Белинда.
Период IV.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период IV. Глава I. (старая орфография)

ПЕРИОД IV. 

I.

Еще год уплыл в жизни профессора, миссис Форт, Сары и всех других наших знакомых. "Отрывки из Менандра" вышли в свет, и так как целых три человека прочитали их, то можно сказать, что они имели успех. И этот успех подвинул профессора снова вариться в творениях отцов церкви; он погнался теперь за другими отрывками. Но в настоящее время ему приходится рыться в них одному: его секретарь свалился с ног; ломовая его лошадь надорвалась от непосильного груза и ее пришлось отпустить на подножный корм. Прошли долгие месяцы безотрадной, неустанной работы, и оглядываясь назад впоследствии, Белинда только дивилась, что раньше не заболела! Долгие месяцы непрерывного прилежания и просиживания, согнувшись в три погибели, над манускриптами и корректурами, при полном отсутствии моциона и отдыха, сделали свое дело. Белинда сама не хотела ни гулять, ни отдыхать. Мысль работает вялее, память слабее, - а вся цель её жизни теперь - убит то и другое, - от утомления непосильной работой. Да для чего и для кого стала бы она щадить себя? Она будет работать, пока не свалятся с ног. Что касается профессора, то он с удовольствием относился к такой метаморфозе; она пришлась ему как нельзя более кстати: как и всегда, он был безучастен ко всему, что лично до него не касается, и вместе с тем, как всякий болезненный человек, относился с безусловным недоверием к чужим недугам и к тому, чтобы кто-нибудь, кроме него самого, мог быть болен, пока наконец в один прекрасный день жена его не свалилась с ног. Как она была этому рада! Она молила небо об одном только, чтобы ей больше не вставать! Но небо судило иначе. От чего бы ни суждено было миссис Форт умереть, она умрет не от нервного разстройства, против которого внимательные доктора единодушно предписали немедленную перемену обстановки, отдых, развлечение. Профессор всегда сердится на всех, кто болен, но когда болезнь влечет за собой остановку в работе, дорогое лечение и еще более дорогое путешествие, то негодование его так сильно, что не находит слов для своего выражения. Он также сердит на Белинду за то, что она заболела, как та сердита на себя за то, что выздоровела. До последней минуты она надеялась умереть, и он, после того, как она оказалась такого слабого здоровья, тоже рад был бы отделаться от нея. И вдруг она остается в живых, да еще вынуждает его израсходоваться на поездку на Английския Озера. Он готов думать, что она сделала это нарочно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сегодня все утро шел дождь и принудил нетерпеливых постояльцев гостинницы Лоуд в Уиндермире сидеть в четырех стенах. После завтрака несколько прояснело и в гостиной второго этажа стало веселее, тем более, что профессор Форт не находится в ней, да и самая гостиная не его.

Так как сестра Белинды и её бабушка изъявили желание съехаться здесь с ней, то профессор Форт милостиво разрешает жене пользоваться их гостиной, тем более, что сам решительно заявил, что средства не позволяют ему нанять гостиную для жены.

В одном из больших кресел, обтянутых волосяной материей, заседает миссис Чорчиль, безмятежно наблюдая за выгружающейся почтовой каретой. В известные годы, при ровном характере и полном бездушии, люди часто как бы застывают в одном и том же состоянии. С тех пор как мы разстались с миссис Чорчиль, она не переменилась. Время не прибавило новых морщин к старым и те же ямочки на щеках появляются, когда она улыбается. На кушетке, по праву больной, лежит Белинда, с остриженными и курчавыми волосами; а из окна высунулась Сара и с лихорадочным интересом наблюдает за действиями семейства, живущого этажем ниже, в квартире с балконом, на котором поочередно выявляются члены семьи, о чем Сара немедленно докладывает своим собеседницам.

- Их два брата и две сестры, и одна жена, - оживленно возвещает она. - Я еще не знаю, которого из двух братьев она жена, ни тот, ни другой не особенно ею занимаются!

- Может быть, на ней женились из-за денег, - отвечает миссис Чорчиль. - Боже мой! - возвращается она к созерцанию почтовой кареты, - как тяжело этим бедным лошадям; оне все в мыле!

- Они все теперь вышли на балкон, - повествует Сара с восхищением: - Белинда, иди скорей и погляди!

- Я верю тебе на слово, - лениво отвечает Белинда.

- Тяжело видеть такую жестокость, - замечает миссис Чорчиль совершенно спокойным голосом, продолжая свои наблюдения.

- Они играют в волан, - заявляет Сара. - Как жаль, что у нас нет воланов.

- С нем бы ты играла в волан? со мной или с профессором? - сухо вопрошает бабушка.

- Они уронили волан на дорогу, - продолжает рассказывать Сара с крайним увлечением. - Теперь к ним присоединялся еще господин; это не может быть третий брат. Он держит с ними пари на один шиллинг, кто перелезет через балкон, спустится по перекладине и достанет волан. Какой дурак, если он это сделает! Но я, право, его где-то видела! Хоть бы он посмотрел вверх! Ах! бабушка! Белинда! бабушка! да это... молодой Беллерс.

На этот раз обе слушаются её призыва; но потому ли, что их шаги громче, нежели они думали, или почему другому, но стоящие на балконе господа как раз в эту самую минуту поднимают вверх голову и наши дамы поспешно отскакивают от окна.

- Молодой Беллерс! бедный Беллерс! - кричит Сара, бросаясь в кресло: - молодой Беллерс и душегубка! - Белинда, помнишь душегубку?

- Еще бы не помнить!

- Желала бы я знать, есть здесь душегубка, в который бы я могла с ним покататься? - озабоченно продолжает мисс Чорчиль. - Бабушка, вы знаете, конечно, что в душегубке могут поместиться только двое? Но если вы будете настаивать, в интересах благопристойности, чтобы мы вас взяли с собой, то милости просим.

Миссис Чорчиль смеется.

- Ведь решение этого вопроса не такое спешное, неправда ли? - отвечает она, подхватывая шутку, - и так как душегубки нет еще, а коляска у подъезда, то, полагаю, мы можем ехать кататься.

- Он увидит меня, когда я буду садиться, - кричит Сара, торопливо подбегая к зеркалу и надевая шляпку. - Ведь они так же подглядывают за нами, как и мы за ними. Ну, и пускай его! я надеюсь, что умею садиться в экипаж не хуже всякой другой женщины в Англии!

Оне уехали, а Белинда пересела к окну. Какой гвалт поднимает семья нижняго этажа! Не может быть, чтобы они играли в волан! они играют в какую-нибудь более шумную игру. Похоже на то, как еслибы они швыряли стульями друг в друга. Как отчетливо слышится ей голос Беллерса. Как странно волнует он ее! Лучше бы он сюда не приезжал. С ним связано столько мучительных и сладких воспоминаний.

В эту минуту раздается стук колес. Неужели бабушка и Сара уже возвратились? Она высовывает свою красивую, кудрявую головку из окна. Нет! это в почтовой карете переменяют лошадей; а затем "char-à-banc" разгружает своих пассажиров с одеревенелыми ногами. А теперь для разнообразия интереса подходит пароход к небольшой пристани. Привез ли он новых жильцов в отель, которые бы внесли свежий элемент за табльдот и материал для соображений, свойственных обитателям отелей, на счет взаимных привычек и характеров? На пароходе пропасть народа, яблоку некуда упасть. Но кажется, что никто не намерен сходить с него.

Нет, однако, один пассажир сошел и переходит теперь через набережную с дорожным ранцем за спиной; это по всей вероятности - турист. Весьма вероятно какой-нибудь оксфордский туземец, с Платоном в чемодане, являющийся, чтобы пофилософствовать на лоне природы. Если так, то, быть может, он ей знаком - по крайней мере по виду. Она протирает глаза. Что это ей померещилось? Она плохо видит или, быть может, в этом человеке есть некоторое сходство с тем, кто... Нет! это верно появление Беллерса и пробудившияся воспоминания вводят ее в заблуждение. Или, быть может, болезнь ослабила её зрение. Он подходит все ближе и ближе. Они высунулась из окна, чтобы лучше видеть. Но вдруг с легким криком откидывается назад в кресло. Она не ошиблась! С минуту она лежит неподвижно. Она рада! да! она рада, что не умерла! Но зачем он приехал сюда? Неужели он узнал, что она тут, и приехал, чтобы увидеть ее. Но нет, этого не может быть. Она знает его; она запретила ему показываться ей на глаза и он ни за что не нарушит данного слова. Значит, это простой случай. Какой счастливый, блаженный случай! за случай никто не отвечает! Случай не может тяготят ничьей совести. И все последствия случая можно принять с легким сердцем.

Шум под окнами говорит ей, что подъехала новая почтовая карета и переменяет лошадей. Панический страх овладевает ею. Кто ручается ей, что он не зашел сюда на минуту и не уедет немедленно? Она снова бросается к окну, но на этот раз прикрывается занавеской. Двое или трое пассажиров вышли из отеля и садятся в карету. Багаж их втаскивается на империал. Ей хорошо видны все путешественники и, слава Богу, между ними его нет. Она переводит дух. Во всяком случае он пробудет здесь до завтра и конечно будет обедать за табльдотом.

Радостная улыбка появляется на её лице. У ней есть перед ним преимущество. Она знает, что он здесь, а он не ожидает увидеть ее. Как это его поразит? Не выдаст ли он себя? Но, нет, он теперь окреп и возмужал. Одного беглого взгляда достаточно было, чтобы увидеть, что это не прежний юноша. В сердце её шевелится сожаление об отлетевшей юности, которая безусловно принадлежала ей. Нет! он не выкажет волнения! разве только немного побледнеет. Что до нея касается, то она не побледнеет и не покраснеет.

Мысли её внезапно прерваны стуком в дверь. Прежде нежели она успевает крикнуть: - войдите! вбегает запыхавшийся отельный слуга, обязанность которого состоит в том, чтобы круглую неделю хронически врываться в комнаты жильцов, кладет перед ней записку, и прежде нежели она успевает спросить, откуда и от кого - исчезает. Но в разспросах нет и надобности. Этот почерк слишком хорошо знаком ей, хотя она всего только два раза в жизни видела его. Воспоминание о первых двух разах налетает за нее, как буря: воспоминание о том мучительном утре в Дрездене и об адском зимнем вечере в Фолькстоне. Она безпомощно глядит на печать - письмо запечатано - и на подпись. Да! и почерк его переменился: он тверже, мужественнее, безчувственнее. Она долго вертит письмо в руках, не решаясь его распечатать. Что может он ей писать? Во всяком случае письмо не многосложно. Всего несколько строк:

"Сейчас прочитал ваше имя в списке приезжих; поверьте, что только случай привел меня сюда. Должен ли я уехать? Если не увижу вас за табльдотом, то приму это за знак, что я должен уехать".

Неужели в письме, доверенном безпечной, посторонней руке, он мог написать что-нибудь более интимное и компрометирующее ее. Ей оскорбительно даже предположение об этом, но как жестоко с его стороны сваливать на нее все бремя ответственности; как жестоко выводить их встречу из сферы случайности, которой она было так обрадовалась.

Если он предоставляет решение ей, то решение это заранее должно быть ему известно. Он, вероятно, сделал это намеренно. Это очень добродетельно с его стороны, но как холодно, холодно, как жестоко! Не даром она сразу же увидела по его лицу, что он переменился. Он стал, наконец, благоразумен. Прекрасно: он никогда не узнает, что она не так благоразумна, как он.

Она сердито мнет письмо и, заслышав за дверью смех Сары, прячет его в карман. И как раз во-время, потому что Сара влетает в комнату, как ураган.

В первую минуту миссис Форт растерянно глядит ни сестру, не понимая, про кого она говорит.

чтобы здесь эт лодки назывались душегубками - с девушкой в красном.

- Неужели? - восклицает Сара, прикидываясь, что падает в обморок на диван: - когда так, бабушка поскорей перережьте снурки у моего корсета и сожгите все гусиные перья, какие здесь найдете, мне ничего больше не остается, как упасть в обморок.