Эпизод из жизни игрока
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Эпизод из жизни игрока

Эпизодъ изъ жизни игрока.

Разсказъ М. Бретъ-Гарта.

....Судьба! Во всемъ и везде судьба!... Повидимому, ничего не было страннее, какъ видеть его въ семь часовъ утра на площади Сакраменто; обыкновенно, онъ не выходилъ изъ дому раньше двухъ часовъ пополудни, а тутъ едва башенные часы возвестили семь, какъ онъ... онъ, г. Окхорстъ, разгуливаетъ по плацу... Впоследствiи, несколько летъ спустя, когда, отдавшись иной разъ воспоминанiямъ, онъ проверялъ въ памяти свою полную случайностей жизнь, онъ не иначе называлъ эту раннюю прогулку, какъ толчкомъ надсмешницы-судьбы. А между темъ, прогулка эта была вызвана очень простой причиной: половина седьмого онъ еще сиделъ за игральнымъ столомъ и сорвалъ банкъ въ двадцать тысячъ долларовъ; но тутъ онъ разсудилъ, что на этотъ разъ довольно и оставилъ залу, уступивъ свое место другому, конечно менее счастливому игроку. Онъ совершенно покойно дошелъ до своей комнаты и приготовился уже раздеваться, какъ вдругъ, сквозь открытое окно, у котораго забыли спустить жалузи, на его лицо брызнулъ яркiй лучъ вставшаго солнца, вотъ другой заигралъ на бриллiантахъ его перстней, третiй отразился въ зеркале, тамъ целый снопъ раскинулся по полу и вся комната загорелась яркимъ светомъ. Какъ-то невольно Окхорстъ подошелъ ближе къ окну и залюбовался картиной просыпающейся жизни. По сердцу его разлилось какое-то странное, неиспытанное имъ до сихъ пора, чувство восторга; онъ быстро схватилъ шляпу, и черезъ минуту очутился уже на улице.

Воздухъ была, чистый, прохладный; откуда-то несло нежнымъ запахомъ зелени, сверху доносилось веселое, беззаботное чириканье пташекъ; на улицахъ было еще совсемъ пусто, попадались только деловыя лица мелкихъ торговцевъ шедшихъ отворять свои лавки, мрачные фигуры невыспавшихся дворниковъ, флегматично помахивающихъ своими метлами изъ стороны въ сторону, да иногда пробежитъ мальчуга или быстроглазая девчонка, подталкивающiе на ходу все, что попадалось подъ ноги. Окхорстъ посматривалъ на все съ холоднымъ любопытствомъ, но въ его взгляде не было того обычнаго презренiя и надсмешки, какiе привыкли видеть въ немъ все, хорошо знающiе его; напротивъ, онъ нечуждъ былъ даже какого-то необъяснимаго чувства удивленiя, восхищенiя и съ интересомъ всматривался въ красивыя лица женщинъ, шедшихъ на работу. Онъ, этотъ известный скептикъ, который съ ледянымъ равнодушiемъ относился къ кокетству светскихъ красавицъ, теперь залюбовался худенькой, оборванной фигуркой маленькой девочки, забегавшей къ нему со всехъ сторонъ съ протянутой рученкой. И эта девочка могла узнать две вещи: во первыхъ, что у него доброе сердце, а во вторыхъ, то, чего до сихъ поръ не зналъ никто, что у этого красиваго господина глаза, казавшiеся всемъ черными, были на самомъ деле серые и такiе нежные, такiе ласкающiе, любящiе глаза...

Окхорстъ свернулъ въ какую-то узенькую улицу, и наткнулся на маленькiй садикъ, изъ котораго выглядывали приветливыя стены белаго домика; онъ заглянулъ въ решетку, и залюбовался розами, гелiотропами, железнякомъ и другими цветами, весело кивавшими по ветру своими улыбающимися головками. И не потому онъ засмотрелся на нихъ, чтобы оне чемъ-нибудь особенно выдавались, а просто оттого, что до сихъ пора, онъ виделъ цветы только въ букетахъ и на платьяхъ женщинъ. Онъ смотрелъ съ восторгомъ, съ обаянiемъ, которымъ смело могла позавидовать даже пикантная Элзлинда или восхитительная миссъ Монморанси, добивавшiяся его расположенiя, какъ особеннаго патента, который бы засвидетельствовалъ ихъ славу.

А утро манило его нее дальше и дальше... Онъ дошелъ до конца плаца и уселся на скамью подъ тенью раскидистаго дерева. Кругомъ было такъ тихо, что легкiй шелестъ смоковницъ казался спокойнымъ дыханiемъ спящаго; по небу бегали совершенно прозрачныя облачка, терявшiяся вдали за яркой синевой. Въ воздухе стоялъ одуряющiй ароматъ цветовъ, кружившiй голову, заставлявшiй какъ-то особенно трепетно биться сердце.

Окхорстъ легъ на скамью, подложилъ подъ голову шляпу, и забылся отъ восторга до того, что даже не слыхалъ, какъ кругомъ него, какъ-бы потешаясь надъ этой слабостью, вились и игриво щебетали прелестныя обитательницы Садовъ. Вдругъ, невдалеке резко зашуршалъ песокъ подъ колесами экипажа. Окхорстъ вскочилъ и, чего съ нимъ никогда не было, вспыхнулъ, устыдившись своей слабости. Вглядевшись, онъ увидалъ что-то въ роде тележки, которую медленно тащилъ мущина; когда странный экипажъ поровнялся съ нимъ, онъ вспомнилъ, что лицо исполнявшаго роль лошади было не совсемъ ему незнакомо; затемъ, онъ тотчасъ-же припомнилъ где и при какихъ обстоятельствахъ видалъ этого толстаго господина; въ его памяти быстро промелькнуло: - С. Франциско, зало польки, где тотъ проигралъ долго скапливаемые имъ семьдесятъ долларовъ; вернуть не удалось. - И совершенно спокойно смотрелъ на толстяка. Тотъ-же, напротивъ, сильно покраснелъ, смутился, остановилъ тележку, и нерешительно сделалъ два шага впередъ. Окхорстъ имелъ время разсмотреть, кто былъ въ экипаже: тамъ скорее лежала, чемъ сидела молодая женщина. Все въ этой поразительно бледной и худой особе говорило о ея страшныхъ страданiяхъ; глаза совсемъ ушли въ орбиты и подозрительно блестели изъ темныхъ круговъ, бледныя губы были полураскрыты и изъ нихъ выходило тяжелое, болезненное дыханiе.

Можно было думать что скоро, очень скоро это слабое существо освободится изъ-подъ власти того толстаго олуха, который сопровождалъ ее. Въ этой болезненной, сразу бросающейся въ глаза физiономiи, было что-то такое, нежное, хватающее за душу, чего казалось невозможно не заметить. Страннее всего было видеть это неземное существо рядомъ съ грубымъ мужемъ: въ ней все, даже складки ея одежды напоминали что-то чистое, высокое, недосягаемое... Окхорстъ загляделся на нее... Но здесь случился маленькiй казусъ: тележка неловко повернулась въ сторону и осталась на боку. Окхорстъ поспешилъ на помощь. Въ то время какъ мужъ старался поставить тележку какъ следуетъ, больная держалась рукою за Окхорста и, странно, отъ этого холоднаго прикосновенiя, онъ задрожалъ, точно ему положили на руку кусокъ льда. Экипажъ былъ повороченъ и бледная женщина снова легла на его подушки. Мужъ подошелъ поблагодарить Окхорста за услугу и между ними завязался разговоръ, изъ котораго тотъ узналъ, что г-жа Деккеръ была почти безнадежна къ выздоровленiю и что она постоянно лежала-бы въ постели, еслибы г. Деккеру, какъ столярному мастеру, не пришла счастливая мысль устроить для больной жены вотъ это самое катающееся кресло, въ которомъ онъ каждое хорошее утро, прежде чемъ начать работать, вывозитъ ее подышать свежимъ воздухомъ. Г. Деккеръ сообщилъ, что они советывались со многими докторами и хорошими, но это ничего не помогло; все они въ одинъ голосъ посылаютъ на воды, а какъ тутъ ехать? на что поедешь? Правда, г. Деккеръ разъ скопилъ восемьдесятъ долларовъ на этотъ случай, но въ С. Франциско ихъ укралъ изъ кармана пикъ-покэтъ {Pick-Pocket - карманные воришки.}. Что делать, такой ужъ неловкiй, да и несчастный г. Деккеръ!... Это последнее сообщенiе было прибавлено женою. Теперь ужъ нескоро опять удастся скопить такую сумму; такъ поездка на воды и не можетъ состояться... Ахъ, какiе отвратительные эти пикъ-покэты!...

Толстое лицо мужа сделалось красно, какъ кумачъ, но Окхорстъ оставался повидимому совершенiю безстрастнымъ; онъ вполне разделялъ мненiе г-жи Деккеръ о пикъ-покэтахъ и продолжалъ флегматично шагать подле тележки до техъ поръ, пока она не поравнялась съ темъ садомъ, который еще раньше привлекъ вниманiе Окхорста. Здесь, онъ просилъ своихъ новыхъ знакомыхъ подождать минутку, а самъ направился на, белый домикъ; онъ вызвалъ самого хозяина и уговорилъ отдать ему все цветы его сада, за что предложилъ небывалую цену. Черезъ несколько минутъ онъ вернулся къ Деккерамъ и высыпалъ на колени больной полную корзину ароматическихъ розъ. Молодая женщина радостно улыбнулась и жадно вдыхала въ себя запахъ цветовъ. Темъ временемъ Окхорстъ, пользуясь минутой, отвелъ въ сторону мужа и, тихо вложивъ въ его широкую ладонь четыре золотыхъ по двадцать долларовъ каждый, шепнулъ ему:

-- Скажите своей жене, что пикъ-покэтъ вамъ возвратилъ украденныя деньги или скажите, что вы ихъ нашли... Однимъ словомъ, говорите все что хотите только не упоминайте о томъ, что я ихъ вамъ далъ. Слышите? Обещайте мне это.

Деккеръ далъ слово не говорить жене и оба подошли опять къ тележке. Взглянувъ на молодую женщину, Окхорсту показалось, что на щекахъ ея появилась чуть заметная краска, а въ темныхъ глазахъ светились слезы... Но онъ не далъ ей даже времени поблагодарить его и, раскланявшись, быстро исчезъ за угломъ.

Грустно признаться, что Деккеръ не сдержалъ своего обещанiя даже на одинъ день. Въ простоте сердечной онъ считалъ неблагодарностью, грехомъ скрыть имя благодетеля и разсказалъ все какъ было. Правда, онъ хотелъ выставить Окхорста въ самомъ романическомъ свете и превозносилъ даже до великаго достоинства и возводилъ въ громадныя заслуги его уменье метать банкъ.

-- Ну теперь, моя дорогая Эльза, скажи что ты меня прощаешь, - закончилъ свою восторженную речь Деккеръ, падая на колени передъ женою. - Что делать, ведь я расчитывалъ на лучшее. Ты знаешь, какъ мне дорого твое выздоровленiе; я и думалъ, когда ставилъ на эти проклятыя карты скопленныя деньги, что можетъ быть возьму банкъ, сразу получу много-много денегъ, поедемъ на воды, сделаю тебе хорошiя новыя платья, чтобы ты была одета не хуже другихъ, окружу тебя покоемъ, довольствомъ...

Больная обняла мужа.

-- Я тебя прощаю, мой бедный Жозефъ, - проговорила она съ улыбкою; - по настоящему, тебя следовало бы хорошенько наказать за то, что обманулъ меня, сочинивъ ему эту гнусную исторiю, ну, да ужь не будемъ объ этомъ больше говорить. Если ты мне обещаешь, что никогда не повторишь того, что сделалъ, то я тебя прощаю.

Г-жа Деккеръ подняла къ лицу те самыя розы, которыя подарилъ ей Окхорстъ, уткнулась въ нихъ и едва слышно позвала: - Жозефъ.

-- Что, моя дорогая?

-- Какъ ты думаешь, этотъ господинъ.. Ну, какъ его зовутъ-то?... Жакъ Окхорстъ... отдалъ бы онъ тебе деньги, еслибъ я не разсказала твоей исторiи?

-- Да, онъ отдалъ бы все равно, - съ экстазомъ проговорилъ Деккеръ.

-- Даже еслибы онъ вовсе не видалъ меня?

Деккеръ поднялъ голову. Его жена полулежала вся обсыпанная розами. Матовая бледность ея прозрачнаго лица и странный блескъ глазъ, такъ резко отделялись изъ розоваго фона цветовъ, что у толстяка Деккера, при виде этой красоты, отъ восторга даже закрылись глаза.

На другое утро, когда супруги Деккеръ выехали на плацъ у больной открылась совершенно неожиданно нервная лихорадка; она настойчиво просила увезти ее домой, потомъ, когда встретила опять Окхорста, повидимому очень удивилась и даже какъ будто не узнала его, потому что небрежно обратилась къ мужу съ такимъ вопросомъ. - Что это кажется вчерашнiй господинъ, или я ошибаюсь?

Когда Окхорстъ подошелъ къ нимъ и любезно поздоровался, она отвечала ему такъ холодно, что онъ сразу догадался о томъ, что мужъ все разсказалъ ей.

-- Теперь, конечно, она меня презираетъ - подумалъ онъ. Разговоръ былъ самый короткiй. Окхорстъ осведомился объ адресе мастерской Деккера, конечно, чтобы иметь ее въ виду, если встретится необходимость заказать какую-нибудь вещь и распростился очень вежливо, но не взглянувъ даже на г-жу Деккеръ.

Едва Окхорстъ скрылся изъ виду, какъ г-жу Деккеръ охватила какая-то странная веселость. Простодушный мужъ былъ очень радъ оживленiю жены.

-- Но знаешь что, моя дорогая Эльза, - сказалъ онъ тономъ сожаленiя, - ты уже черезъ чуръ была съ нимъ суха; онъ можетъ догадаться, что я не сдержалъ своего слова.

-- Ну, такъ что-жъ? - небрежно произнесла Эльза.

Черезъ несколько дней после этого владелецъ серныхъ источниковъ въ Санъ-Нзабеле. получилъ фамильярно написанную записку следующаго содержанiя:

"Любезный Стефанъ! Вы жалуетесь постоянно, что у васъ всегда мало посетителей. Не мудрено, Ваши воды никогда не войдутъ въ моду, если вы не улучшите помещенiя для прiезжающихъ къ вамъ больныхъ. Я согласенъ рекомендовать вамъ выгодныхъ клiентовъ, но съ темъ условiемъ, чтобы вы немедленно приступили къ перестройке вашего дома; прибавьте несколько комнатъ и отделайте ихъ по изящнее. Вполне надеясь, что мое желанiе будетъ исполненiю, я посылаю для работъ къ вамъ знакомаго подрядчика, который прiедетъ съ женою; она очень болезненная женщина и требуетъ самаго внимательнаго и строгаго леченiя. Ухаживайте за обеими, какъ за близкими для васъ; быть можетъ, что къ окончанiю курса леченiя, я и самъ прiеду къ вамъ, но ни въ какомъ случае не надолго, такъ какъ въ этомъ году я не намеренъ устраивать игры. Вашъ Жакъ Окхорстъ."

Прочитавъ это письмо товарищъ Окхорста, хитро улыбнулся, делая видъ, что все понялъ.

-- Знаю, Жакъ опять хочетъ пуститься въ спекуляцiю. Но почему онъ не желаетъ остаться здесь на весь сезонъ? Пишетъ, что прiедетъ не надолго и играть не станетъ. Странно, очень странно! Во всякомъ случае это не даромъ. А, чортъ возьми, очень бы хотелось узнать, что онъ теперь замышляетъ.

Этотъ сезонъ былъ очень счастливымъ для Окхорста и, конечно, весьма убыточнымъ для техъ, которые искали общества Окхорста за зеленымъ столомъ. А между темъ онъ все-таки скучалъ въ Сакраменто. Съ некотораго времени онъ завелъ привычку прогуливаться по утрамъ, чемъ въ высшей степени подстрекалъ любопытство своихъ знакомыхъ. Находились даже желающiе следить за нимъ, чтобы разведать цель этихъ утреннихъ прогулокъ, но это решительно ни къ чему не привело, разве только ставило любопытствующихъ еще въ большее недоуменiе. Они узнали, что Окхорстъ избиралъ местомъ своей прогулки плацъ, постоянно усаживался на несколько минутъ на одну и ту-же скамейку и, затемъ, возвращался, не проговоривъ ни съ кемъ ни одного слова. Все были въ полной уверенности, что только женщина могла расшевелить этого мраморнаго Окхорста и заставить его выходить такъ рано изъ дому, а между темъ, сколько не следили за нимъ, но даже и тени, и признаковъ женщины не было. Наконецъ, все решили, что эти прогулки ничто иное, какъ "талисманъ" для удачнейшихъ действiй на зеленомъ поле.

После Марисвильскихъ курсовъ, Окхорстъ направился въ С.-Франциско, затемъ его видали въ Санъ-Хозе, въ Санта-Круце и въ Окланде. Все, кто встречалъ его, находили, что онъ какъ-то странно изменился, бросилъ свою обычную флегматичность, сделался какимъ-то нетерпеливымъ, нервнымъ, лихорадочнымъ. Полковникъ Старботтль заверялъ честью, что въ С.-Франциско Окхорстъ отказался даже сдавать карты.

Изъ Санъ-Іозе, Окхорстъ съ целымъ обозомъ поклажи направился сухимъ путемъ въ Орегонъ; но, доехавъ до Стактона, онъ совершенно неожиданно переменилъ путь и черезъ четыре часа уже подъезжалъ безъ всякаго багажа, верхомъ на лошади къ С. Изабельскимъ источникамъ. Дорога шла роскошной долиной, разстилавшейся у самой подошвы трехъ горъ, закутанныхъ въ темный плащъ пихтъ, между которыми блестящею рябью пестрели красныя верхушки и богатая листва известнаго испанскаго дерева madrono. А сквозь эту роскошную зелень кокетливо выглядывали постройки отеля, то прячась за деревьями, то снова выбегая изъ за кустовъ. Окхорстъ вообще очень мало обращалъ вниманiя на природу, но на этотъ разъ его охватило то-же самое чувство, какъ и въ первую утреннюю прогулку въ Сакраменто. По мере того, какъ онъ приближался къ отелю, ему стали попадаться шарабаны съ изящно одетыми дамами. замелькали белыя, голубыя, розовыя платья, роскошныя плечики, веселыя улыбки. Но Окхорстъ никого не замечалъ, онъ даже не задержалъ рысь лошади, обдавая элегантныхъ барынь целою тучею пыли, повидимому совершенно покойно направлялся къ воротамъ отеля. А между темъ никто и не подозревалъ, какая страшная буря поднималась въ его душе.

По своему обыкновенiю онъ гордо прошолъ сквозь толпу, не обращая никакого вниманiя на завистливыя перешептыванiя мущинъ и восторженные взгляды женщинъ. Только одна личность подошла пожать ему руку и что всего страннее, въ обществе, лицо это считалось лучшимъ цветкомъ, котораго рожденiе, воспитанiе, и общественное положенiе не допускали ни малейшихъ пересудовъ или какихъ-либо намековъ. Это былъ Дикъ Гамильтонъ, банкиръ въ полнейшемъ и широчайшемъ смысле.

-- Знаете-ли вы съ кемъ говорили? - съ ужасомъ обратился къ нему молодой джентльменъ изъ ихъ общества.

-- Знаю, - спокойно улыбнулся Гамильтонъ. - Я говорилъ съ темъ господиномъ, который на прошлой неделе выигралъ у васъ тысячу долларовъ. Я съ нимъ въ очень хорошихъ отношенiяхъ.

-- Но ведь это... игрокъ? - произнесла элегантная миссъ, скрививъ ротикъ въ презрительную гримаску.

-- Да; но, знаете-ли, mademoiselle, я бы очень желалъ, чтобъ каждый изъ насъ игралъ такъ открыто, какъ онъ.

Окхорстъ ничего не слыхалъ изъ этого разговора, потому что былъ уже давно въ корридоре перваго этажа. Онъ, повидимому, совершенно покойно расхаживалъ взадъ и впередъ, но въ душе испытывалъ такую тревогу и волненiе, какого еще не зналъ никогда Вдругъ онъ услыхалъ за собою легкiе торопливые шаги, вотъ произнесли его имя... Вся кровь бросилась ему къ сердцу; онъ обернулся и... Да, это была она! Но откуда такая перемена?! Прошло всего два месяца, и она неузнаваема! Передъ нимъ свеженькая, здоровая молодая женщина съ живымъ блескомъ глазъ и съ румянцемъ на щекахъ. А какъ она изящна въ своемъ парижскомъ платье, какая грацiя въ ея движенiяхъ, какая красота... Окхорстъ остановился пораженный; а она улыбалась какою-то манящею, невиданною имъ до сихъ поръ улыбкою...

Черезъ минуту онъ уже былъ подле нея, протягивая ей обе руки; но она закинула свои за спину, огляделась, нетъ-ли кого въ корридоре и тономъ, чуждымъ всякой аффектацiи, проговорила:

-- Знаете, мне бы ужасно хотелось не давать вамъ руки. - Еще-бы! Вы прошли недавно совсемъ около меня и не только не остановились, а даже не поклонились и заставили меня бежать за вами, какъ бегали другiя бедныя женщины.

Окхорстъ смущенно проговорилъ извиненiе, ссылаясь на то, что она очень переменилась.

дали жизнь, здоровье, счастье... Что смутились? Конечно, вы. Думаете я этого не знаю?... Ну-съ, а теперь что вы скажете о своемъ произведенiи?

И она, свободнымъ движенiемъ откинувъ платье, сделала грацiозный реверансъ; затемъ тихо-тихо подняла руки и какъ-бы неохотно дала ихъ Окхорсту.

Много видалъ онъ женщинъ, не въ диковину ему были ихъ любезности, но прiемъ г-жи Деккеръ, этой строгой пуританки, положительно вскружилъ ему голову и онъ, Окхорстъ, не нашелся, что ей ответить, а только крепко стиснулъ ея руки.

Она же продолжала:

-- Отчего вы не прiезжали раньше? Что вы делали въ Марисвилле, въ Санъ-Хозе, въ Окланде? Видите, какъ я следила за вами, знаю где вы даже перебывали за эти два месяца. Я видела, какъ вы ехали сюда и тотчасъ узнала васъ, да, тотчасъ-же. Я читала ваше письмо къ моему мужу; я знала, что вы сюда прiедете. Но почему вы мне не написали? Вы должны непременно написать мне... А, здравствуйте мосье Гамильтонъ!

Последнее приветствiе было адресовано тому самому представительному джентльмену, который такъ храбро поздоровался съ Окхорстомъ на площадке отеля.

Г-жа Деккеръ понизила голосъ и отняла руки, однако не столь торопливо, чтобы это бросилось въ глаза поднимавшемуся по лестнице Гамильтону. Поровнявшись съ ними, банкиръ вежливо раскланялся съ г-жею Деккеръ, кивнулъ головою Окхорсту и прошелъ мимо. Когда онъ скрылся изъ вида, молодая женщина подняла на Окхорста свои хорошiе, открытые глаза и тихо проговорила:

-- Знаете, я у васъ скоро буду просить одного очень большаго одолженiя.

-- Приказывайте сейчасъ!

-- Нетъ, нетъ! Не раньше, какъ когда мы получше узнаемъ другъ друга. А знаете, что я васъ буду просить?... Убить вотъ этого господина...

И она засмеялась звонкимъ, серебристымъ смехомъ; а въ глазахъ засветилась такая невинная, детская веселость, что даже Окхорстъ, этотъ безстрастный человекъ, едва умевшiй улыбаться, сталъ смеяться вместе съ нею; эта сценка напомнила ему ягненка, подстрекавшаго лисицу устроить въ овчарне резню.

Однажды вечеромъ, сидя на террасе, въ кругу своихъ обожателей, г-жа Деккеръ вдругъ поднялась съ места и, извиняясь, что, по нездоровью, должна раньше обычнаго часа оставить общество, направилась къ своей даче, любезно отклонивъ предложенiе проводить ее. Она пошла очень быстро, такъ что когда пришла на дачу, то отъ усталости-ли или отъ чего-либо другаго, вдругъ сильно запыхалась и крепко стиснула руками грудь. Повернувъ газовый рожокъ, она оглянула комнату и смутилась, увидавъ лежащаго на диване мужа.

-- Тебе, кажется, жарко, Эльза? Ты въ какомъ-то странномъ возбужденiи. Что это? Неужели опять возвращается болезнь? - озабоченно спросилъ мужъ.

Она моментально побледнела.

-- Ничего... такъ... это пройдетъ...

И опять схватилась за корсажъ.

-- Можетъ быть тебе что-нибудь при нести... помочь чемъ-нибудь? - растерянно бормоталъ испугавшiйся мужъ.

-- Да, пожалуй, сходи въ отель; тамъ найдешь какихъ-нибудь успокоительныхъ капель... Поскорее!

Деккеръ поспешно вышелъ. Жена осторожно повернула въ замке ключъ и, разстегнувъ платье, вынула оттуда въ четверо-сложенную бумажку. Это была записка Окхорста. Она жадно впилась въ нее блестящими глазами, прочитала разъ, снова перечитала, и еще, еще, до техъ поръ, пока за дверьми не послышались мужскiе шаги. Тогда она проворно спрятала се и отворила дверь. Вошелъ мужъ; она приняла капли и сказала, что ей гораздо лучше.

-- Ты сегодня пойдешь еще туда? - кротко спросила. мужъ.

-- Нетъ. - задумчиво ответила жена.

-- Я бы на твоемъ месте не пошелъ, - проговорилъ Деккеръ со вздохомъ сожаленiя.

Онъ прилегъ на софу и подозвала, къ себе жену.

Она положила свои белые пальцы на голову Жозефа и перебирала ими пряди его волосъ.

-- Я вспоминала, прошлое, Эльза, то непрiятное прошлое, когда я, за лошадь и за кучера, возилъ тебя ежедневно на той скверной тележке. Мы тогда были бедны, Эльза, и ты тогда была больная, но... но мы были счастливы... А теперь у насъ и деньги есть, и домъ, и здоровье къ тебе возвратилось, по ты ужь совсемъ не та... И вотъ въ этомъ-то все мое горе, все несчастiе. Я могъ тебе устроить тележку, могъ выстроить домъ, но не я произвелъ въ тебе эту крутую перемену. Ты здорова, прекрасна, весела, но, повторяю, это дело не моихъ рукъ... Нетъ, и тысячу разъ нетъ! Можетъ быть я бы и могъ повлiять на перемену съ тобою, еслибъ не проигралъ въ проклятыя карты, но это случилось... и ужь не я, а другой пересоздалъ тебя. Я тутъ непричемъ...

Деккеръ развелъ руками и тоскливо склонилъ на грудь голову. Жена подняла на него удивленный взглядъ и ея чудные глаза смотрели такъ чисто, непорочно.

-- Я и еще кой о чемъ думалъ, - продолжалъ Деккеръ. - Мне кажется, что ты слишкомъ ужь часто принимаешь у себя Гамильтона. Я это говорю не потому, чтобы мне приходила въ голову какая-нибудь чепуха... Сохрани меня Богъ! Но, знаешь, людямъ языка не завяжешь: пойдутъ толки, сплетни. Ты ведь здесь до сихъ поръ единственная женщина, о которой не сплетничаютъ, которую уважаютъ...

Деккеръ крепко обнялъ жену и во взоре его было столько обожанiя, столько безумной, страстной любви, какой не выразить словами.

-- Ахъ, Боже мой! Да я и сама давно думаю объ этомъ, и меня удерживала только боязнь, чтобы, выпроводивъ его, не нажить себе въ немъ врага, и врага, прибавлю, очень сильнаго. Впрочемъ, ведь онъ никогда не позволялъ себе ничего лишняго относительно меня и держится такъ почтительно, какъ будто я дама самаго высшаго круга.

Лицо толстяка Деккера просiяло гордой улыбкой.

-- Вотъ что, Жозсфъ; ведь я придумала какъ его выпроводить, такъ, чтобы ему не показалось обидно. Онъ здесь ведь только потому, что я прiехала; уеду я, и его не будетъ; такъ вотъ какая мысль пришла мне въ голову: поеду-ка я въ С. Франциско навестить мамашу; небось, онъ здесь безъ меня не останется.

Деккеръ призналъ мысль за генiальнейшую, темъ более, что привести ее въ исполненiе очень легко, такъ какъ туда собирался также Жакъ Окхорстъ. Чегоже лучше? Онъ. вероятно, будетъ столь любезенъ, не откажется быть твоимъ кавалеромъ.

Такимъ образомъ поездка была улажена.

Г-жа Деккеръ пробыла въ С. Франциско целую неделю и возвратилась въ очень хорошемъ расположенiи духа Она весело сообщила, что всю неделю провела въ томъ, что бегала по городу.

-- Спроси маму, она тебе скажетъ, что я всюду и всегда ходила одна. Знаешь, я сделалась теперь совсемъ независимой и горжусь, да горжусь, что могу обойтись безъ твоей помощи.

Поездка г-жи Деккеръ не привела, впрочемъ, къ желаемымъ результатамъ: Гамильтонъ и не думалъ уезжать, и, по ея возвращенiи, первый поспешилъ визитомъ. Въ тотъ же вечеръ молодая женщина обратилась къ своему мужу съ такимъ предложенiемъ:

-- Я хочу посоветываться съ тобой кой о чемъ, - нежно заговорила она.

-- О чемъ, дорогая?

къ намъ.

Добродушный Деккеръ былъ даже радъ предусмотрительности своей жены, и на следующей-же неделе Жакъ Окхорста. перебрался на ихъ дачу. Ва. этомъ никто не нашелъ ничего предосудительнаго: его деловыя отношенiя съ Деккеромъ были всемъ хорошо известны, а что касается до г-жи Деккера., то ея репутацiя неприступной красавицы стояла выше всякихъ подозренiй; все очень хорошо знали, что она добрая семьянинка и такъ любить своего мужа, что даже здесь, въ этой стране полнейшей свободы, никуда не выходить безъ него. Относительно всехъ вообще мущинъ она держала себя съ такимъ тактомъ, такъ ровно и, вместе съ темъ, гордо, что ни одинъ изъ нихъ не решился бы сказать ей какую-либо пошлость, или одну изъ техъ дешевыхъ любезностей, которыми безъ стесненiя осыпаютъ женщинъ известнаго сорта. Ко всему этому она была въ высшей степени набожна и всегда съ жаромъ отстаивала религiю отъ нападокъ атеистовъ. У всехъ еще была на памяти одна сценка, имевшая место несколько дней тому назадъ, когда г-жа Деккеръ публично, въ общей зале накинулась на Гамильтона за то, что тотъ ратовалъ за какую-то книгу, написанную противъ религiи. Все очень живо помнили, какъ смутился тогда Гамильтонъ, и тотчасъ-же прекратилъ свою речь; а всехъ лучше помнила, это Окхорстъ, который съ того же самаго дня сталъ относиться къ своему другу какъ-то холодно, натянуто, сдержанно. Еслибы характеру Окхорста было свойственно чувство страха, то можно бы было думать, что онъ побаивался Дика Гамильтона.

Вообще въ Окхорсте съ некотораго времени происходила какая-то странная перемена: онъ пересталъ посещать кафе, игры; его не видели больше въ шумномъ обществе кутящей молодежи; онъ сталъ читать, полюбилъ дальнiя прогулки пешкомъ, предпочиталъ свою скромную комнатку обширнымъ заламъ отелей и, что всего страннее, онъ, Окхорстъ, сталъ ходить въ церковь. У меня живо остался въ памяти его первый приходъ въ храмъ; онъ вошелъ безъ Деккеровъ, даже не направился къ ихъ скамье, а уселся тотчасъ-же при входе на первомъ свободномъ месте. Служба уже была начата; несмотря на то, что онъ пробрался очень тихо, безъ малейшаго шума, его присутствiе тотчасъ-же было замечено и весть о томъ, что въ церкви Жакъ Окхорстъ, какъ дуновенiе ветра, въ одинъ моментъ охватила все уголки. Результатомъ было то, что въ этотъ день все молились какъ-то разсеянно, часто вертелись на своихъ скамьяхъ и, вообще, много много нагрешили А онъ, просидевъ не шелохнувшись всю службу, по окончанiи ея вышелъ такъ-же тихо, какъ вошелъ, не остановившись ни съ кемъ, даже не кланяясь никому.

Много было потомъ толковъ относительно появленiя Окхорста въ церкви; некоторые объясняли это просто блажью, фантазiей, явившейся отъ пресыщенiя житейскими удовольствiями; другiе видели въ этомъ пари, третьи подозревали что-то таинственное, четвертые, не доискиваясь причинъ, просто, въ недоуменiи разводили руками. Были такiе сердитые, которые сожалели зачемъ не выкинули за двери этаго сатанинскаго человека и дали себе слово не пускать въ церковь своихъ женъ и дочерей, чтобъ оне не заразились вреднымъ влiянiемъ.

Въ это-же время Окгорста, занялся и своей наружной переделкой; онi. только теперь заметилъ, что его растрепанная личность по внешнему виду резко отличается отъ другихъ гладенькихъ физiономiй, и решилъ, что ему следуетъ вправить себя въ общую рамку, съ этою целью онъ выбрила" усы, пригладилъ свои непокорные черные кудри, и внимательнее занялся своимъ обыкновенно небрежнымъ туалетомъ.

сразу бросался въ глаза изъ тысячи другихъ. Онъ не могъ бросить своей гордой походки, по лишился того холоднаго спокойствiя, которое многихъ ставило въ тупикъ, не изменилъ того непонятнаго выраженiя своего красиваго лица, которое столькихъ сводило съ ума, - однимъ словомъ въ немъ осталось все то, (а что? я самъ не могу определить) что выделяло его изъ толпы.

Къ довершенiю всего Окхорстъ, уступая советамъ Дика Гамильтона, сделался биржевымъ маклеромъ. Это произвело чуть не настоящую революцiю въ биржевомъ мiре.

предчувствовала., что такое настроенiе общества должно неизбежно отразиться на дорогой ему особе; онъ хорошо зналъ, что сплетни не пощадятъ и Эльзу Деккеръ и что кто-нибудь, а можетъ быть и все съ нетерпенiемъ ждутъ только первой удобной минуты, чтобы свергнуть съ пьедестала ея добрую репутацiю. Сама же виновница этого безпокойства ни о чемъ не думала, ничего, повидимому, не боялась и продолжала по прежнему держать свою голову гордо, какъ бы показывая этимъ, что она не ищетъ, да и не нуждается въ снисхожденiи общества.

Между темъ то замечательное согласiе, какое до сихъ поръ существовало въ отношенiяхъ общества, собравшагося въ С. Изабелле, было неожиданно нарушено въ одно послеобеденное время. Еще за обедомъ Окхорстъ и Гамильтонъ, сидевшiе другъ противъ друга, какъ-то странно косились одинъ на другого: и едва со стола унесли последнее кушанье, какъ оба одновременно вскочили со стульевъ, молча направились въ корридоръ, молча же вошли въ маленькую залу для завтрака, которая теперь была пуста, и заперли дверь на ключъ.

Здесь они уставились другъ на друга и Гамильтонъ, скрививъ ротъ въ насмешливую улыбку, произнесъ самымъ небрежнымъ тономъ.

Гамильтонъ не успелъ еще произнести последняго эпитета, какъ на лицо его вылился целый стаканъ бордосскаго, который до того времени находился въ рукахъ Окхорста. Черезъ минуту оба стояли другъ передъ другомъ не узнаваемы: Окхорстъ весь дрожалъ отъ гнева, конвульсивно стиснувъ кулаки; а Гамильтонъ, съ котораго струилось вино, быль бледенъ до ужаса.

-- Если такъ, то хорошо! - холодно проговорилъ онъ глухимъ голосомъ. - Но знайте, что если я умру, репутацiя ея не только не возстановится, но упадетъ еще ниже; а если я васъ убью, то никто, поверьте, никто не пожалеетъ. Мне досадно только, что я унизился до такого столкновенiя съ вами, но, разъ шагъ сделанъ, его уже не воротишь...

Встреча была назначена на другой день въ лощине, въ двухъ миляхъ отъ отеля, по дороге въ Стокстонъ. Когда Жакъ принималъ изъ рукъ полковника Старботтля пистолетъ, онъ ему сказалъ:

-- Чемъ бы вся эта исторiя не разыгралась, я уже не вернусь больше въ отель. Въ моей комнате вы найдете кой какiя инструкцiи, подите...

Выстрелы были сделаны почти одновременно. Рука Окхорста упала и, не владей онъ такъ силою воли, пистолетъ выпалъ бы на земь. Но онъ тотчасъ же нашелся, перехватилъ оружiе въ другую руку и сталъ въ выжидательномъ положенiи. Кругомъ стояла мертвая тишина; въ темноте оврага виднелось лишь несколько копошившихся фигуръ, а въ воздухе разносилось легкое облачко дыма.

Вдругъ надъ самымъ ухомъ Жака раздался встревоженный голосъ полковника Старботтля.

-- Онъ раненъ... и тяжело... пуля прошла на вылетъ... сквозь легкiе... Вамъ теперь остается только поскорее убираться во свояси.

Окхорстъ вопросительно посмотрелъ на своего секунданта, но ничего не ответилъ; онъ, казалось, прислушивался къ какому-то другому голосу, слабо раздававшемуся въ дали. Поколебавшись съ минуту, онъ пошелъ по направленiю къ раненому, около котораго суетилось несколько человекъ.

-- Умирающiй желаетъ что-то сказать вамъ, мосье, - проговорилъ онъ. - Я знаю, что вамъ некогда мешкать, но тому еще меньше возможности ждать.... поспешите!

Окхорстъ минуту подумалъ; вдругъ, по его лицу разлилась страшная бледность и онъ невольно нахмурилъ брови...

-- Что съ вами? вы, кажется, тоже ранены? - спросилъ хирургъ.

-- Ничего... маленькая царапина, - живо ответилъ Жакъ; потомъ, горько улыбнувшись, заметилъ:

И въ несколько шаговъ Жакъ былъ около раненаго; тотъ казался совершенно покойнымъ. Окхорстъ всталъ около на одно колено и схватилъ его руку, уже начинавшую холодеть.

-- Мне... надо... переговорить съ нимъ, - слабымъ голосомъ произнесъ Гамильтонъ, обращаясь къ окружающимъ.

Ихъ оставили вдвоемъ. Умирающiй поднялъ на Окхорста глаза и едва слышно заговорилъ:

-- Послушайте, Жакъ, простите... простите мне то... что я вамъ сообщу... не примите мои слова за... проявленiе мести... или гнева къ вамъ... Нетъ... мне просто надо очистить совесть... Я не могу умереть спокойно... если не сообщу вамъ того... что я... что я долженъ бы былъ пасть не подъ нашимъ пистолетомъ, а подъ рукою Деккера...

-- Еще не все!... Въ кармане у меня поищите дна письма... Нашли?... Ну, возьмите ихъ себе, но дайте мне слово.... что вы прочитаете ихъ не прежде, какъ когда будете находиться въ надежномъ месте...

Жакъ ничего не отвечалъ; онъ держала, въ рукахъ два письма съ такимъ выраженiемъ, какъ будто это были горящiе угли.

-- Обещайте мне! - настаивалъ Гамильтонъ чуть слышнымъ голосомъ.

-- Но зачемъ? - спросилъ Жакъ, выпуская руку Дика.

Это были последнiя слова Гамильтона. Онъ слабо пожалъ руку Жака и повалился на земь... Передъ Окхерстомъ лежалъ уже трупъ.

Около десяти часовъ того-же вечера, г-жа Деккеръ спокойно отдыхала въ своемъ кресле съ романомъ въ рукахъ, тогда какъ ея мужъ горячо трактовалъ въ кафе отеля о местной политике. Ночь стояла темная и, сквозь полуоткрытую дверь на балконъ, въ комнату врывался нежный запахъ зелени. Г-же Деккеръ вдругъ послышалось, что на балконе кто-то ходитъ; не успела она встать, чтобъ посмотреть, какъ что-то звякнуло, посыпались осколки разбитаго окна и у самыхъ ея ногъ стоялъ бледный Окхорстъ.

-- Ради самаго Бога, Жакъ, что съ вами?! Вы съ ума сошли?! Онъ только на минуту вышелъ, сейчасъ возвратится... Подождите до завтра, тогда я буду одна и могу принять васъ, но теперь, ради нашей любви, идите скорее отсюда.

Окхорстъ спокойно подошелъ къ двери, заперъ ее два раза на ключъ, и молча подошелъ къ Эльзе. Та увидела перевязанную руку, увидала страшное выраженiе лица своего Жака, но темъ не менее въ ней не дрогнулъ ни одинъ мускулъ и она совершенно спокойно спросила:

Онъ разстегнулъ жилетъ и бросилъ ей на колени два письма.

-- Чтобъ отдать вамъ письма вашего любовника, чтобъ васъ убить, да и себя самаго на вашихъ глазахъ, - проговорилъ онъ.

Она не вскрикнула, не проявила ни малейшаго признака страха, или даже удивленiя и, спокойно скрестивъ руки на коленяхъ, ответила:

-- Зачемъ-же дело стало?

наружу и, конечно, черезъ минуту, на полу комнаты плавали-бы въ крови два молодые трупа. Но спокойствiе Эльзы поразило Жака; онъ опустилъ поднятую руку и не двинулся съ места.

-- Зачемъ-же дело стало? - повторила Эльза съ своей хорошей улыбкой. - Вы мне дали жизнь, здоровье, счастье, больше того, Жакъ, вы мне подарили свое сердце... Что-же? берите все это обратно; вы имеете на это полное право. Берите, - я готова.

И она протянула ему руку съ той самой грацiей, какъ при первой встрече въ корридоре отеля. Жакъ смотрелъ на нее безумными глазами; онъ опустился передъ ней на колени и, какъ мальчика., горячо целовалъ складки ея платья, ноги, руки... А она?... Она хорошо сознавала, какую блестящую победу одержала въ этотъ вечеръ, но торжество ея было еще не полно: надо было взять знамя.

И, какъ царица, вполне уверенная, что не найдется еще такого дерзновеннаго, который бы осмелился ослушаться ея приказанiя, - она величественно-повелительнымъ жестомъ указала Жаку на окно. Тотъ, какъ. послушный пажъ, поднялся съ коленъ, бросилъ на свою повелительницу прощальный взглядъ и оставилъ ее навсегда.

Когда онъ исчезъ. Эльза тщательно подобрала стекла, затворила окно и, приблизившись къ камину, медленно сожгла на свечке оба письма, какъ бы любуясь теми прихотливыми формами, какiя брала бумажка, свертываясь подъ пламенемъ. Не скажу, чтобы Эльза была совершенно спокойна въ эту минуту; рука ея слегка дрожала и не одна минута прошла, прежде чемъ на губахъ ея появилась прежняя улыбка. Но къ приходу мужа она уже совсемъ оправилась и встретила его также свободно, какъ обыкновенно.

Прошло две недели после известной исторiи. Онъ былъ опять въ Сакраменто и сиделъ, но прежнему обыкновенiю, за зеленымъ столомъ.

-- Ну какъ ваша рука? - обратился къ нему одинъ изъ партнеровъ и, переглянувшись съ другими, насмешливо улыбнулся.

-- Она мешаетъ мне немного сдавать карты, но это ничего не значитъ, потому что я также хорошо сдаю и левой.

"Живописное Обозренiе", NoNo 4--6, 1876