Белинда.
Период III.
Глава X.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период III. Глава X. (старая орфография)

X.

Профессор с неделю, как уехал. За его время миссис Форт имела случай испытать искренность своего стремления в одиночеству. Быть может, чистая совесть поддерживает в ней бодрость духа. Все мы знаем, положительным или отрицательным образом, что нет лучше вещи в мире, как спокойная совесть; что ничто не придает такого аппетита и не производит такого радостного возбуждения. А что может в этом отношения поспорить с Белиндой? Разве она не старалась изо всех сил, чтобы муж взял ее с собой? и когда он на отрез отказал ей в этом, разве она не позаботилась, как самая верная жена, уложить с ним решительно все, что могло ему понадобиться во время санитарной экскурсии, за одиночество которой она, по крайней мере, не ответственна.

Разве она забыла его спиртовую лампу? или его пуховое одеяло? или его подушку, надуваемую воздухам? Разве она позабыла, как могла бы сделать другая, хотя бы и добродетельная жена, уложить жестянку с удобоваримыми бисквитами? Или капли от припадков сердца, или пилюли от печени, или катышки от сплина?

Что, кроме сознания тщательно и великодушно исполненного долга, могло заставить ее тишь дружески махнуть рукой на прощанье и с такой ясной улыбкой прокричать вслед:-- bon voyage! Прикинуться печальной от того, что он уезжает, было бы нелепо, и он поверил бы этому так же мало, как и она сама! Но она без всякого лицемерия пожелала ему доброго пути.

Возвращаясь домой, она останавливается, чтобы поднять маленький камешек. Он так ярко сверкает.

Что это? не агат ли или берилл?

Ба!-- она бросает его снова на землю, это простой голыш, но недавний дождь я теперешнее яркое солнце временно превратили его в бриллиант.

Но такая же точно блестящая метаморфоза произошла со всем, что она видит. Никогда еще кусты не казались такими цветущими, никогда еще её маленькая, мещанская гостиная не представлялась такой парадной. Даже собаки, давно знакомые собаки, сегодня кажутся какими-то веселыми гостьями, а пошлости, изрекаемые попугаем с оксфордским, кислым акцентом, звучат сегодня совсем иначе.

Она расхаживает по комнатам, точно обозревает свои владения. Теперь они принадлежат ей безраздельно, ей одной. Собаки тоже каким-то чутьем догадываются, что теперь на их улице праздник, что оне могут безпрепятственно валяться на креслах и дразнить кошку, сколько душе угодно. Что в доме нет больше разстроенных нервов, худого пищеварения и учености. Проходят часы и дни, а собаки и их хозяйка все так же веселы и не унывают.

Ежедневно видит последняя, как проезжают мимо её окон экипажи, тяжело нагруженные и увозящие её земляков на все четыре стороны света. Она напутствует их добрыми пожеланиями, но ни капельки не завидует им.

Ей хорошо и дома, ей и в Оксфорде весело и приятно. Даже прощальные слова Сары, показавшияся сначала такими язвительными, постепенно утрачивают свое жало. Сначала он вспоминает о них с негодованием, затем равнодушно, а наконец с некоторого рода философским пренебрежением.

- Такия клеветы оскорбительны для тех, кто их говорит, а не для тех, против кого оне направлены,-- утешить она себя.

Она не без удовольствия перебирает в уме крут хорошо исполненных ею обязанностей. Никто не мог бы быть добросовестнее её в этом отношении, принимая во внимания характер этих обязанностей. В довершение всего она добровольно наложила на себя новое занятие, которое намеревается выполнить во время отсутствия мужа: она решила составить новый каталог его библиотеки и поднести ему этот сюрприз, когда он вернется. Что касается ежедневного дежурства у свекрови, то она не только не пренебрегает им, но еще удлинила на целый час свое пребывание в её комнате. Сиделка готова целовать у ней ноги за такое облегчение её труда.

Июнь на исходе. Сегодня второе воскресенье, которое предстоит миссис Форт провести в одиночестве. Первое не было отмечено ничем особенным. Белинда и не ждала ничего особенного. Правда, что она даже самой себе не признается, но ждет вообще чего-нибудь особенного от всех воскресных дней. Тем не менее, сегодня она проснулась в таком возбужденном состоянии, что должна найти предлог, чтобы объяснить его самой себе. Воздух такой чудный. Запах скошенного сена доносила до самого города; он ощутителен на улицах и на рынке, тем более на её загородной вилле. Она всегда любила воскресные дни; это её любимый день, в особенности в городе с таким сильным колокольным звоном, как Оксфорд.

Она одевается с твердым решением нечего не изменять в своем обычном воскресном наряде и ничего не прибавлять к нему. Поступать иначе - значило бы сознаться самой себе, что чего-то ждешь от этого воскресенья. Быть может, ею руководит также безсознательное суеверие, по которому ждать чего-нибудь заранее, значит наверное не дождаться.

Она читает молитвы для своей свекрови с такой же набожной отчетливостью, как еслибы эта бедная старая леди могла понят, или хотя бы только заметить, что ей читают. Сама она находить это дело вполне безполезным. Но муж поручил ей его и она не желает оставить его невыполненным. Окончив молитвы и сообщив свекрови известие о смерти её мужа, которое она принимает с обычным, радостным удивлением, Белинда весело надевает шляпу, чтобы идти в церковь.

По дороге ей припоминается другая одинокая прогулка в церковь в Фолькстоне, ей припоминается тогдашняя жестокая стужа, окованная льдом земля и её собственное, еще более оледенелое сердце. Как сильно все переменилось с тех пор, и земля, и она сама. Отчего переменилась земля, понятно:-- наступило лето. Но отчего в ней произошла такая перемена? Этот вопрос она предпочитает оставить без ответа.

Церковная служба коротка и приспособлена к современному нетерпению, заставляющему нас дивиться терпеливости наших предков. Но Белинде и эта служба кажется продолжительной. Поет ли она, стоит ли она на коленях или внимательно слушает, одна, одна неотступная мысль преследует ее - когда это будет? Где это будет? Как долго это продлится? Эта мысль не покидает ее у дверей церкви, но следует за нею по пятам, по дороге, залитой солнцем. Ах! вот и цветы! вот и ответ.

На перекрестке, неподалеку от её дома, в стороне от расходящихся из церкви людей и на глазах одного только торговца молоком, который безпечно посвистывает, склоняясь над своим грузом - стоит он. Хотя каждое мгновение, со времени их разлуки, было только преддверием и предуготовлением к настоящему моменту, она вздрагивает от удавления, как будто то, что она видит, было для нея сюрпризом.

- Вы здесь?-- произносит она голосом, выражающим крайнее удивление, которое казалось бы натуральным, еслибы только голос не дрожал и не ломался.-- Вы, кажется, свалились с облаков?

человек при виде Ниагары, океана или вообще чего-нибудь великого и грандиозного. Она гораздо красивее, чем он ее себе представлял! какой у нея набожный, целомудренный вид. Вероятно, и другия женщины до нея держали в руках большие молитвенники по выходе из церкви, но для него это представляется зрелищем такой красоты, грации и святости, какого еще некогда не бывало в мире. Наконец:

- Разве это вас удивляет?-- спрашивает он, все еще не вполне опомнившись,-- помните...

- Я боюсь, что все ваши знакомые разъехались,-- торопливо перебивает она его.

- Вы думаете?-- отвечает он, с равнодушием, которое не пытается даже скрыт,-- вероятно, даже можно сказать наверное.

Уж не молитвенник ли делает ее такой неприступной?

- Вы приехали из Иоркшира?-- поспешно спрашивает она, не давай ему опомниться и желая, повидимому, вести разговор в том вежливом и церемонном тоне, какой он принял с самого начала.

- Да.

- Вам верно было жарко в вагоне?

- Я ехал ночью.

- Вы любите ночные поезда? Я их не люблю; но потому, конечно, что не могу спать. Вы, может быть, спите?

- Я не спал.

Последния слова звучат как бы упреком. Что с ней сделалось? Неужели для того, чтобы выслушивать эти холодные банальности, он мчался к ней целую ночь на всех парах, не смыкая глаз, забывая о покое? Спал ли он, когда надеялся ее увидеть? Как это правдоподобно!

Они подходят к воротам дома и останавливаются. Она не просит его войти и вообще не проявляет никакого стремления к гостеприимству. Но этого он не ждет и не желает. Он даже отказался бы войти, еслибы она его и пригласила. Он не желает вкушать хлеба-соли под кровлей профессора Форта. Что-то подсказывает ему, что она не долго простоит у ворот и что если он не воспользуется настоящим моментом, то она уйдет и он может вернуться в Мильнтроп, с чем приехал.

- Вам понравится здешний воздух после вашего мильнтропского дыма,-- с улыбкой говорит она, берясь за щеколду.

- Что вы деваете обыкновенно в воскресенье после полудня?-- поспешно окрашивает он.-- Как вы проводите время?

- Что я делаю?-- это вы хотите этим сказать?

- Ходите ли вы в церковь?-- торопится он, засовывая рука в карманы, чтобы не поддаться желанию схватить ее за руки и удержать.

Она взглядывает на дом, точно собирается бежать от него.

- Н-нет,-- медленно произносит она:-- очень редко:.

- Что же вы делаете? гуляете?

- И... и у вас есть какое-нибудь любимое место для гулянья?

Она опять взглядывает на дом, из которого несется нетерпеливый лай собак, докладывающий ей, что оне знают, что она пришла и спрашивают ее, почему она медлит.

- Н... нет!-- говорить она, отворяя калитку.-- Разумеется, стыдливо торопится она,-- я люблю коллегиальные сады; кто же их не любит; но,-- с внезапным раскаянием в этой уступке,-- я не часто туда хожу, потому что туда не пускают собак.

Она отворяла калитку и вошла. Ему остается одно только

- Который ваш любимый сад? Куда вы чаще ходите?-- с отчаянием кричит он ей вслед.

- Не знаю у меня нет любимого; я все люблю одинаково.

- Это значит, что вы не хотите мне сказать,-- говорит он с страстным разочарованием в голосе и сняв шляпу, поворачивается, чтобы уходить.

Но в то время, как он тихо бредет по дороге, говоря себе, что разъиграл дурака, до него доносится как бы шопот:

- Многим нравится всего более сад коллегии св. Бригитты.

* * *

Белинда по обыкновению окончила полдник в одиночестве. Главное и, быть может, единственное преимущество одиночного вкушения пищи состоит в том, что вы не обязаны есть, когда вам не хочется.

Дли Понча и его подруги осталось навсегда загадкой, почему в это воскресенье их так щедро накормили ростбифом.

После полдника Белинда отправляется по обыкновению дежурить в комнату свекрови. Сегодня ей приходится просидеть с ней долее обыкновенного, так как сиделка, привыкнув к снисходительности своей молодой госпожи, опаздивает на целых двадцать минут. Но вернувшись, впервые находят молодую миссис Форт недовольной и в нетерпении. И однако, оставив комнату свекрови, она как будто сама не знает, что ей с собой делать.

Собаки глядят на нее: одна - лежа, другая - сидя, стараясь прочитать свою судьбу в её глазах. Право было бы стыдно обмануть ожидания этих бедных животных. Она не пойдет в сад, а возьмет их с собой в поле. И однако не зовет их. В сущности не следует баловать их и стеснять свою свободу, взяв их с собой.

Она пойдет куда глаза глядят, без всякого определенного, заранее составленного плана. Но странное дело: после некоторых колебаний глаза приводят ее в сад св. Бригитты.

Переплетающияся верхушки вязов над головой; под ногами густой ковер полевых цветов; слева небольшая классическая речка и парк с серым оленем; справа священный коллегиальный луг, который никогда не попирается ничьей посторонней ногой, кроме косцов, только-что сложивших в копны душистую траву.

Вверху, внизу, кругом - тишина и спокойствие. Хотя этот сад и лучше других, но его неохотно посещает публика. Воскресные гуляки, клерки и модистки не ходят в него. Он почти пустынен и как будто принадлежит ей одной. С каждым воскресеньем, по мере того как город делается безлюдным, сад будет все более и более принадлежать ей.

Она медленно идет по аллее; никто не может сказать, чтобы она сегодня спешила более чем обыкновенно. Она направляеття к скамейке, которую обыкновенно никто у ней не оспаривает. Но сегодня она издали видит, что кто то сидит на ней. И должно быть, знакомый, потому что, завидя ее, торопливо идет ей на встречу, веселый и довольный. Ага! сегодня не так, как тогда в Grosse-Garden. Сегодня Никто не скажет, что сегодня она идем на rendes-vons.

Он не считает нужным извиниться или объяснять свое появление и не обращает никакого внимания на её тщетные и неловкия усилия представиться удивленной.

- Итак мы опять встретились!

- Сядем здесь,-- указывает он на скамейку, с которой только-что встал.

С минуту она колеблется, затем нерешительно отвечает:

- Пожалуй; я каждое воскресенье сижу здесь.

Право же она ни в чем не отступает от обычных привычек. Он садится рядом, но не очень близко, потому что видит, как она со страхом меряет разстояние между ними; но безпокоиться право не о чем: они сидят достаточно далеко друг от друга. Как тихо вокруг! Не слышно голоса человеческого и даже колокольный звон не долетает из города. Все, должно быть, в церкви. Неужели она в самом деле тут с ним? Может быть, если он заговорит, она этому поверит.

- Итак вы здесь совсем одне?

- Со мной собаки.

- Но кроме собак никого? ваша сестра не с вами?

- Разве вы думали, что она здесь? разве вы ожидали найти ее здесь?-- поспешно спрашивает миссис Форт, при чем яркая краска заливает её лицо.

Он не имеет ни малейшого понятия о причине этого румянца, но знает только, что он очень ей пристал. Господи! существовала ли когда другая такая прелесть на свете?

- Я... я вы знаю,-- разсеянно отвечает он,-- я... я совсем не думал об этом.

Ошибочно перетолковывая его чувства, как мы часто это делаем относительно тех людей, которое через-чур или недостаточно интересуют нас,-- она приписывает нерешительнось его ответа совсем не той причине, какая есть в действительности.

- Сара предлагала мне остаться со мной,-- сухо говорит она, выпрямляясь и глядя перед собой,-- но я не могла быт такой эгоисткой и принять от нея эту жертву. Я не решусь никого осуждать на такую скучную жизнь, как моя.

В её тоне слышится раздражение, которого она не умеет объяснять себе; но не перебивает ее. Он готов вечно слушаг музыку её слов.

- Я не по своей вине осталась здесь одна,-- продолжала она, не без резкости:-- я хотела ехать в Швейцарию вместе с м-ром Фортом. Я просила его взять меня с собой.

Она хотела осчастливить своим присутствием человека, и он мог отказать ей. Хотелось бы знать, как она просила его? Обняв его шею? Со слезами и поцелуями? Он содрогается.

- Ему было неудобно взять меня,-- равнодушно отвечает она:-- это не входило в его разсчеты.

В сердце молодого человека загорается такой огонь негодования, что слова безсильны передать его. Но часть этого жара прорывается в его ответе:

- Он нашел неудобным взять вас с собой и не нашел удобным оставаться с вами, и таким образом вы теперь одне и скучаете.

- Я одна,-- поспешно отвечает она,--но мне не скучно; никогда еще в жизни мне не было менее скучно, чем теперь; и не вижу, как проходят дни.

- Но вы только-что сказали...-- возражает он, сбитый с толку противоречием в её показаниях.

- Что за дело до того, что я сказала?-- перебивает они с коротким, нервным смехом.-- Кому же мне и противоречить, как не самой себе.

Проходит престарелая чета, редкие из гуляющих в этом саду.

Когда они проходят, она невольно возвышает голос. Они ничего не говорят такого, чего бы другие не могли слышать! Какое счастие, когда нечего скрывать от глаз целого света.

По мере того, как часы бегут, её счастливое настроение все растет и растет. Но как они бегут! Она не может не знать этого, так как с вершины кардинальской башня, возвышающейся над деревьями, звучные колокола возвещают о каждой протекшей четверти часа. Как скоро они следуют друг за другом! Сколько уже их пронеслось? Она не решается осведомиться об этом. Хотя и неизвестно почему. Ведь то же самое повторяется каждое воскресенье. Она всегда поздно возвращается с прогулки в этот день. Наконец, она вздрагивает, когда семь часов торжественно бьют в воздухе, и встает с места.

- Уже семь часов!-- торопливо говорит она.-- Мы должны идти или нас запрут.

Быть запертым с ней в этом зеленом гнезде с звездами над головой, вместо ночников! Как может она делать такия предположения! Несколько минут проходят прежде чем, он успевает настолько справиться с безумным волнением, вызванным её словами, чтобы ответить с достаточным спокойствием:

- Но вы не приедете!-- кричит она, останавливаясь,-- они уже медленно уходит из сада,-- и взглядывая на него.

- Вы мне это запрещаете?-- тихо спрашивает он.

- Да, запрещаю!-- волнуется она:-- да, да, да! то-есть,-- поправляется она,-- конечно, вы вольны поступать, как вам вздумается, я не имею права вам приказывать, но если вы позволите мне дать вам совет,-- нервно смеется она,-- то я скажу, что это будут лишния издержки... как и на мое путешествие в Швейцарию. Не совсем прилично напоминать вам об этом, но ведь вы знаете, что вы бедны до тех пор, пока патент еще не взят,-- лихорадочно улыбается она.-- Я не могу дозволять, чтобы вы бросали деньги за окно.

- А в воскресенье через две недели?

Если она запретит ему приезжать, он послушается, так как слушается каждого её слова, и тогда ей придется одной просидеть на скамейке, присутствуя при том, как часы бьют четверти, а высокая башня высится в небе. Когда, наконец, она решается ответить,-- ответ оказывается простой уловкой.

Но зачем же отвечать прямо. Такие вопросы всего лучше оставлять без ответа.

- В воскресенье через две недели?-- переспрашивает она с игривым смехом.-- К тому времени мы все можем умереть. Я так долго вперед не загадываю.