Флип
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Флип

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ второй

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. "Общественная Польза" Большая Подъяческая, No 39
1895

ФЛИПЪ.

ПОВЕСТЬ.

I.

Въ томъ месте, где красная лента дороги, ведущей въ Лосъ-Гатосъ, поднимается, извиваясь, какъ огненный хвостъ ракеты и теряясь въ голубой долине береговой горной цепи, - недалеко отъ вершины горы находится тенистый уступъ, поросшiй невысокимъ ельникомъ. При каждомъ изгибе дороги, извивающейся по склону горы, раскаленной лучами солнца, этотъ темный уголокъ невольно привлекаетъ взоры путника. Въ облакахъ пыли, при глухомъ стуке лениво вращающихся колесъ, и однообразномъ скрипе осевшихъ подъ тяжестью кузова рессоръ, онъ сулитъ путнику прохладу, тень и безмолвiе. Съ высокой крыши дилижанса, съ козелъ телеги, изъ-подъ ослепительнаго белаго навеса, раскинутаго надъ поклажей горнаго извощика, съ раскаленнаго солнцемъ седла, подъ тяжестью котораго пыхтитъ и потеетъ несчастная лошадь, - отовсюду къ этой заманчивой цели обращаются измученныя, загорелыя лица.

Въ первую минуту можно подумать, что все надежды были тщетны, все обещанiя - обманчивы. Когда усталый путникъ доберется, наконецъ, до террасы, ему покажется, что она не только сосредоточила въ себе весь зной долины, но еще присоединила къ нему свой собственный огонь, извергаемый какимъ-нибудь открытымъ кратерообразнымъ источникомъ. Но, странное дело, - вместо того, чтобы еще более утомить и ослабить людей и животныхъ, зной этотъ, напротивъ, приводитъ ихъ въ необыкновенно возбужденное состоянiе. Раскаленный воздухъ насыщенъ летучими частицами смолистыхъ веществъ. Одуряющiе ароматы лавра, сосны, можжевельника, такъ называемой verba buena, дикаго жасмина и другихъ, еще не окрещенныхъ пахучихъ растенiй, дистилированные и обращенные въ газообразное состоянiе палящимъ зноемъ, доводятъ до опьяненiя, граничащаго съ бешенствомъ, каждаго, кто ихъ вдыхаетъ; они жгутъ, раздражаютъ, возбуждаютъ и отравляютъ. Разсказываютъ, что самыя замученныя, разбитыя лошади подъ влiянiемъ этого воздуха становились бешенными и неукротимыми; усталые извощики и погонщики муловъ, успевшiе истощить во время подъема весь запасъ ругательствъ, снова вдохновлялись въ этой огненной атмосфере, быстро пополняли свой словарь и даже обогащали его новыми, удивительно забористыми выраженiями. Какой-то пьянчуга-кондукторъ, не находя словъ для описанiя всехъ прелестей этой местности, говорятъ, охарактеризовалъ ихъ одной лаконической фразой - "джинъ съ инбиремъ". Это лестное названiе, данное кондукторомъ, вероятно, въ память любимаго своего напитка - ромъ съ сиропомъ, такъ и осталось съ техъ поръ за террасой.

Таково было общее мненiе объ этой юдоли благоуханiй. Какъ большинство человеческихъ сужденiй, оно было поверхностно и слишкомъ поспешно. Никто еще, сколько известно, не проникалъ въ таинственную глубину чащу леса. Онъ разросся гораздо ниже вершины, где находится гостинница; до сихъ поръ подъ благоухающiя ветви этого леса не пробирался еще ни охотникъ, ни золотоискатель; даже инспекцiонная комиссiя графства, во время обхода, не решилась проникнуть дальше опушки.

Мистеру Пэнсу Гэррiотъ, повидимому, было предназначено самой судьбой пополнить пробелъ въ изследованiи этой местности. Онъ совершилъ свое путешествiе сюда подъ дилижансомъ, прицепившись къ его оси. Выбралъ онъ этотъ рискованный способъ передвиженiя, пользуясь ночной темнотою, въ то время, какъ карета медленно тащилась мимо того места, где онъ спрятался въ придорожномъ кустарнике, чтобы избежать непрiятной встречи съ шерифомъ монтерейскаго графства и его свитою. Представляться своимъ спутникамъ онъ счелъ совершенно излишнимъ и даже неблагоразумнымъ: его давно знали за игрока, бродягу и сорви-голову, а теперь надъ нимъ тяготело еще новое обвиненiе: онъ убилъ какого-то другого игрока, повздоривши съ нимъ за игрою, и за поимку его была назначена награда.

Когда карета проезжала подъ нависшими ветвями сосенъ, онъ спустился на землю и несколько мгновенiй неподвижно лежалъ на дороге, такъ что издали его легко можно было принять за одну изъ кучъ грязи, которыхъ не мало скопилось между глубокими колеями. Затемъ, поднявшись на четвереньки, онъ, какъ дикiй зверь, поползъ въ пахучую чащу леснаго кустарника. Здесь онъ пролежалъ до техъ поръ, пока людскiе голоса и бряцанiе конской сбруи не замерли въ отдаленiи. Если-бы даже за нимъ следили, трудно было-бы отыскать въ этой неподвижной массе лохмотьевъ сходство съ какою-нибудь определенною человеческою личностью. Черты лица его были скрыты подъ безобразною маскою изъ красноватой пыли и глины; руки имели видъ какихъ-то безформенныхъ обрубковъ, болтавшихся въ слишкомъ длинныхъ рукавахъ. Когда онъ, наконецъ, поднялся, шатаясь какъ пьяный, и безъ оглядки бросился въ глубину леса, изъ подъ ногъ его взлетело облако пыли, а изодранныя лохмотья его одежды то-и-дело цеплялись за древесные сучья. Два раза онъ падалъ, но, опьяненный, возбужденный бодрящимъ, прянымъ воздухомъ, каждый разъ поднимался и продолжалъ свой путь.

Жаръ мало-по-малу спадалъ, а когда, остановившись, чтобы передохнуть, Гэррiотъ устало прислонился къ стволу молодаго дерева, по трепету и шелесту листьевъ впереди онъ понялъ, что тамъ дуетъ свежiй ветеръ, котораго онъ однакожъ еще не чувствовалъ. Затемъ, среди глубокой тишины послышался легкiй шепотъ, похожiй на вздохъ, и онъ понялъ, что приближается къ краю чащи. Тишина леса была такимъ образомъ нарушена: за первымъ звукомъ последовалъ другой, менее ясный, но более музыкальный - мелодическое хрустальное журчанье воды. Еще несколько шаговъ - и онъ очутился на краю небольшаго оврага, надъ которымъ, въ виде плотнаго свода, сплетались ветви деревьевъ. Узенькiй ручеекъ, который онъ могъ-бы запрудить одной рукой, извивался въ этой кресной, каменистой расщелине горнаго склона, впадая въ глубокую, неправильную яму, переполняя ее черезъ край. До сихъ поръ эта яма служила только убежищемъ для пестрыхъ форелей; теперь же ей пришлось послужить ванной для Лэнса Гэррiота.

Не колеблясь ни одного мгновенiя, и не давая себе даже труда раздеться, онъ вошелъ въ воду съ такими предосторожностями, какъ будто боялся потерять даже одну каплю драгоценной влаги. Голова его опустилась ниже краевъ ямы и кругомъ снова воцарилась полная тишина. Только два предмета оставались на берегу - его револьверъ и кисетъ съ табакомъ.

Прошло несколько минутъ. Безстрашная голубая сойка спорхнула на землю и храбро принялась клевать кисетъ. Но она обратилась въ бегство при появленiи землеройки, которая силилась утащить кисетъ въ свою нору и, въ свою очередь, была потревожена красной векшей; впрочемъ, вниманiе этой последней было привлечено не столько кисетомъ, сколько револьверомъ, который они разсматривали съ недоверчивымъ восхищенiемъ. Вдругъ послышался всплескъ, ворчанье, пыхтенiе; мелкiе представители животнаго царства бросились въ разсыпную и надъ ямкой показалась голова мистера Лэнса Гэррiота... Какое превращенiе!

Ванна не только оказала благотворное действiе на чистоту его тела и легкой тиковой одежды, но, повидимому, очистила его и нравственно: казалось, онъ оставилъ въ ней и всю грязь, все пятна прошлой жизни и репутацiи. Лицо его, на которомъ, правда, кое-где еще виднелись царапины, было кругло, румяно, сiяло невозмутимымъ благодушiемъ и юношескою свежестью. Въ его большихъ голубыхъ глазахъ светилось невинное изумленiе и детская беззаботность. Отдуваясь и отряхивая съ себя капли воды, онъ лениво оперся локтями на берегъ и съ любопытствомъ школьника следилъ за маневрами землеройки, которая, оправившись отъ испуга, снова осторожно подкрадывалась къ соблазнительному кисету. Если несколько минутъ тому назадъ даже близкiе товарищи врядъ-ли узнали-бы Лэнса подъ безобразною маскою изъ грязи, пыли и лохмотьевъ, за то теперь случайному путнику и въ голову бы не пришло заподозрить въ этомъ молодомъ белокуромъ фавне - убiйцу. Взмахнувъ мокрымъ рукавомъ, онъ пустилъ целую тучу мелкихъ брызгъ въ испуганную землеройку и такъ весело выпрыгнулъ изъ воды, что, казалось, это былъ не беглый преступникъ, укрывающiйся отъ людей, но человекъ, вздумавшiй выкупаться на пикнике.

По верхушкамъ деревьевъ зашелестелъ легкiй ветерокъ - очевидно съ запада. Взглянувъ въ ту сторону, Лэнсъ заметилъ, что въ этомъ направленiи тени были менее густы, и не задумываясь, пошелъ туда, хотя пробираться сквозь частый кустарникъ было не легко. По мере того, какъ онъ подвигался впередъ, лесъ становился реже и реже; очертанiя ветвей, а затемъ даже контуры отдельныхъ листьевъ стали вырезываться на ярко-голубомъ небе. Онъ догадался, что недалеко уже до вершины горы, остановился на минуту, ощупалъ револьверъ и, наконецъ, осторожно раздвинулъ последнiя ветви.

Яркiй блескъ полуденнаго солнца сначала ослепилъ его. Приглядевшись, онъ заметилъ, что находится на открытомъ западномъ склоне горы, обращенномъ къ берегу и покрытомъ лишь редкою порослью. Благоухающая чаща отделяла его какъ отъ вершины, такъ и отъ большой дороги, спускающейся молньеобразными зигзагами отъ террасы въ глубину долины. Невидимый ни для кого, онъ могъ свободно обозревать всю окрестность. Впрочемъ, эта мысль, повидимому, не особенно интересовала и не тревожила его. Первымъ деломъ онъ поспешилъ освободиться отъ своей изодранной одежды, затемъ набилъ и закурилъ свою трубку и растянулся на откосе, чтобы просохнуть по жгучимъ лучамъ солнца. Покуривая, онъ безпечно пробегалъ клочекъ газеты, въ которой былъ завернутъ его табакъ и, наткнувшись на место, показавшееся ему забавнымъ, снова прочелъ его вслухъ, какъ будто передъ невидимою аудиторiей, сопровождая чтенiе патетическими жестами и развязно похлопывая себя по коленке.

Они доносились издалека, слышны были не ясно и не приближались. Онъ осторожно спустился по скату до края перваго крутого обрыва. Тамъ оказался новый выступъ или терраса, а ниже, въ глубине, виднелись неясныя очертанiя оливково-зеленой листвы, изъ которой тамъ и сямъ выдвигались остроконечныя вершины сосенъ. Нигде не видно было следовъ человеческаго жилья, но голоса говорили такъ, какъ говорятъ за какой-нибудь однообразной работой, и Пэнсъ ясно слышалъ сопровождавшiй ихъ говоръ звонъ посуды и стукъ какого-то домашняго орудiя. Разговаривали повидимому двое - старикъ и девушка, перекидываясь небрежными, незначущими фразами; словъ на такомъ разстоянiи нельзя было разобрать. Голоса эти еще более оттеняли царившее кругомъ безлюдiе, однако, ничуть не придавая ему печальнаго оттенка; они казались таинственными, но не зловещими; быть можетъ весь разговоръ былъ однимъ общимъ местомъ, но среди обширной пустыни леса онъ казался музыкальнымъ и красноречивымъ. Лэнсъ въ первый разъ за этотъ день глубоко вздохнулъ - звуки, сопровождавшiе разговоръ, напомнили ему объ обеде.

Не смотря на свою безпечность, Лэнсъ былъ, однако, слишкомъ благоразуменъ, чтобы отважиться выдти изъ своего убежища среди белаго дня. Пока онъ удовольствовался темъ, что постарался определить, насколько возможно, место, откуда слышались голоса. Чтобы добраться туда, трудно было найти иной путь, кроме большой дороги. - "Должны же они будутъ развести огонь или зажечь свечу къ ночи", - разсудилъ онъ, наконецъ, и, удовлетворившись этимъ соображенiемъ, снова, растянулся на траве. Для препровожденiя времени онъ сталъ подбрасывать на воздухъ несколько мелкихъ монетъ. Потомъ взоръ его остановился на одной изъ вершинъ береговой горной цепи, выделявшейся резкимъ силуэтомъ на безоблачномъ западномъ склоне неба. Въ небольшой расщелине хребта мелькнуло ярко-белое пятнышко, не больше серебряной монеты, которую онъ держалъ въ руке. Пятнышко быстро росло и заполнило расщелину. Черезъ минуту исчезла вся линiя хребта. Тесною, непрерывною полосою растянулись легiоны белыхъ хлопьевъ по всему горизонту, проникли во все овраги и ущелья горной цепи. Это былъ поднявшiйся надъ моремъ туманъ. Лэнсъ зналъ, что только двадцать миль отделяютъ его отъ океана - отъ спасенiя!

Заходящее солнце скрылось и потухло въ мягкихъ объятiяхъ тумана. Холодный ветеръ пронесся надъ горами. По телу Лэнса пробежала дрожь, онъ всталъ и опять вошелъ въ лесъ, чтобы согреться. Теплый, ароматный воздухъ произвелъ на него поразительно успокоивающее действiе; усталость заставила забыть о голоде; онъ задремалъ. Когда онъ проснулся, было совершенно темно. Ощупью добрался онъ до опушки. Несколько звездъ сверкали надъ его головою, но вокругъ все, какъ белою пеленою, было окутано хлопьями тумана. Еслибы даже где-нибудь и горели огонь или свечка, ихъ невозможно было заметить. Идти впередъ на удачу - было-бы безумiемъ; оставался только одинъ исходъ - ждать до утра. Бродяга былъ ленивъ и философъ: такое решенiе пришлось ему по вкусу; онъ снова пробрался къ своему ложу и заснулъ. Какiя мучительныя виденiя, вызванныя угрызенiями совести и страхомъ, тревожили его сонъ, когда онъ лежалъ среди глубокаго безмолвiя и мрака, отделенный отъ человеческаго общества прозрачною пеленою тумана? Какiе призраки проносились передъ нимъ, рождаясь въ глухой чаще леса? - Ни мученiя, ни призраки не тревожили его. Укладываясь спать въ этой чаще, онъ вспомнилъ съ сожаленiемъ только о сухаряхъ, которые уронилъ съ имперiала дилижанса какой-то завтракавшiй тамъ неосторожный пассажиръ. Но эта грустная мысль была мимолетна и скоро онъ заснулъ глубокимъ, непробуднымъ сномъ ранняго детства.

II.

Проснувшись, онъ ощутилъ прежде всего тотъ-же пряный ароматъ воздуха. Его первымъ инстинктивнымъ движенiемъ, какъ у всякаго молодаго животнаго, было схватить ресколько молодыхъ, нежныхъ зеленыхъ листочковъ verba buena, которая вилась на меховой подушке, служившей ему изголовьемъ, и съесть ихъ. Это несколько заглушило его мучительный голодъ. Еще полусонными глазами онъ сталъ лениво следить за солнечнымъ лучемъ, пробравшимся въ чащу ветвей, которыя сплетались надъ его головой въ виде свода. Потомъ онъ опять забылся. Колеблясь, такимъ образомъ, между сномъ и бденiемъ, онъ, однако, ясно заметилъ легкое движенiе въ сухихъ листьяхъ, покрывавшихъ землю возле углубленiя, которое онъ избралъ себе для ночлега. Сила, приводившая ихъ въ движенiе, казалась ему сознательною, а самое движенiе, повидимому, направлялось къ его револьверу, блестевшему въ траве. Онъ подумалъ, что это его вчерашнiй прiятель возобновилъ сегодня свою воровскую экскурсiю, усмехнулся и продолжалъ лежать неподвижно. Движенiе и шорохъ продолжались, но теперь движенiе стало медлительнее, что-то какъ будто скользило и извивалось. Глаза Лэнса съ напряженнымъ вниманiемъ устремились на это место. Онъ сразу проснулся. То была не змея, а рука, на половину скрытая мхомъ и пробиравшаяся къ его револьверу. Онъ виделъ ее лишь мигъ, но успелъ заметить, что рука была голая, очень тонкая и покрыта веснушками. Онъ быстро схватилъ ее, вскочилъ на ноги и вытащилъ изъ засады усиленно сопротивлявшуся молодую девушку.

-- Пустите! сказала она, смутившись более отъ стыда, чемъ отъ страха.

Лэнсъ посмотрелъ на нее. Ей было едва-ли более пятнадцати летъ; она была такая тоненькая, худенькая, съ грудью плоскою, какъ у мальчика. Ея пылающее лицо и обнаженная шея были буквально усыпаны мелкими коричневыми пятнами, словно зернышками пороха и, - странное дело, глаза ея большiе, серые, повидимому, также покрыты были веснушками; по крайней мере, какъ роговая оболочка, такъ и радужная были усеяны мелкими желтыми крапинками. Еще замечательнее были ея волосы: металлическiй, красноватый, какъ у оленя, цветъ ихъ принималъ постепенно более светлые оттенки и, наконецъ, на макушке, какъ будто отъ действiя солнца, переходилъ въ совершенно белокурый.

Она, очевидно, выросла изъ своего платья, которое было сшито уже давно, изъ подъ короткой юбки; виднелась часть ноги. Желтой, худой и покрытой все теми же желтыми крапинками; чулки были слишкомъ узки, порваны и грубо заштопаны. Лэнсъ несколько разжалъ свой кулакъ и благодушнымъ жестомъ слегка отодвинулъ отъ себя пленницу. Она не шевельнулась и продолжала полу-злобно, полу-сконфуженно смотреть на него.

-- Я ни чуточки не испугалась, сказала она: - не бойтесь, не убегу.

-- Очень радъ это слышать, возразилъ Пэнсъ, не скрывая своего удовольствiя. - А зачемъ вы подбирались къ моему револьверу?

Она опять покраснела и промолчала; затемъ, начала выбивать ногою землю, скопившуюся между корнями дерева, и, наконецъ, сказала, какъ будто обращаясь съ дружескою откровенностью къ своей собственной ноге:

-- Я хотела схватить его прежде васъ.

-- Вотъ какъ! А зачемъ?

-- О, вы сами знаете - зачемъ?

Широкая улыбка, озарившая лицо Лэнса и обнаружившая все его зубы, доказывала, что онъ действительно знаетъ - зачемъ? Но онъ счелъ нужнымъ промолчать.

-- Я не знала, почему вы здесь скрываетесь, продолжала девушка, все еще обращаясь къ дереву; - къ тому же, прибавила она, взглянувъ на него искоса изъ-подъ своихъ белыхъ ресницъ, - я не видела вашего лица.

Въ этомъ тонкомъ комплименте въ первый разъ сказалась хитрость, свойственная ея полу. Лицо безпутнаго бродяги вспыхнуло яркимъ румянцемъ, и на мигъ онъ смутился.

-- Стало быть, вы хотели завладеть моею шестистволкою до техъ поръ, пока не познакомитесь со мною получше?

Она кивнула головою. Затемъ она подняла съ земли сухую ветвь орешника, заложила ее себе за спину, перекинула черезъ оба конца свои тонкiя, загорелыя руки, выпятила грудь и напрягла мышцы. Все это было сделано съ очевидною целью доказать свое хладнокровiе и, вместе съ темъ, силу мышцъ.

-- Можетъ быть, вы хотите взять его теперь? сказалъ Лэнсъ, протягивая ей пистолетъ.

-- Я видала на своемъ веку довольно шестистволокъ, отвечала девушка, отстраняя отъ себя револьверъ и делая видъ, что не понимаетъ намека. - У отца есть револьверъ, а у брата ихъ было даже два, системы Дерингера, когда онъ былъ еще вдвое моложе меня.

-- Зачемъ вы ели траву?

-- Траву? переспросилъ Лэнсъ.

-- Да, вотъ эту! Она указала на verba buena.

Лэнсъ захохоталъ.

-- Я былъ голоденъ. Послушайте, продолжалъ онъ, весело подбрасывая на воздухъ несколько серебряныхъ монетъ. - Нельзя-ли на эти деньги добыть мне позавтракать. да такъ, чтобы и вамъ осталось на гостинцы?

Девушка съ робкимъ любопытствомъ смотрела на деньги и на молодаго человека.

-- Я думаю, что отецъ можетъ дать вамъ что-нибудь, если захочетъ; только онъ недолюбливаетъ бродягъ съ техъ поръ, какъ они украли у него цыплятъ. Впрочемъ, попытайтесь.

-- Но я желалъ-бы, чтобы вы попытались за меня. Вы можете принести мне завтракъ сюда.

Девушка отступила на шагъ, опустила глаза, и съ улыбкой, выражавшей очаровательное колебанiе между робостью и нахальствомъ, сказала:

-- Такъ, стало быть, вы скрываетесь! Да?

-- Вотъ именно, скрываюсь! засмеялся Лэнсъ. - Однако, вы, я вижу, не промахъ!

-- Ужь не изъ шайки-ли вы Макъ-Карти?

Мистеръ Лэнсъ Гэррiотъ на мгновенiе ощутилъ даже гордость, вполне искренно заявляя, что не принадлежитъ къ шайке закоренелыхъ горныхъ разбойниковъ, известной подъ этимъ именемъ въ округе.

-- Надеюсь, что вы и не изъ числа техъ воришекъ, которые обокрали недавно ранчо Гендерсона? Мы не очень-то благоволимъ къ такимъ молодцамъ.

-- Нетъ, ответилъ Лэнсъ самымъ искреннимъ тономъ.

-- Надеюсь также, что вы не тотъ, негодяй, который недавно до смерти избилъ свою жену въ Санта-Клара?

Лэнсъ съ благороднымъ гневомъ протестовалъ противъ такого предположенiя. Если онъ и нарушалъ основы семейнаго союза, то, во всякомъ случае, не кулачнымъ путемъ и, притомъ, - съ чужими женами.

Девушка еще поколебалась съ минуту и, наконецъ, сказала:

-- Куда? спросилъ Лэнсъ.

-- Въ ранчо, ответила она простодушно.

-- Такъ вы не хотите принести мне чего-нибудь поесть сюда?

-- Зачемъ? Ведь вы можете позавтракать тамъ, внизу. Лэнсъ колебался.

-- Ужъ я все устрою, не безпокойтесь, продолжала девушка; - я переговорю съ отцомъ.

-- Ну, а если я предпочитаю остаться здесь? упирался Лэнсъ, прекрасно сознавая, что вся его осторожность только притворство.

-- Какъ знаете, сказала она равнодушно; - но, ведь весь этотъ лесъ принадлежитъ моему отцу.

-- Принадлежитъ, поправилъ Лэнсъ.

-- Принадлежитъ или принадлежитъ - не все ли равно, презрительно заметила девушка. - Главное то, что лесъ этотъ его и вы можете встретиться съ нимъ здесь точно такъ-же, какъ внизу, въ нашемъ доме. Онъ можетъ прiйти каждую минуту сюда; можете поручиться за это головой.

Заметивъ, очевидно, по лицу Лэнса, что слова ея забавляли его, она снова потупилась въ смущенiи и нахмурила брови.

-- Что-жь, пойдемте, я готовъ, сказалъ Лэнсъ, улыбаясь и протягивая ей руку.

Она не взяла ея и недоверчиво посмотрела на него искоса, какъ пугливая лошадь.

-- Дайте мне сначала вашъ пистолетъ, сказала она.

Онъ исполнилъ ея требованiе, едва удерживаясь отъ смеха. Она-же, напротивъ, съ неподдельною серьезностью взяла револьверъ и вскинула его на плечо, какъ ружье. Нечего и говорить, что это движенiе, - смесь ребячества и геройства - вызвало въ Лэнсе новый взрывъ смеха.

-- Идите впередъ, сказала она.

-- Можно подумать, что я вашъ пленникъ! заметилъ онъ.

-- Идите впередъ и не дурачьтесь, возразила она.

Несколько времени они шли молча по лесу. На мгновенье въ голове его мелькнула забавная мысль - обратиться въ притворное бегство, "чтобы посмотреть, что будетъ делать девчонка", но онъ тотчасъ-же отказался отъ своего намеренiя. - "Она, не задумываясь, прострелила-бы меня, какъ собаку", - решилъ онъ, проникаясь все большимъ уваженiемъ къ своей спутнице.

Когда они достигли обнаженнаго склона горы, Лэнсъ остановился и вопросительно посмотрелъ на нее.

-- Туда! сказала она, указывая на вершину, какъ разъ въ противоположную сторону отъ того места, откуда онъ вчера слышалъ голоса; одинъ изъ этихъ голосовъ Лэнсъ теперь узналъ: это былъ ея голосъ. Несколько времени они пробирались сквозь чащу, но потомъ круто свернули на тропинку, которая шла вдоль оврага, спускавшагося къ долине.

-- Зачемъ вы сделали такой крюкъ? спросилъ Лэнсъ.

-- Мы никогда такъ не ходимъ, возразила она многозначительно; - есть другая дорога, короче.

-- Где?

-- Это до васъ не касается, сказала она сухо.

-- Какъ васъ зовутъ? спросилъ Лэнсъ, когда они спустились съ крутаго обрыва.

-- Флипъ.

-- Какъ?

-- Флипъ.

-- Вы меня не поняли. Я спрашиваю про ваше имя, а не про фамилiю.

-- Меня зовутъ Флипъ.

-- Флипъ! Ахъ, да, это уменьшительное отъ Фелипа!

-- Не Фелипа, а Флипъ.

Некоторое время оба молчали.

-- Что-же вы не спросите, какъ зовутъ меня? сказалъ Лэнсъ.

-- Вамъ даже не интересно?

-- Можетъ быть, батя спроситъ; ему можете врать, что хотите.

Этотъ решительный ответъ озадачилъ нашего любезника-убiйцу. Онъ шелъ несколько времени молча. Эта девочка положительно приводила его въ восторгъ.

-- Только, прибавила Флипъ, - лучше будетъ, пожалуй, если мы съ вами поладимъ.

Въ этомъ месте тропинка опять круто заворачивала и спускалась въ ущелье. Лэнсъ посмотрелъ кверху и заметилъ, что они находятся какъ разъ подъ той поросшей лесомъ террасой, съ которой спустились и которая теперь виднелась высоко надъ ихъ головами.

-- Чемъ занимается вашъ отецъ? спросилъ онъ. наконецъ.

Флипъ молчала, раскачивая на руке револьверъ.

Лэнсъ повторилъ свои вопросъ.

-- Жжетъ уголь и делаетъ алмазы, сказала она, искоса поглядывая на него.

-- Делаетъ алмазы? переспросилъ Лэнсъ.

Флипъ утвердительно кивнула головой.

-- И много онъ ихъ делаетъ? небрежнымъ тономъ продолжалъ ея спутникъ.

-- Пропасть! Только маленькiе, - отвечала она, снова украдкой взглянувъ на него.

-- А! маленькiе! повторилъ онъ...

Они приблизились къ небольшому огороженному пространству, откуда поднялось громкое кудахтанье и щебетанье; целый легiонъ домашнихъ птицъ приветствовалъ возвращенiе хозяйки. Наружный видъ поселенiя не представлялъ собою ничего внушительнаго. Стоящая подъ деревомъ печь, седло съ уздою, несколько необходимыхъ предметовъ домашняго обихода - вотъ и все. Это было настоящее "ранчо". Какъ большинство участковъ, возделанныхъ пiонерами, это место носило на себе следы недавней безпорядочной борьбы человека съ природой; на поле битвы царили унынiе и запустенiе. Спиленныя деревья, измятый кустарникъ, длинные шесты, только-что поднятая новь - составляли странный контрастъ съ валявшимися тутъ же отбросами цивилизацiи, - пустыми глиняными кружками, разбитыми бутылками, дырявыми шляпами, стоптанными сапогами, изодранными чулками и всевозможными лохмотьями. Для довершенiя эффекта, на одномъ дереве виселъ даже измятый остовъ стараго кринолина.

Самое дикое ущелье, самая густая чаща, любая, девственно безлюдная местность - показались-бы менее пустынными и более привлекательными, чемъ эти первые следы завоеванiй человека. Только самая хижина несколько скрашивала видъ этого обширнаго бивуака. Выстроенное изъ полуцилиндрическихъ кусковъ сосновой коры, съ крышей изъ того-же матерiала, оно носило на себе отпечатокъ своеобразной, живописной дикости. Впрочемъ, это былъ результатъ скорей экономiи, чемъ изящнаго вкуса хозяина.

-- Кора совсемъ не годится для угля, заметила Флипъ, какъ-бы извиняясь. - Бьюсь объ закладъ, что батя въ лесу, продолжала она. останавливаясь передъ дверью хижины. - Батя!... крикнула она. Голосъ ея, чистый и звонкiй, пронесся по всему ущелью, а эхо донесло его даже до высокой террасы. Однообразные удары топора, раздававшiеся по близости, тотчасъ смолкли и изъ кущи сосенъ мужской голосъ ответилъ - "Флипъ". Черезъ несколько минутъ послышались ворчанье, трескъ сухихъ ветвей, тяжелые шаги и, наконецъ, появился самъ - "батя".

Еслибы Лэнсъ встретилъ его въ лесу, онъ затруднился бы решить, къ какой расе принадлежитъ этотъ человекъ, - къ монгольской, индусской или эфiопской? Небрежныя омовенiя на скорую руку сообщили лицу и рукамъ угольщика аспидно-серый цветъ, переходившiй въ более темную тень тамъ, где действiе воды прекращалось. Онъ напоминалъ крашенныхъ негровъ-скрипачей, которымъ лишь изредка и не надолго приходится смывать свою маску. Глаза его были обведены черными кругами, что придавало ему видъ человека, носящаго очки безъ стеколъ, и еще более подчеркивало обезьянiй характеръ его лица, съ которымъ какъ нельзя лучше гармонировали густые съ проседью волосы, повидимому, подвергавшiеся частымъ, но неудачнымъ попыткамъ окрасить ихъ въ прежнiй цветъ. Какъ будто не замечая Лэнса и обращаясь исключительно къ дочери, старикъ проворчалъ хриплымъ, надтреснутымъ голосомъ:

"батя"! да "батя"!

Къ величайшему удовольствiю Лэнса, девушка приняла этотъ выговоръ вполне равнодушно. Она подождала, пока упреки старика не перешли въ невнятное и, какъ показалось Лэнсу, трусливое ворчанье, и тогда хладнокровно сказала:

-- Ты бы лучше положилъ на место топоръ и приготовилъ этому человеку завтракъ и что-нибудь на дорогу, Онъ прiехалъ сюда изъ Санъ-Франциско удить рыбу, да заблудился и потерялъ своихъ прiятелей. Онъ не знаетъ даже, куда девались его удочки и другая мелкая поклажа. Сегодня ночью ему пришлось ночевать подъ открытымъ небомъ въ лесу "Джинъ съ инбиремъ".

-- Ну да! Такъ и зналъ! Все они мелютъ одно! заметилъ старикъ, ударяя себя кулакомъ по коленке въ приливе безсильной ярости, но не глядя на Лэнса. - Такъ за коимъ же чортомъ онъ лезетъ къ намъ, а не идетъ въ эту проклятую гостинницу наверху? Зачемъ, разрази его...

Но тутъ глаза его встретились съ пристальнымъ взглядомъ большихъ пятнистыхъ глазъ дочери. Онъ судорожно замигалъ, и заговорилъ уже другимъ, плаксивымъ тономъ:

-- Послушай, Флипъ, ведь это ни на что не похоже. Ты положительно сживешь меня со света, если каждый день станешь приводить сюда, въ нашъ ранчо, всякую сволочь: бродягъ-эмигрантовъ, беглыхъ матросовъ, слезливыхъ вдовъ или сумасшедшихъ. Я васъ спрашиваю, сударь, - продолжалъ онъ, обращаясь къ Лэнсу первый разъ, но такимъ тономъ, какъ будто онъ уже принималъ живейшее участiе въ разговоре, - я васъ спрашиваю, какъ джентльмена, какъ опытнаго рыболова, способнаго войти въ мое положенiе... Разве возможно такъ поступать?

Лэнсъ собирался что-то ответить, но Флипъ предупредила его.

-- Въ томъ-то и дело! - Именно потому, что онъ джентльменъ самаго перваго сорта, онъ и не можетъ въ такомъ виде идти вальсировать въ гостинницу. Да его подняли-бы на смехъ все дамы! Да онъ не выйдетъ изъ этого ранчо и не покажется въ люди, пока не приведетъ себя въ приличный видъ! Полно, батя! Ты говоришь глупости.

Старикъ видимо сдавался. Таща за собою топоръ, онъ добрался до ближайшаго пня, уселся на немъ и отеръ рукавомъ вспотевшiй лобъ; это придало его лицу видъ грифельной доски, съ которой плохо стерли сложную арифметическую задачу. Онъ съ видомъ полной безнадежности посмотрелъ на Лэнса.

-- Денегъ нетъ у васъ, разумеется? - объ этомъ нечего и говорить. Вы, конечно, оставили свой бумажникъ, съ пятидесятью долларами, подъ камнемъ и не можете найти его? Это тоже само собою понятно. - Разумеется, продолжалъ онъ, заметивъ, что Лэнсъ сунулъ руку въ карманъ, - разумеется, съ вами есть вексель въ сто долларовъ на фирму Уэльсъ, Фэрго и К^о, и вы попросите меня учесть его...

Старикъ забавлялъ Лэнса; но Флипъ положительно приводила его въ восторгъ, заглушавшiй всякое другое чувство. Не спуская глазъ съ дочери, онъ лаконически уверилъ отца, что объ уплате ему нечего безпокоиться, но въ манерахъ его не было и следа той веселой безпечности, которая такъ понравилась Флипъ. Девушка тотчасъ заметила перемену и недоумевала, за что-бы онъ могъ разсердиться. Съ техъ поръ какъ глаза незнакомца встретили глаза другого мужчины, они приняли менее искреннее и открытое выраженiе; въ его жестахъ проглядывало нетерпенiе и горячность; видно было, что человекъ этотъ можетъ забыться до преступленiя; но одного слова, произнесеннаго девушкой, одного взгляда ея было достаточно, чтобы успокоить его. Когда она, съ помощью отца, приготовила скромный, незатейливый завтракъ, Чэнсъ сталъ разспрашивать хозяина насчетъ приготовленiя алмазовъ. Глаза старика разгорелись.

-- Скажите мне прежде, откуда вы знаете, что я делаю алмазы? спросилъ онъ нерешительно и немного сердито - совсемъ какъ дочь.

-- Слыхалъ въ Санъ-Франциско, не задумываясь, совралъ Лэнсъ, развязно поглядывая на Флппъ.

-- А! Значитъ, тамошнiе ювелиры ужь начинаютъ тревожиться!.. Это имъ, небось, не по вкусу!.. Они меня просто съесть готовы... Скоро алмазъ будетъ стоить немногимъ дороже угля... А не говорили они вамъ, какъ я сделалъ это открытiе?

При другихъ условiяхъ Лэнсъ, безъ сомненiя, тотчасъ прекратилъ-бы излiянiя старика, заявивъ, что давно знаетъ эту исторiю; но теперь ему хотелось посмотреть, насколько Флппъ разделяетъ иллюзiи отца.

-- Вотъ какъ было дело. Однажды вечеромъ, два года тому назадъ, смотрю я на свою угольную яму, вонъ тамъ внизу, и вижу, - дерево горитъ, преетъ, дымитъ, а угля все не выходитъ ни на грошъ. А между темъ, будь я проклятъ, если жара въ этой яме не была самая адская. Невозможно было приблизиться къ ней на сто ярдовъ; ее можно было чувствовать за три мили, съ большой дороги, даже съ противуположной стороны горы. Не разъ намъ съ Флипъ приходилось уходить на ночь изъ дома, захвативъ съ собою одеяла, и ночевать подъ открытымъ небомъ, по другую сторону оврага, потому что стена этой хижины поджаривалась, какъ ветчина. Уверяю васъ, что это былъ такой образчикъ пекла, какого никто еще не видалъ. И что-жь, вы, можетъ быть, скажете, что это я развелъ такой огонь? Вы, можетъ быть, станете утверждать, что угольная яма всегда такъ горитъ?

-- Конечно, отвечалъ Лэнсъ, стараясь уловить взглядъ девушки, но та упорно отворачивалась.

-- И солжете! Непременно солжете! Весь жаръ исходилъ изъ недръ земли, какъ изъ трубы или камина; онъ-то и поддерживалъ огонь въ моей яме. А когда она остыла понемногу, когда, месяцъ спустя, я могъ, наконецъ, спуститься въ нее, - отгадайте-ка, что я тамъ увиделъ? Большую дыру, изъ которой выходила струя кипящей воды толщиной въ ваше тело; и тутъ-же рядомъ лежала вотъ эта штучка.

Старикъ по инстинкту опытнаго разсказчика всталъ, вытащилъ изъ подъ своей постели небольшой мешочекъ верблюжьей кожи и высыпалъ на столъ его содержимое. Въ мешке оказался обломокъ горнаго хрусталя, полурасплавленый и прикрепленный къ окаменевшему куску еловаго дерева. Подобные образцы встречаются такъ часто, что самый неопытный рудокопъ, любой дровосекъ съ перваго взгляда узналъ-бы въ блестящемъ обломке горный хрусталь. Лэнсъ съ лукавою улыбкою взглянулъ на Флипъ, которая поспешила заметить:

Она смолкла, потупилась и быстро отвернулась, чтобы скрыть краску, выступившую у нея на лице.

-- Да, да, вотъ именно! подхватилъ старикъ. - Флипъ знаетъ толкъ въ этомъ деле! Она у меня лицомъ въ грязь не ударитъ!

Лэнсъ, не отвечая, устремилъ на своего собеседника жесткiй, холодный взглядъ и быстро поднялся съ места. Старикъ схватилъ его за полу.

-- Уверяю васъ, она права. Уголь превратился бы въ алмазъ; онъ только не дозрелъ и испортился... Почему? Потому, что огонь слишкомъ скоро потухъ! Но вы, можетъ быть, думаете, что я такъ и остановился на первомъ опыте?.. Ошибаетесь! Не въ моей это натуре!.. Вотъ тамъ, въ лесу, есть яма, которая горитъ уже шесть месяцевъ. Она, правда, не можетъ сравниться съ первой ямой, - ведь тамъ огонь былъ естественный - но за то я постоянно поддерживаю въ ней огонь. Я нарочно устроилъ особое окошко, и наблюдаю за нею каждые четыре часа. Когда придетъ решительная минута, я буду на-готове. Понимаете? Вотъ я каковъ! Вотъ каковъ Данiель Фэрли! Вотъ каковъ старикъ!.. Что вы скажете?

-- Все это такъ!.. Но знаете-ли что, мистеръ Фэрли; не можете-ли вы одолжить мне теперь сюртукъ или жилетку, чтобы я могъ пробраться сквозь туманъ, стоящiй надъ дорогою въ Монтери? Я не желаю удерживать васъ дольше; вы, очевидно, спешите вернуться къ своимъ алмазамъ.

Онъ бросилъ на столъ пригоршню серебра.

-- У меня есть куртка изъ оленьей кожи, которую одинъ вакеро выменялъ у меня на бутылку виски.

-- Будетъ-ли она годиться для этого джентльмена? сказала Флипъ, нерешительно вытаскивая потертую, грязную и разорванную въ несколькихъ местахъ куртку.

Но Лэнсъ совершенно удовлетворился этой одеждой, благо въ ней было тепло. Къ тому-же, онъ вдругъ почувствовалъ непреодолимое желанiе противоречить всему, что говорила Флипъ.

Надевъ куртку, онъ холодно поклонился отцу, небрежно кивнулъ головой дочери и направился къ выходу.

-- Если вы идете по направленiю къ Монтери, я могу указать вамъ кратчайшую дорогу, сказала Флипъ, делая робкую попытку быть любезной.

Старикъ застоналъ.

-- Ну вотъ! Ну вотъ! воскликнулъ онъ. - Куры и все хозяйство могутъ отправляться хоть къ чорту; тебе лишь-бы пошататься съ первымъ попавшимся незнакомцемъ. Прекрасно! Гуляй себе на здоровье!..

Лэнсъ могъ-бы ответить на это какой-нибудь грубой выходкой, но Флипъ предупредила его.

-- Ведь ты знаешь, батя, какъ трудно найти эту тропинку; помнишь, жандармъ, который гнался за Петромъ Французомъ, такъ и не попалъ на нее и принужденъ былъ обойти вокругъ всего оврага? Безъ меня этотъ джентльменъ непременно заблудится и... вернется къ намъ обратно.

Эта непрiятная перспектива заставила замолчать старика, и Флипъ отправилась съ Лэнсомъ. Некоторое время они шли молча. Вдругъ Лэнсъ обернулся къ своей спутнице.

-- Ведь вы не верите всей этой чепухе про алмазы? Флппъ ускорила шаги, видимо избегая ответа.

-- Надеюсь, что старикъ не всегда угощаетъ васъ такими помоями? продолжалъ Лэнсъ, становясь все грубее, по мере того, какъ въ немъ закипала злоба.

-- А вамъ какое дело? возразила Флипъ, перепрыгивая съ камня на камень, чтобы перебраться черезъ ложе изсякшаго ручья.

по этой дороге?

-- Въ прошломъ году въ этомъ лесу укрылся китаецъ, котораго преследовали ирландцы. Онъ такъ перетрусилъ, что ни за что не решался выйти и умеръ бы съ голоду, еслибъ не я. Я вытащила его оттуда насильно и довела до вершины горы. По большой дороге онъ не пошелъ-бы ни за что на свете. Съ техъ поръ никто не проходилъ... кроме васъ.

-- Самое подходящее дело для девушки связываться со всякою сволочью, водиться съ бродягами, съ негодяями. съ нищими? воскликнулъ Лэнсъ съ возростающей злобой.

Флипъ остановилась.

-- Если вы станете говорить съ мной, какъ батя, я убегу; вотъ и все!

Странность подобнаго сравненiя поразила Лэнса еще больше, чемъ мысль о своей собственной неблагодарности. Онъ поспешилъ уверить Флипъ, что онъ только пошутилъ. Помирившись, они опять разговорились. Лэнсъ настолько забылъ о себе самомъ, что разспросилъ девушку о некоторыхъ деталяхъ ея жизни, не имевшихъ ничего общаго съ его личными интересами. Мать ея умерла, когда она была еще груднымъ ребенкомъ, а братъ двенадцати летъ убежалъ изъ родительскаго дома. Она разсчитывала встретиться съ братомъ, и надеялась, что онъ когда-нибудь, совершенно неожиданно, появится въ долине.

-- Не поэтому-ли вы съ такимъ участiемъ относитесь ко всемъ бродягамъ? сказалъ Лэнсъ. - Вы думаете, что кто-нибудь изъ нихъ можетъ оказаться вашимъ братомъ?

-- Можетъ быть, поэтому, серьезно возразила Флипъ; - а можетъ и по другой причине. Между этими бродягами есть люди, которые случайно могутъ встретиться съ моимъ братомъ и ради меня оказать услугу ему.

-- Я, напримеръ? спросилъ Лэнсъ.

-- Да хоть-бы и вы... Ведь вы-бы это сделали... при случае, не правда-ли?

-- Еще-бы! воскликнулъ Лэнсъ съ такимъ волненiемъ, которое удивило даже его самого. - Не следуетъ вамъ только распинаться для каждаго... безъ разбора!

Его мучило смутное чувство ревности. Онъ спросилъ ее, возвращались-ли когда-нибудь ея протеже?

-- Нетъ! отвечала Флипъ. - Ни одинъ изъ нихъ! Это доказываетъ, наивно прибавила она, - что я помогла имъ и что они не нуждаются во мне более. Не правда-ли?

-- Разумеется! угрюмо ответилъ Лэнсъ. - А есть у васъ такiе друзья, которые приходятъ къ вамъ?

-- Только почтмейстеръ съ "Распутья" приходитъ иногда.

-- Почтмейстеръ?

-- Да!.. Въ будущемъ году онъ думаетъ жениться на мне, если я выросту къ тому времени.

-- А вы-то сами что думаете? строго спросилъ ее Лэнсъ.

Флипъ на несколько ладовъ пожала плечами, забежала впередъ, набрала несколько камешковъ, принялась бросать ихъ въ чащу, затемъ, наполовину обернувшись къ Лэнсу, устремила на него кокетливый взглядъ своихъ влажныхъ веснушчатыхъ глазъ, и наконецъ выговорила:

-- Какъ-же! Такъ я сейчасъ и скажу вамъ.

-- Смотрите! сказала Флипъ, указывая ему на тропинку, которая, слегка уклонившись отъ дороги, казалось, вскоре терялась въ чаще; - вотъ ваша дорога. Дальше она идетъ шире и ровнее; но вамъ теперь нужно прiучить къ ней глаза, чтобы потомъ распознать ее въ тумане... Прощайте!

-- Прощайте! Лэнсъ взялъ ее за руку и привлекъ къ себе. Отъ нея еще веяло ароматомъ душистой рощи, и возбужденному воображенiю молодаго человека она представилась живымъ воплощенiемъ опьяняющихъ благоуханiй ея родного леса. Полушутя, полусерьезно онъ попытался поцеловать ее; сначала она сильно сопротивлялась, но, подъ конецъ, сдалась и слегка ответила на его ласку. Неведомый огонь пробежалъ по его жиламъ и заставилъ его содрогнуться. Смущенный и озадаченный, онъ неподвижно стоялъ на одномъ месте, следя глазами за убегавшей девушкой, любуясь ея станомъ, гибкимъ, какъ у молодой нимфы, пока она не скрылась въ лесу. Тогда онъ быстро отвернулся и пошелъ по узкой тропинке. Зренiе у него было хорошее, шелъ онъ быстро и не сбивался съ тропинки, ведущей на вершину горы.

За то Флипъ еще не скоро вернулась домой. Войдя въ лесъ, она пробралась къ нависшей надъ обрывомъ опушке и старалась разглядеть на противуположномъ склоне ущелья очертанiя фигуры Лэнса, которая то появлялась, то снова исчезала подъ ветвями деревьевъ или за извилинами горной тропинки. Въ ту минуту, когда онъ, наконецъ, достигъ вершины, поднялся туманъ, окуталъ Лэнса своими объятiями и скрылъ его фигуру отъ взоровъ девушки. Флипъ вздохнула, поднялась съ земли, поставила сперва одну, потомъ другую ногу на древесный стволъ и принялась натягивать свои короткiе чулки. Она старалась спустить пониже свою юбку, и, насколько возможно, уменьшить разстоянiе между оборкою платья и каемкой чулокъ, вздохнула во второй разъ и пошла домой.

III.

Въ продолженiи шести месяцевъ неизменный туманъ ежедневно появлялся и исчезалъ на монтерiйскомъ поморье; въ продолженiи шести месяцевъ каждый вечеръ белые легiоны его осаждали цепь береговыхъ горъ, приступомъ брали вершины и каждое утро регулярно отступали передъ копьями восходящаго солнца. Въ продолженiи шести месяцевъ бледная завеса, которая когда-то окутала Лэнса, каждый вечеръ разстилалась надъ землею, а его все не было. Веселый беглецъ не нуждался более въ убежище или въ перемене одежды. Рука правосудiя, загнавшая его въ горы, не тяготела надъ нимъ более, и преследованiя вскоре прекратились. Менее чемъ черезъ неделю, судебное следствiе выяснило, что убiйство было не предумышленное и сводилось къ простой дуэли между двумя одинаково вооруженными и одинаково решительными противниками. Отыскавъ себе надежный прiютъ въ одномъ изъ приморскихъ городовъ, Лэнсъ потребовалъ, чтобы его подвергли суду присяжныхъ, и, въ качестве несправедливо осужденнаго, бежавшаго отъ своихъ палачей, добился, чтобъ его судили въ другомъ городе. Высшая судебная инстанцiя кассировала решенiе низшей, какъ неправильное и слишкомъ поспешное: Лэнсъ былъ освобожденъ и сданъ на поруки.

Почтмейстеръ "Рыбачьяго распутья" только-что получилъ еженедельный транспортъ писемъ и пакетовъ изъ Санъ-Франциско и принялся ихъ разсматривать. Всего на всего было пять писемъ и два пакета. На обоихъ пакетахъ и на трехъ письмахъ значились имя и адресъ Флипъ. За последнiе шесть месяцевъ, это случалось не въ первый разъ, и любопытство всего "Распутья" было возбуждено до крайности. Но такъ какъ Флипъ никогда не приходила сама за своими посылками, а всегда посылала за ними кого-нибудь изъ знакомыхъ, или просила доставить ихъ при случае, то любопытство такъ и оставалось неудовлетвореннымъ. Почтмейстеръ, человекъ уже почтенныхъ летъ, отличался сантиментальною натурою. Онъ посмотрелъ на пакеты, на письма, потомъ взглянулъ на часы; - было еще рано, онъ могъ успеть вернуться домой къ полудню. Взглянулъ онъ на адреса: почеркъ былъ тотъ-же самый, что и на прежнихъ письмахъ. Онъ решилъ самъ отнести посылки и письма. Чтобы выразить поэтическiй, идеальный характеръ своей миссiи, онъ наделъ свежую рубашку, повязалъ голубенькiй галстукъ и захватилъ съ собою мешочекъ сухарей съ инбиремъ, до которыхъ Флипъ была большая охотница.

Чтобы добраться до ранчо старика Фэрли, нужно было ехать почтовою дорогою вплоть до леса "Джинъ съ инбиремъ"; тамъ благоразумный всадникъ обыкновенно оставлялъ свою лошадь и шелъ дальше пешкомъ, по едва заметной тропинке. Въ этомъ месте почтмейстеръ вдругъ заметилъ на опушке леса изящно одетую даму, которая медленно, не торопясь, шла по тропинке; одной рукой, затянутой въ перчатку, она слегка приподнимала юбки, въ другой держала хлыстъ. Что это? Откуда она взялась? Не явилась-ли сюда на пикникъ какая нибудь компанiя изъ Монтери или изъ Санта-Круцъ? Во всякомъ случае, зрелище было настолько ново, что следовало подойти поближе и посмотреть. Но незнакомка внезапно скрылась въ лесу и более не появлялась. Почтмейстеръ вспомнилъ, что идетъ къ Флипъ и ускорилъ шаги; къ тому-же, все его вниманiе приковала къ себе тропинка, которая становилась все уже и круче. Лучи солнца падали почти вертикально, когда онъ вступилъ въ ущелье и увиделъ крышу хижины изъ сосновой коры. Почти въ ту-же минуту Флипъ, красная и запыхавшаяся, появилась на тропинке въ несколькихъ шагахъ отъ него.

-- У васъ есть что-нибудь для меня? спросила она, указывая на пакеты и письма.

Захваченный врасплохъ, почтмейстеръ машинально передалъ ей принесенное, но тотчасъ раскаялся въ этомъ.

-- Они франкированы, заметила Флипъ, заметивъ, что онъ какъ будто ждетъ чего-то.

-- О, да, пробормоталъ почтмейстеръ, теряя всякую надежду познакомиться съ содержимымъ пакетовъ; - но я думалъ, что вещи, быть можетъ, ценныя, и что вы захотите убедиться въ ихъ целости, прежде чемъ роспишетесь въ полученiи.

-- Все равно, успею разсмотреть после, спокойно сказала Флипъ; - если чего-нибудь не достаетъ, я уведомлю васъ.

Видя, что молодая девушка собирается уходить, почтмейстеръ вздумалъ переменить разговоръ.

-- Давненько мы уже не имели удовольствiя видеть васъ на "Распутье", началъ онъ развязнымъ, любезнымъ тономъ. - Говорятъ, будто за вами ухаживаетъ некто Броунъ и въ виду такой чести вы уже не желаете удостоить насъ своимъ посещенiемъ.

Индивидъ, о которомъ шла речь, былъ местный мясникъ. Безнадежная страсть его къ Флипъ выражалась темъ, что онъ каждую неделю делалъ большой крюкъ, чтобы зайти въ оврагъ осведомиться, не будетъ-ли заказовъ. Флипъ даже не сочла нужнымъ опровергать.

-- Кроме того, я думалъ, что у васъ, можетъ быть, гости. Наверху, въ гостиннице, собралось, кажется, много народа. Намедни я виделъ въ лесу удивительно шикарную дамочку... первый сортъ! Ужасно нравятся мне такiя плутовки... И доложу вамъ - какiя манеры, какая грацiя! Совсемъ въ моемъ вкусе. Прелесть!

Говоря, почтмейстеръ не сводилъ глазъ съ поношеннаго домашняго платья девушки и былъ вполне уверенъ, что пробудилъ чувство ревности въ сердце Флипъ; но вдругъ глаза его встретились съ ея пытливымъ внимательнымъ взглядомъ.

-- Странно, что я еще не видала ея, заметила она холодно, взяла пакетъ и собралась уходить, не подумавъ даже поблагодарить почтмейстера за такое отступленiе отъ офицiальныхъ обязанностей.

-- Вы можете ее видеть въ лесу "Джинъ съ инбиремъ", если желаете прогуляться со мною туда, продолжалъ почтмейстеръ, делая слабую попытку удержать ее.

Не ответивъ ни слова, Флипъ отправилась къ хижине. Собеседникъ ея смиренно последовалъ за нею, пробормотавъ, что "отъ нечего делать" зайдетъ къ ея отцу.

беседы; Флипъ воспользовалась случаемъ и убежала. Какъ все ограниченные люди, онъ обладалъ несчастною способностью преувеличивать всякую мелочь; изъ словъ его почтмейстеръ вывелъ заключенiе, что мясникъ настойчиво и постоянно ухаживаетъ за Флипъ. Ему не пришло въ голову, что со стороны мясника было-бы глупо посылать по почте то, что онъ могъ такъ легко передать лично; напротивъ, онъ счелъ это высшимъ доказательствомъ его хитрости и пронырства: терзаемый ревностью и взбешенный равнодушiемъ Флипъ, онъ прибегнулъ къ подлой манере всехъ доносчиковъ и "счелъ своимъ долгомъ" выдать молодую девушку, разсказавъ отцу про получаемые ею подарки.

Къ счастiю, она ничего не подозревала. Выбежавъ изъ хижины, съ пакетомъ перекинутымъ какъ сумка черезъ плечо, она углубилась въ чащу, потомъ свернула съ тропинки и стала пробираться сквозь густой кустарникъ, руководимая безошибочнымъ инстинктомъ молодаго животнаго, карабкаясь съ легкостью и уверенностью птицы по самымъ крутымъ обрывамъ. Вскоре она достигла того места, где чувствительный почтмейстеръ увидалъ очаровательную незнакомку. Убедившись, что за нею никто не следитъ, она пробралась сквозь чащу къ небольшому ручейку и бассейну, въ которомъ когда-то купался Лэнсъ. Кругомъ были видны следы позднейшихъ и более частыхъ посещенiй, а когда Флипъ, отодвинувъ несколько ветокъ и кусковъ коры обнаружила небольшую яму въ изгибе скалы и вынула оттуда несколько тщательно сложенныхъ принадлежностей туалета, то стало ясно, что этотъ тенистый уголокъ служитъ ей уборною. Она вскрыла свой пакетъ. Въ немъ оказался небольшой платочекъ изъ желтаго китайскаго крепа, Флппъ сейчасъ накинула его себе на плечи, потомъ быстро пошла къ опушке и стала передъ большимъ, толстымъ деревомъ. То, приближаясь, то отступая, она во что-то пристально вглядывалась. Съ перваго взгляда трудно было понять, что она делаетъ, но присмотревшись внимательнее, можно было заметить большой четвероугольный кусокъ оконнаго стекла, вставленный между двумя расходящимися ветками. Наклонъ его былъ разсчитанъ такъ удачно, что въ немъ отражался, какъ въ зеркале Клода Лоррена; не только силуэтъ молодой девушки, но и золотисто-зеленый фонъ, на которомъ онъ рисовался, а далее - зубчатыя вершины береговаго хребта.

Но это очевидно была только прелюдiя къ более серьезной операцiи. Флппъ возвратилась къ ручейку, вынула изъ своей сокровищницы большой кусокъ сераго мыла и несколько метровъ грубой парусины, положила и то, и другое на край бассейна и еще разъ посмотрела, нетъ-ли кого по близости. Убедившись, что ничья дерзкая нога не проникла въ ея девственное убежище, она приблизилась къ своей ванне и начала раздеваться. Легкiй ветерокъ едва слышно зашелестелъ листвой деревъ, будя сестеръ ея, нимфъ и наядъ; нимфы проснулись, сплели своими воздушными пальцами зеленое покрывало и развернули надъ девушкой зыбкую пелену изъ трепещущихъ лучей, волнистыхъ теней и тесно переплетенныхъ ветокъ, которыя окутали ее целомудреннымъ леснымъ мракомъ, чтобы ни любопытный богъ, ни нескромный смертный не оскорбили ее дерзкимъ взглядомъ. За этою священною пеленою слышались нежные звуки жемчужнаго смеха и журчанье воды, кое-где изъ подъ лiаны сверкала белая нога, солнечный лучъ скользилъ по упругому, свежему телу, по строгимъ и чистымъ очертанiямъ полудетской груди.

Несколько спустя, лиственная завеса опять распахнулась и появилась Флипъ - но совсемъ другая, преображенная. То была незнакомка, которая такъ обворожила почтмейстера - стройная, высокая, грацiозная женщина, одетая со вкусомъ и по моде. То была Флипъ, но Флипъ, внезапно выросшая, благодаря длинной юбке и модному платью, плотно и изящно охватывавшему ея фигуру; веснушки не исчезли, разумеется, но желтый фонъ платья эффектно оттенялъ ея смуглое, пикантное личико; глаза ея блестели и сiяли, - она казалась видимымъ воплощенiемъ всехъ благоуханiй леса. Я не стану утверждать, что анонимная портниха, работавшая для нея, была непогрешима, или что вкусъ Лэнса Гэррiота былъ всегда безупреченъ, но костюмъ девушки былъ красивъ и, притомъ, не смотря на яркость цветовъ, ничуть не бросался въ глаза на яркомъ фоне горнаго склона, на которомъ уселась Флипъ.

Помещавшееся между ветвями волшебное зеркало овладело ею и несколько времени не выпускало изъ глубины своей ея изображенiя, переселившагося туда вместе съ голубымъ небомъ, зеленою листвою, со всеми прелестями окружавшей ее природы. Ветеръ ласково игралъ ея волосами и светлыми лентами ея соломенной шляпы.

Вдругъ она вздрогнула и притаила дыханiе: вдали, пониже того места, где она сидела, послышался слабый шумъ, неуловимый для менее чуткаго слуха. Она быстро встала и скрылась въ лесу.

Прошло минутъ десять. Солнце садилось, белый туманъ всползалъ по склонамъ хребта, когда на опушке леса появилась Сандрильона въ своемъ затрапезномъ платье, превращенная жезломъ волшебницы въ прежнюю невзрачную девушку. Урочный часъ пробилъ, чары разсеялись. Въ то мгновенiе, какъ она скрылась на повороте тропинки, ветеръ тряхнулъ волшебнымъ зеркаломъ, - оно скользнуло на землю и превратилось въ кусокъ простого стекла.

IV.

Событiя этого дня крайне странно отразились на физiономiи угольщика Фэрли. Необычайное напряженiе мысли заставило его усиленно тереть себе лобъ; благодаря этому, по середине его появилось светлое пятно, окруженное постепенно густевшею тенью, что придавало всему лбу видъ правильнаго полушарiя. Этотъ внушительный лобъ встретилъ Флипъ съ выраженiемъ упрека, какъ подобаетъ обманутому товарищу, но, вместе съ темъ, и съ грознымъ видомъ, какъ приличествовало отцу, оскорбленному въ присутствiи третьяго лица, притомъ-же почтмейстера.

-- Хорошо, нечего сказать! Такъ ты изволишь тайкомъ получать посылки и письма? началъ онъ.

Флипъ бросила быстрый полный презренiя взглядъ на почтмейстера; тотъ вдругъ завертелся на своемъ месте, весь съежился, пробормоталъ, что ему "пора", и всталъ. Но старикъ, разсчитывавшiй на его нравственную поддержку и, очевидно, уже начинавшiй ненавидеть своего гостя за то, что онъ подбилъ его на объясненiе съ дочерью, которой онъ побаивался, энергично запротестовалъ:

-- Что вы, что вы? Садитесь! Ведь вы-же - свидетель, истерически взвизгнулъ онъ.

Хуже онъ не могъ ничего придумать.

-- Свидетель? презрительно повторила Флипъ.

-- Да, свидетель! Ведь это онъ передавалъ тебе пакеты и письма.

-- Разве они предназначались не для меня? спросила Флипъ.

-- Да, сконфуженно пробормоталъ почтмейстеръ, - конечно, для васъ.

-- Можетъ быть, ты заявляешь на нихъ претензiю? продолжала она, обращаясь къ отцу.

-- Нетъ, отвечалъ старикъ.

-- Можетъ быть, - вы? спросила она резко, подступая къ почтмейстеру.

-- Нетъ, отвечалъ онъ.

-- А ведь въ самомъ деле, правда! сказалъ старикъ, постыдно покидая своего союзника.

-- Почему-же она не говоритъ, что это за посылки и кто ихъ посылаетъ, если дело совершенно чисто? сказалъ почтмейстеръ.

-- Да, нерешительно повторилъ старикъ, - отчего ты, Флипъ, этого не говоришь?

Не отвечая прямо на вопросъ, Флипъ накинулась на отца.

-- А помнишь, какой крикъ ты, бывало, поднималъ каждый разъ, когда въ ранчо заходилъ какой-нибудь бродяга и я ему что-нибудь подавала? Неужели теперь ты затеешь исторiю и позволишь этому человеку одурачить себя изъ-за того только, что одинъ изъ такихъ прохожихъ, наконецъ, посылаетъ намъ въ благодарность два-три подарка?

-- Ведь это не я, Флипъ, взмолился старикъ, бросая гневные взгляды на изумленнаго почтмейстера - это не я. Я всегда говорилъ: бросай хлебъ хоть въ воду, онъ вернется назадъ съ обратною почтою. Вообще я вижу, что правительство начинаетъ слишкомъ ужъ важничать! Чиновники черезчуръ разжирели на казенныхъ хлебахъ; не мешало бы имъ держать себя поскромнее; ведь скоро выборы.

-- Ты-бы лучше спросилъ, продолжала Флппъ, не глядя на смущеннаго гостя: - не затемъ-ли одинъ изъ этихъ чиновниковъ шляется въ ранчо, чтобы соблазнить девушку, ростомъ этакъ съ меня, или высмотреть, какъ ты делаешь алмазы? Не думаю, чтобы онъ заходилъ въ каждый домъ справляться, кто отъ кого получаетъ письма!

Почтмейстеръ, очевидно, ошибся въ разсчете; онъ не принялъ во вниманiе безхарактерности старика и не зналъ, какъ искусно дочка умеетъ пользоваться отцовской слабостью. Онъ совсемъ не ожидалъ отъ Флипъ такого дерзкаго, самоувереннаго отпора. Оба направленныя противъ него обвиненiя произвели желаемое впечатленiе на угольщика; онъ вскочилъ съ места, въ припадке эпилептической ярости, и почтмейстеръ поспешилъ убраться подобру, по-здорову. Старикъ съ бранью и проклятiями последовалъ за нимъ и выскочилъ-бы на улицу, еслибы Флипъ не удержала его.

Пристыженный и разбитый на всехъ пунктахъ, злополучный почтмейстеръ направился домой, но счастье въ последнюю минуту все-таки улыбнулось ему. Возле рощи "Джинъ съ инбиремъ" онъ нашелъ на земле письмо, которое выпало изъ кармана Флппъ. Онъ узналъ почеркъ и не поцеремонился прочитать письмо. Это было не любовное посланiе, во всякомъ случае - не такое любовное посланiе, какое написалъ-бы онъ самъ; въ немъ не было ни имени, ни адреса корреспондента девушки; темъ не менее, почтмейстеръ съ жадностью прочелъ следующее:

"Можетъ быть, вы поступаете очень благоразумно, не желая наряжаться для всякой сволочи изъ "Распутья", или для какихъ-нибудь бродягъ, которые шляются около вашего ранчо. Сберегите все ваши финтифлюшки до того времени, какъ я прiеду. Не могу вамъ сказать, когда это будетъ; врядъ-ли до наступленiя сезона дождей. Но, во всякомъ случае, скоро. Не забывайте своего обещанiя не связываться съ первымъ попавшимся бродягою и держать себя съ ними построже. И не давайте имъ такъ много. Я, действительно, два раза посылалъ вамъ шляпу. Отправляя вторую, я совсемъ забылъ про первую. Но, во всякомъ случае, я бы на вашемъ месте не отдалъ шляпы, которая стоитъ десять долларовъ, какой-нибудь негритянке ради того только, что у нея больной ребенокъ, а у меня - лишняя шляпа. Какое вамъ дело до этого ребенка! Забылъ я справиться, можно-ли носить юбку отдельно; надо будетъ поразспросить объ этомъ портниху. Только я думаю, что вамъ понадобится еще многое, кроме юбки и кофты; по крайней мере, я такъ думаю, судя по здешнимъ туалетамъ. Сомневаюсь, чтобы можно было отправить вамъ фортепiано: отъ старика этого не скроешь, и онъ подниметъ дьявольскiй крикъ. Я обещалъ вамъ, что оставлю его въ покое, смотрите-же, не забывайте и вы своихъ обещанiй. Очень радъ, что вы делаете успехи въ стрельбе изъ револьвера; жестяные кружки на пятнадцать шаговъ - недурно; но, попробуйте-ка теперь попасть во что-нибудь подвижное. Забылъ сообщить вамъ, что напалъ на следъ вашего старшаго брата. Три года тому назадъ онъ былъ въ Аризоне. Прiятель, который передалъ мне это, не особенно распространялся насчетъ того, что они тамъ делали, но, кажется, они оба теплые ребята. Если онъ живъ, можете прозакладывать голову, что я отыщу его? Ветку божьяго дерева и verba buena получилъ; ихъ запахъ напомнилъ мне васъ. Скажите, Флипъ, помните-ли вы последнее, самое последнее, что было между нами, когда мы прощались на тропинке? Сохрани Богъ, если я когда-нибудь узнаю, что вы позволили другому человеку целовать..."

Но въ этомъ месте почтмейстеръ бросилъ письмо и энергически выругался, чтобы дать исходъ своему добродетельному негодованiю. Изъ всего письма въ памяти его удержались только две вещи: во-первыхъ, у Флипъ былъ пропавшiй безъ вести братъ; во-вторыхъ, у нея несомненно былъ любовникъ.

Передала-ли Флипъ своему отцу содержанiе этого и предыдущихъ писемъ, - не знаю. Если она о чемъ-нибудь умолчала, то разве только о тайне, касавшейся самого Лэнса; впрочемъ, она и сама имела о ней лишь смутное понятiе. Во всемъ, что касалось ея лично, она была искренна. хотя далеко не сообщительна, и выраженiе робкаго упрямства не покидало ея лица даже въ разговорахъ съ отцомъ. Старикъ вполне и во всемъ подчинялся ей; но именно тогда, когда торжество ея было самое полное, она казалась более всего смущенною; она ставила на своемъ, не повышая голоса и не подымая глазъ; въ минуту окончательной победы она скорее казалась виноватою и пристыженною, и обыкновенно заканчивала разговоръ едва слышнымъ голосомъ, нашептывая что-то про себя и сопровождая слова ей одной понятными жестами.

Открытiе странныхъ отношенiй между его дочерью и неизвестнымъ мужчиною, обменъ подарковъ и интимныхъ излiянiй, казалось, внезапно пробудили въ старике Фэрли смутное сознанiе какого-то неисполненнаго долга по отношенiю къ дочери. Первое, въ чемъ выразилось это чувство у безхарактернаго старика, была глухая злоба противъ виновницы этого. Онъ отводилъ душу въ длинныхъ монологахъ, распространяясь насчетъ того, какъ удобно приготовлять алмазы, когда вокругъ рыщутъ всякiе проходимцы, сующiе свой носъ туда, где ихъ не спрашиваютъ; насчетъ безнравственности всякихъ тайнъ и заговоровъ и влiянiя ихъ на обжиганiе углей, насчетъ шпiоновъ и "змей", пригреваемыхъ у домашняго очага, и насчетъ преступныхъ, таинственныхъ совещанiй, изъ которыхъ исключенъ седовласый отецъ. Правда, достаточно было одного слова или взгляда Флипъ, чтобы старикъ оборвалъ свою речь и трусливо стушевался, но, темъ не менее, монологи эти производили на нее тяжелое впечатленiе. Современемъ къ нимъ присоединились притворная покорность и самоуничиженiе. "Къ чему советоваться съ старикомъ, - говорилъ онъ, напримеръ, когда дело шло о покупке копченаго сала, - у молодой девушки найдутся советчики и помимо него". Вопросъ о возобновленiи запаса муки вызывалъ такой-же смиренный ответъ: "Если тебе еще не написали, где купить муку, спроси любаго прохожаго - хороша-ли она на мельнице въ Санта-Круцъ, а меня, старика, не трогай!" Если Флипъ случалось разговаривать съ мясникомъ, Фэрли спешилъ отойти въ сторону, - язвительно заявляя, что "не желаетъ вмешиваться въ ихъ секреты".

Эти признаки психической слабости отца повторялись не настолько часто, чтобы внушить Флипъ серьезныя опасенiя; но она не могла не заметить перемены въ отце. Онъ сталъ необычайно серьезенъ, следилъ за нею съ безпокойною заботливостью, часто возвращался съ работы раньше обыкновеннаго, а по утрамъ долго возился возле хижины. Онъ приносилъ совершенно безполезные, ненужные подарки и вручалъ ихъ дочери съ какимъ-то нервнымъ безпокойствомъ, плохо скрываемымъ подъ безпечной маской родительской щедрости.

-- Вотъ я купилъ для тебя кое-что въ "Распутье", говорилъ онъ небрежно и отходилъ въ сторону, чтобы проследить, какой эффектъ произведутъ на нее пара громадныхъ башмаковъ или меховая шапка, купленная въ сентябре месяце. Онъ взялъ-бы для нея на прокатъ комнатный органъ, если-бы не узналъ, повидимому съ некоторымъ удивленiемъ, что она не умеетъ играть на органе. Въ начале онъ безъ всякаго волненiя услышалъ о томъ, что отысканъ следъ его давно пропавшаго сына, но, несколько времени спустя, уже говорилъ объ его возвращенiи, какъ о событiи, которое наступитъ несомненно и осуществитъ, наконецъ, его желанiе, чтобы у Флипъ былъ въ доме товарищъ.

-- Понятное дело, когда съ тобою будетъ твоя же плоть и кровь, ты уже не будешь вешаться на шею чужимъ.

Боюсь, что эти осеннiе цветы отцовскаго чувства расцвели слишкомъ поздно, чтобы произвести серьезное впечатленiе на Флппъ, преждевременно созревшую, благодаря равнодушiю и эгоизму отца. Но сердце у нея было доброе, и, видя, что онъ серьезно озабоченъ, она реже покидала его, даже посещала старика въ священномъ уединенiи алмазной ямы и, погрузившись въ свои думы, разсеянно слушала, какъ онъ ворчалъ на все, что находилось за пределами его дымной лабораторiи. Это терпеливое равнодушiе соединялось съ внезапною прихотливою переменою въ ея собственныхъ привычкахъ. Она уже не находила удовольствiя въ своихъ прежнихъ переодеванiяхъ, убрала самыя драгоценныя принадлежности своего туалета, и перестала бывать въ своемъ зеленомъ лиственномъ будуаре. Иногда она гуляла по склону холма и часто ходила по тропинке, по которой вела когда-то Лэнса въ отцовскiй ранчо. Разъ или два она доходила до того места, где они разстались, и каждый разъ возвращалась смущенная, съ опущеннымъ взоромъ, съ ярко пылающими щеками. Этотъ ли первый житейскiй опытъ былъ тому причиной или таинственный инстинктъ зреющей женственности, но только въ глазахъ ея появилось новое особое выраженiе, которое сводило съ ума обоихъ ея обожателей, мясника и почтмейстера, и Флипъ, сама того не подозревая, прославилась на всю долину. Невероятные разсказы объ ея обворожительныхъ прелестяхъ привлекали посетителей даже изъ дальнихъ местъ. Можно себе представить, какое впечатленiе производили эти посещенiя на ея отца. Самъ Лэнсъ не могъ-бы пожелать для девушки более ревностнаго сторожа. Многiе, наслушавшись разсказовъ объ этой лесной жемчужине, являлись взглянуть на нее, но, къ сожаленiю, убеждались, что она охраняется слишкомъ ревниво.

V.

Долгое, сухое лето приближалось къ своему пыльному концу. Оно разсыпалось и разсеялось мелкою пылью по тропинкамъ и большимъ дорогамъ; высохло, подобно жесткимъ, хрупкимъ волокнамъ растенiй, покрывающихъ горы и равнины; испарилось въ облакахъ дыма и въ красномъ пламени, окутавшемъ горящiе леса. Туманы, осаждавшiе по вечерамъ склоны береговаго хребта, съ каждымъ днемъ редели и, наконецъ, исчезли. Вместо северо-восточнаго ветра, подулъ юго-западный; соленое дыханiе моря доносилось до самой вершины; и вотъ, однажды, невозмутимо ясное небо подвернулось едва заметною, таинственной дымкой, какъ будто въ глубине его пробежала легкая зыбь. На следующiй день, когда занялась заря небо совсемъ уже изменило свой видъ, изменились очертанiя горъ, леса, долины; все расплылось въ тумане; шелъ дождь.

Такимъ образомъ, прошло четыре недели; только изредка сквозь тучи проглядывало солнце, виднелся клочекъ темнаго голубаго неба. Затемъ начались бури. Горныя сосны и лиственницы каждый день трещали и ломились подъ ураганомъ. Порою казалось, что яростный ветеръ отогналъ безконечный дождь; порою, напротивъ, целыя волны дождя скатывались по взмокшимъ склонамъ горъ. Скрытые потоки, о существованiи которыхъ никто не подозревалъ, внезапно наполняли дороги, лужи превращались въ озера, ручьи - въ реки. Мирное безмолвiе тихихъ тенистыхъ долинъ было нарушено неистовымъ ревомъ воды; даже узенькiй ручеекъ въ роще "Джинъ съ инбиремъ" разлился въ водопадъ.

представилось другое, более непрiятное для него зрелище, - человеческая фигура. По мокрымъ лохмотьямъ, то прилипавшимъ къ телу, то развевавшимся по ветру, по длиннымъ, нечесаннымъ волосамъ, закрывавшимъ лицо и глаза, по странной, криво надетой шляпе, старикъ узналъ въ этой фигуре одного изъ давнишнихъ враговъ своихъ - индiйскую нищую.

-- Убирайся-ка по добру, по-здорову, - крикнулъ онъ, выходя изъ себя, но порывъ ветра захватилъ ему дыханiе и отбросилъ его къ кусту орешника.

-- Больна... очень... - отвечала индiанка, дрожа какъ листъ, подъ своею взмокшею шалью.

-- Ты у меня еще не такъ заболеешь! - продолжалъ Фэрли, подходя къ ней ближе.

-- Хочу видать девушка Уонжи; девушка Уонжи дастъ есть...

-- Провалиться бы тебе сквозь землю! - пробормоталъ старикъ, но вдругъ его озарила мысль, и онъ принялся осторожно выспрашивать нищую:

-- Можетъ быть, ты принесла ей подарокъ? А? Что? Не поручили-ли тебе передать девушке Уонжи какихъ-нибудь красивыхъ вещицъ? - продолжалъ онъ коварно.

-- Мне есть орехи, зерна; спрятано верна места, - ответила женщина.

-- Ну да, конечно, конечно, такъ и есть! - заревелъ Фэрли. - Твое верное место въ двухъ миляхъ отсюда; я всю эту штуку ужь наизусть знаю; ты сходишь за своими запасами, если тебе дадутъ пол-доллара, - впередъ, конечно... Небось, не проведешь!

-- Буду водить туда девушка Уонжи, - продолжала индiанка, указывая на лесъ. - Я честна индiанка.

Новая блестящая мысль озарила Фэрли. Но надо было сначала хорошенько обдумать все. Таща за собою нищую, подъ проливнымъ дождемъ, онъ достигъ загона и остановился здесь подъ навесомъ. Напрасно несчастное, дрожащее созданiе, прижимая къ груди своего ребенка, плотно завернутаго въ какiя-то лохмотья, бросало тоскливые взоры по направленiю къ дому, угольщикъ приказалъ ей стоять здесь, прислонившись къ забору, и началъ излагать свои хитроумные планы. Она обязана будетъ день и ночь сторожить ранчо и, въ особенности, молодую госпожу.

-- Гони отсюда всехъ праздношатающихся бродягъ, кроме себя самой, а я буду платить тебе пищей и ромомъ.

Повторяя это предложенiе на все лады и сопровождая его внушительными поясненiями, онъ, наконецъ, убедилъ индiанку. Быстрымъ движенiемъ головы она выразила свое согласiе и повторила слово "ромъ". - "Сейчасъ!" - прибавила она. Старикъ колебался, но она владела его тайною; онъ застоналъ, обещалъ дать ей рома и повелъ къ хижине.

Дверь была такъ старательно заперта, по случаю бури, что прошло несколько минутъ, прежде чемъ Флипъ могла отодвинуть внутреннюю задвижку; старикъ разсердился и сталъ браниться. Когда, наконецъ, дверь прiотворилась, онъ быстро проскользнулъ въ хижину, таща за собою индiанку, и подозрительнымъ взглядомъ окинулъ скромную комнату, служившую одновременно ему и дочери. Молодая девушка, повидимому, писала до ихъ прихода; на столе стояла небольшая чернильница, но бумагу Флипъ очевидно спрятала, прежде чемъ впустить ихъ. Индiанка тотчасъ присела къ огню, принялась отогревать своего закутаннаго ребенка и предоставила все объясненiя старику. Флипъ смотрела на обоихъ своимъ спокойнымъ, равнодушнымъ взглядомъ. Только одно, казалось, заинтересовало ее - костюмъ индiанки: она узнала свою собственную юбку и шейный платокъ, брошенные когда-то въ роще "Джинъ съ инбиремъ".

-- Секреты, вечно секреты! ворчалъ отецъ, искоса поглядывая на Флипъ. - Вечно что-нибудь скрываютъ отъ беднаго старика. Всегда его надуваетъ его-же собственная плоть и кровь. Что-жь, продолжай, продолжай! Не стесняйся, ради меня?!

-- Неужели ты даже не можешь дать глотокъ виски этому жалкому созданiю? сердито продолжалъ Фэрли: - прежде ты была расторопнее!

Пока Флипъ доставала где-то въ углу бутылку съ водкой, угольщикъ толкнулъ нищую ногой и, посредствомъ черезъ-чуръ уже выразительной пантомимы, далъ ей понять, чтобы она не говорила дочери объ ихъ условiи. Флипъ налила виски въ маленькую оловянную чашку и, подойдя, протянула ее нищей.

-- Очень возможно, сказалъ Фэрли, обращаясь къ дочери, но глядя на индiанку; - очень возможно, что она будетъ шляться целый день по лесу; мимоходомъ она могла-бы присмотреть за новой угольной ямой, что близь Мадроньосъ. За это будешь кормить ее и давать ей виски! Слышишь, что я говорю, Флипъ? Или ты совсемъ ужь отупела отъ своихъ секретовъ? О чемъ ты это опять мечтаешь?

Если девушка действительно мечтала, то это были чудныя, сладкiя мечты. Магнетическiе глаза ея загорелись какимъ-то страннымъ светомъ; казалось, самые зрачки покраснели; кровь, пробежавшая быстрее по жиламъ, придала большую округлость ея щекамъ; только веснушки, которыя, словно блестки золота, осыпали все лицо ея, какъ будто сделались еще ярче. Она опустила глаза и стояла, не двигаясь, слегка наклонившись впередъ; голосъ ея, какъ всегда, былъ низокъ, звученъ и серьезенъ:

Старикъ вскрикнулъ отъ ужаса и вскочилъ съ места.

-- За коимъ-же чортомъ ты мне раньше этого не сказала?

Онъ схватилъ топоръ и бросился къ двери.

-- Да ты самъ не давалъ мне слова сказать, возразила Флипъ, въ первый разъ поднимая глаза.

волосы, стащила съ себя шаль и одеяло и обнаружила подъ ними широкiя, могучiя плечи Лэнса Гэррiота. Флипъ стояла, прислонившись къ двери. Поднявшись на ноги, молодой человекъ выронилъ изъ рукъ спеленутаго ребенка, который покатился прямо въ огонь. Флппъ вскрикнула, бросилась къ очагу, но Лэнсъ удержалъ ее, обхвативъ одной рукой ея талiю; въ другую руку онъ взялъ свертокъ и весело сказалъ:

-- Не пугайтесь: ведь это...

-- Что? спросила Флппъ, стараясь освободиться.

-- Мой сюртукъ и брюки.

Флипъ засмеялась, а смехъ ея настолько ободрилъ Лэнса, что онъ попытался поцеловать ее, но она уклонилась отъ поцелуя, скрывъ свою голову на груди молодаго человека.

-- Но, ведь, онъ ушелъ, чтобы убрать дерево. Флппъ отвечала красноречивымъ молчанiемъ.

-- А, понимаю! засмеялся Лэнсъ; - это была уловка, чтобы заставить его уйти!

Она высвободилась изъ его объятiй.

-- Отчего вы возвращаетесь въ такомъ виде? спросила она, указывая пальцемъ на парикъ и одеяло.

-- Нетъ, сказала Флппъ, потупивъ глаза; - это для того, чтобы другiе васъ не узнали. Вы опять скрываетесь?

-- Да, - но ведь это все еще прежнее; - все та же старая исторiя.

-- Ведь вы мне писали изъ Монтери, что дело это совсемъ покончено, настаивала она.

-- Да и было-бы покончено, возразилъ онъ мрачно, - если-бы не одна проклятая собака, которая пустилась по старому следу. Ну, да я надеюсь еще повстречать этого молодчика, и тогда...

лица его сразу переменилось.

-- Мне такъ хотелось видеть васъ, Флипъ! Я не въ силахъ былъ ждать дольше и решился попытать счастья. Я решилъ бродить около вашего дома и выждать удобнаго случая, когда можно будетъ переговорить съ вами наедине, но вместо этого неожиданно повстречалъ старика. Онъ неузналъ меня и попался на мою удочку. Представьте себе, онъ нанялъ меня, чтобы я неусыпно стерегъ васъ и ранчо. За это онъ обещалъ меня кормить и поить.

Онъ подробно разсказалъ свою встречу съ угольщикомъ.

-- Онъ такъ подозрителенъ, что мне, я думаю, следуетъ играть комедiю до конца. Но вы не поверите, Флипъ, какъ мне досадно, что нельзя будетъ видеть васъ въ вашемъ новомъ наряде здесь, предъ огнемъ, вместо того, чтобы шляться по лесу и играть въ прятки въ кустахъ, подъ дождемъ, закутавшись въ это старое тряпье. Ведь это ваши вещи; я нашелъ ихъ на старомъ месте, въ роще "Джинъ съ инбиремъ".

-- Стало быть, вы пришли сюда для того, чтобы повидать меня?

-- Только для этого?

-- Только.

Флипъ потупилась. Лэнсъ обнялъ девушку другою рукою, но сопротивленiе маленькой ручки было, по прежнему, неодолимо.

-- Послушайте, сказала она наконецъ, не глядя на него и какъ будто обращаясь къ двумъ, охватившимъ ея талiю рукамъ, - когда отецъ вернется, я устрою такъ, чтобы онъ послалъ васъ къ своей алмазной яме. Это недалеко отсюда; тамъ тепло и...

-- Немного погодя, я приду къ вамъ туда... Ахъ, что за глупости, перестаньте! И зачемъ вы не пришли въ своемъ настоящемъ виде, какъ... мужчина, какъ белый?

-- Старикъ, не задумаясь ни минуты, послалъ-бы меня въ гостинницу, на вершину горы. Согласитесь, что въ это время года я не могъ выдать себя за заблудившагося рыболова.

-- А разве вы не могли-бы сказать, глупый человекъ, что васъ задержалъ у "Распутья" разливъ воды, все равно, какъ ту...

Эта грамматическая неясность относилась къ дилижансу.

меня; это нехорошо!...

-- Прекрасно! Въ такомъ случае, вамъ незачемъ идти и къ угольной яме... да и я не пойду.

-- Флипъ!

-- Батя идетъ! Скорей!

Лэнсъ истолковалъ последнее слово по своему. Упрямая маленькая ручка теперь неподвижно лежала на его плече. Онъ близко, близко наклонилъ свое лицо къ смуглому, хорошенькому личику девушки и почувствовалъ, какъ по его губамъ, по щекамъ, по горячимъ векамъ и влажнымъ глазамъ пробежало ея ароматическое дыханiе; поцеловавъ ее, поспешно наделъ на голову парикъ, закутался въ одеяло и опустился на полъ возле очага, засмеявшись темъ свежимъ, взволнованнымъ смехомъ, свойственнымъ юности и первой невинной страсти. Флппъ отошла къ окну и стала смотреть на гнувшiяся подъ ветромъ ели.

-- Нетъ, смиренно ответила Флипъ, прижимая къ мокрому стеклу свою раскрасневшуюся щечку; - должно-быть я ошиблась. Но скажите, уверены ли вы, что будете рады, если я приду къ вамъ?

Она упорно отворачивала лицо, но сама, дрожа, какъ магнитная стрелка, повторяла все движенiя Лэнса, раскачивавшагося передъ огнемъ.

-- Уверенъ-ли я, Флипъ?!

-- Лэнсъ! прошептала молодая девушка, догадываясь, что за этимъ вопросомъ, полнымъ красноречиваго упрека, можетъ последовать новая демонстрацiя со стороны влюбленнаго Лэнса. - Тише! На этотъ разъ онъ въ самомъ деле идетъ... не шутя!

исходъ. "Человекъ съ самыми ограниченными умственными способностями могъ-бы констатировать этотъ фактъ, если только разсудокъ его не помутился, благодаря усиленной переписке съ чужими людьми, и не извратился, благодаря закоренелой привычке относиться съ презренiемъ къ родному отцу. Такой возмутительный эгоизмъ, разумеется, приведетъ только къ тому, что бедный старикъ-отецъ схватитъ ревматизмъ, если ему не растереть ноги оподельдокомъ и не дать внутрь виски". И мистеръ Фэрли съ детской простотой поспешилъ обнажить обе свои ноги, окрашенныя въ различные цвета, и молча сталъ ожидать услугъ своей дочери. Флипъ, не обращая вниманiя на гневные взгляды и нетерпеливые жесты Лэнса, закутаннаго въ свое одеяло, принялась растирать ноги отца почти безсознательно, съ машинальною ловкостью, доказывавшей, что это было для нея привычное занятiе. Она воспользовалась случаемъ привести въ исполненiе задуманный планъ.

-- Тебе невозможно идти сегодня вечеромъ къ алмазной яме, батя. Не послать-ли тебе туда индiанку? Она могла-бы присмотреть за огнемъ... Я покажу ей, что нужно делать.

Къ крайнему неудовольствiю дочери, Фэрли тотчасъ нашелъ возраженiе:

-- А можетъ быть я найду для нея другую работу? Можетъ быть и у меня тоже есть секреты! А? Что?...

При этихъ таинственныхъ словахъ, онъ лукаво подмигнулъ Лэнсу и украдкой толкнулъ его локтемъ, что еще усилило досаду молодаго человека.

Флипъ нахмурилась и погрузилась въ свое многозначительное молчанiе. Лэнсъ, успокоенный однимъ беглымъ взглядомъ ея магнитныхъ глазъ, внимательно смотрелъ на нее. Дождь барабанилъ въ окно; по временамъ дождевыя капли черезъ трубу попадали въ каминъ и шипели на угольяхъ широкаго очага. Подъ благотворнымъ влiянiемъ несколькихъ рюмокъ водки, мистеръ Давидъ Фэрли пришелъ въ более благодушное настроенiе и разговорился.

-- Мне кажется, началъ онъ, усаживаясь передъ огнемъ, - что въ эту дьявольскую погоду ты, ради забавы, могла-бы надеть все эти тряпки и финтифлюшки, которыя посылаетъ тебе этотъ ветрогонъ изъ Сакраменто, чтобы порадовать родного отца. А если тебе трудно сделать это для твоего стараго бати, то сделай хоть изъ христiанскаго милосердiя, чтобы доставить удовольствiе этой бедняге.

Трудно сказать, что руководило старикомъ. Быть можетъ, въ глубине души его скрывалось полубезсознательное чувство отцовскаго тщеславiя, побуждавшее его выставить на показъ даже передъ жалкой нищей весь блескъ и все достоинства драгоценнаго сокровища, которое онъ намеревался поручить ея попеченiю. Флипъ кинула быстрый вопросительный взглядъ за Лэнса; тотъ ответилъ утвердительнымъ жестомъ. Она побежала въ соседнюю комнату и заперла за собою дверь. Впрочемъ, переодеванiе заняло немного времени; несколько минутъ спустя она опять появилась въ своемъ новомъ наряде, застегивая на ходу последнiя пуговицы лифа, и на мгновенье стыдливо остановилась передъ окномъ, чтобы подтянуть спустившiеся чулки. Странность положенiя еще более увеличивала свойственную ей застенчивость; смутившись, какъ ребенокъ, она перебирала черныя и золотыя бусы красиваго ожерелья, последняго подарка Лэнса. Разстегнувшiйся башмакъ далъ возможность индiанке доказать свое рвенiе и свою услужливость; она бросилась, чтобы исправить забывчивость девушки; пользуясь своимъ переодеваньемъ и скрывавшей ихъ обоихъ тенью очага, Лэнсъ позволилъ себе пожать ея маленькую ногу и даже поцеловалъ ее. Флппъ вздрогнула, нервно расхохоталасьи принуждена была сесть, несмотря на суровое порицанiе со стороны отца.

-- Если ты надела эти тряпки только для того, чтобы хихикать и ежиться, какъ индейскiй младенецъ, такъ уже лучше пойди и сними ихъ, проворчалъ онъ.

наслаждался имъ, что не могъ чувствовать ревности. Индiанка не могла похитить у него Флипъ. Подъ влiянiемъ виски онъ началъ греметь противъ всехъ, кто попытается отнять ее у него. Затемъ, воспользовавшись отсутствiемъ дочери, которая пошла въ свою комнату переодеваться, онъ доверчиво шепнулъ Лэнсу:

-- Видела ты все эти красивые наряды? Ты, можетъ быть, думаешь, что это подарки? Флипъ, можетъ быть, хочетъ, чтобы это думали. Можетъ быть, даже и сама она такъ думаетъ. Хороши подарки... Это просто образчики платьевъ и разныхъ украшенiй, которые намъ посылаетъ одинъ вертопрахъ изъ Сакраменто, чтобы привлечь покупателей. Такъ себе, дрянной малый, который любитъ важничать. Разумеется, я ему заплачу. Уже эти верно... Онъ и самъ это знаетъ. Да и заплачу, будьте покойны... Чтобы я, да не расплатился съ нимъ?!. Только незачемъ ему делать видъ, будто онъ посылаетъ подарки!.. Изволите-ли видеть, - хочетъ скоро побывать у насъ, чтобы прельстить мою Флипъ... Нетъ, братъ, дудки, со старикомъ не шути... Не будетъ этого, пока старикъ живъ!...

Увлеченный своимъ красноречiемъ и воображаемыми обидами, Фэрли не замечалъ, какъ сверкали глаза Лэнса подъ длинными желтыми прядями парика; онъ виделъ только его фигуру и продолжалъ:

-- Вотъ почему я хочу, чтобы ты постоянно оставалась при ней, продолжалъ онъ. - Не отходи отъ нея, пока не вернется мой сынъ; - молодецъ мой скоро придетъ повидать меня; и ужь я тебе ручаюсь, что онъ мигомъ расправится съ этимъ молокососомъ изъ Сакраменто. Надо мне только будетъ переговорить съ нимъ прежде, чемъ Флипъ... А? Понимаешь?.. Чортъ меня возьми, если эта проклятая старуха не пьяна...

Къ счастью, въ эту минуту въ комнату вошла Флипъ; она сообразила, въ чемъ дело, опустилась на колени передъ очагомъ, между нимъ и отцомъ, и украдкою схвативъ руку взбешеннаго Лэнса, крепко пожала ее. Подъ влiянiемъ этого прикосновенiя, онъ моментально успокоился. Но чуткая натура девушки быстро поняла всю необузданность характера Лэнса. Вместе съ инстинктомъ нежности и любви, въ ней проснулось сознанiе какой-то новой ответственности, и смутное предчувствiе опасности. Робкiй цветокъ любви, едва распустившись въ ея сердце, уже началъ блекнуть подъ ледянымъ дыханiемъ мрака. Охваченная безотчетнымъ страхомъ, она не знала что делать. Пока Лэнсъ оставался въ ихъ доме, каждая минута могла погубить его; довольно было одного слова, одного восклицанiя, сорвавшагося съ его гневно сжатыхъ и побелевшихъ губъ, чтобы старикъ догадался; внезапный уходъ могъ вызвать подозренiе въ ея отце; но помимо этихъ реальныхъ опасностей, ей казалось, что тамъ, за дверью, во мраке, Лэнса ожидаютъ какiе-то таинственные ужасы. Она прислушивалась къ яростнымъ порывамъ урагана, отъ которыхъ стонали и гнулись сикоморы, и ей казалось, что опасность кроется тамъ; она слышала, какъ дождь стучалъ по стекламъ и по крыше, какъ съ ревомъ низвергались горные потоки, и спрашивала себя - не тамъ-ли? Вдругъ она вскочила, бросилась къ окну и прильнула лицомъ къ стеклу. Между колебавшимися подъ бурей ветвями деревьевъ она заметила мерцанiе четырехъ факеловъ, зигзагами опускавшихся по оврагу. Теперь она уже не сомневалась: беда приближалась оттуда. Въ одно мгновенiе она овладела собою.

дело.

И прежде чемъ старикъ успелъ вскочить на ноги, она увлекла за собой Лэнса изъ хижины.

VI.

Ветеръ подхватилъ ихъ, съ силой захлопнулъ дверь хижины, моментально потушивъ широкую полосу света, которая на одну секунду разсекла мракъ, и быстро погналъ ихъ впередъ. Наконецъ имъ удалось укрыться подъ толстымъ деревомъ. Лэнсъ распахнулъ одеяло, привлекъ къ себе девушку, и крепко обнялъ ее. Она вся дрожала и прижималась къ его груди, какъ испуганная птичка.

-- Что съ вами? спросилъ онъ весело. - Чего вы боитесь?

Флипъ овладела собой.

Лэнсъ пожалъ плечами.

-- Можетъ быть.

-- Тише, прошептала девушка, - они идутъ съ этой стороны.

Четыре мерцающихъ факела вытянулись въ одну линiю. Очевидно, тропинка была найдена, потому что они приближались. Флипъ тяжело дышала. Отъ нея исходилъ острый, бальзамическiй ароматъ и распространялся подъ тяжелыми складками одеяла; Лэнсъ крепче прижалъ ее къ себе. Онъ забылъ о бушевавшей вокругъ нихъ буре, о таинственномъ враге, который приближался... Вдругъ Флипъ дернула его за рукавъ и сказала съ легкимъ смехомъ:

-- Кто это Кеннеди и Броунъ?

-- Кеннеди - почтмейстеръ, а Броунъ - мясникъ.

-- Что имъ здесь надо?

-- Меня, сказала Флипъ, краснея.

-- Да. Спрячемтесь!

Скорее таща чемъ ведя за собою Лэнса, Флипъ, руководимая инстинктомъ коренной жительницы леса, быстро спустилась на дно оврага, где звуки голосовъ замирали; даже завыванiя бури здесь были почти не слышны; зато у Лэнса захватило духъ отъ едкаго дыма, который разъедалъ ему глаза и щипалъ даже губы. Въ центре густаго мрака, разстилавшагося у ихъ ногъ, мало-помалу вырезался полный контуръ громаднаго огненнаго глаза, который то разгорался, то потухалъ, то вспыхивалъ, то снова меркнулъ подъ неправильнымъ дыханiемъ ветра.

-- Это угольная яма, шепнула Флппъ. Когда вы достигнете противуположной стороны, вы спасены, прошептала она, осторожно пробираясь вдоль орбиты огненнаго глаза къ небольшому пещерообразному углубленiю, въ которомъ почва была усыпана кусками древесной коры и опилками. Здесь было тепло; воздухъ былъ пропитанъ смолистымъ запахомъ. Темъ не менее, молодые люди сочли нужнымъ укрыться подъ одеяломъ. Огненный глазъ устремлялъ на нихъ свой мерцающiй взглядъ; по временамъ, волны яркаго света добегали до нихъ: тогда они съ притворнымъ ужасомъ крепче прижимались другъ къ другу.

-- Флипъ!

-- А зачемъ пришли два другихъ человека? Тоже ради васъ?

-- Очень можетъ быть! сказала Флппъ безъ малейшаго кокетства. - Мало-ли народа сюда ходитъ!

-- Вамъ, можетъ быть, хочется пойти къ нимъ!

-- А вы хотите, чтобы я пошла?

-- Однако, ведь тамъ подумаютъ, что я убежалъ, сказалъ онъ; - не правда-ли?

-- Нетъ! возразила Флипъ. - Они считаютъ васъ за индiанку. Имъ надо не васъ, а меня.

Эти несчастныя слова окончательно взбудоражили Лэнса. Имъ овладело какое-то необычайное раздраженiе. Въ первый разъ онъ почувствовалъ стыдъ и угрызенiя совести.

-- Нетъ, мне таки надо пойти посмотреть, въ чемъ дело, сказалъ онъ вдругъ, вскакивая на ноги.

къ томуже онъ былъ такъ раздраженъ, что ей страшно было встретиться съ ними въ его присутствiи.

-- Ступайте, сказала она; - скажите отцу, что въ алмазной яме не совсемъ ладно и что я осталась смотреть за огнемъ.

-- А вы?

-- Я пойду туда и буду его ждать. Если же онъ не съумеетъ отделаться отъ своихъ гостей и притащитъ ихъ съ собою, я убегу и вернусь сюда, къ вамъ. Во всякомъ случае, я ужъ такъ устрою, чтобы отецъ провозился тамъ некоторое время.

Она взяла его за руку - и другою тропинкою вывела на дорогу. Лэнсъ былъ чрезвычайно удивленъ, очутившись не далее какъ на разстоянiи ста шаговъ отъ дома. Въ темноте ярко сiяло окно, освещенное огнемъ очага.

вышелъ къ вамъ. Помните, продолжала она смеясь: - что онъ приставилъ васъ следить за мною. Подождите, спустите волосы на глаза. Вотъ такъ...

Она поправила ему парикъ и завершила эту операцiю поцелуемъ, какъ всегда делаютъ женщины, когда приводятъ въ порядокъ туалетъ мужчины. Затемъ она отступила назадъ и скрылась во мраке.

Первое движенiе Лэнса находилось въ вопiющемъ противоречiи съ его предполагаемымъ поломъ. Приподнявъ свою рваную юбку, онъ вынулъ изъ-за голенища ножъ, а изъ-за пазухи - револьверъ; безшумно повертевъ барабанъ его и убедившись, что все заряды на месте, онъ осторожно прокрался къ хижине и остановился подъ навесомъ.

Здесь было совсемъ темно, но сквозь щель плохо притворяющейся двери пробивалась тонкая полоска света. До слуха молодаго человека донесся чей-то, какъ будто знакомый голосъ, который раздавался внутри хижины, и говорилъ о чемъ-то съ грубымъ злорадствомъ. Вскоре онъ услышалъ имя, - свое собственное. Вспыливъ, онъ уже положилъ, было, руку на ручку двери, какъ вдругъ тотъ-же самый голосъ произнесъ другое имя, которое парализовало его движенiя и согнало съ лица краску. Онъ отшатнулся, быстро провелъ рукою по лбу, задрожалъ отъ ярости и отчаянiя, подошелъ къ двери и, опустившись на колени, прижался къ скважине горячимъ вискомъ.

-- Знаю-ли я Лэнса Гэррiота? говорилъ голосъ. - Знаю ли я этого разбойника? Да разве я не гнался за нимъ въ прошломъ году, въ лесу? Въ трехъ миляхъ отъ "Распутья" онъ ускользнулъ отъ меня и скрылся въ этомъ ранчо, изъ котораго потомъ пробрался въ Монтери. Разве это не тотъ-же негодяй, который убилъ Боба изъ Арканзаса... Боба Ридли... какъ его звали въ Соноре? А знаете-ли вы, кто былъ этотъ Ридли?... А? Что? Полоумный старый дуракъ... Да ведь это былъ Бобъ Фэрли!

Старикъ пробормоталъ несколько невнятныхъ жалобныхъ словъ.

-- А? Что вы сказали? прервалъ его первый голосъ. - Говорю, что знаю это наверное! Взгляните на эти портреты: я нашелъ ихъ при покойнике. Узнаете? Это вы, это ваша дочь. Или, можетъ быть, вы станете отрицать это? Можетъ быть, скажете, что я лгу? Не поверите, если я скажу вамъ, что онъ самъ признался мне, что онъ вашъ сынъ, и разсказалъ, какъ онъ убежалъ изъ дому, и что вы живете где-то въ горахъ и делаете изъ угля золото или что-то другое. Онъ признался мне по секрету, уверяя, что никто другой не знаетъ его тайны. Но теперь, когда я открылъ, что его убiйца, Лэнсъ Гэррiотъ, скрывается здесь въ окрестностяхъ, что онъ всюду разослалъ шпiоновъ, чтобы разузнать обо всемъ, касающемся вашего сына, что онъ дурачитъ васъ и хочетъ погубить вашу дочь, какъ погубилъ уже сына - теперь я уверенъ, что онъ тоже зналъ это.

-- Лжецъ!

крикъ ужаса. Трое изъ посетителей успели выскочить вонъ и скрылись. Тотъ, который только-что говорилъ, кинулся въ уголъ, где стоялъ его карабинъ, но не успелъ онъ схватить его, какъ сверкнула молнiя, грянулъ выстрелъ, и тело его, продолжая двигаться въ прежнемъ направленiи, грохнулось на очагъ. Уголья зашипели подъ струею крови. Лэнсъ съ дымящимся пистолетомъ въ руке выбежалъ за дверь. Вдали, на тропинке, постепенно ослабевая, слышались поспешные шаги и трескъ раздвигаемыхъ ветокъ. Лэнсъ остановился, и вернулся въ домъ къ единственному оставшемуся тамъ живому существу - къ старику.

Съ перваго взгляда можно было принять и его за мертвеца. Онъ сиделъ неподвижно, словно окоченелый; глаза его безсмысленно устремлены были на трупъ, лежавшiй на очаге. На столе, передъ нимъ, красовались две дешевенькихъ фотографiи: одна изображала его самого и, судя по изумительно светлому цвету лица, снята была очень давно; другая - ребенка, котораго Лэнсъ тотчасъ узналъ: то была Флипъ.

-- Скажите мне. хрипло заговорилъ онъ, опираясь дрожащей рукою на столъ, - действительно-ли Бобъ Ридли былъ вашъ сынъ?

-- Мой сынъ? откликнулся старикъ какимъ-то страннымъ, беззвучнымъ голосомъ, не отрывая глазъ отъ трупа. - Вв-вв...ввотъ мой сынъ!... продолжалъ онъ, указывая пальцемъ на убитаго. - Тссъ! Разве онъ не говорилъ вамъ? Разве вы не слышали? Умеръ... умеръ... убитъ... убитъ!...

-- О, замолчите! Вы съ ума сошли! весь дрожа прервалъ его Лэнсъ. - Это не Бобъ Ридли; это мерзавецъ, собака, подлый доносчикъ. Слушайте. Если Бобъ Ридли действительно вашъ сынъ; клянусь вамъ Богомъ, что я не зналъ этого... ни сегодня... ни Слышите, что я вамъ говорю? Да отвечайте же! Верите вы мне? Говорите! Я васъ заставлю говорить...

Онъ почти съ угрозой протянулъ руку и опустилъ ее на плечо старику. Тотъ медленно поднялъ голову. Лэнсъ съ крикомъ ужаса отшатнулся. На дряблыхъ, дрожащихъ губахъ несчастнаго играла улыбка. Глаза были тусклы: прежнiй подозрительный взглядъ, обличавшiй безпокойную натуру этого человека, исчезъ безъ следа: ясно было, что слабый светъ разсудка, освещавшiй ихъ потухъ и навеки потонулъ во мраке.

Лэнсъ пошелъ къ двери и несколько мгновенiи простоялъ неподвижно, уставившись въ пространство. Когда онъ опять обернулся, лицо его было такъ-же бледно, какъ у лежавшаго на полу мертвеца. Пламя гнева потухло въ его впалыхъ глазахъ, походка его стала медленною и неуверенною. Онъ подошелъ къ столу.

-- Послушайте, сказалъ онъ съ странной, печальной улыбкой и такой безконечной усталостью въ голосе, какъ будто онъ предвкушалъ уже блаженство вечнаго покоя смерти, - ведь вы дадите мне это... не правда-ли?

Старикъ утвердительно кивнулъ головой.

-- Благодарю васъ! сказалъ Лэнсъ.

Онъ направился къ двери, но снова остановился и вернулся назадъ.

-- Прощайте! сказалъ онъ, протягивая руку Фэрли. Старикъ взялъ ее съ тою-же детской улыбкой.

-- Да, ответилъ Лэнсъ, и на бледномъ, искаженномъ лице его мелькнула слабая, болезненная улыбка. - Ведь вамъ жаль всехъ, кто умираетъ, не правда-ли?...

Фэрли опять кивнулъ головой. Лэнсъ еще разъ посмотрелъ на него такимъ-же мутнымъ, потухшимъ взглядомъ, какъ и взглядъ самого старика, еще разъ пожалъ ему руку и отошелъ. Прежде чемъ выйти изъ комнаты, онъ медленно, даже какъ-то торжественно положилъ на стулъ свой револьверъ, но на пороге опять остановился въ широкой полосе света, падавшаго отъ очага, вынулъ изъ кармана небольшой пистолетъ и заботливо осмотрелъ курокъ. Затемъ онъ осторожно затворилъ за собою дверь и все тою-же неуверенной, медленной походкой сталъ ощупью пробираться во мраке.

На уме у него была одна только мысль: найти где-нибудь такой пустынный уголокъ, куда никогда-бы не забрела нога человека, где онъ могъ-бы найти вечный покой, отдыхъ, забвенiе; главное - чтобы и о немъ забыли. Такiе уголки есть на свете; ему самому случалось находить кости безвестныхъ мертвецовъ, которые исчезли съ лица земли, не оставивъ после себя никакого следа. Ахъ, еслибы онъ только владелъ собой, онъ можетъ-быть и нашелъ бы такой уголокъ! Но надо быть очень осторожнымъ: маленькiя ножки Флипъ бегаютъ по всему лесу, она

-- Лэнсъ, какъ вы запоздали!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Оставшись одинъ, Фэрли весь погрузился въ безсмысленное созерцанiе трупа. Вдругъ страшный порывъ ветра потрясъ стены хижины, ворвался въ нее сквозь трубу камина, сквозь щели двери, разбросалъ по полу горящiя головни и золу и наполнилъ комнату густымъ дымомъ.

Угольщикъ застоналъ и поднялся съ места. Даже въ безумiи помня о своемъ сокровище, онъ ощупью отыскалъ подъ кроватью маленькiй кожаный мешечекъ съ драгоценнымъ кристалломъ и поспешно выбежалъ изъ комнаты. Новое потрясенiе пробудило его отъ апатiи; онъ вернулся къ idée-fixe своей жизни, къ алмазамъ, - и забылъ обо всемъ остальномъ. Переодетый Лэнсъ, смерть сына, убiйство, совершенное на его глазахъ, - все эти впечатленiя сгладились. Въ голове старика вертелась только одна мысль: надо идти къ угольной яме и смотреть за огнемъ. Инстинктъ и привычка руководили имъ: онъ, шатаясь, побрелъ въ темноте, переходя въ бродъ ручьи и машинально обходя преграждавшiя дорогу деревья. Наконецъ онъ дошелъ до угольной ямы. Бледный светъ, который служилъ ему маякомъ, на одно мгновенье какъ будто чемъ-то заслонился; ему послышались голоса; возле ямы онъ заметилъ следы недавняго посещенiя; въ опилкахъ видны были отпечатки человеческихъ ногъ. Зарычавъ отъ гнева, Фэрли спустился въ яму и бросился къ ближайшему отверстiю; ему почудилось, что кто-то трогалъ его костеръ... тайна его была открыта... плодъ его многолетняго труда украденъ!.. Имъ овладела безумная ярость; съ нечеловеческой силой онъ началъ раззорять костеръ, раскидывая во все стороны полуобгоревшiя головни. Удушливые газы угля стали свободно выделяться и густыми клубами повалили изъ отдушины. По временамъ, порывъ ветра отгонялъ ихъ назадъ, къ стенамъ ямы, и несчастный старикъ, руководимый последнимъ остаткомъ потухающаго разума, бросался на землю и прижималъ лицо къ свежимъ, влажнымъ опилкамъ. Но припадокъ бешенства былъ слишкомъ силенъ; онъ скоро прошелъ; старикъ усталъ, успокоился и уселся возле костра въ той-же апатической позе, въ какой онъ часто проводилъ ночи надъ своей угольной ямой. Такъ его застала заря.

въ моря и, наконецъ, совсемъ расплылись въ безконечный, безбрежный океанъ, уже не лазурный, а светлоголубой, усеянный хлопьями, молочно-белыми съ пурпуровымъ отливомъ. Заря слегка приподняла завесу тумана, который старался удержаться, цепляясь за вершины горы и верхушки сосенъ, но подымался все выше и выше и, наконецъ, исчезъ совершенно. На каждой былинке задрожали изумруды, на каждой ветке засверкали алмазы; лесъ, словно проснувшись подъ дыханiемъ утра, наполнился смутнымъ шумомъ; на дорогахъ и тропинкахъ послышались голоса.

Голоса остановились около угольной ямы. Звали угольщика. Онъ вышелъ и въ знакъ осторожности приложилъ палецъ къ губамъ. Трое или четверо изъ пришедшихъ спустились въ яму. Старикъ повелъ ихъ за собою, бормоча дрожащимъ голосомъ какiя-то отрывочныя слова, въ которыхъ, однако, проглядывала одна определенная мысль:

-- Мой мальчикъ... мои сынъ Робертъ... вернулся... да... вернулся... наконецъ... Тамъ, вместе съ Флипъ... Оба тамъ... Идите, смотрите!...

Подойдя къ небольшой пещере, онъ остановился и сдернулъ грубое одеяло. Подъ нимъ Флипъ и Лэнсъ лежали, прижавшись другъ къ другу; похолодевшiя руки ихъ застыли въ крепкомъ объятiи.

-- Задохнулись! прошептали два или три человека, съ ужасомъ повернувшись къ разоренной, еще дымящейся яме.

Спите, спите!... Милые мои... голубчики!...

Онъ наклонился и поцеловалъ ихъ. Потомъ заботливо прикрылъ ихъ опять одеяломъ, выпрямился и тихо выговорилъ:

-- Спокойной ночи!