Габриель Конрой.
XXX. Неожиданные посетители большой Конроевской гостиницы

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XXX. Неожиданные посетители большой Конроевской гостиницы (старая орфография)

XXX.
Неожиданные посетители большой Конроевской гостиницы.

Большая Конроевская гостиница имела ту особенность, что содержалась достаточно опрятно. В ней было очень тихо; даже административная деятельность миссис Маркль и её помощницы совершалась без всякого шума; их даже редко было видно, так как оне показывались только некоторым из особенно почетных и старинных посетителей. Тут была общая зала с зеркалами и картинами в богато вызолоченных рамах, с изящною обитою красным плисом мебелью, с таковыми же драпри и с мягкими пушистыми коврами, заглушавшими каждый шаг; странным образом жители Одноконного Стана чувствовали себя крайне стесненными в этом роскошном салоне, и они заглядывали в него лишь на самое короткое время.

Миссис Маркль и Салли имели и свою приватную гостиную, в которую имели доступ лишь самые избранные гости. Между этими немногими счастливцами находился и адвокат Максвелл. Он был вдовцом и питал, как говорили знавшие его, самое циническое недоверие к прекрасному полу, вследствие чего часто подвергался опасности.

Миссис Маркль было известно, что Юлия Конрой была его клиэнткой, и что ее свел с Гэбриелем несчастный случай в дороге, когда она ехала к Максвеллу по делам; но все-таки она никак не могла избавиться от мысли, что между супругами существовало знакомство еще гораздо раньше, несмотря даже на то, что мистер Максвелл уверял ее, что этого не было, а знакомство началось именно во время того случая. Он смело мог уверять в этом кого хотел, не рискуя быть обвиненным в нескромности относительно своей прежней клиэнтки, так как он во всем остальном был весьма молчалив и говорил только, что она пользовалась его советами в деле какого-то давнишняго наследства со стороны умершого в Европе дяди. Однажды он проговорился и назвал ее Грэс Конрой, в присутствии все той же миссис Маркль. Она пытливо взглянула на него.

-- Я хотел сказать - миссис Конрой, - поправился он торопливо.

-- Грэс... Гм!.. Кажется, пропавшую его сестру звали Грэс, не так ли? - спросила она.

-- Да, - ответил он, немного смутившись - Разве он рассказывал о ней?

-- Нет, - ответила она откровенно: - мы с ними разговаривали только о самых обыденных предметах; но мне говорила о ней Олли, и, судя по её словам, эта сестра была единственным женским существом, когда-либо любимым им.

-- Но мне кажется, - заметил адвокат, - что миссис Конрой вполне заменяет ему сестру.

-- Никогда! эта хитрая эгоистка вовсе ему не пара, - ответила она торопливо.

-- Опасаюсь, что вы слишком несправедливы к ней, - возразил он. - Впрочем, нельзя удивляться тому, что две красавицы не могут правильно оценить одна другую.. Позвольте узнать, почему вы считаете ее хитрою эгоисткою?

-- Хитрою я называю ее потому, что она вышла замуж за этого простяка Конроя, который, неверное, не женился бы на ней, если б она сама не кинулась ему на шею; ну, а эгоизм её проглядывает во всей её особе, если только взглянуть на нее повнимательнее.

Мистер Масквелл приписал это невыгодное мнение миссис Маркль о Юлии Конрой не только общей женской слабости, но и ревности её к сопернице, поэтому он ответил довольно резко:

-- Ну, а что скажете вы на то, что эта простота, быть может, не что иное, как маска? И что, напротив, он обошел ее?

-- Он?! - повторила она с гневом, - Гэбриель! Полноте. Вы, адвокаты, имеете глупую привычку подозревать всех, не подающих повода к подозрениям... Что вы, однако, хотели сказать? Зачем говорить все загадками? Что вам известно о нем?

-- О, ничего!... Да разве я выразился о нем хуже, чем вы об его жене?... Я хотел только сказать, что здесь, в Одноконном Стане, существует один дурак и невежа...

-- Он вовсе не невежа! - перебила миссис Маркль с живостью.

Мистер Максвелл улыбнулся.

все это, наперед заручившись богатою наследницею женою, не дав даже никому взглянуть на нее, пока не обвенчался. Неужели он поступил так по простоте? Я знаю, однако, по опыту, что простякам чрезвычайно редко достается подобное счастье.

-- Еще не доказано, что он считает это для себя счастьем, - ответила миссис Маркль с торжествующею миною, оставляя мистера Максвелла одного.

Вероятнее всего, что нелюбовь миссис Маркль к жене Гэбриеля имела своим главным источником сплетни Салли, которая посвятила себя шпионству за Конроями; одиночество Гэбриеля, его частые посещения старой хижины, число и, если можно так выразиться, качество посетителей миссис Конрой, даже некоторые отрывки разговоров её с этими посетителями - все это было хорошо известно Салли; разумеется, она передавала эти подробности миссис Маркль всегда с прибавлениями и прикрасами. Откровенность её дошла до того, что когда один из посетителей навел, во время завтрака, разговор на Конроя, то она передала ему все, что только знала о нем и об его семействе, хотя видела разспрашивавшого только в первый раз.

Говорят, будто что-то особенное в наружности и манерах этого господина повлияло на впечатлительную натуру целомудренной Салли и развязало ей язык, но едва ли это предположение основательно. Если она и старалась угождать ему больше, чем другим посетителям, то это скорее можно приписать тому обстоятельству, что он повидимому был столичный житель и принадлежал к высшему кругу. Салли решила, что в нем есть что-то италианское.

Рискуя даже быть обвиненными в нескромности, мы все-таки не можем удержаться, чтобы не сообщить читателю часть разговора его с Салли.

-- Я не люблю ни пышек, ни яблочных пирожков, - начал Виктор (это был он); но чашку кофе, подслащенного вашими небесными взорами и поданного этими прелестными ручками, которые я почтительно целую, я выпью с удовольствием... Так вы серьезно думаете, что миссис Конрой несчастна?... О, вы умная, очень умная и дальновидная мисс! Я бы ни за что в мире не желал быть предметом вашей критики.

-- Ну, если Господь даровал нам глаза, чтобы ими видеть, так нам грешным не подобает пренебрегать этим даром, - ответила Салли растерявшись от любезности Виктора и обливая сидевшого тут же за столом судью Бислинджера соусом. - Нельзя же предполагать, что та женщина счастлива с мужем, когда говорит ему: "это мой дом и моя земля; можешь убраться отсюда!" Если б я не слышала этого случайно своими собственными ушами, то не поверила бы, что она гнала его как собаку... А еще говорят, что она леди! Хороша леди, которая смотрит с пренебрежением на других людей, ничуть не хуже её и которым нет необходимости выходить замуж, хотя им и делали тысячу предложений...

-- Вы совершенно правы, - сказал Рамирец; - это действительно печально, но тс... кто это?

Восклицание Рамиреца относилось к господину, который встретился вечером с Гэбриелем и выходил теперь из столовой, между тем как до этого сидел в стороне от Виктора, почему раньше и не был им замечен.

Взглянув на него, Виктор с неудовольствием узнал в нем англичанина переводчика, но успокоился, когда Салли шепнула, что это приглашенный кем-то свидетель в каком-то процессе.

-- Что же касается до богатства Конроя, - продолжала она прежний разговор, - то о нем говорят различно. На прошлой неделе у нас останавливались господа, которые осматривали рудник Гэбриеля и нашли, что он истощится меньше, чем через месяц; я же прибавлю, что Думфи недаром продал свою половину, и что Конрой также недаром уезжает.

-- Гэбриель уезжает, мисс Кларк? Не может быть! - воскликнул Виктор, скаля зубы и быстро меняясь в лице. Во всякое другое время волнение незнакомца не ускользнуло бы от внимания Салли, но его огромные зубы так ее пленили, что она не могла оторвать от них глаз.

"Этот итальянец улыбается, как ангел", уверяла она после миссис Маркль.

-- Уж не думаете ли, что я лгу?! - ответила она с притворным негодованием! - Ну, что же? - это благодарность за мою откровенность!.. Доказательством моих слов служит то, что маленькую Олимпию Конрой отдали на шесть месяцев в пансион, и что явился на его место новый главный управляющий, тот самый, который давеча сидел рядом с вами, - в сером сюртуке... Ну, что вам еще угодно: яблочное или клюквенное пирожное - нашего собственного изделия?.. Ни того ни другого? Неужели вы уж сыты?

Но Виктор швырнул на стол деньги и поспешно ушел, чем возбудил в Салли опасение, что она обидела его каким-либо неосторожным словом.

С твердым намерением помириться с этим "интересным итальянцем" в следующий раз, подав ему какое-нибудь особенно деликатное блюдо, Салли печально ушла в кладовую.

Немного позже она заметила, что коридор, возле номера, занятого Виктором, не чисто выметен, и принялась сама мести его с величайшим старанием, пока не заметила к своему величайшему неудовольствию, что номер хотя и отперт, но Виктора в нем нет. Еще немного спустя, она сообщила миссис Маркль часть своего разговора с ним и добавила, что жалеет теперь, отчего она не обошлась с ним строже, когда он позволил себе говорить ей различного рода любезности.

Таким образом Салли хотела показать, будто возбудила к себе постыдную страсть в пылкой южной натуре. Но затем она замолкла и глубоко задумалась.

Очень вероятно, что теория о поездке Гэбриеля первоначально развилась не в её мозгу; везде в Одноконном Стане, начиная с рудников и кончая общею залою Конроевской гостиницы, отзывались об этой поездке весьма невыгодно. В короткое время Гэбриель лишился своей приобретенной с таким трудом популярности; большая часть его прежних товарищей сильно сомневалась в том, имел ли он право оставлять Одноконный Стан раньше, чем приведенные им в колебание финансовые интересы этой местности снова были возстановлены по-прежнему. Газета "Сильверопольский Вестник" обращала общее внимание на опасность, которая могла произойти от смены главноуправляющих, а именно - что акции компании могут потерять половину своей ценности. В другом журнале - оказалось, что в виду интересов города необходим еще орган, не находящийся под влиянием компании - явилась длинная передовая статья, в которой строго осуждались люди, разбогатевшие в Одноконном Стане и намеревавшиеся теперь промотать это богатство в других странах.

желавшого снять его дом за высокую цену, а нанял для присмотра надежную женщину, так как он ожидал, что во время его отсутствия может вернуться Грэс.

-- Если меня будет спрашивать молодая, робкая, скромная девушка, - сказал он по секрету этой женщине, - спросит меня, то не надоедайте ей разспросами, а немедленно отведите ей лучшую комнату и дайте мне знать по экстренной почте. Жене моей... слышите ли?... не следует об этом говорить.

Гэбриель заметил при этом на лице своей экономки - довольно красивой женщины, которую ревность мужа заставила разойтись с ним - известного рода подозрительность и счел поэтому нужным добавить.

-- Эта весьма благородная девица, запутанная в судебное дело и желающая скрыть это от всех, исключая меня - друга её умершого отца.

Таким образом ему удалось окончательно убедить свою экономку в полнейшей преступности своих действий. Затем он - тоже тайком от жены - посетил Олли, собрал все оставшияся после матери вещи, отрезал несколько лоскутков - Бог весть для чего! - от старой одежды, которую некогда носила Грэс и которая сохранялась, как драгоценность, и положил их в записную книжку. Потом он отправился в покинутую хижину и провел там несколько часов, думая о том времени, когда он был так счастлив в этих простых четырех стенах.