъ на его бледныя щеки. Онъ, наконецъ, отослалъ ее, но она все-таки имела время убедиться, - въ чемъ и всегда, более или менее скоро, убеждались особы этого одареннаго сердечною теплотою и проницательностью пола, - что онъ былъ чрезвычайно щедръ на деньги, и, вместе съ темъ, - чего еще можетъ быть не заметила ни одна особа ея пола, - что черные глаза этого прекраснаго джентльмена имели на самомъ деле карiй и даже нежно-серый оттенокъ.

Вскоре вниманiе мистера Окгерста было привлечено небольшимъ садикомъ передъ белымъ коттэджемъ, замеченнымъ имъ въ одной изъ боковыхъ улицъ. Тамъ было очень много розъ, гелiотропу и вербены, - цветовъ, очень хорошо знакомыхъ мистеру Окгерсту (хотя въ форме весьма раззорительной и более портативной, а именно - въ форме букетовъ), но ему показалось, что такихъ прекрасныхъ, какъ эти, онъ еще никогда не видывалъ. Способствовала ли этому свежая утренняя роса, еще покрывавшая цветы, или то обстоятельство, что они не были сорваны, но мистеръ Окгерстъ восхищался ими не какъ будущею вероятною данью очаровательной и пикантной миссъ Этелинде, игравшей тогда на местномъ театре, исключительно ради мистера Окгерста, какъ она уверяла, и не думая также о подношенiи покорительнице сердецъ, миссъ Монморенси, съ которою онъ долженъ былъ ужинать въ этотъ день, но ради самого себя и даже, можетъ быть, ради самыхъ цветовъ онъ любовался ими.

Какъ бы то ни было, онъ расхаживалъ взадъ и впередъ по этой открытой местности и, наконецъ, заметивъ скамейку подъ хлопчато-бумажными деревами, уселся на нее, обмахнувъ предварительно пыль своимъ носовымъ платкомъ.

Утро стояло прекрасное. Воздухъ былъ такъ тихъ и спокоенъ, что шелестъ листьевъ сикоморы производилъ впечатленiе, какъ будто это былъ глубокiй вздохъ только что проснувшагося дерева, а слабый шорохъ ветвей наводилъ на мысль, что оно расправляетъ свои занемевшiе и возвращающiеся къ жизни члены. Далеко въ стороне, рисовался хребетъ Сiерры... такъ далеко, что сперва казался онъ какого-то неопределеннаго цвета, пока, наконецъ, солнце, повидимому, потерявъ надежду достичь его, не разлило свои лучи на всю окрестность и не осветило его вершины, резко выделившiяся на небосклоне своею сiяющею белизною.

Съ совершенно несвойственнымъ ему порывомъ, мистеръ Окгерстъ снялъ шляпу и, откинувшись на спинку скамьи, обратилъ лицо свое къ небу. Несколько птичекъ, критически разсматривавшихъ его съ нависшихъ надъ нимъ ветвей, очевидно, начали оживленную беседу относительно его, быть можетъ, недоброжелательныхъ намеренiй; одна или две, ободренныя его неподвижностью, прыгали по земле у самыхъ его ногъ, пока звукъ колесъ, катившихся по песчаной дорожке, не спугнулъ ихъ оттуда.

Мистеръ Окгерстъ посмотрелъ въ ту сторону и увидалъ медленно приближавшагося къ нему человека, катившаго передъ собою экипажъ весьма страннаго вида, который былъ занятъ полулежавшею въ немъ женщиной. Мистеръ Окгерстъ тотчасъ же подумалъ, что колесница, представляла изобретенiе и самодельную работу управлявшаго ею мужчины. Онъ заключилъ такъ отчасти по странному виду экипажа, по силе и ловкости двигавшей его рабочей руки, и по некоторой гордости и очевидному довольству собою, отражавшимся во всехъ движенiяхъ человека, приводившаго его въ движенiе. Въ следующую минуту мистеръ Окгерстъ заметилъ, что лицо мужчины ему знакомо. Благодаря присущей ему способности не забывать лица техъ, съ которыми ему приходилось разъ иметь дело по своей профессiи, онъ тотчасъ же сделалъ правильную классификацiю и для этого лица, выразивъ ее въ следующей сжатой формуле: "Во Фриско, Полька Салонъ. Проигралъ свое недельное жалованье... около 70 долларовъ... на красномъ. Не являлся после этого". Не смотря на то, въ его спокойномъ взгляде и на его безстрастномъ лице не отразилось никакихъ следовъ этихъ воспоминанiй, когда онъ обратилъ его къ незнакомцу, который, напротивъ, вдругъ вспыхнулъ, растерялся и остановился, безсознательно придвинувъ колесницу съ ея прекраснымъ пассажиромъ еще ближе къ мистеру Окгерсту.

Теперь, принимая во вниманiе ту важную роль, которую эта лэди займетъ въ моемъ правдивомъ повествованiи, я долженъ заняться описанiемъ ея наружности, если только я въ силахъ сделать это. Само собою разумеется, что общественное мненiе на этотъ счетъ не отличалось единодушiемъ. Я долженъ, къ сожаленiю, сказать, что покойный полковникъ Старкботтль - обширной опытности котораго по отношенiю къ прекрасному полу я не разъ былъ обязанъ многими весьма важными замечанiями - не признавалъ въ ней никакой привлекательности. "Желтолицая калека, клянусь честью, одно изъ вашихъ безцветныхъ духовныхъ созданiй, безъ всякаго тела на костяхъ". Однако же, съ другой стороны, почему въ такомъ случае пользовалась она лестнымъ неодобренiемъ со стороны особъ своего пола. Миссъ Селестина Говардъ, вторая танцовщица одного изъ местныхъ театровъ, въ позднейшiе годы, называла ее съ особенно выразительною интонацiею: "аспидомъ съ орлинымъ носомъ". M-lle Бримборiонъ вспоминала, какъ она всегда предостерегала "мистера Джэка", что эта женщина отравитъ его. Но мистеръ Окгерстъ, впечатленiя котораго, быть можетъ, были въ данномъ случае наиболее важными, увидалъ только интересную, бледную, худую женщину съ глубокими глазами, резко отличавшуюся отъ своего спутника тою утонченностью, которая является следствiемъ долгаго страданiя и одиночества, и какою-то девственною, застенчивою грацiею манеръ. Даже самыя складки ея опрятнаго платья говорили о непорочности, а подробности всего туалета отличались самымъ изысканнымъ вкусомъ; заметивъ это, мистеръ Окгерстъ, самъ не зная почему, подумалъ, что это платье было изобретено и сработано ею самою, подобно тому, какъ занимаемый ею экипажъ былъ, очевидно, деломъ рукъ ея спутника. Рука ея, слишкомъ худощавая, но очень красивая, женственная, съ тонкими пальцами, покоилась на боковой подушке экипажа, и представляла резкiй контрастъ съ сильною рабочею рукою ея товарища.

Въ это время встретилось какое-то препятствiе, остановившее дальнейшiй ходъ экипажа, и мистеръ Окгерстъ поспешилъ на помощь. Такъ какъ было необходимо приподнять наскочившее на камень колесо, то дама должна была опереться на его руку, и ея худая и какъ снежный хлопокъ легкая и холодная ручка оставалась на его руке несколько мгновенiй, и затемъ, какъ ему показалось, исчезла, растаявши подобно этому хлопку. Далее наступила пауза и, наконецъ, обменъ вежливостей между мужчинами перешелъ въ разговоръ, въ которомъ, мало-по-малу, и лэди застенчиво начала принимать участiе.

Оказалось, что это были мужъ и жена; что въ последнiе два года она была очень больна и лишилась употребленiя нижнихъ конечностей вследствiе ревматизма; что до последняго времени она была прикована къ постели, пока ея мужу, плотнику по ремеслу, не пришла счастливая мысль сделать для нея этотъ экипажъ. Съ той поры онъ аккуратно вывозилъ ее подышать воздухомъ, передъ темъ, какъ уходилъ на работу, такъ какъ это было для него единственнымъ свободнымъ временемъ, и въ этотъ часъ они менее привлекали на себя вниманiе. Они советовались со многими докторами, но безъ всякаго успеха. Имъ рекомендовали отправиться къ Серному Источнику, но это требовало значительныхъ расходовъ. Мистеръ Декеръ (супругъ) скопилъ однажды 80 долларовъ для этой цели, но въ С.-Франциско ему подрезали карманъ, - да, мистеръ Декеръ былъ настолько простъ, что допустилъ это. (Догадливому читателю не нужно разъяснять, что все это разсказывала лэди). Съ техъ поръ они уже никакъ не могли второй разъ накопить такую сумму, и оставили уже всякую надежду на леченье. Какъ это ужасно - подрезыванье кармановъ! Онъ разделяетъ это мненiе.... Не такъ ли?

Лицо ея супруга сделалось багровымъ, но лицо мистера Окгерста оставалось совершенно спокойнымъ и безстрастнымъ. Онъ совершенно серьезно, повидимому, выражалъ молчанiемъ свое согласiе и продолжалъ идти рядомъ съ ней, пока они не достигли того маленькаго садика, которымъ онъ такъ любовался. Здесь мистеръ Окгерстъ попросилъ подождать и, войдя въ калитку, поразилъ собственника предложенiемъ неслыханно щедрой платы за право нарвать цветовъ по своему выбору. Вследъ затемъ онъ возвратился къ экипажу съ запасомъ розъ, гелiотропу и вербены, и бросилъ все это къ ногамъ больной женщины. Въ то время, какъ она съ детскою радостью нагнулась къ цветамъ, мистеръ Окгерстъ, воспользовавшись этимъ случаемъ, отвелъ въ сторону ея супруга.

-- Быть можетъ, сказалъ онъ въ полголоса, но чуждымъ всякаго раздраженiя тономъ, быть можетъ, вы и хорошо сделали, что не сказали ей правды. Теперь вы можете сказать, что воръ былъ после того задержанъ, и вы получили свои деньги обратно. - Мистеръ Окгерстъ спокойно сунулъ 80 золотыхъ монетъ въ объемистую руку сконфуженнаго мистера Декера. Скажите такъ, или какъ сами знаете, но только обещайте не сказать правду.

Мистеръ Окгерстъ спокойно повернулся къ маленькому экипажу. Больная женщина все еще ревностно была занята цветами, но когда она подняла голову, ему показалось, что ея увядшiя щеки заимствовали отъ этихъ розъ ихъ нежный оттенокъ, а ея глаза - часть покрывавшей эти цветы росы. Но въ то-же мгновенье мистеръ Окгерстъ приподнялъ свою шляпу и исчезъ, прежде чемъ она успела поблагодарить его.

Я съ грустью долженъ заявить, что мистеръ Декеръ безсовестно нарушилъ свое обещанiе. Въ ту же самую ночь, въ припадке откровенности и супружескаго самоотверженiя, онъ, подобно всемъ преданнымъ супругамъ, принесъ въ жертву семейному алтарю, не только самого себя, но и своего друга и благодетеля. Но справедливость требуетъ прибавить, что онъ очень горячо говорилъ о великодушiи мистера Окгерста и съ энтузiазмомъ, свойственнымъ его сословiю, распространялся о романтической репутацiи и громкихъ подвигахъ игрока.

-- А теперь, дорогая Эльси, скажи, что ты прощаешь меня, говорилъ мистеръ Декеръ опускаясь на одно колено передъ ложемъ своей супруги. У меня были хорошiя намеренiя. Только ради тебя, моя дорогая, тогда, ночью во Фриско, я поставилъ на карту эти деньги. Я думалъ выиграть целую груду золота, достаточную для того, чтобы увезти тебя отсюда, и кроме того сшить тебе новое платье.

Мистрисъ Декеръ улыбнулась и сжала руку своего супруга:

-- Я прощаю тебя, Джо дорогой, сказала она все еще улыбаясь и задумчиво устремивъ взоры въ потолокъ: - но тебя стоило бы хорошенько высечь за то, что ты такъ обманулъ меня, злой мальчикъ, и заставилъ сказать ему такую речь.

Она схватила розовую ветку, поднесла цветы къ своему лицу, и, прикрывъ его ими проговорила: "Джо"!

-- Что, моя милая?

-- Какъ ты думаешь, возвратилъ ли бы мистеръ, какъ ты его называлъ, Джэкъ Окгерстъ кажется, - возвратилъ ли бы онъ эти деньги, еслибы не мои слова?

-- Конечно.

-- Еслибы онъ вовсе не видалъ меня?

Мистеръ Декеръ взглянулъ на нее. Она старательно прикрыла розами все свое лицо, за исключенiемъ глазъ, светившихся какимъ-то опаснымъ блескомъ.

-- Нетъ... это для тебя, Эльси... Онъ сделалъ это только потому, что смотрелъ на тебя.

-- На меня?.. Бедную, больную женщину?

-- На такую прекрасную, маленькую, хорошенькую Эльси, на милую женушку Джо! Какъ могъ онъ поступить иначе?

Мистрисъ Декеръ съ любовью обвила одною рукою шею своего мужа, все еще держа въ другой розы, и заслоняя ими свое лицо. Потомъ изъ-за этихъ розъ послышался такой милый и безсмысленный шепотъ: "Дорогой мой, толстый старый Джо. Мой милый, косолапый медведь". Но я не думаю, чтобы, въ качестве строгаго повествователя, излагающаго одни только факты, я былъ обязанъ передавать и дальнейшее содержанiе речей этой маленькой лэди, и умолкаю изъ уваженiя къ моей незамужней читательнице...

Но на следующее утро мистрисъ Декеръ выказала легкую и совершенно непонятную раздражительность, когда они достигли места гулянья, и просила мужа, чтобы онъ везъ ее домой. Далее она была повидимому очень удивлена, встретивъ на обратномъ пути мистера Окгерста, и даже усумнилась сперва, действительно ли это онъ, и когда онъ приблизился, спросила своего супруга: точно ли это вчерашнiй незнакомецъ. Ея тонъ по отношенiю къ мистеру Окгерсту представлялъ совершенный контрастъ съ дружескимъ приветствiемъ ея супруга. Мистеръ Окгерстъ тотчасъ же заметилъ это.

"Мужъ все сказалъ ей, и она ненавидитъ меня", подумалъ онъ, желая разрешить загадку женскаго наотроенiя, загадку, ставившую втупикъ самыхъ мудрыхъ критиковъ мужескаго пола.

Разговоръ недолго длился, онъ прiостановился только, чтобы справиться о месте, где работавъ ея мужъ и затемъ, приподнявъ съ достоинствомъ шляпу, продолжалъ свои путь, даже не взглянувъ на лэди. Честный плотникъ былъ очень пораженъ очаровательною странностью характера своей жены, которая, не смотря на то, что встреча, очевидно, была натянутой и непрiятной, тотчасъ же вследъ затемъ пришла въ хорошее настроенiе.

-- Ты жестоко обошлась съ нимъ - немножко жестоко, не правда ли, Эльси? сказалъ мистеръ Декеръ заискивающимъ тономъ: - я боюсь, онъ догадается, что я не сдержалъ обещанiя.

-- Ты думаешь! равнодушно сказала лэди.

Мистеръ Декеръ тотчасъ же остановился и повернулся къ ея лицу.

II.

Спустя несколько дней собственникъ Сернаго Источника св. Изабеллы получилъ следующее письмо, написанное хорошо ему знакомымъ, четкимъ почеркомъ мистера Окгерста:

"Дорогой Стэнъ. Я обдумалъ ваше предложенiе относительно покупки участка Никольса и решился принять его. Но мне кажется это дело можетъ оплачиваться только въ томъ случае, если тамъ устроить удобныя помещенiя для лицъ самаго высшаго класса - я подразумеваю моихъ клiентовъ. Прежде всего нужно расширить главный корпусъ и построить два или три коттэджа. Я посылаю плотника съ темъ, чтобы онъ тотчасъ же принимался за дело. Онъ беретъ съ собою свою больную жену, и я прошу васъ заботиться о нихъ также, какъ бы вы заботились о комъ нибудь изъ насъ.

"Я прiеду туда самъ после скачекъ - посмотреть, какъ идутъ дела. Въ этотъ сезонъ я уже не буду вести никакой игры.

"Преданный вамъ
"Джэкъ Окгерстъ".

Только последняя фраза этого письма подверглась строгой критике.

-- Я еще могу понять, говорилъ мистеръ Гемлинъ (товарищъ Окгерста по профессiи), когда ему показали это письмо - я могу понять для чего онъ тратится на постройки, такъ какъ это дело верное и можетъ принести хорошiе плоды, если только онъ будетъ аккуратно прiезжать сюда самъ. Но почему онъ отказывается отъ игры въ этомъ сезоне и упускаетъ случай воротить те деньги, которыя пустилъ въ оборотъ, употребивъ ихъ на постройки - это выше моего пониманiя. Я очень желалъ бы, прибавилъ онъ задумчиво, - разгадать эту последнюю игру.

* * *

Истекшiй сезонъ былъ чрезвычайно удаченъ для мистера Окгерста и, следовательно, весьма раззорителенъ для многихъ членовъ законодательнаго собранiя, судей, полковниковъ и другихъ лицъ, имевшихъ кратковременное удовольствiе пользоваться по ночамъ обществомъ мистера Окгерста. Не смотря на это, Сакраменто сталъ сильно надоедать ему. Въ последнее время у него завелась привычка гулять рано по утрамъ, и это обстоятельство казалось до того страннымъ и загадочнымъ его друзьямъ обоего пола, что возбудило сильнейшее любопытство. Двое или трое изъ нихъ даже посылали шпiоновъ следить за нимъ, но это разследованiе повело только къ такому открытiю, что мистеръ Окгерстъ расхаживаетъ по городскому гулянью, садится на несколько минутъ всегда на одну и ту же скамью, и, не видясь ни съ кемъ, возвращается домой. Такимъ образомъ, всякое подозренiе о томъ, что здесь замешана женщина, была совершенно оставлена. Некоторые суеверные джентльмены его профессiи думали, что онъ ходитъ туда ради какой-нибудь "приметы"; другiе, более практическiе, уверяли, что онъ изучаетъ тамъ различные крапы.

После скачекъ въ Мерисвиле, мистеръ Окгерстъ прибылъ въ С.-Франциско; оттуда возвратился въ Мерисвиль, а спустя несколько дней его уже видели въ С.-Жозе, въ Санта-Круце и въ Окланде. Лица, встречавшiя его тамъ, разсказывали, что онъ имелъ безпокойный и лихорадочный видъ, совершенно противоречившiй его обычному спокойствiю и флегматичности. Полковникъ Старкботтль указалъ на тотъ фактъ, что въ С.-Франциско, въ клубе, Джэкъ уклонился отъ игры. "Ненадежный малый, сэръ. - Разсчитывайте на него после этого. Никакой выдержки, клянусь честью!"

Изъ С.-Жозе онъ выехалъ сухимъ путемъ въ Орегонъ съ большимъ запасомъ лошадей и съ целымъ походнымъ лагеремъ, но, достигнувъ Стоктона, онъ вдругъ раздумалъ продолжать путь, и спустя четыре часа, верхомъ на единственной оставленной при себе лошади, подъезжалъ уже къ теплому серному источнику Св. Изабеллы.

Это была живописная долина треугольной формы, расположенная у подошвы трехъ крутыхъ горъ, скаты которыхъ были покрыты темными соснами и фантастически разубраны мадроновыми и манзонитовыми деревьями. Разбросанныя строенiя лепились у самой горы, а сквозь листву деревъ мелькала длинная терраса отеля. Тамъ и сямъ виднелись белые, точно игрушечные коттеэджи.

Мистеръ Окгерстъ не былъ большимъ любителемъ природы, но онъ почувствовалъ тоже новое для него прiятное состоянiе, какое онъ испыталъ при своей первой утренней прогулке на Сакраменто. Вскоре ему навстречу стали попадаться проезжавшiе по дороге экипажи съ празднично-одетыми женщинами, и холодные очерки калифорнскаго ландшафта начали принимать более теплый колоритъ населенной местности. Затемъ открылась обширная площадь передъ отелемъ, пестревшая белыми, голубыми и красными платьями дамъ, занимавшихъ скамьи у террасы.

Мистеръ Окгерстъ, какъ хорошiй наездникъ, по калифорнскому обычаю не замедлилъ бега горячаго иноходца, при приближенiи къ цели, но поскакалъ въ галопъ къ отелю и, разомъ осадивъ коня на разстоянiи одного фута отъ террасы, спокойно спустился съ него, окруженный целою тучею поднявшейся пыли.

Какъ бы ни было сильно то лихорадочное возбужденiе, въ какомъ онъ находился въ эту минуту, но къ нему тотчасъ же возвратилось его обычное спокойствiе, какъ только онъ вступилъ на террасу. Благодаря выработанному долговременною привычкою самообладанiю, онъ встретилъ направленную на него баттарею глазъ съ такимъ же холоднымъ равнодушiемъ, съ какимъ впродолженiи многихъ летъ встречалъ полускрытыя колкости мужчинъ и робкое восхищенiе женщинъ.

Только одинъ человекъ вышелъ на встречу, чтобы приветствовать его. По странному случаю это былъ Дикъ Гамильтонъ, быть можетъ единственное лицо изъ всехъ присутствующихъ, которое, но своему рожденiю, образованiю и общественному положенiю, могло выдержать самую строгую критику. Къ счастью для репутацiи Окгерста, онъ былъ въ то же время богатымъ банкиромъ и задавалъ тонъ въ обществе.

-- Знаете ли вы того, съ кемъ только что разговаривали? спросилъ его юный Паркеръ съ выраженiемъ смущенiя въ лице.

-- Конечно, отвечалъ Гамильтонъ, съ свойственною ему невозмутимой самоуверенностью, - это тотъ самый человекъ, которому вы проиграли тысячу долларовъ на прошлой неделе.

-- Но ведь онъ игрокъ! сказала младшая миссъ Смитъ.

-- Это совершенно справедливо, отвечалъ Гамильтонъ: - но я бы желалъ, моя милая молодая лэди, чтобы все вели такую же открытую и честную игру, какъ этотъ человекъ, и чтобы все встречали ея превратности съ такимъ же равнодушiемъ.

собою и, затемъ, свое имя, произнесенное знакомымъ голосомъ, при звуке котораго вся кровь прилила къ его сердцу.

Онъ обернулся - она стояла передъ нимъ.

Но какъ она изменилась! Если я, за несколько страницъ передъ этимъ, затруднялся описанiемъ калеки съ ввалившимися глазами, скромно одетой жены ремесленника, то что же я могу сказать теперь, при появленiи этой грацiозной, стройной, щегольски одетой лэди, въ какую она успела превратиться въ эти два месяца? Въ самомъ деле, она была замечательно хороша. Безъ сомненiя, мы съ вами, дорогая читательница, тотчасъ бы разсмотрели, что эти очаровательныя ямочки на щекахъ не согласовались съ требованiями истинной красоты, что оне были слишкомъ резко обозначены для выраженiя откровенной веселости характера, что нежныя линiи около этого орлинаго носа могли служить признакомъ жестокости и эгоизма, что эти прекрасные глаза съ темъ же девственнымъ недоуменiемъ могли быть устремлены въ ея тарелку, какъ и въ лице соседа за столомъ; но дело въ томъ, что мы съ вами, милая читательница, вовсе не влюблены въ нея, тогда какъ мистеръ Окгерстъ влюбленъ положительно. Я даже опасаюсь, что и теперь складки ея парижскаго платья показались этому бедному малому такими же поразительными признаками непорочности, какъ и те, какiя онъ подметилъ въ ея прежнемъ платье домашняго изделья. Къ этому присоединилось прiятное открытiе, что она могла ходить, и что ея милыя, маленькiя ножки были обуты въ прекрасныя туфли самой тонкой французской работы, съ великолепными голубыми бантами, съ собственнымъ клеймомъ Chapell'я (Rue такая-то и такая-то, Paris и проч.).

Онъ бросился къ ней съ внезапной краской на лице и протянутыми руками. Но она быстро обернулась, окинула беглымъ взглядомъ залу и стала передъ нимъ, придавъ своему лицу полу-вызывающее, полу-лукавое выраженiе, совершенно не соответствовавшее ея прежней сдержанности.

-- Я было решилась вовсе не подавать вамъ руки. Вы прошли мимо меня на террасе, не сказавши мне ни одного слова, и мне пришлось бежать за вами, какъ это, вероятно, случалось со многими другими бедными женщинами.

Мистеръ Окгерстъ пробормоталъ несколько словъ, означавшихъ поразившую его въ ней перемену... что она сделалась неузнаваемой.

-- Я изменилась?... Темъ скорее вы должны были узнать меня. Кто же произвелъ во мне эту перемену? Вы! Да, благодаря вамъ я совершенно переродилась... Вы нашли безпомощную, искалеченную больную, подавленную бедностью женщину, одетую въ единственное платье ея собственной работы, и вы дали ей жизнь, здоровье, силу и богатство. Вы сделали все это, и вамъ это известно, сэръ. Какъ вамъ нравится ваше собственное созданiе?

И придерживая обеими руками полы своего платья, она сделала ему шутливый реверансъ, и, какъ бы поддавшись внезапному наплыву чувства, вдругъ протянула ему обе руки.

Я боюсь, что эта речь, не отличавшаяся особенною скромностью и женственностью (какъ это, вероятно, подумаетъ каждая изъ моихъ прекрасныхъ читательницъ), не смотря на то, понравилась мистеру Окгерсту. И это не потому, что онъ привыкъ къ откровеннымъ излiянiямъ со стороны женскаго пола, но потому, что онъ стоялъ ближе къ кулисамъ, чемъ къ монастырю, съ которымъ, по его мненiю, жизнь мистрисъ Декеръ имела много общаго. Обращенiе къ нему въ такомъ тоне этой пуританки, этой больной праведницы, съ сохранившеюся еще печатью страданiя на челе, этой женщины, которая всегда имела библiю на своемъ спальномъ столике, ходила въ церковь по три раза въ день, и сохраняла неизменную верность своему супругу, - произвела на него весьма сильное впечатленiе Онъ все еще держалъ ея руки въ своихъ, когда она продолжала:

-- Отчего вы не прiехали раньше? Что вы делали въ Мерисвиле, въ С.-Жозе, въ Окланде? Видите ли, я следила за вами. Я видела, какъ вы подъезжали къ долине и тотчасъ же узнала васъ. Я читала ваше письмо къ Джозефу, и знала, что вы прiедете. Отчего вы не писали ко мне? Вы будете иногда писать? Не такъ-ли?...

-- Добрый вечеръ, мистеръ Гамильтонъ.

Она отдернула свои руки, но это случилось, когда поднявшiйся по лестнице мистеръ Гамильтонъ стоялъ уже около нихъ. Онъ вежливо приподнялъ свою шляпу, фамильярно кивнулъ Окгерсту, и прошелъ мимо.

Когда онъ исчезъ, мистрисъ Декеръ подняла глаза на мистера Окгерста:

-- Когда нибудь я потребую отъ васъ большой услуги.

Мистеръ Окгерстъ просилъ, чтобы это было сделано теперь же.

-- Нетъ, нетъ, когда вы меня лучше узнаете. Тогда я какъ нибудь попрошу васъ убить этого человека.

Она разсмеялась такимъ милымъ, звонкимъ смехомъ, на лице ея появились такiя хорошенькiя ямочки, ея карiе глаза засветились такимъ невиннымъ блескомъ, а щеки покрылись такимъ нежнымъ румянцемъ, что самъ мистеръ Окгерстъ, смеявшiйся весьма редко, невольно тоже разсмеялся... овечка предлагала волку сделать нападенiе на соседнее стадо!

Однажды вечеромъ, спустя несколько дней после этого, мистрисъ Декеръ, сидевшая на террасе отеля въ кругу своихъ очарованныхъ поклонниковъ, поднялась съ своего места, извинилась, что оставляетъ на несколько минутъ общество, шутливо отклонила предложенiе почетной свиты и побежала черезъ дорогу къ своему маленькому коттэджу, построенному ея супругомъ. Быть можетъ, вследствiе слишкомъ сильнаго и непривычнаго моцiона въ такомъ состоянiи, когда еще силы ея невполне возстановились после болезни, но дыханiе ея было прерывисто и лихорадочно въ то время, какъ она входила въ свой будуаръ, и разъ или два она прикладывала руку къ груди. Она зажгла свечу и вдругъ вздрогнула, увидавъ своего супруга, лежавшаго на софе.

-- Ты, какъ будто, чемъ-то взволнована, дорогая Эльси, сказалъ мистеръ Декеръ: - тебе ведь не стало хуже? Не правда-ли?

Побледневшее лицо мистрисъ Декеръ снова вспыхнуло.

И она снова приложила руку къ своей груди.

-- Не могу-ли я чемъ нибудь тебе помочь? спросилъ мистеръ Декеръ, приподнимаясь съ озабоченнымъ видомъ.

-- Сбегай въ отель и принеси мне немного вина... Скорее!

Мужъ побежалъ.

Мистрисъ Декеръ затворила дверь на задвижку и, опустивъ руку за корсажъ, сняла съ своей груди давившую ее тяжесть... Это было искусно сложенное письмо, и я долженъ, къ сожаленiю, добавить, что оно было написано почеркомъ мистера Окгерста.

Она начала съ жадностью читать его, при чемъ щеки ея пылали, а глаза горели какимъ-то страннымъ огнемъ, но, услышавъ шаги за дверью, она сунула письмо за корсажъ и отдернула задвижку. Ея мужъ возвратился. Она взяла глотокъ вина и сказала, что чувствуетъ себя лучше.

-- Ты уже не выйдешь сегодня изъ дому? покорно спросилъ мистеръ Декеръ.

-- Нетъ, отвечала мистрисъ Декеръ, опустивъ глаза и глядя мечтательно внизъ.

-- Я бы сделалъ тоже на твоемъ месте, сказалъ мистеръ Декеръ со вздохомъ облегченiя.

После маленькой паузы онъ селъ на софу и, привлекши къ себе жену, продолжалъ:

-- Знаешь-ли о чемъ я думалъ, когда ты пришла. Эльси?

Мистрисъ Декеръ запустила свои пальцы въ густые, черные волосы мужа, и призналась, что никакъ не можетъ угадать.

-- Я думалъ о старыхъ временахъ, Эльси; я думалъ о техъ дняхъ, когда я устроилъ для тебя эту повозку, Эльси... когда я постоянно вывозилъ тебя на прогулку, и былъ и лошадью, и извощикомъ вместе... Тогда мы были бедны и ты была больна, Эльси... но мы были счастливы. Теперь у насъ есть и деньги, и домъ, но ты стала совсемъ другою женщиною. Я даже могу сказать, дорогая, что ты... теперь новая женщина... Вотъ это-то меня и безпокоитъ. Я могу сделать для тебя повозку, могу построить тебе домъ, Эльси - но это и все... Я не въ состоянiи сделать тебя той или другой... Ты теперь сильна, красива и свежа, Эльси, и совсемъ новая... Но ведь это не я сделалъ тебя такою.

Онъ замолчалъ.

Грацiозно положивъ одну руку на его голову, другою же, ощупывая корсажъ, какъ бы для того, чтобы убедиться въ целости давившей ея грудь тяжести, она ответила самымъ веселымъ и ласковымъ тономъ:

-- Но все это - твое дело, мой дорогой.

Мистеръ Декеръ горестно покачалъ головой.

-- Нетъ, Эльси, не мое. Я могъ когда-то это сделать, но упустилъ благопрiятный случай. Теперь это уже сделано, но не мною.

Мистрисъ Декеръ подняла на него свои удивленные, невиные глаза. Онъ нежно поцеловалъ ее и продолжалъ уже более веселымъ голосомъ:

или съ его стороны, но люди могутъ думать иначе. Ты ведь здесь единственное существо, Эльси, прибавилъ плотникъ, любовно смотря на жену: - о которомъ нетъ никакихъ толковъ, и поступки котораго не подвергаются разбору и осужденiямъ.

Мистрисъ Декеръ была очень рада, что онъ заговорилъ объ этомъ. Она подумывала сама о томъ-же, но не могла быть невежливою относительно такого светскаго джентльмена, какъ мистеръ Гамильтонъ, не прiобретя въ немъ, въ тоже время, могущественнаго врага.

-- И онъ всегда обращался со мною, какъ съ настоящей лэди своего круга, прибавила маленькая женщина съ некоторою гордостью, что вызвало ласковую улыбку со стороны ея супруга. - Но мне пришла въ голову одна мысль. Онъ не останется здесь, если я уеду. Если бы я съездила, положимъ, хотя въ С.-Франциско на несколько дней, навестить мою мать, - онъ верно уедетъ прежде, чемъ я успела бы вернуться.

Мистеръ Декеръ просiялъ.

-- И прекрасно, сказалъ онъ: - поезжай завтра же. Джэкъ Окгерстъ отправляется туда же, и я отдамъ тебя подъ его покровительство.

Мистрисъ Декеръ не думала, чтобы это было ловко:

-- Мистеръ Окгерстъ нашъ другъ, Джозефъ, но ведь тебе известна его репутацiя.

Она даже сомневалась должна ли выезжать завтра, зная, что онъ отправляется въ тотъ же день, но, при помощи поцелуя, мистеру Декеру удалось разсеять ея опасенiя. Она согласнлась уступить ему, выказавъ при этомъ такую очаровательную грацiю, на которую способны не многiя женщины.

* * *

Въ С.-Франциско она пробыла неделю. Возвратившись оттуда, она несколько похудела и казалась бледнее прежняго. Это обстоятельство объяснялось, по ея мненiю, слишкомъ сильнымъ движенiемъ и разсеянною жизнью.

-- Меня по целымъ днямъ не было дома, что можетъ подтвердить тебе матушка, говорила она мужу: - и я всюду ходила одна. Я теперь стала очень самостоятельной, прибавила она весело: - мне уже не нужно никакой свиты, и я думаю, дорогой Джо, что могу идти куда угодно, даже безъ тебя: я сделалась такой отважной.

Но ея поездка, повидимому, вовсе не привела къ желанной цели. Мистеръ Гамильтонъ не уехалъ никуда, и пришелъ къ нимъ въ тотъ же вечеръ.

-- Мне пришла въ голову одна мысль, дорогой Джо, сказала мистрисъ Декеръ, когда онъ ушелъ: - У беднаго мистера Окгерста очень плохое помещенiе въ отеле, что если бы мы предложили ему жить вместе съ нами, когда онъ возвратится изъ С.-Франциско. Ему можно отвести нашу гостинную. Тогда, прибавила она лукаво: - мистеръ Гамильтонъ, какъ я думаю, не будетъ посещать насъ особенно часто.

Супругъ расхохотался, назвалъ ее маленькою кокеткою, шутливо ущипнулъ ее за щеку и согласился.

-- Удивительный народъ эти женщины, - сообщалъ онъ впоследствiи по секрету мистеру Окгерсту - у нихъ, какъ будто, нетъ своего собственнаго плана: оне берутъ нашъ и строятъ на немъ такое зданiе, какое имъ всего более приходится по вкусу. И чортъ меня возьми, если мы не думаемъ, что все это построено по нашему собственному рисунку и масштабу. Удивительная исторiя.

На следующей неделе мистеръ Окгерстъ водворился въ коттэдже Декера. Деловыя отношенiя этихъ двухъ джентльменовъ были известны всемъ, а репутацiя лэди стояла выше всякихъ подозренiй. И действительно, эта женщина была очень популярна: ее считали хорошею женой, скромною и благочестивою. Въ стране, где женщины пользуются самою широкою свободою, она никогда не выезжала, не прогуливалась ни съ кемъ, кроме своего мужа; въ такое время, когда языкъ воровъ и всякiя двусмысленныя выраженiя были въ сильномъ ходу, разговоръ ея всегда отличался совершеннымъ приличiемъ и сдержанностью; въ эпоху общаго стремленiя къ наружному блеску и роскоши, на ней никто не видалъ ни одного бриллiанта, ни одной слишкомъ ценной безделушки. Она строго соблюдала общественныя приличiя и никогда не терпела фамильярностей, принятыхъ въ калифорнскомъ свете. Она горячо протестовала противъ господствующаго неверiя и религiознаго скептицизма. Безъ сомненiя, только весьма немногiе изъ посетителей тогда общей залы забудутъ когда-нибудь тотъ достойный и вместе внушительный тонъ, съ которымъ она упрекала мистера Гамильтона за его разсужденiя объ одномъ сочиненiи, исполненномъ крайняго матерьялизма и впоследствiи вышедшемъ въ светъ; немногiе изъ нихъ забудутъ также то недоумевающее выраженiе, которое появилось при этомъ на лице мистера Гамильтона, и постепенно перешло въ насмешливую серьезность, когда онъ, съ свойственною ему вежливостью, старался перейти къ отступленiю. Конечно, этого не могъ забыть мистеръ Окгерстъ, который съ этого времени сталъ какъ-то странно относиться къ своему другу, и я сказалъ бы даже - еслибы такое выраженiе, хотя сколько нибудь, согласовалось съ нравственными качествами мистера Окгерста - несколько бояться его.

Именно съ этого времени въ привычкахъ мистера Окгерста произошла заметная перемена. Его уже весьма редко и даже почти невозможно было встретить въ тавернахъ или игорномъ доме, и вообще въ обществе прежнихъ друзей. На его туалетномъ столе въ Сакраменто появилась целая груда лиловыхъ и розовыхъ записокъ, написанныхъ очень разсеяннымъ почеркомъ. Въ С.-Франциско ходили слухи, что онъ страдаетъ органическимъ порокомъ сердца, и что доктора предписали ему совершенное спокойствiе. Онъ много читалъ, делалъ большiя прогулки пешкомъ, продалъ своихъ великолепныхъ лошадей и началъ ходить въ церковь.

У меня живо сохранилось въ памяти его первое появленiе въ ней. Онъ пришелъ туда не съ Декерами и не занялъ места на ихъ скамье, но войдя въ церковь, когда служба уже началась, спокойно уселся на одной изъ боковыхъ лавокъ. Его присутствiе невольно какъ-то сообщилось всемъ молящимся, и слова молитвы, где только говорилось о греховныхъ побужденiяхъ, относились всеми прямо къ нему. То же таинственное влiянiе отразилось и на совершившемъ богослуженiе священнике, который въ своей проповеди объ архитектуре Соломонова храма, делалъ такiе ясные намеки на образъ жизни и привычки мистера Окгерста, что сердца наиболее юныхъ слушателей исполнились самымъ пламеннымъ негодованiемъ.

Къ счастью, его красноречiе не произвело никакого впечатленiя на Джэка; я даже не думаю, чтобы онъ хотя что нибудь разслышалъ, такъ какъ его прекрасное, бледное, - хотя несколько изнуренное и задумчивое лицо, - осталось совершенно неподвижнымъ. Только однажды, во время пенiя гимна, въ его темныхъ глазахъ появилось такое нежное, умоляющее и, вместе, безнадежное выраженiе, что те, которые наблюдали за нимъ, вдругъ почувствовали, что ихъ собственные глаза покрываются влагою.

У меня въ памяти сохранилась въ особенности минута, когда все верующiе встали, принимая благословенiе; при этомъ онъ, въ своемъ до верху застегнутомъ сюртуке, имелъ такой видъ, какъ будто стоялъ на разстоянiи десяти шаговъ передъ дуломъ пистолета своего противника.

После службы онъ исчезъ также спокойно, какъ и появился, и, къ счастью, не слышалъ техъ пересудовъ, которые были вызваны его смелымъ поступкомъ. Его появленiе здесь было вообще сочтено дерзостью, и объяснялось единственно свойственной ему внезапной причудой, или даже какимъ нибудь пари.

Некоторые порицали причетника за то, что онъ не выгналъ тотчасъ же вонъ гостя, какъ только узналъ кто онъ такой; одинъ изъ очень влiятельныхъ прихожанъ заявилъ, что если ужь ему нельзя будетъ привести сюда свою жену и детей, не подвергая ихъ такому вредному влiянiю, то онъ постарается отыскать новый приходъ. Другой прихожанинъ приписывалъ присутствiе мистера Окгерста некоторымъ еретическимъ воззренiямъ, которыя онъ, въ последнее время, началъ, къ сожаленiю, замечать у пастора. Деканъ Соперъ, - жена котораго, отличавшаяся слабою, болезненною организацiею, подарила ему одиннадцать человекъ детей и умерла жертвою своего честолюбиваго стремленiя подарить ему полную дюжину, - признался, что присутствiе въ церкви такого искателя приключенiй, какъ мистеръ Окгерстъ, онъ считаетъ оскорбленiемъ памяти покойницы, и, по долгу мужа, никогда не потерпитъ этого.

Около этого же времени мистеръ Окгерстъ, сопоставляя самого себя съ такъ-называемымъ светскимъ кругомъ, съ которымъ онъ до того времени сталкивался весьма редко, пришелъ къ тому заключенiю, что въ его лице, фигуре, походке, было что-то такое, совершенно непохожее на другихъ людей, что хотя и не обнаруживало его прежней карьеры, но все-таки указывало на какую-то подозрительную оригинальность. Подъ влiянiемъ этой мысли онъ обрилъ свои длинные, шелковистые усы и аккуратно каждое утро сталъ приглаживать щеткой свои вьющiяся кудри. Онъ зашелъ такъ далеко, что старался выказать некоторую небрежность въ костюме, и обулъ свои маленькiя, красивыя, стройныя ноги въ широкiе и неуклюжiе дорожные сапоги. Въ Сакраменто разсказывали, что онъ отправился къ своему портному и потребовалъ, чтобы тотъ сделалъ для него такое же платье, какое онъ делалъ всемъ другимъ. Когда же портной, которому хорошо была известна его щедрость, не сразу понялъ, чего онъ хочетъ, то мистеръ Окгерстъ воскликнулъ съ нетерпенiемъ: "То есть, что нибудь такое, чтобы было ее, и не сидело бы на мне въ обтяжку".

Но какъ ни старался мистеръ Окгерстъ прикрыть свои стройные члены дешевой грубо скроенной одеждой - въ самой его походке легкой, но мужественной, въ манере держать красивую голову, въ его фигуре и спокойномъ самообладанiи - было что-то такое, свойственное исключительно ему и делавшее его заметнымъ среди тысячи людей. Все эти черты выказались особенно ярко, когда мистеръ Окгерстъ, повинуясь советамъ и убежденiямъ мистера Гамильтона, также какъ и собственному влеченiю, занялъ место биржеваго маклера въ Санъ-Франциско. Даже прежде всехъ недоброжелательныхъ толковъ, возбужденныхъ его вступленiемъ въ присутственное место, - толковъ, которые, сколько мне помнится, были красноречиво поддерживаемы Уэттомъ Сэндерсомъ, темъ самымъ джентльменомъ, который, судя по разсказамъ, былъ главною причиною раззоренiя и самоубiйства Бриггса, изъ Туолумны, - даже прежде этого формальнаго протеста респектабельности противъ беззаконiя, - внушительность манеръ и физiономiи мистера Окгерста сразу уничтожила все возраженiя.

-- Этотъ человекъ способенъ насъ во все впутать, - сказалъ Уэттъ Сэндерсъ.

-- Онъ способенъ совершить что угодно, даже честный поступокъ, - возразилъ Джо Фильдингъ.

III.

Оставалось только несколько дней до окончанiя краткаго летняго сезона на теплыхъ источникахъ св. Изабеллы. Все наиболее фешенэбельное населенiе уже начало переселяться, и тамъ вскоре остался только экстрактъ самыхъ подонковъ общественнаго слоя.

Мистеръ Окгерстъ вдругъ сделался угрюмымъ: ему намекнули, что даже прочно установившаяся репутацiя мистрисъ Декеръ не могла долее предохранить ее отъ техъ сплетенъ, которыя начало вызывать его присутствiе здесь. Къ чести этой особы я долженъ сказать, что она встречала все испытанiя этой последней недели съ достоинствомъ кроткой, бледной мученицы, и что она обращалась со своими порицателями съ какою-то всепрощающею снисходительностью, ясно показывавшею, что она разсчитываетъ не на суетное поклоненiе толпы, а на твердость своихъ правилъ, более дорогихъ для нея, чемъ одобренiе со стороны общества.

-- Они толкуютъ обо мне и о мистере Окгерсте, моя милая, говорила она одной изъ своихъ подругъ: - но Богъ и мой супругъ лучше всехъ могутъ ответить на эти сплетни. Никто не посмеетъ сказать, чтобы мой мужъ когда нибудь отворачивался отъ друга въ трудную минуту, только потому, что ихъ положенiе изменилось: - что тотъ сталъ беденъ, а онъ - богатъ.

Это былъ первый публично высказанный намекъ на то, что мистеръ Окгерстъ потерялъ состоянiе, тогда какъ все знали, что Декеры прiобрели въ последнее время очень ценное именiе въ Санъ-Франциско.

Спустя несколько дней после этого, гармонiя общественной жизни местечка была нарушена такимъ диссонансомъ, который, по общему мненiю, былъ самымъ непрiятнымъ изъ всехъ когда-либо имевшихъ место при источникахъ св. Изабеллы. Въ этотъ день во время обеда все заметили, что мистеръ Окгерстъ и мистеръ Гамильтонъ, сидевшiе за особымъ столикомъ, вдругъ поднялись съ своихъ местъ въ несколько возбужденномъ состоянiи. Выйдя въ переднюю, они, какъ бы сговорившись, повернули въ маленькую отдельную комнату, въ то время никемъ незанятую, и тотчасъ же затворили за собою дверь. Тогда мистеръ Гамильтонъ повернулся къ своему другу съ полусерьезной, полунасмешливой улыбкой и сказалъ:

-- Если уже намъ суждено поссориться, Джэкъ Окгерстъ, изъ-за какихъ нибудь пустяковъ, то пусть, по крайней мере, это случится не изъ-за этой...

Я не знаю какой именно эпитетъ хотелъ онъ употребить. Последнее слово не было произнесено, потому что въ это самое мгновенье мистеръ Окгерстъ поднялъ свой стаканъ и выплеснулъ все заключившееся въ немъ вино прямо въ лицо мистеру Гамильтону.

Когда они затемъ посмотрели другъ другу въ глаза, то можно было подумать, что эти два человека обменялись характерами. Мистеръ Окгерстъ весь дрожалъ отъ сильнаго возбужденiя, и стаканъ, который онъ опустилъ обратно на столъ, трясся между его пальцами. Мистеръ Гамильтонъ стоялъ неподвижно, вытянувшись во весь ростъ и покрытый каплями пота. После небольшой паузы онъ заговорилъ совершенно хладнокровно:

-- Да будетъ такъ! Но помните... наша ссора начинается только съ этого момента. Если я паду отъ вашей руки, это не будетъ ей извиненiемъ, если вы падете отъ моей - никто не будетъ считать васъ мученикомъ за правду. Мне очень жаль, что дело зашло такъ далеко, но - аминь! Теперь чемъ скорее, темъ лучше.

Онъ гордо повернулся, полуопустилъ веки надъ своими стальными глазами, сверкнувъ точно кинжаломъ, поклонился и спокойно вышелъ изъ комнаты.

Встреча произошла спустя двенадцать часовъ, въ небольшой долине на Стоктонской дороге, на разстоянiи двухъ миль отъ отеля. Когда мистеръ Окгерстъ бралъ свой пистолетъ изъ рукъ полковника Старкботтля, онъ сказалъ вполголоса этому последнему:

-- Чемъ бы ни кончилось дело - я уже не возвращусь въ отель. У меня въ комнате вы найдете некоторыя указанiя. Подите туда...

"Мне разъ двенадцать случалось видать въ деле Джэка, говорилъ впоследствiи полковникъ Старкботтль, и я никогда не замечалъ въ немъ ни малейшаго замешательства. А тутъ, чортъ меня возьми, если я не подумалъ, что онъ готовъ просить извиненья!.."

Оба выстрела последовали почти одновременно. Правая рука мистера Окгерста повисла, и пистолетъ едва не выскользнулъ изъ ея раздробленныхъ пальцевъ, но привычка владеть нервами и мускулами взяла верхъ, и онъ не разжалъ раненой руки, пока, не изменяя позицiи, не взялъ пистолета въ другую.

Затемъ наступило молчанiе, казавшееся безконечнымъ; на томъ месте, где еще курился дымокъ, появились две или три фигуры, и затемъ, надъ ухомъ мистера Окгерста раздался поспешный, сиплый, задыхающiйся голосъ полковника Старкботтля:

-- Рана смертельная... насквозь... легкiя... Бегите!

сделалъ несколько шаговъ по направленiю къ группе, и затемъ снова остановился... Докторъ поспешно подошелъ къ нему:

Обыкновенно безстрастное лицо мистера Окгерста вдругъ приняло такое отчаянное, глубоко безнадежное выраженiе, что докторъ невольно вздрогнулъ.

-- Вы ранены, сказалъ онъ, смотря на безпомощно висевшую руку Джэка.

-- Это пустяки - простая царапина, сказалъ Джэкъ поспешно. - Мне не везетъ сегодня, прибавилъ онъ, горько улыбнувшись: - но пойдемте - посмотримъ, что ему нужно.

Онъ такъ быстро, лихорадочно пошелъ впередъ, что докторъ не могъ поспеть за нимъ; въ следующее мгновенье онъ стоялъ уже подле умирающаго, представлявшаго, какъ и большинство умирающихъ, единственную спокойную, неподвижную фигуру, среди суетившейся группы. Лицо мистера Окгерста было менее спокойно, когда онъ опустился около него на одно колено и взялъ его за руку.

Когда все отошли, онъ посмотрелъ прямо въ лицо Окгерсту:

-- Мне нужно кое-что сказать тебе, Джэкъ.

Его лицо было бледно, но не такъ бледно, какъ склонившееся надъ нимъ лицо Окгерста: это лицо было такъ страшно, такъ полно муки и безнадежнаго сознанiя совершившагося зла, - на немъ выражалась такая безконечная усталость, такая завистливая жажда смерти, что самъ умирающiй почувствовалъ глубокое состраданiе и улыбка исчезла съ его губъ.

-- Прости меня, Джэкъ, слабо прошепталъ онъ, за то, что я скажу. Я говорю не подъ влiянiемъ гнева, не ради мести, но только потому, что я долженъ сказать это. Я былъ бы не правъ передъ тобою, и не могу умереть спокойно, пока ты не узнаешь все. Это тяжелая обязанность, но что же делать... нельзя ничего изменить... Не отъ твоей руки я долженъ бы былъ пасть, а отъ пули Декера.

-- Слушай... У меня въ кармане ты найдешь два письма... Возьми ихъ... Ты узнаешь почеркъ... Такъ, хорошо... Но обещай мне, что ты прочтешь ихъ только тогда, когда уже будешь въ безопасности... Дай слово!

Джэкъ не отвечалъ... Онъ держалъ письма въ своей руке съ такимъ видомъ, какъ если-бы это были раскаленные уголья.

-- Дай слово, слабо повторилъ Гамильтонъ.

-- Для чего? спросилъ Окгерстъ, выпуская руку своего друга.

Это были его последнiя слова. Онъ слабо сжалъ руку Джэка... Передъ Окгерстомъ лежалъ трупъ.

IV.

Было около десяти часовъ вечера, мистрисъ Декеръ лениво полулежала на софе съ романомъ въ рукахъ, между темъ какъ ея супругъ толковалъ о местной политике въ общей зале отеля. Ночь была темная, и большое окно во французскомъ вкусе, выходившее на маленькiй балкончикъ, было полураскрыто.

Вдругъ ей послышался звукъ шаговъ на балконе, и она, слегка вздрогнувъ, подняла глаза отъ книги. Вследъ за темъ окно раскрылось настежь и въ комнату вскочилъ мужчина.

Мистрисъ Декеръ поднялась на ноги и испустила слабый крикъ ужаса.

отъ него, - но теперь, милый, уходи скорее!

руки.

Несмотря на то, голосъ ея не дрогнулъ, когда она снова обратилась къ нему:

-- Что случилось, Джэкъ? Зачемъ ты здесь?

Онъ растегнулъ сюртукъ и бросилъ ей на колени два письма.

Въ числе добродетелей этой заслужившей удивленiе женщины, безъ сомненiя, была и замечательная неустрашимость. Она не упала въ обморокъ, даже не вскрикнула, но, спокойно усевшись опять, сложила на коленахъ свои руки и спокойно спросила:

-- Зачемъ же остановка?

Если бы она растерялась, выказала хотя какой нибудь испугъ или замешательство, прибегла бы къ объясненiямъ и извиненiямъ, - мистеръ Окгерстъ взглянулъ бы на все это, какъ на очевидное доказательство виновности. Но ничто не оказываетъ такого влiянiя на мужественные характеры, какъ тоже мужество, въ другихъ, подобно тому какъ отчаянiе не можетъ устоять противъ отчаянiя. А способность къ анализу, которою отличался мистеръ Окгерстъ, не была на столько утонченною, чтобы не допустить его смешать эту неустрашимость съ нравственнымъ достоинствомъ. Даже подъ влiянiемъ бушевавшей въ немъ злобы, онъ не могъ не любоваться этимъ безстрашнымъ слабымъ созданiемъ.

-- Зачемъ же дело стало? повторила она съ улыбкой. - Ты далъ мне жизнь, здоровье и счастье, Джэкъ. Ты далъ мне свою любовь. Почему же ты не въ праве взять все это обратно? Бери же. Я готова!

Джэкъ поднялъ голову, посмотрелъ на нее какъ безумный, опустился на колени и, схвативъ полу ея платья, поднесъ ее къ своимъ горячимъ губамъ. Но она была слишкомъ умна, для того, чтобы тотчасъ же не понять своей победы, и слишкомъ женщина, для того, чтобы не воспользоваться этой победой. Въ одно мгновенье она поднялась съ своего места, какъ бы въ порыве глубоко оскорбленной женщины, и указала на окно повелительнымъ жестомъ. Мистеръ Окгерстъ всталъ въ свою очередь, бросилъ на нее пристальный взглядъ и, не сказавъ ни слова, навсегда удалился изъ ея присутствiя.

Когда онъ ушелъ, она затворила окно, заперла его на задвижку и, подойдя къ камину, сожгла на свечке оба письма одно за другимъ. Но я не стану уверять читателя, что во время этой операцiи, она не испытывала никакого волненiя. Рука ея дрожала и несколько мгновенiй, можетъ быть даже дольше, она чувствовала себя весьма дурно, при чемъ углы ея чувственнаго рта заметно опустились. Но когда вернулся ея супругъ, она бросилась къ нему съ такою неподдельною радостью и съ такимъ искреннимъ чувствомъ прижалась къ его широкой груди, что бедный малый былъ растроганъ до слезъ.

-- Я узнала только-что весьма печальную новость, Эльси, сказалъ онъ после взаимнаго обмена ласкъ.

-- Не разсказывай мне ничего страшнаго, милый; мне что-то нездоровится сегодня, сказала она кроткимъ, умоляющимъ голосомъ.

-- Молю тебя!

Мистеръ Декеръ не могъ устоять противъ умоляющей грацiи этихъ белыхъ рукъ, этого чувственнаго рта, и заключилъ ее въ свои объятiя. Вдругъ онъ пристально посмотрелъ и указалъ ей на ея грудь: на беломъ платье, на томъ месте, где прикасался къ нему мистеръ Окгерстъ, осталось кровавое пятно.

Это пустяки... она слегка оцарапала руку, притворяя окно. Оно такъ туго прикрывается. Еслибы мистеръ Декеръ не забывалъ, уходя, самъ затворять и задвигать окна, онъ бы избавилъ ее отъ этого.

Это замечанiе было сделано съ такою выразительностью и съ такимъ естественнымъ раздраженiемъ, что мистеръ Декеръ почувствовалъ сильныя угрызенiя совести. Но мистрисъ Декеръ простила его съ тою грацiею, на которую мне неоднократно приходилось указывать въ продолженiи этого разсказа.

Спустя около двухъ недель после этого, онъ расхаживалъ по своимъ комнатамъ въ Сакраменто, и, по старой привычке, вскоре занялъ место за игорнымъ столомъ.

-- Что ваша рука, Джэкъ? неосторожна спросилъ одинъ изъ игроковъ.

-- Она еще не совсемъ свободна въ картахъ, но стрелятъ

Затемъ игра продолжалась при той же торжественной тишине, какая всегда отличала игорный столъ, за которымъ председательствовалъ мистеръ Джэкъ Окгерстъ.