Белинда.
Период III.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период III. Глава XI. (старая орфография)

XI.

Как? уже август на дворе? И даже не первая половина, которая может потягаться, относительно зноя, с июлем, а конец, более похожий на сентябрь месяц. По утрам чувствуется уже нечто осеннее в воздухе, хотя в полдень все еще царит жаркое лето. Когда Белинда гуляет по саду, то подол её платья становится сыр от росы, а по носу ее задевают воздушные паутинки.

Оксфорд безлюднее чем когда-либо. Через неделю, или около того, обитатели его начнут возвращаться во-свояси, но в настоящую минуту он - чистая пустыня. И в этой пустыне разгуливает миссис Форт. Она совершает прогулки в соседния деревни; работает в садике, составляет каталог и читает вслух молитвы для своей свекрови. А по воскресеньям заседает на обычном месте на скамейке в саду св. Бригитты: по очередно то одна, то не одна.

Хотя Райверс не просил вторично позволения приезжать в Оксфорд через воскресенье и хотя она не разрешила ему этого, но признала за факт, что через каждое воскресенье будет встречать его в саду так же неизбежно, как и вязы, и кардинальскую башню. Без сомнения, отдых и чистый воздух необходимы ему после его двух-недельных трудов. И если он находить возможным тратить деньги на проезд по железной дороге в погоне за ними, то, конечно, это его дело и ей неприлично в него вмешиваться. Свидания их происходят безо всякой таинственности. Она ни от кого их не скрывает. И даже в письмах своих к профессору, в числе прочих известий, упоминает о том, что встретила м-ра Райверса. Зачем ей лишать себя такого невинного удовольствия? Мы все рабы привычки и ей трудно было бы теперь обойтись без этих воскресных встреч.

От одной мысли о таком лишении у нея пробегает мороз по спине. Она поставила свои отношения к Райверсу на такую ногу, что никто не мог бы к ним придраться, и строго придерживается установившихся правил. Один человек только мог бы протестовать - это её муж; но он не только не протестует, но не считает даже нужным упомянуть хотя бы одним словом об её сообщении. Он посвятил две мелко исписанные страницы инструкциям, где она найдет один том Ормгена, но не удостоил или не успел ни слова сказать о Райверсе.

Еслибы что-нибудь могло увеличить спокойствие, кмким она наслаждается, то как раз это обстоятельство. Ясная и цветущая, с бевмятежно уснувшей совестью проводит она дни в мечтательном ожидании. Они считает воскресенья, когда он не приезжает, преддверием к тем, когда он является.

Сегодня он должен быть и она сидит за своим одиноким полдником и от счастия ничего не ест, как вдруг у двери раздается звонок. Кто бы это был? Неужели Райверс? Это совсем невероятно, так как он всегда выказывал такую неохоту переступать за порог её дома. Неужели это муж возвратился так неожиданно? Она вся похолодела. Неужели...

Безполезно ломать далее голову, так как ответ на лицо.

- Кажется, я как раз во время!-- кричит мисс Уатсон, отталкивая служанку и вваливаясь в комнату, которую всю наводняет своей персоной, своим клетчатым платьем и своей седой гривкой.-- Как вкусно пахнет ростбифом! я голодна как волк!

Белинда встала с места, но досада, всегда и всеми неизбежно ощущаемая при виде мисс Уатсон, на этот раз смягчается мыслью, что все же это не профессор.

- Я могу провести с вами целых четыре или пять часов!-- кричит гостья с громогласной веселостью, снимая шляпу, перчатки и мантилью.-- Я еду в Ренбэри в Сампсонам. Они меня не ждут, я готовлю им сюрприз. Они так всегда носятся с своим имением в Бланкшире, что я решила сама удостовериться, стоит ли оно таких похвал. Но воскресные поезда так странно распределены, что мне приходится пробыть здесь все утро. Но нет худа без добра. Я могу провести с вами добрых четыре часа.

В голове Белинды немедленно начинаются разсчеты. Теперь час пополудни. Через четыре часа будет пять часов: следовательно она на целый час опоздает на свою обычную прогулку в сад св. Бригитты. Ему придется целый час ждать ее. При этой мысли такое сильное волнение, да того несоразмерное с неважносьью обстоятельства, вызвавшого его, что даже пугает ее, овладевает ею.

- Уверены ли вы, что застанете Сампсонов дома?-- что если они уехали куда-нибудь?-- спрашивает она, насильно принуждая себя говорить.

- Ба!-- безпечно отвечает мисс Уатсон,-- если они уехали, то экономка приютит меня. Когда господ нет дома, то от прислуги узнаешь всю их подноготную.

Белинда неодобрительно пожимает плечами в ответь.

- Никогда не имела такой хорошей говядины!-- продолжает мисс Уатсон с жаром.-- Прислуга, вероятно, съест добрую половину. Ведь вам одной не одолеть такого большого куска. Почему вы одне? Вы, надеюсь, не поссорились с мужем?-- как-то странно вас видеть совсем одной, когда город представляет из себя пустыню. Кстати, что здесь делает Райверсь?

Еслибы спасение её жизни и души зависело от неподвижности, то и тогда Белинда не могла бы не вздрогнуть. Ей остается только надеяться, что мисс Уатсон этого не заметила.

- М-р Райверсь?-- лепечет она.

- Да!, м-р Райверсь, если это вам лучше нравится!-- громко хохочет мисс Уатсон.-- Давид Райверсь, наш старинный приятель,-- Давид Райверсь! Вы не знали, что он здесь? Он не был у вас?

Белинда переводит дух и отчетливо произносит:

В сущности ведь она не лжет,-- ведь она говорит правду! Он не был в её доме.

- Гм!-- говорить мисс Уатсон, кусая ногти,-- это странно!

Так как это не вопрос и так как и миссис Форт не уверена, что голос ей не изменит, она предпочитает благоразумно промолчать.

- Что он тут делает,-- продолжает её гостья кусать ногти и вопрошать.-- Теперь самое глухое время каникул; в городе нет ни души! Я до тех пор не успокоюсь, пока не доберусь до истины.

Глаза её так и впились в миссис Форт, и та принуждена была сказать что-нибудь.

- В самом деле,-- слабо улыбается она:-- спросите лучше у него.

- Только бы мне его поймать,-- да он в руки не дается. Я столкнулась с ним нос к носу в церковной улице, но прежде нежели успела рот разинут, он ускользнул от меня как угорь. Если припомните, мы считали его одно время в Дрездене глуховатым, но я не знала, что он также и подслеповат! Как хотите, а всегда есть что-то "louche" в человеке, намеренно избегающем знакомых ему порядочных женщин, неправда ли?

Она так настаивает, что Белинда вынуждена пробормотать:

- Да,-- правда.

Когда ростбиф вынесен из столовой, после того как мисс. Уатсон оказала ему подобающую честь, оне переходят в гостиную.

- Вы должны извинить меня,-- церемонно объявляет Белинда.-- Я всегда провожу следующие два часа с моей свекровью.

- Ну!-- не церемоньтесь со мной; не трудитесь меня занимать; я сама займу себя. Вот книги, журналы,-- перебирает она вещи на столе:-- я не соскучусь.

И действительно, в продолжение следующих двух часов, Белинда видит во окно, как она бегает по саду, обрывая немногия сливы на садовой стене и стараясь заглянуть в окна соседних домов, слышит, как она хлопает дверями, выдвигает ящики у столов и пр.

На минуту тревога просыпается в уме миссис Форт. Как бы она не выкопала какой бумаги, записки? Но, нет; улыбка гордости и самодовольства появляется на лице Белинды. Ей нечего прятать, мисс Уатсон не найдет в её бедных архивах ничего такого, чего бы не мог прочитать весь свет.

Два часа прошли. Теперь четверть четвертого - время, когда она обычно надевает шляпку, перчатки и идет, счастливая, в сад гулять. Ясно, что сегодня ей нельзя туда идти. Решительно не похоже, чтобы мисс Уатсон намеревалась скоро двинуться с места с профессорского кресла, куда она залезла.

- Я все осмотрела,-- объявляет она весело:-- я люблю ознакомиться со всеми закоулками в доме. Одна дверь заперта у вас на ключ; это дверь в святилище профессора, неправда ли?

- Он требует, чтобы я запирала кабинет в его отсутствии,-- отвечает ледяным тоном жена профессора, так как не любит, чтобы рылись в его книгах и бумагах.

- Вы потом мне его покажите,-- безмятежно отвечает мисс Уатсон:-- я ведь не тороплюсь. Я даже подумываю пробыть до последняго поезда и отобедать с вами; никаких особых приготовлений не требуется, вы дайте мне то, что сами кушаете: котлетку или что-другое.

- Этот поезд идет очень тихо,-- поспешно заявляет Белинда.

Белинда не садится. В тщетной надежде, что гостья скорее уйдет, если она не будет сидеть, она подходит к окну и поправляет штору, которая вовсе в этом не нуждается.

- Странное место он выбрал для интриги, неправда ли?-- продолжает размышлять мисс Уатсон.-- Я всегда слышала, что здесь так зорко следят друг за другом; но, быть может, он этим самым думает отвести всем глаза?

Быть может, Белинда и ответила что-нибудь, но этого не слышно, потому что штора шумит. Вся кровь кинулась ей в лицо. Интрига! неужели он для интриги приезжает в Оксфорд?-- интрига с кем? Интрига!-- неужели и другие люди, кроме мисс Уатсон, назовут это так?

- Я скажу об этом его матери, лэди Марион, в первый же раз как встречу ее,-- говорит мисс Уатсон решительно.-- Поступить иначе, было бы не по дружески. Я с ней незнакома, но мы с ней близки в некотором смысле. Я пробыла шесть месяцев в пансионе в Брюсселе вместе с её кузиной. А поведение её сына очень и очень "louche".

Судя потому, как она повторяет это слово, оно, должно быть, ей очень нравится. Бьет пять часов, и Белинда доведена до последней степени отчаяния. Ей кажется (хотя это только на воре шапка горит), что мисс Уатсон намекает на нее и ее имеет в виду, напирая на это слово. Пять часов! Он уже целый час ждет ее в саду. Наконец:

- Я думаю,-- говорит она, открыто взглядывая на часа, на которые до сих пор бросала взгляды только украдкой,-- что если вы хотите попасть на поезд - последний вам покажется очень утомительным - то вам пора идти!

- Пора?-- равнодушно переспрашивает гостья.-- Не беда, если и опоздаю, я скоро хожу.

Она завязывает шляпку и поправляет гривку с убийственной медленностью; останавливается среди этого занятия, чтобы разсмотреть какую-то вещицу и разспросить, откуда она, кем и когда куплена?-- на прощанье (не даром говорят, что ни одна англичанка не умеет прощаться) изливается в целом потоке речей, в которых главную роль играет слово "louche". Но наконец уходит. Не прежде чем она завернула за угол и Белинда убедилась, что она не намерена возвращаться, по своей привычке, назад, чтобы съизнова накинуться на свою жертву,-- Белинда бежит в свою комнату, поспешно одевается и, как стрела, пущенная из луна, несется в сад. Сегодня в ней нет напускного равнодушия и спокойствия; она не прикидывается, что идет без всякой определенной цели, куда глаза глядят. Сегодня она не в состоянии разыгрывать свою маленькую комедию.

Ведь она уже опоздала на целый час с четвертью! Застанет ли она еще его в саду? Хватит ли у него терпения так долго ждать ее? Во всей природе и в жизни вообще нет другого вопроса, на который бы стоило отвечать.

Прохожие странно поглядывают на нее, как ей кажется. До сих пор она никогда не обращала внимания на прохожих и не заботилась о том, что они про нее подумают. Но сегодня ей кажется, что все они читают у ней на лице её преступную тайну. Интрига! Вот, значит, как это зовется на их языке! Она находится в интриге

Когда она входит в сад, на-встречу ей попадается смиренная влюбленная парочка. Проходя мимо нея, они смеются, конечно, своему собственному веселью, но она принимает их смех на свой счет. Они знают, что она, замужняя женщина, спешит на свидание. Самые птицы как будто насмешливо чирикают, а кусты укоризненно шелестят листьями. Ну пусть их!

Страшно будет вспомнить обо всем этом, но теперь, но в настоящую минуту только одно важно:-- там ли он?

Но прежде, чем она дошла до скамейки, вопрос этот разрешен. Она так внезапно наткнулась на него, что не успела умерить шаг и принять более спокойный вид.

Он видел, как она бежала на-встречу ему, как она запыхалась, как она бледна, и какая отчаянная тревога в в её главах.

Сегодня безполезно всякое притворство. Но, по правде сказать, он сам не в лучшем виде, и вряд ли имеет право критиковать ее. Пожалуй даже, она менее взволнована, чем он, потому что может говорить, а он не может.

- Вы не ушли!-- говорит она, едва переводя дух.-- Я боялась, что вы уйдете.

Вместо ответа он взял обе её руки в свою (никогда до сих пор не держал он обеих её рук в своей руке, а только одну, да и то всего лишь одну секунду) и глядит на нее с бледной и немой страстью. Даже тогда, когда они усаживаются на свою скамейку,-- а уж как они добрались до нея, они и сами не помнит,-- опять-таки она первая заговаривает, но не затем, чтобы попросить его выпустить её руки. Быть может, в своем волнении она не замечает, что он держит их.

- Меня задержала мисс Уатсон,-- говорит она прерывисто:-- она приехала... и пробыла четыре часа... Она видела вас!

Он кивает головой в знак согласия.

- Да.

Очевидно, он не в силах произнести что-либо, кроме односложных слов.

- Она спрашивала, зачем вы приехали сюда,-- продолжает Белинда также поспешно, но более связно.

- Да?

Можно подумать, что он не слушает, так разсеян и задумчив его голос. Он еще не в состоянии понять что-либо, кроме того, что её ручки в его руках. Еслибы он мог думать о мисс Уатсон, то вероятно почувствовал бы к ней благодарность, так как в сущности ей обязан этим.

- Она говорила,-- продолжает Белинда, дрожа и виновато глядя на их сжатые руки,-- что вы, должно быть, приезжаете сюда ради интриги.

Она умолкает и затем прибавляет почти шопотом:

- Она не должна больше этого говорить.

Теперь он слушает. В её взгляде и тихом голосе есть нечто такое, что приковывает его внимание.

- Что вы хотите сказать?-- спрашивает он, задыхаясь.

Она не глядит на него, говоря его, не желая, может быть, видеть того страшного впечатления, какое должны произвести её слова. Но он молчит так долго и упорно, что ей наконец становится страшно. Уж не убила ли она его своими словами? или, быть может, он согласен с нею (последняя мысль не менее горька, чем первая).

Она решается, наконец, украдкой взглянуть на него, как вдруг он заговаривает и звук его голоса говорит ей, что первое её предположение ближе к истине.

- Я не должен больше приезжать сюда?

- Нет; я думаю, что не должны!

- Я не должен больше приезжать в Оксфорд?

- Нет.

- Я не должен больше видеться с вами?

- Нет.

- Ни здесь, ни в другом месте?

Она только наклонила голову, не будучи в силах говорить.

- Никогда?

Она снова кивает годовой.

В его голосе слышится такая мучительная агония, что язык откалывается служить!

- Мы должны жить всю нашу остальную жизнь друг без друга?

Новое наклонение головы.

- И вы можете перенести это?-- впрочем, разумеется,-- поправляется он с горьким смирением,-- почему же вам и не перенести этого? Вам это будет даже совсем не трудно. Ну, чтож, я тоже постараюсь перенести это!

Он выпустил её руки и закрыл лицо своими. Она может уйти. Он всегда слушался ее, послушался и теперь. Но чего же она сидит? Отчего не уходит? Тоскливые взоры её разсеянно блуждают вдоль длинной прямой аллеи. Милая, зеленая аллея! Милая, важная башня! Малые, щебечущия птички! прощайте! прощайте навсегда, потому что она не в силах будет снова взглянуть на вас!

От отчаяния она безпокойно сдвигалась на месте, и, в одну секунду, он опустил руки и глядит на нее с испуганной мукой в глазах.

- Вы уже уходите?

Если он желает! Несмотря на всю душевную муку, он смеется.

Затем наступает долгое, долгое молчание.

Сад безлюднее обыкновенного. Ни одна душа не нарушает их безусловного уединения. Только важная башня отмечает бегущее время.

Она первая заговаривает.

- Я не хочу, чтобы вы были несчастны,-- чуть не плачет она над его испорченной молодой жизнью.-- Я бы хотела, чтобы вы были счастливы.

- И я бы хотел. Укажите, как это сделать.

- О, если бы я могла! о, если бы все было так, как...

- Как перед поездкой в Везенштейн?

Эти слова как будто пробуждают его из летаргии отчаяния. Прежде нежели она успевает опомниться, руки её опять в его руках, а глаза его глядят на нее так странно, что она не выдерживает их взгляда и опускает свои.

- Мы можем вообразить, что мы в Везенштейне, неправда ли?-- говорит он с трепещущей, лихорадочной улыбкой:-- там был такой же зеленый, спокойный, тенистый уголок, как и здесь. Вы помните? как странно, что мы никогда о нем не говорили раньше, не правда ли? Отчего нам не поговорить теперь? Вы сидели на траве, а я лежал у ваших ног! Помните? Да... я вижу, что помните. Вы дали мне свою руку. Впрочем, нет, моя ледяная красавица, вы мне ее не давали. Я сам взял ее и поцеловал! Хотите, я покажу, как я ее целовал? Вот так... и так... и так! (страстно прикладываясь губами и к ладони, и к пальцам); а затем... затем я обнял вас! Можно ли этому поверять? и однако я говорю правду... когда-то я держал вас в своих объятиях и выпустил вас! О! Боже! лучше бы я умер!

Буря его страсти захватила и ее.

- Да! лучше бы вы умерли!-- отчаянно вскрикивает она и без всякого сопротивления, нет... с страстной покорностью дает ему тот поцелуй, который оставался за ней два с половиной года. Только один поцелуй! Одно чудное, упоительное мгновение, и затем наступает пробуждение! Она вырывается из его рук.

- Что... что такое было с нами?-- лепечет она, отдаляясь от него.

Но он не так скоро приходит в себя.

- За вами оставался этот поцелуй с самого Везенштейна!-- кричит он дико и почти с торжеством.

И снова воцаряется тишина. Если только так можно назвать звон в ушах и стук в висках.

никто не поверить... но... я не предвидела итого! а вы?

Он не отвечает.

Он все еще находится под впечатлением этого, давно обещанного и, наконец, данного, блаженного поцелуя.

- Неужели,-- говорит она, пронзительно и с мрачным упреком в голосе взглядывая на него: - неужели вы предвидели... вы знали... вы думали...

- Я ничего не думал!-- кричит он, приходя в себя от её горького упрека.-- О, милая, неужели вы такого дурного обо мне мнения, и думаете, что я намеренно привел вас к этому? Говорю вам, что я ни о чем не думал! Я только знал, что ж продолжение двух часов, через каждые две недели вы позволяете мне жить! вы допускаете меня наслаждаться вашим обществом, этого с меня было довольно! Я не заглядывал вперед!

Она вернулась на скамью и забилась в угол.

- Я думаю,-- говорит она, безнадежно качая головой,-- что в сущности, мы оба жили нашими воскресеньями!

Потом добавляет со стоном:

- О! я думала, что нам обоим можно верить!

- Я не очень печалюсь за вас,-- продолжает она, поднимая на него мрачные глаза.-- Вы ошибаетесь, если думаете, что я вас очень жалею. У вас есть работа,-- как часто я вас ревновала к ней и к той власти, какую она имеет над вами! Вам лучше будет теперь! ваша мать, например, была бы рада, что все так обошлось. Вы не будете больше отвлекаться от дела! не будете бросать деньги на безумные поездки по железной дороге! это почти так же выгодно, как и сделаться партнером фирмы!

Она взглядывает на него по временам, чтобы видеть, больно ли ему от наносимых ударов. Но он стоить, опустив голову, побледнев как смерть, и терпеливо слушает.

- Но кто скажет мне,-- мне делать?

Жестокость к нему он перенес, как мужчина, но её жалобы свыше его сил.

- Я скажу, что вам делать,-- говорит он торопливым, прерывистым шопотом, садясь рядом с ней.-- Хотите меня выслушать? в сущности до сих пор нам приходилось довольствоваться таким малым, что я даже не понимаю, как могли бы просуществовать с этим такое долгое время. Что может нам помешать... почему бы нам...

- Стойте!-- кричит она, отталкивая его от себя.-- Я знаю, что вы хотите сказать; я знаю так хорошо, как если бы вы уже сказали!

- Вы сказали, что не жалеете меня,-- произносит он чуть не с рыданием,-- и вы, конечно, правы; но я все же прошу вас... пощадить меня! я не в своем уме. Я не имел права так... напугать... так оскорбить вас.

- Я нисколько не оскорблена,-- отвечает она медленно я ясно:-- это доказывает, полагаю, как я низко упала. Я остановила все, потому... потому, что я знала, что если дам вам договорить... то... не скажу... вам... нет, а скажу... да.

Она умолкает, чтобы перевести дух. Но несмотря за признание себя побежденной, высказанное ею, и его победу, что-то в её взгляде держит его на ночтятельном разстояния.

- Но...-- продолжает она с мольбой в глазах и с похудевшим и вытянутым лицом:-- если вы... такой, каким я вас всегда считала... если я не ошиблась в вас... то вы... никогда не договорите того, что хотели сказать.

- А теперь,-- говорит она с сухими глазами и решмостью в голосе:-- идите! я говорила неправду, когда сказала, что не жалею вас... О! нет, я очень вас жалею! очень! ну, уходите! к чему плакать! терпеть не могу, когда мужчина плачет. Бог с вамк! Бог вас благослови! уходите!

И он, послушный как всегда, уходит!