Джерард.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ГЛАВА XV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛАВА XV. (старая орфография)

XV.

Из всех мужчин, каких Джерард знал, Юстин Джермин был последним, которого он сознательно выбрал в поверенные и советчики. Этот человек внушал ему тайный страх. Он считал его лживым, ненадежным, полу-шарлатаном, полу-дьяволом; и со всем тем его притягивал к нему непреодолимый магнетизм. Вместе с тем он так нуждался в дружеском ухе, в которое он мог бы изливать свои эгоистическія жалобы, что после попытки отделаться невежливостью от Джермина он кончил тем, что пошел с ним в загородный ресторан. Там они курили и лениво болтали о людях, до которых им в сущности не было никакого дела. У Джермина был вообще очень злой язык, но так как он был мужчина, то всего больше доставалось от него слабейшему полу.

- Я думаю, что вообще мужчины ненавидят всех женщин, за исключеніем той одной, которую они обожают,-- сказал Джерард задумчиво.-- Между обоими полами существует такой же естественный антагонизм, как между собакой и кошкой. Пустите девочку играть с маленькими мальчиками, и еслибы не боязнь старших, то через час игры от нея остались бы только клочья, как от Іезавели, когда ее растерзали собаки. Все мальчишки напустились бы на нее. Они сначала выдрали бы ей волосы и исщипали бы ее, а затем дикарь проснулся бы в них и они бы ее убили. Вспомните, как сипаи обращались с женщинами во время ост-индского мятежа! Эта дьявольская жестокость не что иное, как прирожденная ненависть к другому полу, выражающаяся при первой возможности. И ваши ядовитые замечанія о м-с Фонтенель и хорошенькой мисс Винцент не что иное, как цивилизованная форма той же ненависти.

- Может быть,-- согласился Джермин.-- Но я с своей стороны скорее люблю коллекцію женщин, как энтомолог любит коллекцію бабочек. Я люблю накалывать их булавкой на пробку и мучать, и заключать об их будущем на основаніи их антецедентов.

- И вы не верите в непоколебимую честь честных женщин?

- Нет, не верю в честь ради чести. Есть женщины, которые из гордости проходят всю жизнь с незапятнанной репутаціей, подобно тому, как индійскій фанатик будет держать руки над головой до тех пор, пока оне окоченеют и высохнут, ради того, чтобы его почитали другіе люди. Но честь ради чести, честь в вертепе, где никто ее не хвалит, честь при дворе Людовика Великого или Карла Малого - этого рода чести, любезный Гиллерсдон, я не верю. Помните, что я матеріалист из матеріалистов. Мой ум и мои мненія, быть может, естественный продукт разлагающагося общества.

- И вы думаете, что честная женщина - женщина, девическая жизнь которой прошла в чистых и святых помыслах, идеалом которой служит Богоматерь - вы думаете, что такая женщина может пережить потерю своего доброго имени и быть все-таки счастливой?

- Без сомненія, если она получит соответственную награду - преданного любовника, роскошную жизнь и обезпеченную старость. Терніем в розах безчестія является не потеря чести, но страх нищеты. Женщины без имени, лежащія на шолковых подушках своих ландо, трепещут при мысли, что окружающая их роскошь может быть так же скоротечна, как цветы в саду, живущіе один сезон - и только. Поверьте мне, любезный Гиллерсдон, мы даром тратим свое состраданіе, когда воображаем, что этих дам смущает воспоминаніе о невинном детстве, о приходской церкви, о воскресной школе, где оне учили деревенских ребятишек, о родителях с разбитыми сердцами и огорченных сестрах. Деньги, способы их добыванія - вот о чем думают эти бабочки, когда мысли их не заняты наслажденіями минуты. Умные копят деньги или ухитряются выйти замуж за богатых людей. Глупые - не думают о завтрашнем дне и кончают дни в грязи и нищете. Но угрызенія совести... сожаленія... разбитые сердца...-- все это фантазіи, мой любезный Гиллерсдон, одне фантазіи!

Попутный извозчик отвез молодых людей обратно в город и, подъезжая к Королевским воротам, Джерард пригласил своего спутника отобедать с ним. В словах Юстинна Джермина не было ничего нового, но их дешевый цинизм нравился Джерарду. Когда человек задумает злое, ничто так ему не пріятно, как когда ему говорят, что это - сущность жизни, что порок, соблазняющій его, есть общее достояніе людей, а потому не есть вовсе порок.

Они отобедали tête-à-tête в зимнем саду, где теплый ветерок играл в листьях пальм и пахло розами. Обед был само совершенство, вина отборные, и гость Гиллерсдона оказал им подобающую честь, между тем как сам хозяин ел мало и пил только содовую воду.

- Фортуна, которая благоволить к вам во многих отношеніях, не наградила вас хорошим аппетитом,-- сказал Джермин, когда он вторично наложил себе на тарелку chaud-froid из овсянок.

- Пища и питье так убійственно однообразны,-- отвечал Джерард.-- Я думаю, что мой chef - артист, но его произведенія мне надоедают. Они разнообразны скорее по названію, нежели по существу. Все его menus я знаю наизусть.

- Вы владеете милліонами всего лишь год с небольшим и уже научились их презирать. Поздравляю вас!-- сказал Джермин.

- Ах, вы забываете, что всем этим я пользовался раньше, хотя и в чужих домах. Деньги вряд ли могут доставить мне что-либо неизведанное, как не могли доставить Соломону; а у меня нет Савской царицы, чтобы позавидовать моему великолепію. Никто не завидует в наше время милліонерам. Милліонеры слишком обыкновенны. Они живут во всех улицах Майфера. Чтобы заслужить чью-нибудь зависть, надо иметь билліон.

- Вы начинаете считать себя бедняком?-- сказал Джермин с веселым смехом над человеческим безразсудством.-- Какой-нибудь год тому назад вы собирались убить себя из-за денежных затрудненій... неоплаченных счетов портных и сапожников. Еще пройдет год... и вы зарядите тот же револьвер, чтобы положить конец существованію, лишенному для вас всякого интереса. Соломон не был таким безумцем. Право, я думаю, что этот великій царь был просто величайшим шутником, какого только исторія может представить для созерцанія современных мыслителей... Человек, который умел отлично философствовать о суете мірской и вместе с тем пить до дна чашу наслажденій! Суета сует, говорит философ, а глядь! невольничій рынок поставляет царю избраннейших красавиц. Суета сует, а глядь! корабли приходят в гавань, нагруженные слоновой костью и пурпуром Тира и золотом Офира для царя. А постройка громадного храма на горе доставляет неизсякаемый интерес и служит забавой Соломону во всей его славе... Я думаю, Гиллерсдон, что если бы я был так богат, как вы, то единственная вещь, по которой бы я сокрушался - это, что деньги не могут вернуть мне ни единого мига былой славы. Мы можем подражать великолепному прошлому, но не можем воскресить его. Билліоны не вернут нам его назад. Вся живописность и красота жизни опошлена дешевизной сообщеній. Из края в край слышны все те же грубые, пошлые голоса. Немецкій и англійскій говор звучит в ушах в кроткой Тоскане; конки возят толпы лондонских зевак по холмам Алжиріи; верблюды, нагруженные вульгарными существами из Лондона и Нью-Іорка, наводняют пустыню, где Исаія бродил под открытым небом. Гора, где поклонники Ваала ждали знаменія от своего бога, долина Іосафата стали так же банальны, как любой сквер или парк. Романтическій дух исчез с нашей опошлившейся планеты и милліарды золотых монет не вернут его больше ни на один миг.

- Я бы с охотой оставил прошлое в покое, лишь бы быть счастливым в настоящем. Вот в чем затрудненіе.

- О! я всегда счастлив! у меня бывают прихоти, но не, бывает страстных влеченій. Единственные непріятности мои - климатическія. Пока светит солнце - я доволен.

- Если вы допили ваше вино,-- сказал Джерард: - то пойдемте в мою берлогу.

- С удовольствіем.

Они пошли наверх, в комнату, где прибит был в стене талисман Джерарда, закрытый японской занавесью.

Он не раздвигал занавески с той самой ночи, как впервые встретился с Эстер Давенпорт, и когда неверная линія, проведенная его пером, показала ему, что элемент безпокойства и тревоги вошел в его жизнь.

Сегодня он устало опустился на обычное кресло и тяжкій вздох вырвался у него, когда он отстранил книги, лежавшія перед ним на столе, и взглянул на портрет своей суженой.

Джермин обходил комнату и разглядывал все в ней с веселым видом.

- Совсем как моя комната!-- проговорил он.-- Когда я гляжу на эти вещи, то мне становится грустно. Мои все проданы, разсеяны по белому свету. Я отказался от квартиры в этом полуразрушенном доме: слишком мрачно для человека веселого нрава. У меня есть теперь pied-à-terre в Париже.

- Ах, я никогда не сообщаю своего адреса. Это одна из моих особенностей. Но если я когда-нибудь встречу вас на бульваре по выходе из театра, то приведу ужинать в свою берлогу и угощу таким же прекрасным марго или лафитом, ж и та мадера, которая вам так пришлась по вкусу в ту ночь... Клянусь Юпитером! это мой портрет из черного мрамора! Откуда вы его достали?

Портрет оказался бюстом Пана, но черты и выраженіе античного бога были чертами и выраженіем Джермина. Допустите фантазію художника приделать козлиные уши бюсту и бюст действительно можно было принять за портрет прорицателя.

- Кто скульптор?-- спросил Джермин, с детским удовольствіем разглядывая бюст.

- Это антик из коллекціи сэра Гумфри Скандервилля. Я нашел его на днях у Кристи и купил как наилучшую замену черного мраморного бюста, какой я видел на вашей квартире.

- Вы, должно быть, очень любите меня, Гиллерсдон, что поставили у себя мой портрет.

- Люблю вас? Ни мало! Я терпеть вас не могу, но... люблю ваше общество, как человек любит опіум. Это дурной вкус и он знает, что опіум ему вреден, и однако принимает его... жаждет его, не может без него обойтись. Я не мог успокоиться, пока не добыл ваш портрет, и теперь этот искривленный рот, сходный с вашим, вечно смеется над моей грустью, моими сомненіями, моим отчаяніем. Эта чувственная улыбка во весь рот, это наслажденіе чисто животною жизнью постоянно напоминает мне, каким жалким созданіем являюсь я с языческой точки зренія... как решительно неспособен я наслаждаться жизнью в пантеистическом вкусе, как крепко во мне сознаніе всеобщого человеческого удела... смерти.

- "Смерть здесь и смерть там,

"Везде и повсюду царить смерть..."

- цитировал Джермин.-- Какой веселый поэт Шелли! Отличный арфист, слова нет, но на его арфе всего одна только струна: смерть, тленіе, уничтоженіе. Было бы просто непоследовательно, еслибы он прожил так же долго, как Вордсворт. Но почему мой портрет наводит на вас мрачные мысли, не понимаю. Мой прототип и я - существа веселые.

- Ваша веселость подчеркивает мое уныніе.

- Уныніе - при молодости, красивой наружности и девяноста тысячах фунтов дохода!

- Этого более чем довольно для счастія, будь я владельцем; но я ведь только арендатор и знаю, как краткосрочна моя аренда. Да, я знаю это, Джермин. Я знаю, что я - халиф на час.

- Старайтесь как можно лучше воспользоваться временем, каким можете располагать. Быть богатым и молодым - значит владеть міром. Нет такого цветка в саду жизни, какого бы вы не могли сорвать.

ія... только одну, и не смею ею воспользоваться.

И в припадке эгоистической откровенности он рассказал человеку, которого не уважал и которому не доверял, все свои секреты... как он увидел Эстер Давенпорт на эстраде концертной залы и как с тех пор тщетно старается отделаться от обаянія, неотразимо притягивающого его к ней.

- Мы ни разу не виделись с ней наедине, но я знаю, что она меня любит,-- заключил он.

- Чего же вам больше надо? Неужели вы оставите ее за швейной машиной, когда можете превратить её жизнь в сплошной праздник?

- Она не такая женщина, чтобы поддаться на какіе-либо соблазны. Что-ж? вы посоветуете мне бросить всякія светскія соображенія и жениться на ней?

іон.

- Да, я связан с нею и как честный человек обязан жениться на ней.

- Хотя по уши влюблены в Эстер Давенпорт?

- Я больше чем влюблен, я просто околдован. Я пытался уехать из Лондона, забыть ее... и не могу.

- И довольствуетесь созерцаніем её хорошенького личика. Почему вы не спровадите старика?

іе отца - она меня не приняла. И ничто не заставит ее разстаться с ним.

- Может быть; но очень легко его убедить разстаться с нею. Неужели, вы думаете, ему не надоела его теперешняя жизнь? Разве вы не знаете, что значит исправленіе для закоренелого пьяницы? Это значить воздержаніе от вина, то-есть такое существованіе, которое для него хуже смерти. Это значить вечное томленіе, жажду, такую же мучительную, как у путника в африканской пустыне; но только он жаждет водки, а не воды. Дайте ему возможность, и он тотчас же впадет в прежній порок.

- И вы намекаете, чтобы я дал ему эту возможность? Нет, Джермин, я не так низок.

- Я ничего не намекаю. Но если вы хотите завладеть дочерью, то должны отделаться от отца. Вы предлагали деньги дочери - она отказалась; предложите их прямо отцу, и даже не как пособіе, а как заем. Да мало ли других средств. Вы говорите, он хорошо знает или знал классическіе языки? Займите ему написать для вас книгу, дайте ему литературное порученіе, которое доставит ему необходимый предлог, чтобы проводить все свои вечера вне дома.

- Какой я был бы негодяй, еслибы принял ваш совет!

ія. Исправленіе бывает только кажущимся, но при первой же возможности пьяница набрасывается на вино с тем большим увлеченіем, чем долее он был его лишен. Я столько же верю и исправленіе м-ра Давенпорта, как " Верхняя Церковь" верит в то, что Іисус Навин остановил солнце.

Разговор перешел на другіе предметы. Было поздно, когда они разстались, и когда Джермин ушел, Гиллерсдон подошел и стене, к которой прибил свой талисман, отдернул занавес, затем подошел к столу и опустил перо в чернильницу. С каким-то внутренним бешенством он провел пером линію по бумаге. Он решил, что линія эта будет сделана твердой и смелой рукой; но увы! она оказалась слабее предъидущей и ясно указывала на усиліе больного человека.

"Д-р Соут и Юстин Джермин правы,-- подумал Джерард.-- Страстные чувства подкашивают жизнь человека... и пуще, всего безнадежная страсть... пуще же всего борьба между долгом и страстью. Я повидаюсь завтра с Соутом, и если он скажет мне, что состояніе мое ухудшалось, то..."

Он не договорил даже про себя то, что замыслил. Он провел безпокойную ночь; сон его был прерывистый и полон виденій... Он видел Николая Давенпорта во всевозможных странных и унизительных видах.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

ія в Гомбурге и собирался ехать отдохнуть в Бремер.

Паціентов не было в пріемной, потому что все думали, что доктор находится в отсутствіи, и когда Джерард послал свою визитную карточку, он был немедленно введен в кабинет. Д-р Соут взглянул на него из-за груды распечатанных писем с пріятной улыбкой.

- Мой маленькій паціент из девонширского викаріата,-- весело проговорил он. Но вдруг, зорко оглядев его, прибавил иным уже тоном: - Однако вам на вид хуже, чем в последній раз, как вы у меня были, м-р Гиллерсдон. Что с вами? Боюсь, что вы не послушались моего совета.

- Может быть,-- мрачно ответил Джерард:-- вы советовали мне прозябать, а не жить, превратиться в рыбу, чуждую всяким волненіям и впечатленіям.

- Я не запрещал вам пріятные впечатленія. Я советовал только избегать тех бурных страстей, которые разрушают организм человеческій.

- Вы хотите сказать, что она уже замужем?

- Нет; но есть другія причины...

- Если это только вопрос об общественном неравенстве, то пренебрегите им и женитесь. Вам нельзя быть несчастливым. Разочарованіе, которое другому человеку сойдет даром, на вас отразится роковым образом. Вы не такого сложенія, чтобы быть несчастливым.

- Скажите мне прямо и откровенно, сколько мне остается жить.

Когда д-р Соут выслушал и выстукал своего паціента, лицо его было серьезно, но профессіонально непроницаемо и по его выраженію нельзя было бы решить, какого он мненія о положеніи больного.

- Ну?-- спросил Гиллерсдон: - мне хуже, чем в прошлый раз?

- Во всяком случае не лучше.

- Ради Бога, говорите правду!-- закричал Джерард грубо, но вдруг спохватился:-- простите, доктор, но я хочу знать правду, только правду. Как вы меня находите?

- Проживу я год... два... три года? сколько вы мне даете лет жизни?

- При бережном уходе вы можете прожить еще несколько лет... скажем так, лет десять... Но если вы будете волноваться, вы не долго протянете. Волненія, заботы, тревоги ускорят ваш конец. С грустью должен сказать вам это.

- Благодарю вас за то, что вы мне сказали правду. Мне важно это знать. Я постараюсь быть счастливым, как могу.

- Женитесь на женщине, которую вы любите, хотя бы она была горничной,-- сказал доктор с добротой,-- и пусть она ухаживает за вами в каком-нибудь скромном убежище, вдали от треволненій света и политики. Вы должны, само собой разумеется, отправиться на юг до наступленія зимы. Я бы рекомендовал Сорренто или Корсику. Богатство даст вам возможность окружить себя всею роскошью, благодаря которой человеку легко живется.