Гэбриель Конрой.
XXIII. Домашняя жизнь мистера и мистрис Конрой

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гарт Б. Ф., год: 1875
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XXIII. Домашняя жизнь мистера и мистрис Конрой (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXIII.
Домашняя жизнь мистера и мистрис Конрой.

Принятие обитателями Одноконного Стана известия о браке Гэбриеля Конроя вполне характеризовало эту откровенную и чистосердечную общину. Не касаясь вопроса об его предъидущем безстыдном ухаживании за мистрис Маркль (до чего оно дошло, не было вообще известно в стане), они ограничили свои возражения против этой женитьбы тем, что невеста была чужестранка, следовательно, подозрительная личность, и что полезная, филантропическая деятельность Гэбриеля от этого сильно пострадает. Кратковременность его ухаживания не удивила никого в местности, где, благодаря климату, жатва быстро следует за посевом, а узнанный всеми факт спасения им своей невесты в Черном Ущелье был признан достаточной причиной для объяснения его успеха. Быть может, некоторые завидывали Габриелю, его преимуществу не в храбрости, ловкости и силе, но в счастье, которое навело его на такой удачный случай.

-- Подумайте только, говорил Джо Бригс: - я должен былев это самое время идти в Черное Ущелье охотиться за дичью и не пошел по глупости или, право, не знаю почему, а Гэб, которому там и делать было нечего, подвернулся и поймал хорошенькую девочку и славную жену.

-- Все - случай, отвечал Баркер: - вот, например, Дудлей, у него денег куча и он так хочет жениться, что завтра, едет в Сакраменто для приискания жены; сколько раз он ходил взад и вперед по этому ущелью и никогда плотина не лопалась. Да вот я также: на прошлой неделе, фидльтаунский дилижанс опрокинулся на дороге, я первый подскочил и помог выдти пассажирам. Кто же они оказались? Шесть китайцев, чорт возьми! и толстый мясник. Ужь такая удача!

Для свадьбы не требовалось почти никаких приготовлений. Согласие Олли не трудно было получить. Она была очень рада, что мистрис Маркль можно было так скоро отомстить. Преимущество над нею приличной чужестранки и поспешность сватовства казались Олли достойной карой легкомыслию мистрис Маркль. Что же касается до нея самой, то она не могла дать, себе точного ответа, нравится ли ей будущая невестка: конечно, это была добрая, тихая женщина и, повидимому, любила Гэбриеля, но Олли повременам смутно сознавала, что мистрис Маркль была бы лучшей женой для Гэбриеля, и с чисто женской непоследовательностью она тем более ее ненавидела. Может быть, она еще более безсознательно чувствовала разочарование от неудавшагося сватовства.

По всей вероятности, мистрис Деварж никому не открыла, кроме своего стряпчого, тайны принятия ею имени Грэс Конрой.

Но насколько она ему в этом отношении доверилась, знал только он один; сохраняя эту тайну, он выслушал известие об её предполагавшемся браке с Габриелем с снисходительной улыбкой человека, который считает прекрасный пол способным на все.

-- Теперь, вступая в фактическое пользование землею, сказал мистер Максвель: - я полагаю, вы более не будете нуждаться в моих услугах.

-- Надеюсь, что нет, отвечала мистрис Деварж, слегка покраснев и с искренностью, удивившей даже адвоката.

Насколько её нареченный муж разделял это доверие к будущему, я не могу сказать. В краткую эпоху его ухаживания, он с гордостью говорил, что его невеста была вдова знаменитого доктора Деваржа, и его знакомство с первым её мужем объясняло отчасти в глазах общества поспешность его брака.

-- Подумать только, какой это хитрый человек, говорила Салли конфиденциально мистрис Маркль: - он возбуждал во всех сочувствие к своим страданиям в Голодном Стане, а в то же время вел интрижку со вдовой одного из несчастных. Неудивительно, что он - такой странный. То, что вы принимали в невинности своей души за застенчивость, были укоры совести. Я вам никогда не говорила, мистрис Маркль, но всегда замечала, что Гэб не мог смотреть мне прямо в глаза.

Злые языки могли бы заметить, что, так как у мисс Сары глаза всегда больны, то физически было трудно меняться с нею взглядами, но злые языки никогда не пользовались доверием этой здоровенной молодой особы.

Однажды, месяц после свадьбы Гэбриеля, мистрис Маркль сидела одна в своей гостиной после ужина, как вдруг дверь отворилась и вошла Салли. Было воскресенье, и Салли пользовалась праздником для болтовни с соседками или кокетничанья с молодежью Одноконного Стана, как сказали бы злые языки.

-- Ну, Салли, как поживает молодая чета?

Салли слишком хорошо знала всю цену принесенных ей известий, чтоб их сразу поведать, и потому прикинулась, что не понимает своей госпожи. Только, когда та повторила свой вопрос, она ответила с саркастическим смехом:

-- Я не знаю, о какой молодой чете вы говорите; ведь, ейто лет за сорок.

-- Нет, Салли, вы ошибаетесь, заметила мистрис Маркль с упреком, не лишенным, однако, некоторой доли самодовольствия.

несмотря на то, что её плечи и руки не уступят шестнадцати-летней девушке, и мне ли не узнать, когда сорокалетняя старуха выдает себя за двадцатилетнюю красавицу.

Мистрис Маркль слегка покраснела от комплимента Салли и заметила:

-- Она многим нравится.

-- У всякого свой вкус, отвечала Салли.

-- Как они живут? спросила мистрис Маркль после минутного молчания, принимаясь снова за вязанье.

-- Ну, не лучше того, что я ожидала. Большой любви в них незаметно. По моему мнению, она ему уже надоела. Она управляет всем домом и, например, заставила бедного Гэба разрывать весь горный скат. Он, дурак, бросил свою работу и принялся за это нелепое дело из угождения жене, которая все же недовольна. Поверьте мне, Сюзан Маркль, у них что-то не ладно. Вот и Олли...

Мистрис Маркль поспешно подняла глаза и оставила работу.

-- Олли! повторила она с одушевлением: - бедная, маленькая Олли! Что вы узнали о ней?

-- Я, право, никогда не видела ничего хорошого в этой дерзкой девчонке, отвечала Салли, нетерпеливо качая головой: - особенно для женщины, у которой есть собственный ребенок. Вы не поверите, что, за день до свадьбы, она подошла ко мне и сказала: "Салли, скажите мистрис Маркль, что мой брат Гэб женится на настоящей лэди; в нашем доме нет места для дряни". И этой девчонке только восемь лет!

К чести женского пола, надо сказать, что мистрис Маркль не разсердили эти слова ребенка, и она спокойно спросила:

-- Что же вы узнали об Олли?

-- Ей нет места в доме, и Гэб, по своей глупой слабости, позволяет жене делать, что она хочет. Неудивительно, что девочка плакала, когда я ее встретила в лесу.

Мистрис Маркль вспыхнула, и черные её глаза засверкали.

-- Я желала бы, начала она, но тотчас спохватилась и прибавила: - Салли, мне надо видеть этого ребенка.

-- Где?

-- Здесь, или где хотите. Приведите ее, если можно.

-- Она не пойдет.

-- Так я пойду к ней, отвечала мистрис Маркль с неожиданной решимостью, и тем разговор их кончился.

Справедливы или нет были сведения, сообщенные Солли, но они нисколько не подтверждались внешними фактами. Повидимому, молодая чета была совершенно счастлива и довольна, так что все обитатели Одноконного Стана завидовали ей более, чем какой бы то ни было парочке, свившей гнездо в их среде. Если же большая часть общества, бывшого в доме Гэбриеля, состояла из мужчин, то это легко объяснялось значительным преимуществом мужского пола над женским в Одноконном Стане, и по той же причине все мужчины превозносили до небес мистрис Конрой. Что же касается до необыкновенного старания Гэбриеля, который бросил участок в овраге и начал рыть ямы по различным направлениям на горном скате, то он вполне соответствовал самолюбивым стремлениям недавно женившагося человека.

Спустя несколько дней, Гэбриель Конрой сидел вечером один, у очага, в своем новом доме, который, по мнению мистрис Конрой и всех соседей, был необходимым условием его нового положения. Это жилище было обширное, роскошное, но, быть может, менее удобное, чем его прежняя хижинка. Оно было выстроено в кредит, постоянно открытый в Одноконном Стане для семейных людей, и состояло, кроме внутренних комнат, из гостиной, в которой, в настоящую минуту, мистрис Конрой принимала гостей, засиживавшихся благодаря её очаровательным прелестям. Когда замер веселый говор и смех, то мистрис Конрой затворила дверь за последним гостем и возвратилась в комнату, где Гэбриель сидел в темноте на своем любимом месте перед очагом.

Гэбриель поднял голову и своим обычным, серьёзным тоном отвечал:

-- Да.

Мистрис Конрой подошла к своему повелителю и с супружеской смелостью взъерошила его волосы своими тонкими, длинными пальцами. Он схватил её руку и с минуту подержал ее, но в этой ласке проглядывало какое-то смущение, непонравившееся его жене. Она немедленно выхватила свою руку и, пытливо смотря на него, спросила:

-- Отчего ты не пришел в гостиную?

-- Мне не хотелось, отвечал Гэбриель просто: - и я был уверен, что ты обойдешься без меня.

В этих словах не слышалось ни малейшей горечи, и, хотя мистрис Конрой зорко следила за ним, но не могла заметить какого-либо признака ревности. Смутно сознавая, что жена им недовольна, Гэбриель протянул руку, обнял ее за талию и потянул к себе. Но в этом движении было столько снисходительного сострадания к слабому, в физическом и нравственном отношениях, существу, что мистрис Конрой нисколько не успокоилась, а только подумала: "он обходится со мною, как с больным". Она тотчас встала и пересела на другую сторону камина. Гэбриель не сделал ни малейшого усилия, чтоб ее удержать.

Мистрис Конрой не надула губ, как сделала бы другая женщина, а только горько улыбнулась, причем её тонкий, прямой нос еще более удлиннился.

-- Ты нездоров? спросила она после некоторого молчания, не смотря на него.

-- Да, несовсем здоров.

Снова наступило молчание; оба они не сводили глаз с огня.

-- Ты ничего не нашел еще на горном скате? спросила мистрис Конрой с нетерпением.

-- Ничего.

-- Ты изследовал весь скат?

-- Весь.

-- И ничего не нашел?

-- Ничего, то-есть ничего годного. Золото, если оно там и находится, лежит гораздо ниже в овраге, где я прежде работал. Ты знаешь, что я только взялся за это дело ради твоего каприза, Джули.

Страшная мысль блеснула в голове мистрис Конрой. Неужели доктор Деварж ошибся? Не описывал ли он найденное им сокровище в минуту болезненного бреда или безумия? А может быть, секретарь обманул ее насчет местности? Она с ужасом начала сознавать, что единственный выигрыш от всех её усилий и хитрых планов был брак с человеком, который не любил её так, как она привыкла, чтоб ее любили. Но всего хуже было сознание, что она сама начинала любить этого человека.

-- Да, это был мой каприз и, как оказывается, глупый, сказала она, смотря на мужа с необычайным для нея смирением: - но теперь он прошел, и ты не обращай на него внимания.

-- Я и не обращаю.

-- Я думал не об этом, а об Олли, отвечал Гэбриель.

-- Конечно, резко воскликнула мистрис Конрой: - Олли, Олли, всегда Олли. Пора мне к этому привыкнуть.

-- Да, спокойно прознес Гэбриэль: - я только-что думал о положении Олли, и нахожу, что вам лучше разойтись. Вы никогда не поладите и никакого толку из этого не выходит, Джули, а, главное, Олли нет никакой пользы.

Мистрис Конрой ничего не отвечала, но очень побледнела, что не предвещало добра.

-- Я всегда хотел отдать ее в школу, продолжал Гэбриель: - но Олли - такая глупая, что не хочет со мною разстаться, да и я, кажется, не умнее и боюсь разлуки. Единственный выход...

Мистрис Конрой повернула голову и впилась своими серыми глазами в лицо мужа.

-- Тебе лучше бы уехать на время, прибавил Гэбриель прежним спокойным тоном: - я слыхал, что молодая всегда уезжает погостить к своей матери. У тебя нет матери? Жаль. Но ты говорила на-днях, что у тебя дело в Фриско - ну, и поезжай месяца на два или на три, пока наши дела с Олли здесь устроятся. Это будет просто и естественно.

По всей вероятности, Гэбриель был единственный на свете человек, от которого мистрис Конрой выслушала бы подобное унизительное предложение. Всякого другого она гневно прервала бы на первом слове, а теперь она только отвернулась и с истерическим смехом произнесла:

-- Отчего же ограничить мой отъезд двумя или тремя месяцами?

-- Хорошо, уезжай на четыре, отвечал Гэбриель просто: - тем нам с Олли будет более времени на приведение всего в порядок.

Мистрис Конрой встала и, подойдя к мужу, глухо промолвила:

-- А если я несогласна уехать?

Гэбриель подумал, что такое предположение не противоречило отвлеченному понятию о странных капризах женщин вообще, но ничего не отвечал.

-- А если, продолжала мистрис Конрой поспешно: - я скажу, чтоб ты убирался отсюда с своим поганым отродьем? Если, прибавила она неожиданно, возвышая голос: - если я выгоню вас обоих из моего дома, с моей земли - что тогда! Что? Что?

И она опустила свою тонкую, худощавую руку на могучия плечи Гэбриеля, тщетно стараясь пошатнуть его.

-- Конечно, конечно, спокойно произнес Гэбриель: - но кто-то стучится, Джули.

Он медленно пошел к наружной двери и, отворив ее, увидал перед собою Олли и Салли. Последняя заговорила прежде всех.

-- Мы уже целый час стучимся, сказала она: - я было и говорила себе, не надо безпокоить молодой четы, но, ведь, я пришла по делу, иначе не стала бы нарушать ночью супружеских тайн. Я привела домой ребенка, мистрис Конрой, прибавила она, вбегая в гостиную: - и...

Она вдруг остановилась, увидав, что в комнате никого не было. Мистрис Конрой уже исчезла.

-- Я вам говорила, что это - голос Гэба. Он разговаривал сам с собою. Благодарствуйте, Салли, за то, что вы меня проводили; прощайте.

И с смелой решительностью, приведшей в восторг Гэбриеля, она взяла за руку Салли, довела ее до двери и захлопнула ее под нос изумленной женщины прежде, чем та успела опомниться.

После этого, она возвратилась в комнату, сняла шляпку и шаль, усадила брата на его прежнее место у камина, а сама поместилась на скамейке между его коленами.

-- Милый, старый Гэб, произнесла она, смотря ему прямо в глаза и лаская его руку.

Неожиданная улыбка, осветившая задумчивое лицо Гэбриеля, еще более вывела бы из себя мистрис Конрой, чем его слона.

-- В чем дело, Гэб? продолжала Олли: - это она тебе говорила, когда мы вошли.

Со времени появления сестры, Гэбриель совершенно забыл слова и тон мистрис Конрой.

-- Право не помню, отвечал он, отворачиваясь от проницательного взгляда Олли: - она что-то говорила очень громко, вот и все.

-- Но что она хотела сказать, говоря, что дом и земля принадлежат ей? спросила Олли.

а мое - её, более ничего. Ты хорошо провела время?

-- Да, отвечала Олли.

-- Тебе и здесь вскоре будет хорошо.

Олли недоверчиво взглянула на дверь, которая вела в комнату мистрис Конрой.

-- Вот видишь, Олли, продолжал Гэбриель: - мистрис Конрой уезжает в Фриско повидаться с своими друзьями. Она очень желает этой поездки, и ничто ее не удержит. Ты не знаешь, Олли, многих порядков супружеской жизни, потому что ты не замужем; между прочим, принято в свете, что молодые разстаются на время и посещают своих друзей. Мистрис Конрой - светская дама и привыкла следовать моде; поэтому, она и уезжает на три или четыре месяца. Я, право, не помню, какой срок модный.

-- Не уезжает ли она из-за меня? спросила сметливая девочка.

-- Что с тобой! Откуда ты это взяла? произнес Гэбриель веселым тоном: - она в последнее время чрезвычайно тебя полюбила и только-что спрашивала с безпокойством, куда ты пропала.

Как будто нарочно для подкрепления его добродушной лжи, хотя к его величайшему удивлению, дверь в комнату мистрис Конрой отворилась, и она сама вышла в прелестном déshabillé. С любезной улыбкой и весело сверкающими, хотя несколько красными глазами, она подошла к Олли и поцеловала ее.

-- Мне казалось, что я слышу твой голос, сказала она добродушно: - и хотя я уже ложилась в постель, но мне захотелось на тебя посмотреть. Где ты это была так поздно, гадкая девочка? Я скоро стану ревновать мистрис Маркль. Ну, пой дем и разскажи мне все, что ты делала. Ночуй сегодня у меня в комнате, а брату Гэбу ты не дозволишь подслушать наших секретов, не правда-ли? Ну, пойдем!

когда, через несколько минут, Олли высунула в дверь свою курчавую головку и шутливым, ироническим тоном воскликнула:

-- Доброй ночи, старый Гэб!

Гэбриель хотел подойти к ней, но она заперла эту дверь ему под нос. Он совершенно пришел втупик. Неужели он ошибся, и гнев мистрис Конрой был только шуткой? Действительно ли Олли не любила его жены? На эти тревожные вопросы можно было ответить только, что женщины - непостижимые создания.

-- Женщины непоследовательны, и я менее всех могу их понять, думал Гэбриель, удаляясь в маленькую одинокую комнату, назначенную для Олли,

Утешившись этим размышлением, он спокойно, как всегда, лег спать.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница