Уличная собака
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Уличная собака

Уличная собака.

Оторвавъ глаза отъ газеты, я усматриваю собаку, лежащую на ступеняхъ противуположнаго дома. Ея поза можетъ заставить думать прохожихъ и случайныхъ наблюдателей, что она принадлежитъ господамъ, живущимъ въ этомъ доме, и следовательно занимаетъ известное положенiе въ свете. Я виделъ, какъ посетители гладили ее, въ томъ убежденiи, что оказываютъ этимъ любезность ея хозяину, и собака лукавыми движенiями поддерживала въ нихъ это заблужденiе. Но все это чистое притворство и обманъ съ ея стороны. У ней нетъ ни хозяина, ни жилища. Она парiя и отверженное существо; короче говоря, она уличная собака.

Этотъ эпитетъ говоритъ намъ о такой безнадежной и неисправимой цыганской жизни, какая, быть можетъ, не всякому понятна. Только те, кому известны бродяжническiя привычки и грабительскiе инстинкты уличныхъ мальчишекъ большихъ городовъ, оценятъ все его значенiе. Это низшая ступень въ общественной лестнице, на какую только можетъ опуститься почтенный песъ. Собака слепого нищаго, собака, спутница точильщика ножей - занимаютъ сравнительно более высокое место. Надъ ними по крайней мере есть только одинъ хозяинъ. Но уличная собака является рабой целой юной ватаги, и обязана повиноваться знакамъ и призыву всякаго уличнаго пострела. Она подчинена не столько личности какого-нибудь мальчишки, сколько мальчишескому элементу и принципу вообще. Она деятельно участвуетъ во всехъ ихъ проказахъ, мелкихъ воровствахъ, набегахъ на заднiе дворы, битье оконныхъ стеколъ и другихъ юношескихъ развлеченiяхъ. Такимъ образомъ она является отраженiемъ пороковъ несколькихъ хозяевъ, не обладая добродетелями или особенностями ни одного изъ нихъ.

Если вести "собачью жизнь" вообще считается крайней гранью житейской невзгоды, то жизнь уличной собаки еще злополучнее. Она участвуетъ во всехъ проказахъ, и если только не отличается особенной опытностью, то всегда служитъ козломъ отпущенiя. Она никогда не имеетъ доли въ добыче своихъ сообщниковъ. За отсутствiемъ законныхъ развлеченiй, она служитъ игрушкой для своихъ товарищей, и я видалъ, что униженiе ея доходило до того, что ей привязывали въ хвосту крапиву. Уши и хвостъ обыкновенно выкраиваются на всевозможные лады въ силу прихоти бедовой шайки, которой она состоитъ членомъ; и если только она отличается малейшей храбростью, то ее неизменно подзадориваютъ къ драке съ более крупными собаками. Ее почти не кормятъ и ежечасно обижаютъ; дурная слава товарищей лишаетъ ее всякихъ симпатiй, и разъ обратившись въ уличную собаку, она уже не можетъ изменить своего положенiя. Она зачастую продается въ рабство своими безчеловечными товарищами. Я помню, что однажды у самыхъ дверей моего дома ко мне подошли двое изъ такихъ скороспелыхъ сорванцовъ, и предложили продать собаку, которую вели на веревке. Цена была крайне умеренная, сколько мне помнится, всего пятьдесятъ центовъ. Вообразивъ, что несчастное животное недавно лишь попало въ ихъ злодейскiя руки и желая спасти ее отъ униженiя сделаться рабой уличныхъ мальчишекъ, я уже готовился заключить предлагаемую сделку, когда заметилъ, что собака обменялась многозначительнымъ взглядомъ съ своими хозяевами. Я немедленно прервалъ все переговоры и прогналъ съ глазъ долой юныхъ обманщиковъ и ихъ четвероногаго сообщника. Дело было ясно. Собака была старая, опытная, закаленная уличная собака, и я былъ вполне уверенъ, что она убежитъ къ своимъ старымъ товарищамъ при первой возможности. Такъ и случилось, какъ я о томъ узналъ впоследствiи, когда одинъ добросердечный, но не проницательный соседъ мой, купилъ ее. Несколько дней спустя я виделъ, какъ два юныхъ негодяя продавали ее въ другомъ квартале, такъ какъ въ нашемъ они уже несколько разъ перепродали ее.

Но, спроситъ читатель, если жизнь уличной собаки такая несчастная, то почему она не променяетъ ее на какую-нибудь другую и не откажется отъ непрiятнаго товарищества. Признаюсь, я часто ломалъ голову надъ этимъ вопросомъ. Долгое время я никакъ не могъ решить: Является ли этотъ зловредный союзъ следствiемъ влiянiя собаки на мальчишку, или, и кто изъ двухъ обладаетъ слабейшей и впечатлительнейшей натурой. Я убедился теперь въ томъ, что вначале собака несомненно подчиняется влiянiю мальчишки, и будучи еще невиннымъ щенкомъ сбивается съ пути собачьей истины хитрыми и лукавыми мальчишками. Подростая и освоиваясь съ обычаями своихъ друзей-бродягъ, она становится сознательнымъ плутомъ, съ наслажденiемъ сбиваетъ съ толку невинныхъ детей, вводитъ ихъ въ различные соблазны и такимъ образомъ мститъ за свое униженiе. Въ этомъ отношенiи и въ виду техъ неблаговидныхъ уловокъ, въ которыхъ я уличилъ ее, я и считаю нужнымъ предупредить родителей и опекуновъ объ опасности, которой подвергаются ихъ питомцы со стороны уличной собаки.

Уличная собака лукаво ведетъ свои подкопы. Вначале она соблазняетъ юный умъ перспективой неограниченной свободы, которую она олицетворяетъ собственной персоной. Она будетъ сторожить у калитки сада какого-нибудь маленькаго мальчика и постарается прыжками и заигрыванiемъ выманить его изъ священной ограды. Она устроитъ воображаемую погоню и примется бегать вокругъ одного и того же места какъ безумная; затемъ подбежитъ къ ребенку поглядывая такъ, какъ если бы хотела сказать: - поглядите, видите, какъ это легко и просто! Если несчастный ребенокъ не съумеетъ воспротивиться соблазну и выйдетъ за калитку, то съ этой минуты онъ окончательно деморализируется. Уличная собака вселяетъ въ него свои свойства. Плутоватая тварь прямо приводитъ его въ кругъ своихъ друзей-бродягъ. Иногда злополучное дитя, если оно очень мало, попадаетъ въ конце-концовъ въ полицiю, куда приводятъ заблудившихся детей.

Когда я встречаю на улице мальчика, совсемъ оглушеннаго и сбитаго съ толку, то большею частiю я нахожу поблизости и уличную собаку. Когда я читаю объявленiя о пропавшихъ детяхъ, я всегда мысленно прибавляю въ ихъ описанiю: "ихъ видели въ последнiй разъ въ обществе уличной собаки". Влiянiе этой твари не ограничивается маленькими мальчиками. Я зачастую видалъ, какъ она терпеливо дожидалась более взрослыхъ мальчиковъ по дороге въ школу, и хитрыми, лукавыми маневрами увлекала ихъ въ безцельному бродяжничеству. Я видалъ, какъ она лежала у дверей школы съ намеренiемъ завести детей, возвращавшихся домой, въ отдаленные закоулки. Она заводила многихъ доверчивыхъ мальчиковъ на пристани и набережныя, прикидываясь водолазомъ, чего въ сущности не было; другихъ же заманивала побродить съ собой, прикинувшись охотничьей собакой, которою она отродясь не бывала. Безсовестная, лицемерная и лукавая, она привлекала многiя детскiя сердца, откликаясь на все имена, какими они ее называли, не отставала отъ нихъ ни на шагъ до техъ поръ, пока они не попадали впросакъ, и покидала въ тотъ самый моментъ, когда они наиболее нуждались въ ея помощи. А видалъ, какъ она отнимала у маленькихъ учениковъ ихъ завтракъ, какъ-бы нечаянно сбивая ихъ съ ногъ. Я видалъ, какъ более взрослые делились съ ней худо нажитымъ добромъ. Будучи вначале орудiемъ, она съ теченiемъ времени становится сообщницей; жертва обмана, она научается обманыватъ другихъ; на самый лучшiй конецъ она не что иное, какъ бродяга изъ бродягъ.

И совсемъ темъ, я все-таки не могу не сожалеть о ней въ то время, какъ она лежитъ на моихъ глазахъ въ долгое летнее утро, наслаждаясь краткими промежутками спокойствiя и отдыха, которыми она украдкой пользуется у чужихъ дверей. Но вотъ раздается резкiй свистъ, мальчики возвращаются домой изъ школы, и собаку выводить изъ ея дремоты ловко брошенная картофелина, которая попадаетъ ей прямо въ голову и пробуждаетъ ее къ тяжкой действительности; а именно: что она осуждена отныне и навеки быть уличной собакой.

-----

Кроме приведенныхъ разсказовъ, озаглавленныхъ у Бретъ-Гарта: "Повествованiя объ аргонавтахъ" (Tales of the argonauts) и эскизовъ въ роде: "Уличный мальчишка", "Покинутые мною околотки" и проч. Бретъ-Гартъ написалъ еще рядъ Испанскихъ и американскихъ легендъ (Spanish and American legends) но ни по содержанiю своему, ни по форме, эти легенды не представляютъ большого интереса.

Кроме прозы, Бретъ-Гартъ писалъ также и стихи, но последнiе значительно уступаютъ въ достоинстве прозаическимъ разсказамъ. Некоторыя стихотворенiя, называемыя авторомъ поэмами, любопытны лишь по сюжету, которымъ вдохновлялся поэтъ. Такъ, напримеръ, одно стихотворенiе воспеваетъ медведя. Другое - обращено къ "Черепу Плiоценской формацiи", третье сообщаетъ о томъ, "".

Но все эти "поэмы" не отличаются особенными достоинствами.

Наконецъ, у Бретъ-Гарта есть целый рядъ пародiй на романы некоторыхъ европейскихъ писателей, напримеръ, Александра Дюма, Виктора Гюго, Вильки Коллинза, Чарльза Рида и проч. Пародiи эти, возбудившiя негодованiе некоторыхъ отечественныхъ рецензентовъ, между темъ весьма замечательны. Строгимъ пуристамъ следовало бы помнить, что, во-первыхъ: "смеяться право не грешно надъ темъ, что кажется смешно". А во-вторыхъ, что никакая пародiя не въ состоянiи уронить истинно великаго произведенiя, да на такiя и не посягаетъ Бретъ-Гартъ.

Онъ весьма тонко подмечаетъ слабыя стороны, фальшивыя ноты, манерность, фразерство некоторыхъ европейскихъ писателей, положимъ, весьма талантливыхъ, но отнюдь не великихъ и отличающихся многими, весьма существенными недостатками. Читатель, хорошо знакомый съ теми произведенiями, на которыя написалъ пародiи Бретъ-Гартъ, и главное, съ характеромъ ихъ авторовъ, не можетъ не смеяться при чтенiи этихъ мастерскихъ пародiй. Хотя, конечно, въ переводе трудно передать вс" ихъ соль, но для того, чтобы высказанное мненiе не показалось голословнымъ и читатель могъ судитъ: насколько Бретъ-Гартъ ловко попадаетъ въ самое больное место известнаго писателя, приводимъ отрывки изъ некоторыхъ, наиболее рельефныхъ пародiй.

Никто, конечно, не станетъ отрицать, что Викторъ Гюго, напримеръ, невзирая на свои достоинства, манерностью языка, претенцiозностью выраженiй, риторической шумихой, страстью къ дешевымъ эффектамъ зачастую просится въ каррикатуру. И разве не мастерскую каррикатуру рисуетъ на него Брегъ-Гартъ:

I.

Быть добрымъ, значить быть оригинальнымъ. Что такое добрый человекъ? Епископъ Мирiэль.

Мой другъ, вы пожалуй станете возражать противъ этого. Вы пожалуй скажете: я знаю, что талое добрый человекъ. Вы, чего добраго, скажете, что вашъ свяпщиникъ добрый человекъ.

О! вы ошибаетесь; вы англичанинъ, а англичане животные.

Англичане воображаютъ, что они нравственны, когда они только угрюмы. И опять же англичане носятъ такiя некрасивыя шляпы и одеваются такъ безобразно.

О! они просто canalie.

И все-таки епископъ Мирiэль добрый человекъ - почти такой же добрый, какъ и вы. Добрее васъ въ сущности.

Однажды монсеньоръ Мирiэль былъ въ Париже. Этотъ ангелъ имелъ привычку ходить по улицамъ, какъ и первый встречный. Онъ не былъ гордъ, хотя был изященъ. Ну вотъ, трое gamius de Paris обозвали его скверными словами.

Что сделалъ этотъ добрый человекъ? Онъ кротко подозвалъ ихъ къ себе.

-- Дети мои, сказалъ онъ, это очевидно не ваша вина. Я признаю въ этомъ оскорбленiи и непочтенiи вину вашихъ родителей. Помолимся за вашихъ родителей.

Они стали на колени и помолились за родителей.

Эффектъ былъ трогательный.

-- По зреломъ размышленiи, произнесъ онъ торжественно, я вижу, что ошибся; ясно, что виновато общество. Помолимся за общество.

Они снова стали на колени и помолились за общество.

Эффекте былъ еще торжественнее. Какъ вы думаете объ этомъ?

Всякому памятна исторiя епископа съ теткой Nez Retroussé. Тетка Nez Retroussé продавала спаржу. Она была бедна; въ этомъ слове заключается великiй смыслъ, мой другъ. Иные говорятъ: "беденъ, но честенъ". Я же говорю: О!

Епископъ Мирiэль купилъ шесть связокъ спаржи. У этого добраго человека былъ очаровательный порокъ: онъ любилъ спаржу. Онъ далъ ей франкъ и получилъ три су сдачи.

Су оказались фальшивыми. Какъ поступилъ этотъ добрый епископъ? Онъ сказалъ: - мне не следовало брать сдачи съ бедной женщины.

Потомъ заметилъ своей экономке: - никогда не берите сдачи съ бедной женщины

И прибавилъ про себя: потому, что су будутъ по всей вероятности фальшивыми.

II.

Когда человекъ совершаетъ преступленiе; общество заключаетъ его въ тюрьму. Тюрьма - это худшая изъ гостинницъ, какую только можно себе представить. Населенiе въ ней низкое и грубое. Масло горькое, кофе заплесневелый. Ахъ! это ужасно! Въ тюрьме, какъ и въ плохой гостиннице, человекъ вскоре утрачиваетъ не только нравственность, но, что гораздо хуже для француза, утонченныя манеры и деликатность.

Жанъ Вальжанъ вышелъ изъ тюрьмы съ смутными понятiями объ обществе. Онъ позабылъ объ условiяхъ современнаго гостепрiимства. Поэтому онъ удралъ съ подсвечниками епископа. Разберемъ, это дело: подсвечники были, украдены - это очевидно. Общество заключило Жана Вальжана въ тюрьму, это тоже очевидно. Въ тюрьме Общество лишило его утонченности манеръ - это также очевидно.

Что такое общество?

Другъ мой, вы да я украли эти подсвечники.

III.

Епископъ также пришелъ къ этому заключенiю. Онъ глубоко размышлялъ въ теченiи шести дней. Утромъ на седьмой отправился въ полицейскую префектуру.

Онъ сказалъ: Monsieur, арестуйте меня. Я укралъ подсвечники.

Чиновникъ руководился законами общества и отказалъ въ этомъ епископу.

Что же сделалъ епископъ?

Онъ заказалъ себе очаровательное ядро съ цепью, наделъ на ногу и носилъ всю остальную жизнь.

Это фактъ!

-----

Или вотъ еще отрывокъ изъ пародiи на известное произведенiе Мишле "La femme":

I.
Женщина, какъ учрежденiе.

"Еслибы не женщины, то немногiе изъ насъ существовали бы теперь на свете". Вотъ замечанiе одного осторожнаго и скромнаго писателя. Онъ былъ также проницателенъ и уменъ.

Женщина! Созерцайте ее и восхищайтесь ею. Любуйтесь ею и любите ее. Если она пожелаетъ поцеловать васъ, дозвольте ей это. Помните, что она слаба, а вы сильны.

Но не обращайтесь съ ней грубо. Не ухаживайте при ней, даже если она ваша жена, за другой женщиной. Не делайте этого. Будьте всегда вежливы, даже если ей другой покажется милее васъ.

Еслибы вашей матери, мой дорогой Амадисъ, не показался вашъ отецъ милее всякаго другого, вы могли бы быть сыномъ этого всякаго другого. Подумайте объ этомъ. Всегда будьте философомъ, даже на счетъ женщинъ.

Немногiе мужчины понимаютъ женщинъ. Французы быть можетъ лучше, чемъ все другiе. Я французъ.

II.
Дитя.

Она дитя - крошечное существо - младенецъ.

У ней есть отецъ и мать. Предположимъ для примера, что они женаты. Будемъ нравственными, если не можемъ быть счастливыми и свободными - они женаты - быть можетъ они любятъ другъ друга - кто знаетъ?

Но она ничего объ этомъ не знаетъ; она младенецъ - крошка, игрушка.

Она вначале некрасива. Это жестоко, быть можетъ, но она красна и положительно безобразна. Она чувствуетъ это и плачетъ. Она рыдаетъ. Ахъ, мой Боже, какъ она рыдаетъ! Ея крики и вопли становятся отчаянными.

Если вы ея мать, сударыня, то примитесь трясти ея пеленки, боясь не попали ли въ нихъ булавки, и тому подобное. Ахъ! она притворщица! вы, даже вы не поняли ее!

Но у ней проявляются уже очаровательныя стремленiя. Поглядите, какъ она трясетъ своими пухлыми рученками. Она съ умоляющимъ видомъ смотритъ на свою мать. У ней есть уже свой языкъ. Она говорить: "гу, гу" и "га, га".

Она чего-то проситъ - эта крошка!

Она голодна, она хочетъ кушать. Покормите ее, сударыня!

Первый долгъ матери кормить свое дитя!..

III и IV.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

V.
Первая любовь.

Она более не сомневается въ своей красоте. Она любима. Она виделась съ нимъ тайкомъ. Онъ живъ и остроуменъ. Онъ знаменитъ. Онъ уже имелъ интригу съ Фифиной, горничной, и бедная Фифина въ отчаянiи. Онъ дворянинъ. Она знаетъ, что онъ сынъ баронессы Кутюрiёръ. Она обожаетъ его.

Она прикидывается, что не замечаетъ его. Бедная дурочка! Ипполитъ разстроенъ, убитъ, к неуверенъ и очарователенъ.

Она восхищается его сапогами, его галстукомъ, его перчатками, его очаровательными панталонами, его сюртукомъ и тросткой.

Она предлагаетъ ему бежалъ съ нимъ. Онъ въ восторге, но великодушно отказывается, быть можетъ, она ему надоела... Она читаетъ Поля и Виргинiю. Она вне себя отъ восхищенiя. Когда она читаетъ, какъ эта примерная молодая особа пожертвовала жизнью, чтобы только не показаться своему возлюбленному въ déshabillé, она рыдаетъ...

Добродетельный Бернарденъ де-Сен-Пьеръ! дочери Францiи поклоняются вамъ.

VI.
Жена.

Ей наскучило любить, и она выходитъ замужъ...

VII.

Француженки никогда не стареются...

-----

Изъ англiйскихъ писателей Бретъ-Гаргь особенно удачно пародируетъ Чарльза Рида. Этотъ талантливый и плодовитый писатель отличается своими особенностями въ слоге и манере разсказывать, которыя иногда впадаютъ въ шаржъ и наскучаютъ, особенно при назойливомъ повторенiи известныхъ литературныхъ прiемовъ въ целомъ ряде произведенiй. Кроме внешнихъ прiемовъ, Чарльзъ Ридъ повторяется и въ типахъ, изображаемыхъ имъ. Есть у него, напримеръ, излюбленый женскiй типъ, который неизменно фигурируетъ въ каждомъ изъ его рамановъ. Это типъ женщины, которая женственней самой женственности, грацiозней самой грацiи, но съ мягкими и кроткими внешними прiемами скрываетъ известную дозу энергiи и стойкости. Вместе съ этими качествами ей нечужды и те слабости, которыя испоконъ века считаются принадлежностью всякой дочери Евы: наивная хитрость, невинное лукавство и те спецiальныя слабости, составляющiе исключительную принадлежность дочерей Альбiона и возводимыхъ Чарльзомъ Ридомъ въ перлъ созданiй чопорность и жеманство. Словомъ, типъ обольстительной сирены, сильной своей мнимой слабостью и очаровательной въ своихъ недостаткахъ. Этотъ типъ, весьма удавшiйся Чарльзу Риду и заинтересовывающiй читателя своей новизной въ лице Люси, героине романа "Любитъ - не любитъ!", повторяясь неизменно во всехъ последующихъ романахъ Чарльза Ряда (напр., въ лице Грэсъ, въ романе "Поставьте себя на его место", въ лице главной героини романа "Вероломство", и проч.) - утрачиваетъ свою оригинальность и свежесть, и становится приторенъ. Въ последнемъ изъ вышеупомянутыхъ романовъ, напр., въ "Вероломстве", авторъ заставляетъ свою героиню строго держаться светскихъ приличiй даже на необитаемомъ острове, куда ее выкинула буря, вместе съ влюбленнымъ въ нее молодымъ человекомъ, которому она не позволяетъ переночевать въ той пещере, где сама укрывается на ночь, и изъ ложно понятого чувства скромности и стыдливости готова отдать бедняка на произволъ расходившимся стихiямъ и даже чуть-ли не на съеденiе дикимъ зверямъ. Чарльзъ Ридъ не налюбуется своей героиней, но всякiй безпристрастный и здравомыслящiй человекъ только плечами пожметъ при виде техъ штукъ, которыя она выкидываетъ.

Бретъ-Гартъ, съ свойственной ему чуткостью до всякой фальши, очень ловко выставляетъ въ своей пародiи всю неестественность подобныхъ выходокъ, а также осмеиваетъ страсть Чарльза Рида, особенно сказывающуюся въ его последнихъ романахъ, - прибегать въ внешнимъ эффектамъ, нанизывать сенсацiонныя происшествiя, накликать на своихъ героевъ целый рядъ всяческихъ бедствiй, пожаровъ, наводненiй, кораблекрушенiй и проч. Конечно, все эти страхи оканчиваются обыкновенно, ничемъ, и герои, которые, подобно нашему казенному добру, въ огне не горятъ и въ воде не тонуть, выходятъ целы и невредимы изъ борьбы съ стихiями и людскимъ коварствомъ, и соединяются узами брака.

".......Лэди Каролина упала въ обморокъ. Прикосновенiе холодного носа ея собачки привело ее въ чувство. Она не решалась заглянуть за край лодочки; не решалась взглянуть на разверстую пасть чудовища, готоваго ее поглотить. Она бросилась на дно лодочки и обняла единственное живое существо, спасенное съ ней пуделя. Потомъ она заплакала. Въ эту минуту раздался ясный голосъ, который казалось доносился изъ окружающаго воздуха:

-- Могу я побезпокоить васъ просьбой взглянуть на барометръ?

Она высунула голову изъ лодочки. Литтлъ виселъ на конце длинной веревки. Она отдернула голову.

Черезъ минуту онъ увиделъ ея смущенное, краснеющее личико, снова выглянувшее изъ лодочки - блаженное зрелище!

-- Будьте такъ добры, передайте его мне.

Но у нея не было ни шнурка, ни веревки. Наконецъ она сказала:

-- Подождите одну минутку.

Барометръ сильно упалъ. Литтлъ погляделъ на клапанъ и ничего не сказалъ. Вдругъ ему послышался вздохъ. Затемъ рыданiе. Затемъ несколько резкое замечанiе:

-- Отчего вы ничего не предпринимаете? Какимъ путемъ мы можемъ спуститься на землю?

-- Открывъ клапанъ.

-- Почему же вы его не открываете?

--

Лэди Каролина упала въ обморокъ. Когда она очнулась, было темно. Они какъ будто продирались сквозь громадный обломокъ чернаго мрамора. Она застонала и содрогнулась.

-- Я бы желала, чтобы мы могли зажечь свечу.

-- У меня нетъ спичекъ, отвечалъ Литгль. Но кажется, что у васъ на шее надето янтарное ожерелье. Янтарь при известныхъ условiяхъ издаетъ электричество. Дайте мне ожерелье.

Онъ взялъ янтарное ожерелье и принялся тереть его. Затемъ попросилъ ее поднести суставъ пальца къ ожерелью. Результатомъ этого была яркая искра. Это повторялось въ теченiи несколькихъ часовъ. Светъ былъ не особенно ярокъ, но его было достаточно для того, чтобы приличiя были спасены и деликатныя чувства скромной девушки успокоены.

-- Если шелковая матерiя не выдержитъ, мы погибли. Къ несчастiю у меня нетъ веревки, или чего нибудь другого, чтобы заделать отверстiе.

Инстинктъ женщины спохватился объ этомъ раньше, чемъ разумъ мужчины. Но ее смущало одно обстоятельство.

-- Будьте такъ добры, спуститесь на конецъ веревки на одну минуту, произнесла она съ очаровательной улыбкой.

Литгль повиновался. Черезъ минуту она позвала его. Она держала нечто въ рукахъ удивительное изобретенiе семнадцатаго столетiя, усовершенствованное въ настоящемъ: пирамиду изъ шестнадцати обручей изъ гибкой, но крепкой стали.

-- Мы спасены.

Они медленно опускались на землю. Леди Каролина уже различала очертанiя Реби-Голла.

-- Я полагаю, что сойду здесь, проговорила она.

-- Не спешите, мой другъ, заметила она съ лукавой улыбкой. Насъ не должны видеть вместе. Люди стали бы сплетничать; до свиданiя!

Литтль снова вскочилъ на воздушный шаръ и отлетелъ въ Америку....

-----

Изъ приведенныхъ образчиковъ читатель, хорошо знакомый съ литературными прiемами и недостатками Виктора Гюго, Мишле и Чарльза Рида, согласится, что пародiя Бретъ-Гарта необыкновенно верно передаетъ ихъ. Можно почти сказать, что нелепости оригиналовъ, послужившихъ для каррикатуры, не превзойдены последней, а только подчеркиваются ею.