Джерард.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ГЛАВА XIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛАВА XIV. (старая орфография)

XIV.

М-р Чампіон уже с месяц как лежал на покое в новеньком склепе в Кепсаль-Грине, а его вдова находилась в Интерлакене, вместе с кузиной, горничной и курьером, и не торопясь совершала экскурсіи среди снежных пиков и ледников, лениво прислушиваясь в исполненію на фортепіано м-с Грешам сочиненій Мендельсона, Шопена и всех новейших славянских композиторов; читала Шелли, Китса и Суинбёрна и предавалась неопределенной меланхоліи, от которой отдыхала и уединеніи вековечных горных вершин и своей гостиной и отеле.

Из Интерлакена Джерард Гиллерсдон получал от своей возлюбленной длинные и частые письма, написанные красивым твердым почерком, на тончайшей бумаге, пахнувшей лесными фіалками, письма, в которых описывались все поездки и прогулки в горах, толковалось о прочитанных книгах, о последнем немецком романе; в этих письмах заключался обыкновенно небольшой белый шерстистый цветов, сорванный среди вечных снегов; и они, насколько это могут сделать письма, сокращали разстояніе между любящими.

Джерард в іюне и в іюле месяце отвечал менее пространно, но очень нежно на все эти письма. Он писал от всего сердца, или по крайней мере уверял себя в этом.

Он писал эти письма, имея перед собой на столе портрет своей невесты, и когда глаза его отрывались от письма, то встречались с глазами Эдиты Чампіон.

Но порою это красивое, строго классическое лицо заслонялось другим, менее правильным, но не менее прекрасным в эфирной миловидности Рафаэлевой Мадонны, с продолговато-овальными щеками и подбородком и прямым, тонким носом, изящным очертаніем рта и задумчивыми и тонкими бровями над темно-синими глазами... овальное личико в рамке темно-русых волос.

С какой роковой настойчивостью преследовал его этот образ; а между тем он видел Эстер Давенпорт всего только один раз после того вечера в Чельси, когда старик пригласил его в свою скромную гостиную. Только раз был он еще там, сопровождая сестру, которая рада была возобновить знакомство с красивой дочкой бывшого викарія. Это случилось три недели тому назад, и с тех пор Лиліана и Эстер несколько раз виделись, и Джерарду были известны все подробности их свиданій.

А теперь лондонскій сезон подходил в концу, и Лиліана готовилась оставить дом брата, вернуться к родителям и сопровождать их в Рона, где ректор собирался лечиться минеральной водой от грозившей ему подагры.

То будет последним путешествіем Лиліаны с родителями в качестве незамужней, девицы. Она должна была выйти замуж в начале будущого года и переселиться к мужу в приход св. Лаврентія-мученика... приход, к которому она уже успела привязаться, и где школы, богадельни, больницы, ночные и сиротскіе пріюты и читальни стали для нея так же знакомы и дороги, как пріемная в гельмслейском приходском доме.

Наступил последній день, какой она проводила в Гиллерсдон-гаузе, и она завтракала tête-à-tête с братом - редкое удовольствіе, так как Джерард в последнее время очень поздно возвращался домой по ночам и до полудня не выходил из спальни. Он пил полной чашей лондонскія удовольствія, которые предлагает Лондон молодым и богатым людям в разгар сезона; но удовольствія в этом случае не были синонимом кутежа, и единственный их недостаток заключался в том, что, благодаря им, ему приходилось поздно ложиться спать.

Испивая чашу наслажденій, он говорил себе, что не прожигает безумно жизни, так как никакое лондонское удовольствіе не могло ускорить его пульса или зажечь в нем пламя страсти. Сердце его не билось сильнее, когда он держал банк в баккара, чем когда он читал книгу, сидя один в своей берлоге.

Было время, когда карточная игра волновала его, но для милліонера выигрыш или проигрыш был одинаково безразличен.

- Как пріятно провести с тобой покойно полчаса, Джерард!-- сказала Лиліана, когда они принялись завтракать - он тартинкой с сардинами, а она бутербродом с земляникой, между тем как изысканнейшія блюда chef'а оставались нетронутыми под серебряными крышками.

- Да, дружок, и как скоро я буду лишен этого удовольствія. Я страшно по тебе буду скучать.

- А между тем, живя вместе, мы редко виделись.

- Правда, но мне так пріятно было знать, что ты тут, и что у меня всегда под рукой сочувствующій мне слушатель.

Лиліана в ответь вздохнула.

- Ты мне не делал никаких признаній, Джерард.

- Неужели? Но поверь, что это не от недоверія в твоей скромности и такту. Быть может, потому, что мне нечего сказать.

іон. Я знаю, что она для тебя дороже, чем простая знакомая.

Джерард мягко разсмеялся над наивностью сестры.

- Как? Ты сделала такое важное открытіе, моя милочка?-- сказал он.-- Да, Эдита Чампіон и я, мы более чем проcrue знакомые. Мы были когда-то влюблены в друг друга, dans le temps, когда были оба без гроша денег и без надежды на их пріобретеніе. Разсудок и житейскій опыт взяли верх. Молодую лэди уговорили выйти замуж за старый мешок с деньгами; он великодушно обращался с нею, и она тоже вела себя относительно его безукоризненно. Из влюбленного я превратился в друга, и эта дружба ничем не нарушалась, и нисколько не тревожила м-ра Чампіона.

- А теперь, когда м-с Чампіон - вдова и может выйти за муж по любви...-- начала застенчиво Лиліана.

- По всей вероятности она станет моей женой, когда снимет траур. По сердцу ли тебе такая золовка, Лиліана?

- Разумеется. Она всегда была так добра ко мне.

- Ах, да, помню. Она возила тебя к своей портнихе. Это, кажется, величайшее доказательство женской дружбы.

- Как ты легко говоришь о ней, Джерард... и как холодно! и однако, я уверена, что ты ее любишь больше всех на свете.

- Конечно... и она заслуживает мою любовь за то, что оставалась мне верна в междуцарствіе брака без любви.

- Она как раз такая женщина, какая тебе годится в жены. С её красотой и светским тактом она поможет тебе удержать твое положеніе в обществе и разгонит пріятелей, вліяніе которых меня устрашает.

- Кто же эти пріятели, Лиліана?

- Все те, кто бывает в твоем доме, за исключеніем Джэка. Может быть, ты, скажешь, что Джэк тебе не пріятель, что у тебя с ним нет ничего общого, как вы говорите?

- И все-таки он мой пріятель. Хотя я согласен, что у нас разные взгляды на этику и веру. Я люблю его за то, что он прямодушен и силен, откровенен, и надежен, и добр... он такой человек, к которому я бы обратился в сомненіи и затрудненіи, в болезни и отчаяніи... честный, славный человек, Лиліана, человек, которому я почти с радостью отдаю то, что мне дороже всего в міре, мою единственную сестру.

Слезы навернулись на глазах Лиліаны при таких похвалах её жениху. Она не в состояніи была ответить словами и только протянула руку брату, и они просидели рука в руку некоторое время.

- Как я счастлива,-- пролепетала она, наконец,-- что нашла такого жениха и имею такого брата!

- А теперь скажи мне, почему тебе не нравятся мои пріятели?

- Потому что все они кажутся мне лживыми и пустыми людьми... фразёрами, щеголяющими поверхностным остроуміем, надменными пошляками, осмеивающими всякія верованія и все благородные мысли и чувства. Некоторые из них довольно забавны... например, Лароз, с его изящной небрежностью и толками об искусстве и литературе... м-р Гамбіер тоже, с его планами новых романов, которые - он дерзко объявил это мне - не при мне писаны.

- Бедный Гамбіер, это у него невинное тщеславіе. Самое страстное желаніе его быть поставленным на одну доску с Зола и быть отвергнутым библіотекой Мьюди.

- Но есть у тебя пріятель, чье присутствіе наполняет меня ужасом, хотя в обращеніи он любезнее всех остальных.

- В самом деле?

- Человек, который над всем смеется. М-р Джермин.

- Он никогда мне не предсказывал моей судьбы.

- Нет, он отказался даже от этой попытки. "У вашей сестры такое светлое выраженіе в лице,-- говорил он мне,-- что из него ничего нельзя вывести. Единственное, что я могу сказать - это что она рождена для счастія... но для натур такого рода никогда не знаешь, что значит счастіе. Иногда оно значит мученическій венец". Так ты не любишь Юстина Джермина?

- Я не столько не люблю, сколько боюсь его. Когда я с ним, то его общество мне невольно нравится. Он интересует и забавляет меня против моей воли. Но я боюсь его дурного вліянія на тебя.

- Моя дорогая Лиліана, все это твои девическія фантазіи. Дурное вліяніе,-- какой вздор! Ты не воображаешь ли, что жизненный опыт оставил мой ум в виде листа чистой бумаги, на котором первый встречный может писать, что ему вздумается? Джермин - мой знакомый, а вовсе не пріятель, и его вліяніе на меня равняется нулю. Он забавляет меня - вот и все - как и тебя своими хитрыми ухватками гнома и шарлатанскими пріемами. А теперь разскажи мне про Эстер Давенпорт. Ты видалась с ней последнія недели и помогала ей. Что опять с нею будет, когда ты уедешь?

- О! Мы будем писать друг другу. Мы будем всю жизнь дружны и, когда я поселюсь в Лондоне, будем часто видеться. Она будет приходить каждое воскресенье в церковь св. Лаврентія слушать проповеди Джэка.

- Это, конечно, очень пріятная перспектива для нея в будущем, но пока она остается без всяких ресурсов в настоящем и даже не имеет утешенія побеседовать хоть изредка с девушкой одного с ней воспитанія. Почему ты не уговоришь ее принять от меня капитал, который бы обезпечил ее с отцом?

- Я не особенно старалась уговаривать ее, Джерард. В душе я согласна с нею, что она не может принять такой помощи от тебя или кого другого. Она не может пожертвовать своей независимостью и принять милостыню от посторонняго человека.

- Я ей не посторонній. Я знаю печальную исторію её отца и он был викаріем моего отца. От этого я ей не посторонній. Мне думается, что никто из вас, ни ты, ни она, не понимаете положенія человека, располагающого большими средствами, чем ему нужно, и неизбежно бросающого тысячи на разные пустяки. Почему нельзя этому человеку пожертвовать несколькими тысячами для обезпеченія девушки, исторія которой тронула его сердце? Я бы положил капитал на её имя в банк и она бы получала доход с него из года в год, без всякого напоминанія об его источнике. В чем тут униженіе? отчего этого нельзя сделать?

- Оттого, что она не хочет. Зови ее гордой, если хочешь... Мне нравится такая гордость. Она довольна своей жизнью. Она много работает, но сама себе госпожа, работает на дому и может смотреть за бедным стариком-отцом, который непременно впал бы в прежній ужасный порок, еслибы она оставляла его подолгу одного или еслибы у них было больше денег в распоряженіи. Она говорила мне, что в бедности - его спасеніе.

- Печальная судьба для красивой, молодой женщины, которая при других обстоятельствах могла бы блистать в свете.

- Она не думает о свете и не считает себя жертвой. Ты понятія не имеешь, как она простодушна. Я сомневаюсь даже, чтобы она знала, что она хорошенькая, а если и знает, то не придает никакого значенія своей красоте. Она говорила мне, что была бедна всю жизнь и никто не обращал на нее никакого вниманія, кроме отца.

- И ты ничего таким образом не могла для нея сделать?

- По твоему, очень мало. Я не могла делать ей дорогих подарков; её гордость сейчас бы возмутилась. Я дарила ей книги и цветы; помогала насколько можно, не прибегая в роскоши, украсить её бедную гостиную. Мы вместе гуляли в Батерси-парке и в одно прекрасное утро она проехалась со мной до Вимбльдона, где мы позавтракали сладкими пирожками и фруктами, как две пансіонерки. Она была так весела в это утро, как еслибы совсем не знала никаких забот. Я сказала ей, что она кажется счастливее, чем была в Гельмсли, и она отвечала мне, что в те дни ее удручала мысль о грустном пороке отца, которого мы еще не знали; но что теперь, когда нам известно худшее, а он, кажется, исправился, она вполне счастлива. Право, это самая мужественная душа, какую я только встречала!

- Да, она стойкая девушка; но это тяжко, тяжко!-- сказал Джерард нетерпеливо и перестал разспрашивать Лиліану про Эстер Давенпорт.

Но в уме Джерарда разговор с Лиліаной оставил раздраженіе. Как ничтожны женщины, даже лучшія!-- думал он.-- Что за жалкія понятія о помощи, какія микроскопическія утешенія! Несколько книг и цветы, прогулка и угощеніе сладкими пирожками! Никакого усилія, чтобы вывести ее из мрака отчаянія... никакой попытки расширить её горизонт... пропуская золотой случай, потому что Лиліана могла бы успеть там, где я потерпел бы неизбежное фіаско. Будь Лиліана тверда и настойчива, она могла бы разсеять все колебанія и глупую спесь. Но нет, она предлагает бедной подруге несколько цветов и две-три книжки и убаюкивает себя мыслью, что бедная мученица действительно вполне счастлива, что швейная машина и дрянная квартира вполне достаточны для её счастія. Помилуйте! моим служанкам лучше живется: у них лучше помещеніе, пища и больше развлеченій. Это нестерпимо!"

Он решил, что не пойдет больше в Чельси. Он и в первый раз насильно, так сказать, ворвался к ней; но два дня спустя после отъезда Лиліаны им овладело непреодолимое желаніе снова увидеть Эстер Давенпорт.

Он зашел в книжную лавку на Кангс-Роде и купил лучшее изданіе поэм Шелли, какое только мог найти, а у цветочницы купил большой букет роз и вместе с этими дарами появился в маленькой гостиной.

- Так как сестра уехала, то я позволил себе придти вместо нея,-- сказал он, пожав руки отцу и дочери.

- Милости просинь, м-р Гиллерсдон,-- отвечал старик.-- Мы будем очень скучать по вашей сестре. Её посещенія радовали нас больше, чем что другое. Я не знаю даже, что мы будем без нея делать.

- Я буду ждать будущого года: когда мисс Гиллерсдон будет м-с Кумберленд,-- сказала мягко Эстер,-- и когда мне можно будет помогать ей в приходских делах.

- О! Я найду часок-другой в неделю, и дело это меня очень интересует. Что за чудные розы!-- вскричала она, когда он положил букет на маленькій столик, где лежала раскрытая книга.

іе цветы, я вижу,-- прибавил он, поглядывая на красные и белые маки в темной вазе:-- но я надеюсь, что найдется место и для этих.

- Конечно; но мои бедные маки совсем сконфузятся от соседства таких красавиц.

- И я принес... сестра просила меня принести вам Шелли,-- пробормотал он, странно смущаясь в присутствіи этой женщины и неловко кладя на стол книгу в красивом переплете.

- Неужели?-- спросила Эстер с удивленіем.-- Я не думаю, чтобы Шелли был в числе её любимых поэтов. Я помню, она как-то говорила мне, что ректор запретил ей читать что-либо из Шелли, кроме избранных кратких поэм. Вероятно она называла кого-нибудь из других поэтов, но память изменила вам. Лиліана подарила мне целую библіотеку своих любимых поэтов и прозаиков.

Она указала на целый ряд книг, стоявших на полке одного из низеньких шкафиков, и Джерард подошел взглянуть на них.

его тонкой сенсуальностью и душной тепличной атмосферой. Не было Шелли, с его проповедью бунта против законов, человеческих и божеских; ни Росетти, ни Суинберна, ни даже Байрона, хотя музу его, если к ней прикинуть мерку позднейших поэтов, можно облечь в передник пансіонерка и кормить бутербродами. Единственным гигантом между ними был лауреат {Теннисон.} и был роскошно представлен в полном изданіи.

- У вас нет Шелли,-- сказал Джерард,-- а потому мои ошибка кстати.

- Но если м-р Гиллерсдон не позволяет дочери читать Шелли...-- начала Эстер.

- Мой достойный родитель принадлежит к школе слишком абсолютной, школе, не признающей за человеческим умом никакой индивидуальности или стоицизма и полагающей, что прочитать беззаконную книгу значит сделать первый шаг на пути беззаконія. Вы слишком умны, чтобы вас мог своротить направо или налево поэт, как бы он ни был геніален. Между тем не знать Шелли - значит не знать величайшого наслажденія, какое может дать поэзія. Я растворяю вам дверь в неизведанный рай. И завидую тому наслажденію, какое вы испытаете при чтеніи Шелли в полном расцвете вашего ума.

- Вы смеетесь надо мной, когда говорите о моем уме,-- весело сказала она.-- Что касается вашего Шелли, то я вперед знаю, что он мне понравится меньше, чем Теннисон.

іяет на вас: форма или краски. В Теннисоне мы восхищаемся спокойной красотой и гармоническими линіями греческого храма, в Шелли - великолепіем и роскошным колоритом нового Іерусалима, каким его описал св. Іоанн в своих экстаэах.

Они разговорились о литературе. Диккенс и Чарльз Ламб были любимыми писателями Эстер, а как романиста она всем предпочитала Бульвера. Талант Теккерея она признавала, но считала его слишком унылым.

- Я нахожу, что для людей, жизнь которых не удалась, философія Карлейля - самая подходящая.

- Но Карлейль еще унылее Теккерея. Его проповедь - проповедь скуки.

- Нет, нет. Это проповедь труда и благородных усилій. Он учит презирать ничтожные вещи.

с бодростью и энергіей дочери.

Он опять толковал про свое слабое здоровье, про невральгическія боли, которых ни один доктор не мог понять или облегчить.

Джерард просидел до десятого часа, просидел бы и долее, еслибы Эстер не сказала ему, что имеет привычку прогуливаться с отцом по вечерам с часок времени. При этом намеке он взял шляпу и проводил отца с дочерью до набережной, а там распрощался с ними и пошел своей дорогой.

"Как она мила,-- думал он,-- но как холодна! Она больше похожа на статую, чем на живую, страдающую женщину. Старику тяжко дается исправленіе. Бедняга... ему очень хотелось бы, думается мне, выпить".

іем поедал его, как бы обоняя запах бордоских или бургундских вин в этих англійских плодах. Его посещенія и дары стали как бы решенным делом. Книги были единственным удовольствіем Эстер и она часто за полночь сидела за ними, хотя уже с восьми часов утра усаживалась за швейную машину.

ій Вест-Энд превратился в пустыню, а Джерард все еще не уезжал из Лондона, милліонер Джерард, которому доступны были все роскошнейшія места, где отдыхают от зимних удовольствій богачи. Пріятели надоели ему хуже горькой редьки своими разспросами и предложеніями, прежде чем сами пустились в путь.

Те таинственные недуги, о которых только и слышишь в конце сезона, разогнали своих жертв в разные стороны; армія мучеников экземы и подагры невыразимо скучали в Оверни; ревматики направились в Германію; слабогрудые и с разстроенными нервами играли в теннис в Сен-Морисе; охотники наводнили Шотландію, а рыболовы - Норвегію. Тунеядцы, которым нужны только красивые костюмы и игра в баккара, находились в Трувилле, Эгрета, Параме, Динаре и Діэппе.

Оставаться в Лондоне после половины августа было таким чудовищным и безобразным поступком со стороны человека, что он должен был в собственных даже глазах оправдываться, пріискав какой-нибудь приличный предлог.

ій. Тишина, царившая в его доме, свободном от посетителей, нравилась ему больше, чем прекраснейшій отель в Европе, с мраморными лестницами и цветниками, как "Великобританія" в Белладжіо или лихорадочные va-et-viens, как в комфортабельном "Швейцергофе" в Люцерне.

Он хотел покоя и находил его у себя дома, где все его капризы и идіосинкразіи были предусмотрены.

К чему уезжать из Лондона? Из приглашеній, полученных им, мог бы образоваться хорошенькій томик in-octavo, еслибы он захотел увековечить эти доказательства почитанія, каким общество окружает Маммона. Эти приглашенія были составлены в самых лестных фразах, какія только могли подействовать на самолюбіе и тщеславіе человека. Его приглашали в замки Шотландіи, в окруженные рвами житницы Варвикшира, в помещичьи дома и охотничьи домики Іоркшира, в леса и болота севера, в Дартмор и Эксмор, в Коннемару и Керри, на все пункты компаса Британских островов и даже в замки Франціи, в охотничьи дома Сербіи, Богеміи и Венгрія, и Бог знает еще куда.

Его ответом на все эти гостепріимные приглашенія был один отказ. Здоровье не позволяло ему воспользоваться такими соблазнительными предложеніями. Отказы эти писались его секретарем и вызывали много критических и едких замечаній насчет наглости новых богачей.

Таким образом август подходил в концу и газеты, не поглощенные больше парламентскими отчетами, облеклись в перья крикливых сов и посвящали ежедневно свои столбцы холере, а для развлеченія читателей печатали ряд писем о таких животрепещущих вопросах, каковы: что делать нам с пустыми жестянками из-под сардинок? или: представляется ли театр безопасной профессіей для дочерей клерджименов? или же, наконец, каким образом повеселиться три недели, владея всего лишь пятифунтовой ассигнаціей?

іях и ни разу не пришлось им поговорить или взглянуть друг другу в глаза без свидетелей. Страстное желаніе овладело им повидаться с нею наедине и в один прекрасный день он отправился в Чельси в такой час, когда знал, что старик читает газеты в даровой читальне. Но лэндлэди, отворявшая ему дверь, объявила, что мисс Давенпорт занята и ее ни в каком случае нельзя отрывать от работы.

- Вы можете, по крайней мере, сказать ей, что я пришел и был бы рад видеть ее, хотя бы на несколько минут,-- сказал Джерард, и так как он часто давал этой женщине "на чай", то она и пошла исполнить его порученіе, но вернулась почти немедленно, говоря, что мисс Давенпорт занята спешной работой, которую должна кончить к сроку, и не может отойти ни на минуту от швейной машины.

И действительно, стук ненавистного колеса доносился до него в то время, как женщина докладывала ему, и Джерард вышел из дома, сердясь на судьбу и на жизнь... и даже на девушку, отказавшуюся его принять.

"Это гордость, упрямство, безсердечность!-- говорил он себе в досаде.-- Она знает, что я ее обожаю... что я могу превратить её жизнь в один сплошной праздник, что я владею ключом ко всему, что есть в міре прекрасного или пріятного, и тем не менее продолжает вертеть это проклятое колесо. Она предпочитает быть рабыней немецкого портного, чем моей повелительницей".

В этом злобном настроеніи ума очутился он лицом к лицу с Юстином Джермином, всего лишь в нескольких шагах от дверей м-ра Давенпорта.

- Я был там, исходил их с ранцем за плечами, точно геттингенскій или гейдельбергскій студент; испил до дна чашу наслажденій в придорожных трактирах, провел целую летнюю ночь на Брокене и грезил о Мефистофеле и ведьмах. Но в один прекрасный день вдруг возъимел фантазію вернуться в Лондон и поискать вас. Я слышал от Роджера Лароза, что вы обратились в пустынника и ведете затворническую жизнь в доме, который он для вас выстроил, и я, будучи и сам отчасти пустынником, почувствовал к вам симпатію.-- Не колесо ли это Гретхен слышал я, проходя мимо дома, где вы сейчас были?

- Я не имею понятія о том, что вы слышали; но хотел бы знать, что собственно привело вас в этот околоток.

- Любопытство и прыткая извозчичья лошадь. Я видел, как вы поехали в эту сторону в то время, как собирался перейти через дорогу у Альбертовых ворот с намереніем навестить вас. Но безполезно было идти к вам в дом в то время, как вы уезжали из него, поэтому я нанял извощика и велел ему ехать за вами, и когда он довез меня до этой улицы, то я отпустил его, как-раз в тот момент, как вы отпустили своего. Я перешел на ту сторону улицы, пока вы разговаривали с женщиной, отворившей вам дверь. Вы были слишком поглощены своими мыслями и не заметили меня, а в открытое окно я увидел девушку за швейной машиной, с бледным гордым лицом, которое все вспыхнуло, когда женщина возвестила о вашем визите.

- И вы воображаете, что я допущу такое шпіонство?! Каковы бы ни были ваши дарованія, м-р Джермин, будь вы пророк, волшебник или частный сыщик, но я должен попросить вас изощрять свои таланты на других людях, а меня оставить в покое.

- Пустяки,-- сказал он:-- вы притворяетесь, что сердиты, но это неправда. Никто на меня не сердится. Я пользуюсь привилегіей говорить правду; я - общественный шут. Дайте мне быть вашим шутом. Дайте мне привилегію, какую давали императоры былого времени своим шутам. Вы увидите, что я более пріятный собеседник, чем ваши собственные мысли.

- Оне довольно мрачного свойства в настоящую минуту,-- отвечал Джерард, сразу покоряясь неведомому вліянію, противостоять которому он не мог.

Он не знал, какого рода сила, действіе которой он на себе испытывал, но знал, что она безусловно покоряет его. Он обращался в вещь в руках Джермина и тот мог вертеть им, как вздумается.

ір? Нелепо! Если у вас есть желанія, осуществляйте их. Если на вашей дороге стоит человек, купите его. Всех мужчин можно купить (это старинная аксіома первых министров, начиная от Вольсея до Вальполя) и почти всех женщин. Вы - безумец, когда тратите себя на неисполнимые желанія, которые означают лихорадку и безпокойство. У вас есть peau de chagrin, талисман власти - в вашей чековой книжке.

- Да, peau de chagrin - мы можем признать в ней аллегорическую фигуру, представляющую силу денег в век прогресса и цивилизаціи, но, владея этой силой, я должен помнить и о возмездіи. С каждым исполненным страстным желаніем талисман сёживается и жизнь его владельца сокращается.

- Нет, мой друг, неисполненные желанія, неосуществленные надежды, обманутое честолюбіе, безнадежная любовь - вот что сокращает нашу жизнь. С исполненіем наступает пресыщеніе, а пресыщеніе значит покой. Опасность заключается к мучительном голоде, какой возбуждает желаніе, а не в его удовлетвореніи.