Белинда.
Период IV.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период IV. Глава VI. (старая орфография)

VI.

И вот теперь приходится переживать ночь. С каким страхом следила она за наступающими сумерками и ждала ночи; во никакое ожидание не сравнится с тем, что приходится переживать в действительности во время этих тяжких, нескончаемых часов, сражаясь с страшными батальонами мыслей и угрызений совести, преследующими даже и во сне. Но сегодня она и не пытается ложиться спать. Не раздеваясь, просиживает она целую ночь и пишет, пишет одно за другим прощальные письма к тому, кто, отделенный от нея тонкой перегородкой, кашляет и ворочается в безпокойном и некрепком стариковском сне. Сколько таких писем написала она. По крайней мере дюжину. Но не успеет она написать одно, как тут же разрывает. Как просить прощения в том, чего нельзя простить? Как заявлять о своем раскаянии в грехе, когда действия доказывают, что она в нем не раскаялась? к чему оскорблять его таким образом? Наступает разсвет и она пишет наконец всего три строчки, которые, не перечитывая, чтобы и их не разорвать, кладет в конверт и запечатывает. В них нет ни мольбы о прощении, ни раскаяния.

"Я уезжаю от вас навсегда. Я считаю, что была для вас самой дурной женой, хуже которой вы и сами не можете считать меня.

Проработать всю ночь ради такого результата! Она идет к окну вся окоченелая и одеревенелая. Жребий брошен, теперь уже нет возврата! Теперь надо примириться с своей судьбой, какова бы она ни была! Она отходить от окна и случайно взглядывает в зеркало. Что за лицо! Какие темные круги под глазами! Какие белые, пересохшия губы! Но хуже всего выражение! Да! в этом выражении есть что-то новое и невыразимое! У ней уже явился тот жалобный и вместе с тем вызывающий взгляд, какой бывает у всех таких женщин. Ну, чтож делать! и с этим надо примириться.

Терять время больше не приходится. Она неслышно ходит по комнате и собирается в путь. Она снимает свое обручальное кольцо и. завернув его вместе с немногими, жалкими драгоценностями, подаренными ей мужем, кладет возле письма. Потом взбудораживает постель, чтобы было похоже, что она спала на ней, чего достигнуть не так легко, как кажется. Трудно придать постели, на которую никто не ложился, как раз тот самый вид, какой ей придает спящий человек. После того она раздевается. Когда ей приносят теплую воду, она одевается заново и, положив письмо и пакет с вещами на видном месте, на комоде, который служить ей вместе с тем и туалетом, спускается вниз.

Она приказала привести ей извощика. Эта издержка не падет на счет профессора. Она вернет ему деньги с первой же почтой. Да! но чьи это будут деньги? Жаркая краска заливает её лицо и она закрывает руками свое жалкое лицо.

Три минуты истекло сверх назначенного срока, а извощика еще нет. Быть может, её приказания не поняли и извощик совсем не приедет! Но не успела эта жалкая надежда - которую вряд ли даже можно назвать надеждой - зародиться в её сердце, как она тотчас же пропадает. Открытый кабриолет быстро катит к подъезду. Но, может быть, это не её кабриолет! Ведь и другие могли также заказать извощика. Быть может, этот экипаж предназначается для кого-нибудь другого. Но и это самообольщение разсеевается.

- Экипаж готов, сударыня,-- говорит слуга, подходя к ней.

- Вы уверены, что это мой экипаж?-- спрашивает она, цепляясь за последнюю надежду.-- Вы уверены, что никто другой не заказывал экипажа? что никакого недоразумения быть не может.

- Никакого, сударыня.

Ей ничего не остается, как сесть в экипаж, и она в него садится. В это время слуга совсем невинно спрашивает.

- Вы вернетесь в обеду, сударыня?

В одну секунду предательская краска заливает ей лицо. Уж не подозревает ли он ее? Уж не с намерением ли задал он этот вопрос?

- Нет,-- отвечает она едва слышно.

И вот экипаж отъезжаег. Жребий брошен! Ничто не остановило ее. До самой последней минуты она надеялась, что ее задержат. Но, нет, увы! никакой помехи не произошло. Никому нет до нея дела, ни Богу, ни людям!

Как скоро он едет! Она приказывает ему ехать тише; и затем, повинуясь новому и противоречивому желанию поскорей покончить со всем этим, приказывает ехать скорее. И снова мысли безчисленные, как песчинки, быстрые, как молния, проносятся у нея в мозгу. В ушах внезапно звенит фраза из "Sartor Resartus", Карлейля, позабытого в гостиннице кем-то из путешественников и случайно попавшагося вчера под руку. "Любите не удовольствие; любите Бога - вот любовь, не знающая конца". Зачем эта фраза преследует ее именно теперь. Как он скоро едет! Уж видна станция вдали. Так же скоро везли ее и в церковь в то утро, когда была её свадьба. С какой страшной отчетливостью припоминаются ей все подробности того часа. Она сидела в тупом и немом отчаянии, а Сара рыдала, убеждая ее, что еще не поздно! Сара была права, и теперь еще не поздно. О! зачем нет с ней теперь Сары?

По мере того, как экипаж приближался в цели её назначения, агония её возрастает. Холодный пот выступает на лбу. Еще не поздно! Это написано огненными буквами на холмах, мимо которых она проезжает, на голубой поверхности озера и на синем своде неба. Еще не поздно! Как ясно читает она эти слова! В них есть что-то повелительное! Еще не поздно! Неужели она осмелится не повиноваться им.

- Стой!-- кричит она вне себя.

Но волнение её так сильно, а в горле так пересохло, что слова не вылетают из него. Лошадь продолжает быстро бежать.

- Стой!-- повторяет она и снова голос ей не повинуется и лошадь бежит дальше.

- Стой!-- пересиливает она, наконец, свое волнение и на этот раз кучер услышал ее и останавливается.

- Ступайте назад!-- продолжает она, и вида его изумление, объявляет:-- Я забыла нужную вещь в гостиннице!

- Ступайте назад!-- повторяет она, и кучер, хотя и дивится, но повинуется.

Она откидывается назад и закрывает лицо руками. Что она сделала? Но она запрещает себе думать или размышлять об этом. И, однако, её старания, быть может, тщетны. Если во время её отсутствия письмо было найдено, то она напрасно вернулась.

- Как вы тихо едете!-- кричит она,-- скорей, скорей!

Как могла она находить это разстояние коротким? Оно непостижимо, нескончаемо длинно! Вот показывается гостинница! Несколько человек стоит в дверях. Слышали они что-нибудь? Об этом ли они говорят? Кабриолет у подъезда. Поспела ли она во время? Ей кажется, что между зеваками воцарилось какое-то зловещее молчание. Она не смеет взглянуть в лицо слуги, который помогает ей выдти из экипажа. Она как молния несется по лестнице. Поспела ли она во время? Она добежала до своей комнаты и как вихрь врывается в нее. Поспела ли она во время? Один взгляд и ответ готов. Да? она не опоздала! О! как легко стало от этой мысли! Письмо и пакет лежат на прежнем месте, нетронутые. Да! она не опоздала! И при всем том - до того мы, люди, вообще не логичны в своих чувствах,-- она как будто и разочарована тем, что её желание исполнилось. Еслибы письмо было найдено, судьба её была бы решена. А теперь ей снова приходится бороться. А может ли она надеяться, что выдержит борьбу? Она берет письмо в руки и несколько секунд стоит в нерешительности. Отчаянное решение зарождается в её душе и выражается на её растерянном лице.

этом будет её искупление.

Не давая себе времени на раздумье, она поспешно идет в комнату мужа и стучится в дверь. Ответа нет и она снова стучится. И опять не получает ответа. Быть может, он вышел. Она отворяет дверь и входит. Нет, он сидит на обычном месте за импровизированным письменным столом. Он верно не слышал. Поза его несовсем обычная, так как он очевидно сидит праздно и голова у него склонилась на грудь. Он, вероятно, думает и, конечно, выбранит ее за то, что она ему помешала. Но что-ж делать? Небу известно, что он имеет полное право бранить ее!

не глух. Он, вероятно, заснул, хотя странно! никогда не спит в это время! Холодный ужас охватывает ее, но она старается преодолеть его. Нервы её потрясены. Почему ему было и не заснуть? Старикам часто дремлется.

Побеждая безыменный, безсмысленный страх, овладевший ею, она твердо подходить к нему, кладет руку ему на плечо и заглядывает в лицо. Через секунду отчаянный звонок раздается на всю гостинницу, и когда испуганные жильцы и слуги сбегаются со всех сторон, они находят миссис Форт распростертой на полу рядом с своим мужем и такою же безчувственной, как и он. Но только ее они приводят в чувство через некоторое время, что же касается его, то он навеки оправдан в обвинении, что он - malade imaginaire, и кафедра профессора этрусских древностей в Оксфорде свободна!