Приятель Тенесси
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Приятель Тенесси

Прiятель Тенесси.

Не думаю, чтобы намъ известно было его настоящее имя. Но эта неизвестность, конечно, нисколько не смущала насъ, ибо въ Санди-Баръ, въ 1854 г., большинство людей окрещивало себя заново. Иногда прозвище являлось вследствiе какой-нибудь особенности въ костюме, какъ, напр., - "Суконный Джекъ"; иногда вследствiе какой-нибудь особенной привычки, какъ, напр., "Просоленный Билль", который получилъ эту кличку за то, что непомерно солилъ свой хлебъ, - а иногда и вследствiе недостатка въ произношенiи, какъ, напр., "Железный Пиратъ", который снискалъ себе это прозвище темъ, что называлъ "железнымъ пиратомъ", "железный пиритъ" или колчеданъ. Быть можетъ, все это зачатки безъискусственной геральдики въ ея первобытныхъ формахъ; но мне сдается, что это происходило также и оттого, что ни одинъ изъ поселенцевъ ничемъ не могъ подкрепить истинности того прозвища, которымъ онъ себя величалъ.

Но возвратимся въ прiятелю Тенесси, котораго мы не знавали подъ другимъ именемъ; а что онъ былъ человекъ самъ-по-себе - это мы узнали гораздо позже. Въ 1853 г. онъ оставилъ Покеръ-Флатъ и отправился въ Санъ-Франциско затемъ, чтобы прiискать себе жену. Но ему не пришлось ехать дальше Стоктона. Въ этомъ месте ему понравилась молодая особа, прислуживавшая за столомъ отеля, где онъ обедалъ. Онъ сказалъ ей что-то, а она усмехнулась и убежала въ кухню, куда онъ за ней последовалъ. Неделю спустя они были обручены мировымъ судьей и вернулись въ Покеръ-Флатъ. Объ ихъ супружеской жизни мало известно, быть можетъ потому, что Тенесси, жившiй тогда съ своимъ прiятелемъ, шепнулъ что-то новобрачной, после чего она милостиво улыбнулась и убежала... на этотъ разъ въ Мерисвиль.

Темъ временемъ общественное мненiе въ Санди-Баръ вооружилось противъ Тенесси. Онъ былъ известенъ, какъ игрокъ и былъ заподозренъ какъ воръ. Это подозренiе распространилось также и на прiятеля Тенесси; его дружеское отношенiе къ последнему после вышеупомянутой исторiи могло быть объяснено только предположенiемъ, что ихъ связываетъ преступленiе. Наконецъ виновность Тенесси стала ясна, какъ божiй день. Однажды онъ нагналъ какого-то пришлеца, который шелъ въ Редъ-Логъ. Пришлецъ сообщалъ впоследствiи, что Тенесси занималъ его всю дорогу интересными разсказами, но потомъ ни къ селу, ни къ городу заключилъ беседу следующими словами: "а теперь, молодой человекъ, я васъ попрошу одолжить мне вашъ ножъ, ваши пистолеты и ваши деньги. Видите ли, ваше оружiе могло бы поставить васъ въ затруднительное положенiе въ Редъ-Логе, а ваши деньги только послужатъ соблазномъ для воровъ. Вы, кажется, говорили, что живете въ Санъ-Франциско. Почту за долгъ явиться къ вамъ". Кстати будетъ тутъ засвидетельствовать, что у Тенесси было много юмору, который не покидалъ его ни въ какихъ серьезныхъ делахъ.

Это деянiе его было последнимъ. Редъ-Логь и Санди-Баръ ополчились за-одно на грабителя. На Тенесси устроили облаву, какъ на его прототипъ, сераго медведя. Когда онъ увиделъ себя окруженнымъ со всехъ сторонъ, то сделалъ отчаянное усилiе, пробился сквозь толпу, выстрелилъ въ нее изъ пистолета и продралъ въ медвежье ущелье. Но на другомъ конце его онъ былъ остановленъ маленькимъ человечкомъ на серой лошади. Оба человека молча поглядели другъ другу въ лицо. Оба были безстрашны, оба исполнены самообладанiя и независимости; оба представляли такой типъ цивилизацiи, который въ семнадцатомъ столетiи назвали бы геройскимъ, а въ девятнадцатомъ зовутъ попросту "безпутнымъ".

-- Какiя у тебя карты въ рукахъ, говори? проговорилъ Тенесси спокойно.

-- Два короля и тузъ, отвечалъ другой также спокойно, показывая ему два револьвера и ножъ.

-- Ну, такъ я проигралъ! возразилъ Тенесси, и съ этими словами отбросивъ свой безполезный пистолетъ, сдался и последовалъ за своимъ победителемъ.

Ночь была теплая. Прохладный ветерокъ, который поднимается обыкновенно вместе съ солнечнымъ закатомъ изъ-за зубчатыхъ горъ, въ этотъ вечеръ не дулъ надъ Санди-Баръ. Маленькое ущелье было пропитано запахомъ смолы, и плавучiй лесъ издавалъ слабыя, гнилыя испаренiя. Лихорадочное оживленiе протекшаго дня и его бешеныя страсти все еще одушевляли лагерь. Огни безпокойно двигались вдоль берега реки, но не отражались въ ея мутныхъ волнахъ. На темномъ фоне сосенъ яркимъ пятномъ блестели окна стараго чердака, надъ почтовой станцiей и сквозь окна, лишенныя занавесей, постороннiе наблюдатели могли видеть фигуры техъ людей, которые были заняты решенiемъ участи Тенесси. А надъ всемъ этимъ возвышалась резко окаймленная темнымъ небосклономъ Сiерра, отдаленная и безстрастная, увенчанная еще более отдаленными, еще более безстрастными звездами.

Процессъ Тенесси велся съ темъ безпристрастiемъ, какое только было совместимо съ судьей и присяжными, чувствовавшими себя до некоторой степени обязанными оправдать своимъ приговоромъ предварительныя неправильности ареста и обвиненiя. Законъ Санди-Бара былъ неумолимъ, но не мстителенъ. Возбужденiе и личныя неудовольствiя улеглись. Захвативъ Тенесси въ свои руки, поселенцы готовы были выслушать все, что защита могла сказать въ его пользу. Уверенные въ томъ, что его следуетъ повесить, они готовы были предоставить защите больше простора, чемъ того желалъ самъ этотъ безпутный и беззаботный человекъ. Судья казался более встревоженнымъ, чемъ подсудимый, который удивлялъ своимъ хладнокровiемъ и очевидно ощущалъ злобное удовольствiе въ сознанiи той ответственности, которую онъ взваливалъ на поселенцевъ.

-- Я не вистую вамъ въ этой игре, былъ его неизменный ответъ на все задаваемые ему вопросы. Судья, который именно и захватилъ его, смутно пожалелъ одну минуту, что не застрелилъ его на месте, но тотчасъ же отогналъ эту мысль, какъ недостойную его юридическаго ума. Темъ не менее, когда раздался стукъ въ дверь и было сообщено, что прiятель Тенесси желаетъ дать показанiе въ пользу подсудимаго, то его тотчасъ же впустили. Быть можетъ младшiе изъ присяжныхъ, которымъ вся процедура суда казалась утомительно скучной, обрадовались его приходу, какъ развлеченiю.

Прiятель Тенесси отнюдь не отличался внушительной осанкой. Малорослый и широкоплечiй, съ четырехугольнымъ, краснымъ какъ кирпичъ отъ загара лицомъ, облеченный въ куртку и панталоны изъ грубаго полотна, забрызганные красной грязью, онъ показался бы при всякихъ другихъ обстоятельствахъ чуднымъ, а при настоящей обстановке казался даже забавнымъ. Въ то время какъ онъ остановился, чтобы свалить къ ногамъ тяжелый ковровый мешокъ, который онъ несъ на плечахъ, стало очевиднымъ, что матерiя, изъ которой были сшиты его панталоны, предназначалась совсемъ къ другому употребленiю, судя по надписямъ и штемпелямъ, испещрявшимъ ее. Темъ не менее, онъ подошелъ съ серьёзной торжественностью, пожалъ поочереди руку всемъ присутствующимъ съ сдержаннымъ радушiемъ, обтеръ свое серьёзное, смущенное лицо краснымъ бумажнымъ носовымъ платкомъ, который былъ лишь чуть-чуть светлее его лица, положилъ свою мощную руку на столъ, какъ-бы ища опоры, и обратился къ судье съ следующей речью:

-- Я только-что проходилъ мимо, началъ онъ, какъ-бы извиняясь, и подумалъ: дай-за загляну, да посмотрю: какъ идутъ дела Тенесси - моего прiятеля. Какая жаркая ночь. Я не запомню, чтобы у насъ когда-нибудь стояла такая погода.

Онъ умолкъ на минуту. Но такъ какъ никто не откликнулся на его метеорологическiя замечанiя, то онъ снова прибегнулъ къ носовому платку и несколько секундъ усердно теръ лицо.

-- Вы имеете что-нибудь сказать въ пользу подсудимаго? спросилъ наконецъ судья.

-- Точно такъ, отвечалъ прiятель Тенесси такимъ тономъ, какъ будто почувствовалъ облегченiе. Я пришелъ сюда какъ прiятель Тенесси... котораго я знаю вотъ уже скоро четыре года вдоль и поперегъ, въ счастьи и несчастьи. Его пути бываютъ не всегда моими путями, но этотъ молодой человекъ не сделалъ ни одного поступка, ни одной шалости, которая не была бы мне известна. И если вы спросите меня - по душе, какъ честный человекъ честнаго человека: известно ли мне что-либо про него худое? то я отвечу - по душе и какъ честный человекъ честному человеку: что можетъ знать худого прiятель про своего прiятеля?

-- Вотъ все, что вы имеете сказать? спросилъ судья нетерпеливо, потому что быть можетъ чувствовалъ, что состраданiе, вызываемое смехомъ, можетъ пробудить более гуманныя чувства въ членахъ суда.

-- Точно такъ, продолжалъ прiятель Тенесси. Не мне показывать противъ него. А теперь посмотримъ, въ чемъ дело. Вотъ Тенесси, которому очень нужны были деньги и которому не хотелось попросить ихъ у своего стараго прiятеля. Ну, и вотъ, что же делаетъ Тенесси? Онъ подстерегаетъ захожаго человека и захватываетъ его врасплохъ, а вы въ свою очередь подстерегаете его самого и захватываете врасплохъ - вотъ и вся исторiя. И я спрашиваю васъ, какъ великодушный человекъ, спрашиваю всехъ васъ, какъ великодушныхъ людей - разве это не такъ?

-- Подсудимый, спросилъ судья, имеете ли вы предложить какiе-нибудь вопросы этому человеку?

поправить дело? Одни скажутъ такъ и такъ, а другiе такъ и этакъ... А я говорю: вотъ тутъ семьсотъ долларовъ чистымъ золотомъ и часы... это все мое достоянiе... а теперь только скажите: ладно ли такъ!

И прежде чемъ чья-либо рука успела пошевелиться и остановить его, онъ высыпалъ деньги изъ дорожнаго мешка на столъ. Одну минуту жизнь его была въ опасности. Несколько изъ присутствующихъ вскочили съ своего места, несколько рукъ ухватилось за скрытое оружiе, и судье пришлось жестомъ руки отвергнуть предложенiе "выкинуть его за окошко". Тенесси захохоталъ. А прiятель его, повидимому незаметившiй произведеннаго имъ волненiя, воспользовался этой минутой, чтобы вытереть лицо носовымъ платкомъ.

Когда порядокъ былъ возстановленъ и прiятеля убедили съ помощью выразительныхъ риторическихъ фигуръ, что вина Тенесси не можетъ бытъ искуплена деньгами, - лицо его стало еще серьёзнее и краснее, и те, кто были по близости отъ него, заметили, что грубая рука его слегка задрожала на столе. Онъ съ минуту колебался, прежде чемъ медленно всыпать золото обратно въ мешокъ, какъ-бы не вполне уразумевъ высокiй духъ правосудiя, одушевлявшiй трибуналъ. Затемъ повернулся къ судье и сказалъ:

-- Это я самъ одинъ измыслилъ, одинъ привелъ въ исполненiе, безъ моего прiятеля; и, поклонившись присяжнымъ, собирался выдти, когда судья позвалъ его обратно.

-- Если вы имеете что-нибудь сказать подсудимому, то говорите лучше теперь.

Прiятель Тенесси сжалъ его руку я сказалъ:

-- Я зашелъ поглядеть, какъ идутъ дела, потому что шелъ мимо, затемъ онъ пассивно выпустилъ руку и прибавивъ, что "ночь очень жаркая", снова вытеръ лицо платкомъ и, не говоря больше ни слова, удалился.

Оба больше не встречались въ этой жизни; неслыханная, оскорбительная мысль подкупить судью линча, который, какъ бы ни былъ онъ пристрастенъ, слабъ или узокъ, по крайней мере, неподкупенъ, разсеяло всякое колебанiе у этого мифическаго лица насчетъ участи Тенесси; и на разсвете последняго привели, подъ сильной стражей, встретить эту участь къ поднощiю Марлейскаго холма.

Какъ онъ встретилъ и какъ былъ хладнокровенъ, какъ отказывался сказать что-либо, какъ прекрасны были распоряженiя комитета, - все это было достодолжнымъ образомъ изложено, съ присовокупленiемъ спасительнаго нравоученiя, долженствующаго служить примеромъ всемъ будущимъ бездельникамъ, въ местной газете ея издателемъ, который присутствовалъ при экзекуцiи, и я отсылаю читателя къ его красноречивой статье. Но красота летняго утра, благословенный дружескiй союзъ между землей, воздухомъ и небамъ, оживляющая деятельность вольныхъ лесовъ и холмовъ, веселое обновленiе природы, а пуще всего безконечная ясность, которою все въ ней было проникнуто, - обо всемъ этомъ статья не говорила, такъ какъ все это не считалось пригоднымъ для соцiальнаго нравоученiя. А между темъ, когда слабое и безумное дело было довершено, когда жизнь, съ ея рискомъ и ответственностью, покинула обезображенное тело, болтавшееся между небомъ и землей, птицы продолжали петь, цветы благоухать, а солнце светить такъ же радостно, какъ и до этого, и быть можетъ сочинитель статьи былъ правъ.

у края дороги. Подойдя ближе присутствующiе сразу узнали почтенную "Дженни" и двухколесную тележку, принадлежавшую прiятелю Тенесси, которую онъ всегда употреблялъ для того, чтобы свозить землю съ своего прiиска; а въ несколькихъ шагахъ сиделъ и самъ владелецъ тележки, подъ каштановымъ деревомъ, и утиралъ платкомъ потъ съ своего разгоревшагося лица. Въ ответъ на сделанные ему вопросы онъ отвечалъ, что прiехалъ за теломъ "покойнаго", "если комитетъ ничего не имеетъ противъ этого". Онъ не хочетъ "торопиться"; онъ можетъ "подождать". Онъ не намеренъ работать сегодня, но когда джентльмены покончатъ съ "покойнымъ", онъ возьметъ его.

-- А если кто изъ присутствующихъ, прибавилъ онъ своимъ простымъ серьёзнымъ тономъ, пожелаетъ присоединиться къ погребальному шествiю, то воленъ это сделать.

Быть можетъ, повинуясь юмористическому направленiю ума, которое, какъ я уже говорилъ, было отличительной чертой Санди-Бара, быть можетъ подъ влiянiемъ другого, более возвышеннаго чувства, но только две-трети зевакъ немедленно приняли это приглашенiе.

Былъ полдень, когда тело Тенесси было передано въ руки его прiятеля. Тележка подъехала къ роковому дереву, и все заметили, что на ней помещался грубо сколоченный, продолговатый ящикъ. Тележка кроме того была укреплена ивовыми ветками и наполнена каштановымъ цветомъ. Когда тело уложено было въ ящикъ, прiятель Тенесси накрылъ его кускомъ пропитаннаго дегтемъ паруса, затемъ съ достоинствомъ поместился на узенькомъ передке, уперся ногами въ дышло и погналъ ослицу.

Тележка медленно покатилась; "Дженни" шествовала темъ исполненнымъ чувства собственнаго достоинства шагомъ, какимъ она имела обыкновенiе выступать даже при менее торжественныхъ обстоятельствахъ. Люди толпились вокругъ тележки - отчасти изъ любопытства, отчасти ради шутки, потому что все были въ хорошемъ расположенiи духа: кто шелъ впереди, кто позади этого оригинальнаго катафалка. Но оттого ли, что дорога была узка, или же вследствiе смутно пробудившагося чувства приличiя, общество постепенно распределилось попарно за тележкой, медленно двигавшейся впередъ и приняло, по наружности по крайней мере, видъ настоящей процессiи. Джекъ Фолинеди, который, когда поездъ только-что тронулся съ места, изображалъ жестами будто играетъ похоронный маршъ, вскоре прекратилъ эту шутку, увидевъ что она не встречаетъ одобренiя ни въ комъ, при томъ онъ былъ настолько истиннымъ юмористомъ, чтобы не дурачиться для собственнаго удовольствiя.

вдоль дороги точно индейцы, и своими колыхающимися ветвями осеняли безъискуственнымъ благословенiемъ проходящую процессiю. Заяцъ, застигнутый врасплохъ, приселъ въ папортнике, росшемъ на краю дороги. Белки спешили схорониться въ высокихъ веткахъ, а ореховки, распустивъ крылья, летели впередъ точно вестницы, пока процессiя не достигла окраины Санди-Бара, где одиноко стояла хижина прiятеля Тенесси.

Местность не показалась бы веселой, если бы даже пришлось узреть ее при более благопрiятныхъ обстоятельствахъ. Местоположенiе, лишенное всякой живописности, грубыя, неизящныя очертанiя, некрасивыя подробности, которыя отличаютъ жилища калифорнiйскихъ рудокоповъ, - все это представлялось здесь взорамъ во всей своей наготе, и къ этому присоединялся еще угрюмый характеръ запущенности и разоренiя. Въ несколькихъ шагахъ отъ хижины находилось огороженное пространство, которое въ краткiе дни супружескаго счастiя прiятеля Тенесси служило садомъ, но теперь заросло папортникомъ. Подойдя ближе, мы удивились, увидя, что то, что мы приняли-было за свеже-вскопанную гряду, была груда земли изъ только-что вырытой могилы.

Тележка остановилась передъ самой оградой; отвергнувъ все услуги, съ той простой, спокойной самоуверенностью, которую онъ выказывалъ все время, прiятель Тенесси взвалилъ грубый гробъ себе на плечи и сложилъ его безъ всякой посторонней помощи въ неглубокую могилу. Затемъ онъ прибилъ доску, которая служила ему крышкой, и взобравшись на небольшое возвышенiе, снялъ шляпу и медленно обтеръ себе лицо носовымъ платкомъ. Присутствующiе поняли, что онъ готовится произнести речь, и разбившись на кучки, разселись по корнямъ деревьевъ, на камняхъ, и ждали, что будетъ.

-- Когда человекъ, - медленно началъ прiятель Тенесси, - шибко набегался за-день, то что ему остается делать? Разумеется, идти домой. А если онъ не въ состоянiи идти домой, то что можетъ сделать для него его лучшiй другъ? Разумеется, принести его домой! Итакъ, вотъ - Тенесси, который всласть набегался, и вотъ - мы принесли его домой.

Онъ умолкъ, и поднявъ съ земли кусочекъ кварца, задумчиво потеръ имъ рукавъ и продолжалъ:

"Дженни" дожидались его на томъ холме и, забравъ его, доставляли домой въ такомъ состоянiи, когда онъ не могъ ни говорить, ни видеть меня. И вотъ теперь, когда это случается въ последнiй разъ... тутъ онъ остановился и тихо провелъ кусочкомъ кварца по рукаву... теперь, скажу вамъ, тяжко приходится его прiятелю. Затемъ, господа, прибавилъ онъ, внезапно поднимая съ земли свою лопату, погребенiе кончено: примите мою благодарность и благодарность Тенесси за ваше безпокойство.

Отклонивъ все предложенiя о помощи, онъ принялся закидывать землей могилу, повернувшись спиной въ толпе, которая постепенно разошлась после минутнаго колебанiя. Когда поселенцы проходили, по небольшому возвышенiю, скрывавшему Санди-Баръ изъ глазъ, некоторымъ изъ нихъ, которые оглянулись назадъ, показалось, что они видятъ прiятеля Тенесси, который, окончивъ свое дело, сиделъ на могиле, держа лопату между коленъ и закрывъ лицо своимъ краснымъ носовымъ платкомъ. Но другiе утверждали, что на такомъ разстоянiи нельзя было различить его лица отъ его платка, и такимъ образомъ этотъ пунктъ остался неразъясненнымъ.

Въ реакцiю, которая наступила вследъ за лихорадочнымъ возбужденiемъ этого дня, прiятель Тенесси не былъ позабытъ. Секретное следствiе очистило его отъ всякаго подозренiя въ соучастiи въ преступленiи Тенесси и возбудило только сомненiе въ его здравомыслiи. Санди-Баръ поставилъ себе въ обязанность навещать его и осыпать различными грубыми, но искренними любезностями. Но съ этого дня его крепкое здоровье и его большая сила стали изменять ему, а когда началось дождливое время и скудная травка стала пробиваться на могиле Тенесси, онъ слегъ въ постель.

Какъ-то ночью, когда сосны, росшiя передъ хижиной, склоняясь подъ бурей-непогодой, раскидывали свои ветки надъ кровлей хижины и въ нее доносился ревъ и шумъ вздувшейся реки, прiятель Тенесси поднялъ голову съ подушки, проговоривъ: "пора идти за Тенесси; я долженъ заложить "Дженни" въ тележку" - и собирался встать съ постели, но его удержалъ ухаживавшiй за нимъ поселенецъ. Борясь съ нимъ, онъ продолжалъ свой странный бредъ: - "Такъ, такъ, смирно "Дженни", смирно, моя старушка. Какъ темно! берегись ухабовъ, да смотри, какъ-нибудь не наступи на него. Иногда, ведь знаешь сама, когда онъ сильно пьянъ, то угодитъ какъ разъ посреди дороги. Держись все прямо, какъ разъ на самыя сосны, вверхъ по горе. Вотъ онъ - говорю тебе! вотъ онъ... вотъ онъ идетъ на своихъ ногахъ трезвый и съ сiяющимъ лицомъ. Тенесси, старый прiятель!"

И такимъ образомъ они встретились.